Глава 3. я переживаю эпидемию черной чумы 2 страница

- Отлично, - он самодовольно усмехнулся. – Пока Морковка, - он смотрел прямо на мои волосы. – Ой, прости, Клара.

Я покраснела, как помидор.

- И тебе того же, Ржавый зад, - ответила я на колкость, но он уже спешил прочь.

Превосходно. Я в этой школе меньше, чем пять часов, и уже нажила себе двух врагов самим фактом своего существования.

- Ведь говорила, что он заноза, - посочувствовала мне Венди.

- По-моему, это явное преуменьшение, - ответила я, и мы обе засмеялись.

Первой, кого я увидела, зайдя на следующий урок, была Анжела Зебрино. Она сидела в первом ряду, склонившись над тетрадью. Я села на несколько рядов подальше, и стала осматривать класс и портреты английских монархов, развешанные по стенам. На большом столе в передней части класса красовалась модель Тауэра из палочек от мороженого и Стоунхендж из папье-маше. В одном углу комнаты стоял манекен в кольчуге, в другом – широкая деревянная доска с тремя отверстиями – настоящие колодки. Кажется, будет интересно.

Постепенно собирались другие ученики. Когда прозвенел звонок, из задней комнаты появился учитель: костлявый парень с длинными волосами, забранными в хвост, и в огромных очках, но с учетом одежды (сорочка с галстуком, черные джинсы и ковбойские сапоги), он казался довольно симпатичным.

- Привет, меня зовут мистер Эриксон. Добро пожаловать на весенний семестр Британской истории, - сказал он и, схватив со стола банку, встряхнул бумажки внутри неё, - думаю, сначала мы разделимся. В этой банке десять бумажек со словом «крестьянин», если вы вытянете её, то вы, фактически, раб. Три бумажки со словом «церковник», если вам попадется такая, то вы - духовное лицо: священник или монашка.

Он посмотрел в дальний конец класса, где в дверь проскользнул ещё один ученик.

- Кристиан, рад, что ты к нам присоединился.

Мне понадобились все мои силы, чтобы не обернуться.

- Простите, - услышала я, - этого больше не повторится.

- Если повторится, проведешь десять минут в колодках.

- Этого, определенно, больше не повторится.

- Отлично, - продолжил мистер Эриксон. – Так, на чем я остановился? Ах, да. На пяти бумажках написано «лорд» или «леди». Если вы вытянули такую, поздравляю, вы владеете землей, а так же, возможно, одним или двумя крестьянами. На трех написано «рыцарь» - ну, это понятно. И на одной, только на одной единственной написано «король», если вы вытянете такую – будете всеми нами править.

Он передал банку Анжеле.

- Я буду королевой, - провозгласила она.

- Увидим, - ответил мистер Эриксон.

Анжела вытащила бумажку из банки и прочитала, её улыбка погасла – «Леди».

- Я бы не расстраивался по этому поводу, - утешил её учитель. –У вас будет относительно хорошая жизнь.

- Ну да, только если я хочу, чтобы меня продали самому богатому из тех мужчин, что захочет на мне жениться.

- Тушé, - признал учитель. – Прошу всех любить и жаловать, леди Анжела.

Он обходил комнату, называя учеников по именам.

- Хмм, рыжие волосы, - отметил он, дойдя до меня. – Возможно, ты ведьма.

Кто-то позади издал смешок. Я бросила взгляд через плечо и увидела невыносимого братца Венди, Такера, который сидел прямо позади меня. На лице его играла дьявольская усмешка.

Я вытащила бумажку – Церковник.

- Очень хорошо, сестра Клара. А теперь вы, мистер Эвери.

- Рыцарь, - прочитал он, явно довольный собой.

- Сэр Такер.

Роль короля досталась парню по имени Брейди, которого я не знала, но, судя по мускулам и по тому, что принял свою роль, как нечто заслуженное, а не случайную удачу, он был футбольным игроком.

Кристиан оставался последним.

Ах, - с фальшивой скорбью протянул он. – Я - крестьянин.

После этого, мистер Эриксон прошелся по классу с игральными костями, чтобы определить, кто из нас переживет эпидемию Черной чумы. Шансы на доброе здравие у крестьян и церковников, ухаживащих за больными, были невелики, но каким-то чудом я выжила. За это мистер Эриксон дал мне бейдж, на котором было написано – Я пережила Черную чуму. Что ж, мама будет мной гордиться.

Кристиану не повезло, он получил карточку с черепом и скрещенными костями, на которой было написано – Я умер во время Черной чумы. Мистер Эриксон зафиксировал его смерть в своей тетради, где отмечал ход наших жизней. Он заверил нас, что настоящие правила жизни и смерти, конечно же, работают не так, как в этом упражнении. И все же, я не могла не увидеть в скоропостижной кончине Кристиана дурной знак.

Когда мы вернулись домой, мама ждала нас у входной двери.

- Расскажи мне все, - скомандовала она, как только я перешагнула через порог. – Я хочу все знать. Он ходит в ту же школу? Ты видела его?

- О да, она его видела, - ответил Джеффри, не позволив мне даже слова сказать. – Увидела и отключилась прямо посреди коридора. Вся школа теперь об этом болтает.

Глаза у мамы стали очень большими. Она повернулась ко мне, а я пожала плечами.

- Я же говорил, что она в обморок грохнется, - повторил Джеффри.

- Ты гений, - мама потянулась, чтобы потрепать его по волосам, но Джеффри увернулся от её руки и проворчал:

- Я ещё и очень быстрый.

- Я приготовила для вас на кухне жареную картошку с сальсой, - сказала мама.

- Что произошло? - спросила она, когда Джеффри удалился набивать желудок.

- Да, вобщем-то, как и сказал Джеффри. Просто вырубилась прямо перед всеми.

- Ох, дорогая, - мама сочувствующе посмотрела на меня.

- Когда я очнулась, мне помогла одна девушка, с которой я, кажется, подружилась, а потом… - я сглотнула. – Он вернулся с медсестрой и отнес меня в медицинский кабинет.

У неё челюсть отвисла от удивления. Никогда не видела её столь удивленной:

- Он отнес тебя?

- Да, как рыцарь прекрасную даму.

Она рассмеялась, а я выдохнула.

- Ты уже рассказала ей, как его зовут? – раздался голос Джеффри из кухни.

- Да заткнись ты, - отозвалась я.

- Его зовут Кристиан, - продолжал Джеффри. – Наш ангелочек Клара будет спасать парня по имени Кристиан[4], представляешь?

- Да, в этом есть некоторая ирония, - мама мягко улыбнулась мне. – Зато теперь ты знаешь, как его зовут.

- Да, - я не могла не улыбнуться в ответ. – Теперь знаю.

- Теперь все происходит на самом деле, и скоро все кусочки паззла сложатся воедино, - теперь она выглядела более серьезной. – Ты готова к этому, детка?

Я думала об этом неделями, многие годы знала, что когда-нибудь мое время наступит. Но готова ли я?

- Думаю, да, - ответила я.

Надеюсь.

ГЛАВА 4. РАЗМАХ КРЫЛЬЕВ

(Переводчик: lialilia, Редактор: [unreal])

Мне было четырнадцать, когда мама рассказала мне об ангелах. Однажды за завтраком она объявила, что отпросила меня из школы на сегодняшний день и что мы отправляемся на пикник, только я и она. Мы высадили Джеффри у школы и проехали почти тридцать километров от нашего дома в Маунтин-Вью до «Большого Бассейна Секвойи»[5], расположенного в горах, вблизи океана. Мама припарковалась, перебросила рюкзак через плечо и, сказав «Кто последний, тот тугодум», направилась прямиком по мощеной тропинке. Мне пришлось практически бежать, чтобы не отстать от нее.

- Некоторые мамы водят своих дочерей прокалывать уши, - крикнула я ей. На тропинке кроме нас никого не было. Туман перемещался между деревьев. Они были почти двадцать футов (6 м 10 см – прим. редактора) в диаметре и такие высокие, что не получалось разглядеть, где они заканчиваются, и только сквозь небольшие просветы между ветвями лучи света падали на землю.

- Куда мы идем? - спросила я, запыхавшись.

- «Баззадс Руст»[6] - сказала мама через плечо. Будто это что-то объясняет.

Мы брели мимо заброшенных площадок для кемпинга, шлепали через ручьи, подныривали под громадные покрытые мхом стволы деревьев, упавшие поперек дороги. Мама молчала. Это не был обычный совместный день матери и дочери, как если бы она свозила меня на «Рыбацкую Пристань»[7] или в «Таинственный Дом Винчестеров»[8], или в «Икею». Спокойствие леса нарушало только наше дыхание и шарканье наших ног по тропинке; тишина была такой тяжелой и удушливой, что мне хотелось закричать, только бы нарушить ее.

Мама не заговаривала, пока мы не достигли большой скалы, выступающей из земли подобно каменному персту, указывающему в небо. Чтобы добраться до вершины, предстояло карабкаться почти двадцать футов по отвесной поверхности, что мама и проделала быстро, легко и не оглядываясь назад.

- Мам, подожди!- прокричала я, и стала подниматься следом за ней. Я никогда не забиралась выше, чем на гимнастическую стенку в спортивном зале. Ее туфли смахнули несколько булыжников вниз по склону, и вот она исчезла на вершине.

- Мама! - крикнула я.

Она взглянула вниз, на меня.

- Ты можешь сделать это, Клара, - сказала она. - Поверь мне, это того стоит.

У меня и выбора-то не было. Я подтянулась и ухватилась за край утеса, продолжая подъем, уговаривая себя не смотреть вниз, где прямо подо мной скала обрывалась. Затем я достигла вершины. Запыхавшаяся, я встала рядом с мамой.

- Вау, - сказала я, осмотревшись вокруг.

- Необыкновенно, правда?

Под нами простиралась долина, полная сосен, окаймленная вдали горами. Это было одно из тех мест на вершине мира, откуда ты можешь видеть на мили вокруг в любом направлении. Я закрыла глаза и раскинула руки, позволяя ветру течь сквозь меня, ощущая воздух - опьяняющее сочетание ароматов деревьев, мха, растущей зелени с легкой примесью грязи, родниковой воды и чистого кислорода. Орел плавно описывал круг над лесом. Я могла легко представить каково это, скользить в воздухе, когда ничто не разделяет тебя и бесконечное синее небо кроме облаков.

- Присаживайся, - сказала мама. Я открыла глаза и увидела ее, сидящую на валуне. Она похлопала рядом с собой. Я села. Мама порылась в рюкзаке, нашла бутылку с водой, открыла и сделала глубокий глоток, затем передала ее мне. Я взяла бутылку и отпила, наблюдая за ней. Она была рассеяна, взгляд далекий, затерянный в собственных мыслях.

- У меня проблемы? - спросила я.

Она начала говорить, но потом нервно рассмеялась.

- Нет, милая, - сказала она. - Просто мне нужно сказать тебе кое-что важное.

В моей голове сразу возникло множество вещей, о которых она могла сейчас сказать мне.

- Я шла к этому моменту достаточно давно, - начала она.

- Ты встретила парня, - предположила я. Это казалось волне вероятным.

- О чем ты говоришь? - спросила мама.

Мама редко встречалась с кем-то, даже не смотря на то, что все, кто знакомился с ней, мгновенно попадали под ее очарование, а каждый мужчина в комнате провожал ее взглядом. Она любила говорить, что слишком занята для серьезных отношений, чересчур озабочена своей работой программиста в «Apple» и тем, что является матерью-одиночкой. Я думала, что она еще не забыла отца. Но может быть, у нее был тайный поклонник, о котором она собиралась рассказать мне сейчас. Может быть, через пару месяцев я буду стоять в розовом платье с цветами в волосах и смотреть, как она выходит замуж за парня, которого мне придется называть отцом. С некоторыми из моих друзей такое случалось.

- Ты привела меня сюда, чтобы сказать, что встречаешься с парнем, что любишь его и хочешь выйти замуж или типа того, - сказала я быстро, не глядя на нее, потому что не хотела, чтобы она заметила, насколько неприятна мне эта идея.

- Клара Гарднер…

- Честно, я буду не против…

- Это очень мило, Клара, но речь не об этом», сказала она. - Я привела тебя сюда, потому что думаю, что ты достаточно взрослая, чтобы узнать правду.

- Окей, - ответила я с тревогой. Все это прозвучало очень значительно. - Какую правду?

Она глубоко вздохнула, выдохнула, затем прислонилась ко мне.

- Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я жила в Сан-Франциско с бабушкой, - начала она.

Я немного знала об этом. Ее отец ушел, когда она еще не родилась, а мать умерла, давая ей жизнь. Я всегда думала, что это похоже на сказку, будто мама осиротевшая, трагическая героиня одной из моих книг.

- Мы жили в большом белом доме на Мейсон-стрит, - сказала она.

- Почему ты не брала меня туда? - Мы часто бывали в Сан-Франциско, как минимум два или три раза в год, и она никогда ничего не рассказывала о доме на Мейсон-Стрит.

- Он сгорел много лет назад, - сказала она. - Сейчас на этом месте сувенирный магазин, я думаю. В любом случае, однажды утром я проснулась от того, что наш дом сильно трясся. Мне пришлось ухватиться за столбик кровати, чтобы не вывалиться из нее.

- Землетрясение, - предположила я. Я росла в Калифорнии и пару раз становилась свидетельницей землетрясений, ни одно из них не длилось дольше нескольких минут и не причинило серьезного вреда, но все равно было страшно.

Мама кивнула. - Я слышала, как посуда падает с полок в серванте, а по всему дому разбиваются окна. Затем раздался сильный треск. Стена моей комнаты подалась вперед, и кирпичи из каминной кладки завалили мою кровать.

Я смотрела на нее в ужасе.

- Не знаю, сколько я там пролежала, - сказала мама через минуту. - Когда я снова открыла глаза, то увидела фигуру мужчины, стоящего передо мной. Он нагнулся и сказал: «Будь спокойна, дитя». Потом он взял меня на руки, и кирпичи соскользнули с моего тела, будто ничего не весили. Он поднес меня к окну. Через разбитое стекло я могла видеть, как люди выбегают из своих домов на улицу. А потом случилось что-то странное, и я очутилась где-то в другом месте. Оно напоминало мою комнату, но чем-то отличалось, будто здесь жил кто-то другой, и не было никаких разрушений, словно и не произошло землетрясения. Снаружи, за окном было так много света, так ярко, что больно было смотреть.

- А что было дальше?

- Мужчина поставил меня на пол. Я была потрясена, что могу стоять. Моя ночная рубашка была испачкана, и голова кружилась, но за исключением этого со мной все было хорошо.

«Спасибо», - сказала я ему. Я не знала, что еще добавить. У него были золотистые волосы, которые блестели на свету, как ни что, виденное мною раннее. И он был высоким, самым высоким из всех знакомых мне людей, и очень симпатичным.

Она улыбнулась воспоминаниям. Я потерла свои руки, покрывшиеся гусиной кожей. Я пыталась представить этого высокого симпатичного парня с сияющими светлыми волосами, словно он был кем-то вроде Брэда Питта, явившегося, чтобы спасти мою маму. Я нахмурилась. Мысли оставили тяжелое чувство, и я не могла понять почему.

- Он сказал: «Добро пожаловать, Маргарет», - произнесла мама.

- Откуда он знал твое имя?

- Мне и самой было интересно. Я спросила его. Он сказал, что был другом моего отца, что они служили вместе. И что он наблюдал за мной с момента моего рождения.

- Ух ты. Прямо как твой личный ангел-хранитель.

- Точно. Как мой ангел-хранитель, – сказала мама, кивнув. - Но он, конечно, не назвал себя так.

Я ждала, когда она продолжит.

- Он и был им, Клара. Хочу, чтобы ты поняла. Он был ангелом.

- Ну конечно, – сказала я. - С крыльями и так далее, наверняка.

- Я не видела его крыльев в тот раз, но да.

Она выглядела убийственно серьезной.

- Оу…, - сказала я. Я представила ангелов с церковных витражей, с нимбами и в пурпурных рясах, с большими золотистыми крыльями, развивающимися за спинами. - И что случилось дальше?

Еще более странным этот разговор уже не станет, подумала я.

Но он стал.

- Он сказал, что я особенная, - сказала она.

- В каком смысле?

- Сказал, что мой отец был ангелом, а мама смертной, а я Демидиус, что означает ангел наполовину.

Я рассмеялась. Просто не смогла удержаться. - Подожди, ты разыгрываешь меня, так?

- Нет, - она смотрела на меня непреклонно. - Это не шутка, Клара. Это правда.

Я уставилась на нее. Проблема была в том, что я доверяла ей. Больше, чем кому-либо другому. Насколько я знала, до сегодняшнего дня она никогда не лгала мне, даже в тех мелочах, которые многие родители говорят своим детям, чтобы заставить их вести себя хорошо, или верить в зубную фею, и тому подобное. Она была моей мамой, конечно, но также и моим лучшим другом. Звучит избито, но это правда. И сейчас она рассказывала мне что-то безумное, невозможное, и смотрела на меня так, будто все зависело от моей реакции.

- То есть ты говоришь, что ты на половину ангел, - медленно проговорила я.

- Да.

- Мам, ну перестань, - я хотела, чтобы она рассмеялась вместе со мной и сказала, что вся эта ангельская чушь – лишь фантазии, которые у нее были, как в «Волшебнике страны Оз»[9], когда Дороти просыпается и понимает, что все ее приключения были не более чем красочной галлюцинацией, случившейся от удара по голове. - Ладно, и что потом?

- Он вернул меня на Землю. Помог найти бабушку, которая к тому моменту была уверена, что я погибла. И когда начался пожар, помог нам эвакуироваться в Парк «Золотые ворота». Он пробыл с нами три дня, и после я не видела его много лет.

Я молчала, обеспокоенная деталями ее рассказа. Год назад наш класс отправился в музей, потому что там открыли выставку, посвященную великому землетрясению в Сан-Франциско. Мы рассматривали фотографии разрушенных зданий, покореженных машин, сброшенных с дорог, чернеющих скелетов сгоревших домов. Слушали старые аудиозаписи людей, бывших там, их резких дрожащих голосов, когда они описывали трагедию.

Все делали из этой поездки нечто особенное, потому что в тот год была сотая годовщина со дня землетрясения.

- Ты сказала, что был пожар? - спросила я.

- Ужасный пожар. Дом моей бабушки сгорел дотла.

- И когда это случилось?

- В апреле, - ответила она. – В апреле 1906 года.

Я чувствовала себя так, будто меня сейчас стошнит. - И тогда получается, что тебе, погоди… 110 лет?

- 116 в этом году.

- Я не верю тебе, - запинаясь, сказала я.

- Я понимаю, что это непросто.

Я встала. Мама потянулась к моей руке, но я отдернула ее. Обида промелькнула в ее глазах. Она тоже встала, отступила на шаг назад, давая мне немного пространства, слегка кивнула, словно понимала, через что я сейчас прохожу. Будто знала, что разрушила все.

Я чувствовала, что мне не хватает воздуха.

Она сошла с ума. Только это все и объясняло. Моя мама, которая была близка к званию лучшей мамы мира, моя собственная версия «Девочки Гилмор»[10], та, из-за кого мне завидовали друзья, женщина с золотисто-каштановыми волосами, свежей кожей и хлестким чувством юмора на самом деле оказалась безумным лунатиком.

- Что ты делаешь? Зачем рассказываешь мне все это? - спросила я, смаргивая выступившие от злости слезы.

- Потому, что ты должна знать, что ты тоже особенная.

Я уставилась на нее в изумлении.

- Я особенная, - повторила я. – Потому, что если ты полу-ангел, то я, погоди, четверть-ангел?

- Ангелы на четверть называются Квортариусами.

- Я хочу пойти домой, сейчас, - глухо сказала я. Мне нужно позвонить отцу. Маме, кажется, нужна помощь.

- Я тоже не поверила бы в это сразу, - сказала она. - Не без доказательств.

Сначала я подумала, что солнце вышло из-за облаков, освещая уступ, на котором мы стояли, но потом поняла, что этот свет был сильнее обычного. Я повернулась и прикрыла глаза при виде мамы, излучающей сияние. Это было все равно, что смотреть на солнце, такое яркое, что глаза заслезились. Затем свет чуть потускнел, и я увидела, что у нее есть крылья, - огромные снежно-белые крылья, распахнутые позади нее.

Это наш предмет гордости, - сказала мама, и я поняла ее, хотя она говорила не на английском, а на странном языке, напоминающем две ноты, сыгранные на один такт, таком странном и чужом, что заставлял волосы на затылке встать дыбом.

- Мама, - сказала я беспомощно.

Ее крылья разомкнулись, словно нагнетая воздух, и опустились вниз. Звук, производимый ими, напоминал чуть слышное сердцебиение. Мои волосы отбросило назад порывом ветра. Она поднималась над землей, медленно, невозможно грациозно и легко, по-прежнему озаряя светом все вокруг.

Затем она внезапно преодолела уровень вершин деревьев и, пронесшись через всю долину, превратилась в едва заметное пятнышко на горизонте. Я осталась одна, ошеломленная происходящим, на пустой безмолвной скале, на которой стало еще темнее от того, что мама не могла осветить ее своим сиянием.

- Мам! - позвала я.

Я увидела, как она возвращается назад, описывая круг, скользя уже медленнее на этот раз. Она показалась как раз там, где обрывалась скала, и парила, заставляя воздух слегка колыхаться.

- Кажется, я верю тебе, - сказала я.

Ее глаза сверкнули.

Почему-то я не могла сдержать слез.

- Милая, - сказала она. - Все будет хорошо.

- Ты ангел, пробормотала я сквозь слезы. - А это значит, что я…

-Что ты тоже ангел, - закончила она.

Той ночью я стояла посреди своей спальни, закрыв входную дверь и желая, чтобы мои крылья показались. Мама уверяла, что я смогу вызвать их, со временем, и даже использовать их для полета. Я не могла представить такое. Это было слишком дико. Я встала напротив большого зеркала в своей майке и белье и подумала о моделях-ангелах из рекламы «Victoria’s Secret» с их крыльями, сексуально извивающихся вдоль тела. Крылья не появились. Я захотела рассмеяться, такой странной казалась вся эта идея – я с крыльями, вздымающимися прямо из плеч, я ангел.

То, что мама была полу-ангелом, имело смысл – конечно, в той степени, в которой вообще то, что твоя мама является сверхъестественным существом может иметь смысл. Она всегда казалась мне необыкновенно красивой. В отличие от меня с моими задумчивостью и упрямством, вспышками гнева, сарказмом, она была грациозной и уравновешенной. Почти раздражающе совершенной. Я не могла назвать ни одного ее недостатка.

Если конечно не считать того, что она врала мне всю мою жизнь, говорила я себе с горечью. Неужели нет правила, запрещающего ангелам врать?

Только на самом деле она и не врала. Ни разу она не сказала мне: - Знаешь что? Ты ничем не отличаешься от других людей. - Она всегда говорила мне прямо противоположное. Говорила, что я особенная. Я просто никогда не верила ей до сегодняшнего дня.

- Ты во многом лучше, чем другие люди, - сказала она мне, пока мы стояли на вершине «Баззадс Руст». – Сильнее, быстрее, умнее. Разве ты не замечала?

- У…нет, - быстро ответила я.

Но это было не правдой. Я всегда чувствовала, что отличаюсь от других людей. У мамы было видео, на котором я уже в семь месяцев умела ходить. К трем годам я научилась читать. Я быстрее всех в классе освоила таблицу умножения и запомнила все пятьдесят штатов, и все в этом духе. Плюс я всегда была хороша в физических упражнениях. Я была быстрой и ловкой. Могла высоко прыгать и далеко бросать. Все хотели заполучить меня в свою команду на физкультуре.

Но я вовсе не была уникумом или кем-то вроде того. Ни в чем я не была исключительной. Не играла в гольф как Тайгер Вудс, будучи малышкой, не писала собственные симфонии в пять лет, не играла в шахматы. В основном, все давалось мне чуть легче, чем остальным детям. Я и правда замечала это, но никогда не размышляла на эту тему. Думала, что действительно превосхожу других во многих вещах, но только потому, что не сижу часами перед телевизором, смотря всякий мусор. Или потому, что моя мама была одним из тех родителей, который заставляет своего ребенка тренироваться, учиться и читать книги.

Сейчас я не знала, что думать. Все полетело кувырком.

Мама улыбнулась. - Часто мы делаем лишь того, чего от нас ждут, - сказала она. - Хотя способны на гораздо большее.

При мысли об этом у меня так закружилась голова, что пришлось сесть. И мама начала говорить снова, объясняя самые основы. Крылья: поняла. Сильнее, быстрее, умнее: поняла. Способная на гораздо большее. Что-то про другие языки. А еще было несколько правил: Не говорить Джеффри – он еще недостаточно взрослый. Не говорить людям – они не поверят, и даже если поверят, не смогут принять это. У меня до сих пор в ушах звенит от того, как она сказала «людям», будто к нам это слово не имеет никакого отношения. Потом она рассказала о предназначении и о том, что скоро я получу свое. Это очень важно, сказала она, но объяснить это непросто. А затем мама просто замолчала и перестала отвечать на мои вопросы. Есть вещи, сказала она, которым я научусь со временем, которые придут с о опытом. Пока мне не обязательно знать про них.

- Почему ты не рассказывала мне раньше? - спросила я у нее.

- Потому что хотела, чтобы ты жила нормальной жизнью, столько, сколько возможно», - ответила она. «Хотела, чтобы ты была обычной девочкой.

Сейчас я уже никогда не стану обычной. Это было понятно.

Я глядела на мое отражение в зеркале. - Окей, - сказала я. - Покажитесь мне…крылья!

Ничего.

- Быстрее летящей пули! - выкрикнула я отражению, приняв лучшую из моих супергеройских поз. Затем улыбка исчезла с лица моего отражения, и по другую сторону зеркала осталась лишь девушка, скептически смотрящая на меня.

- Ну, давайте, - попросила я, раскидывая руки. Я направила плечи вперед, закрыла глаза и стала усиленно думать о крыльях. Представляла, как они появляются из меня, прорезают кожу, простираются передо мной, как было у мамы на скале. Я открыла глаза.

Все еще никаких крыльев.

Я вздохнула и плюхнулась на кровать. Выключила лампу. На потолке моей спальни были приклеены светящиеся в темноте звездочки, и сейчас это казалась таким глупым, ребяческим. Я взглянула на часы. Была полночь. Завтра в школу. Мне нужно будет сдать тест по произношению, который я пропустила, и это казалось таким странным.

- Квортариус, - вспомнила я странное слово, которым мама называла четверть-ангелов.

Квортариус. Клара – квортариус.

Я думала, о странном языке, на котором говорила мама. Ангельский, сказала она. Такой сверхъестественный и прекрасный, как музыкальные ноты.

- Покажи мне мои крылья, - прошептала я.

На этот раз мой голос прозвучал странно, будто мои слова отдавались эхом, высоким и низким одновременно. Я задохнулась.

Я могла говорить на этом языке.

И потом под собой я ощутила крылья, чуть приподнимающие меня вверх, одно сложенное под другим. Они простирались до самых пят, переливаясь белым даже в темноте.

- Вот черт! - вскрикнула я, а потом прихлопнула рот обеими ладонями.

Очень медленно, боясь, что крылья снова исчезнут, я поднялась с кровати и включила свет. Затем встала перед зеркалом и в первый раз взглянула на свои крылья. Они были настоящими – настоящие крылья с настоящими перьями, тяжелые, покалывающие, являющиеся абсолютным доказательством того, что случившееся ранее с моей мамой не было шуткой. Они были такими красивыми, что у меня в груди что-то сжималось при взгляде на них.

Осторожно я прикоснулась к ним. Они были теплые, живые. Я могла двигать ими, как оказалось, так же как могла двигать собственными руками. Будто они и правда были частью меня, еще одной парой конечностей, о которых я не подозревала всю мою жизнь. Я предположила, что размах моих крыльев не меньше 10 - 12 футов[11], но точно сказать было нельзя. Полностью крылья даже не помещались в зеркале.

Размах крыльев, подумала я, тряся головой. У меня есть размах крыльев. Это просто безумие какое-то.

Я осмотрела перья. Некоторые из них были очень длинными, гладкими и остроконечными, другие мягче, более округлые. Самые короткие, те, что располагались ближе всего к моему телу, там, где крылья соединялись с плечами, были маленькими и пушистыми. Я ухватила одно из них и потянула, пока она не оторвалось, что оказалось так больно, что слезы навернулись на глаза. Я смотрела на перышко на своей ладони, стараясь принять тот факт, что оно мое. Мгновение оно лежало на моей ладони, а затем медленно стало исчезать, словно испаряться, пока не пропало полностью.

У меня есть крылья. У меня есть перья. Во мне течет кровь ангелов.

Что случится дальше, спрашивала я себя. Я научусь летать? Буду сидеть на облаке и бренчать на арфе? Стану получать послания от Бога? Страх шевельнулся у меня внутри. Нашу семью сложно было назвать религиозной, но я всегда верила в Бога. Но есть большая разница между верой и осознанием того, что Бог существует и что у него есть планы относительно моего будущего. Это было странно, по меньшей мере. Мое понимание вселенной и моего места в ней перевернулось с ног на голову меньше, чем за 24 часа.

Я не знала, как заставить крылья снова исчезнуть, так что просто сложила их за спиной так плотно, как смогла, и легла на кровать, изогнув руки так, чтобы чувствовать крылья под ними. В доме было тихо. Казалось, что все люди на земле спят. Все осталось по-прежнему, но я изменилась. Все, что я могла сделать этой ночью, это лежать здесь с удивительным и пугающим знанием, ощущать перья под собой, до тех пор, пока не усну.

ГЛАВА 5. БОЗО

(Переводчик: lissa, Inmanejable; Редактор: [unreal])

У нас с Кристианом есть только один совместный урок, поэтому привлечь его внимания - не такая уж и легкая задача. Каждый день я пытаюсь занять такое место на Истории Британии так, чтобы появился хоть маленький шанс, что он будет сидеть рядом со мной. И до сих пор в течение двух недель, звезды выстраиваются в линию в точности три раза, и он садиться за стол, следующий за моим. Я улыбаюсь и говорю: «Привет». Он улыбается в ответ и тоже здоровается. На мгновение непреодолимая сила, кажется, соединяет нас как магниты, но потом он открывает свою тетрадь, или проверяет свой сотовый телефон, который прячет под столом, тем самым показывая, что болтовня о том, какая у нас хорошая погода, закончена.