Глава 6. мангупский мальчик
Тихонько трещали дрова в костерке. Темнота обхватывала площадку у костра плотным кольцом. Ночная прохлада давала о себе знать. А у костра в ярком пляшущем свете было уютно и тепло. Только бери гитару да пой. Но не пелось. Неестественно яркая луна разливала над плато призрачный свет. В такие ночи было заманчиво и жутковато бродить по плато. Но отрядные старожилы предпочитали этого не делать и новичкам не советовали. Феликс обычно зорко следил за тем, чтобы никто в полнолуние из лагеря не выходил. Дело было совсем не в мистике. Просто на Мангупе по ночам бывает очень много росы. Росистая трава становится скользкой, и на склоне легко можно поскользнуться. Сбрякал – и пиши пропало, унесёт по склону. И не дай бог, если это у обрыва. А в полнолуние луна такая яркая, что в зеркальном блеске травы, как уверяют некоторые, можно увидеть своё отражение. Яркий свет луны искажает расстояние, и кажется, что обрыв ещё очень далеко, а на самом деле он уже вот, под носом. Не дай бог поскользнуться, только так можно улететь с обрыва, и рук-ног не соберёшь.
– А может быть, его Мангупский мальчик позвал? – сказал вдруг Пашка.
– Кого?
– Грегори.
От его слов всем стало как-то неуютно. Ребята запереглядывались.
– Да сплюнь ты! Чего мелешь! – рассердился Феликс.
– А может быть, Грегори и есть тот самый Мангупский мальчик? – не унимался Пашка.
– Не, Мангупский мальчик маленьким был, а Грегори вон какой огромный и взрослый уже, – возразила Зойка.
– Ну и что, вырос Мангупский мальчик, только и делов!– засмеялся Пашка.
– А кто это? А что это за Мангупский мальчик? – тут же встряла неожиданно выплывшая из темноты Вероника.
– Как всегда, подслушивала втихушку, – шепнул на ухо Ваське Мика, – я несколько раз замечал, что она подслушивает. Даже видел: уйдет, а потом незаметно подкрадётся.
– Ага, – откликнулась Васька, – я тоже видела. Да ладно, пусть слушает, жалко, что ли.
– Феликс, расскажи, – послышалось со всех сторон.
– Да что там Мангупский мальчик! Это так, сказки! Цветочки! У нас есть свои мальчики и девочки, похлеще Мангупского! Мангупская троица! – отнекивался повар. Троица сделала вид, что не поняла иронии Феликса...
– Ну, Феликс, расскажи!
– Да вы же уже сто раз слышали эту историю, лучше меня рассказываете, с кучей вариантов, – упирался Феликс.
– Ну и что, а мы еще хотим послушать.
– Правда, Феликс, расскажи, а то ведь не отстанут, – усмехнулся Евсеич.
– Ну, слушайте. Но только потом не орите на весь лагерь от страха, когда вам что-нибудь по обыкновению почудится.
– Когда это мы орали!? – возмутились Васька с Микой. – Ну, вы, может быть, и не орали, зато другие мастаки на этот счет.
Феликс намекал на то, как несколько лет назад одна из тогдашних экспедиционников, большая любительница ночных прогулок по городищу, переполошила весь лагерь, прибежав и заголосив, что увидела в лунном свете над развалами камней прозрачную фигуру Мангупского мальчика.
– Мы сегодня будем, наконец, слушать?! – вмешалась Лера.
– По многочисленным заявкам радиослушателей… – начал Феликс.
– Феликс!!!
– Всё-всё! Начинаю…
И под тихое потрескивание костра в ночной тишине зазвучал голос Феликса. И казалось, само плато ещё больше притихло, словно слушало свою собственную историю.
… Давно это было, много веков назад. Ещё древние тавры далеко до нашей эры поселились здесь. А в средние века на Мангупе процветало великое княжество Феодоро. Уже несколько столетий подряд жили здесь миролюбивые и работящие люди. Они сеяли хлеб в долинах, на склонах гор выращивали виноградники, разводили скот, занимались ремеслом, торговали, растили детей, мечтали, любили. В общем, жили так, как во все времена живут мирные люди. Были они мужественными и отважными и в минуты опасности брались за оружие, чтобы защитить свою страну от незваных пришельцев, старающихся захватить эти благодатные земли. Для защиты своего княжества построили они несколько крепостей по всему горному Крыму. Это и Тепе-Кермен, и Каламита, и Сюреньское укрепление, и Бакла, и даже свой собственный порт Авлита. Но самым сильным и мощным городом был Феодоро на Мангупе, названный по имени самого княжества. Высокие оборонительные стены и башни защищали город, а отвесные скальные обрывы были как бы естественными укреплениями. Но есть завистливые люди, которым всегда хочется чужого, да побольше. Не раз приходилось феодоритам с оружием в руках защищать своё княжество, и всякий раз им удавалось отстоять свою независимость. Даже монголо-татарам не удалось взять неприступный Мангуп. А в пятнадцатом веке случилась та самая история с Мангупским мальчиком. Правили тогда княжеством Феодоро князья из армянского рода Гаврасов. Предпоследним князем Феодоро был Исаак, который весной 1475 года неожиданно умер. После него остался его маленький сын. Мы не знаем, как звали мальчика, но именно с ним связана эта история. Известно лишь, что на короткое время за юного князя стал править его двоюродный брат Александр, родной племянник Исаака. В это время в Крыму появились турки-османы. Они давно уже обратили свои алчные взоры на этот удивительный край и одну за другой захватывали крымские территории. А крепость Феодоро была как бельмо на глазу. Как же, независимое княжество на территории новоявленных хозяев! И судьба Феодоро была решена. Турки задумали взять крепость штурмом. Атаки турок следовали одна за другой, но мужественные феодориты отбивали атаку за атакой и не думали сдаваться. Но силы были неравны. Сорокатысячное войско против горстки храбрецов! Турки осадили крепость. Осада длилась уже полгода. Силы феодоритов были на исходе, закончилось продовольствие, феодоритов становилось всё меньше и меньше. Как уже было сказано, то время в Феодоро княжил Александр Гаврас. При последнем штурме он погиб, как и все остальные защитники города. Уцелел лишь маленький мальчик, брат князя Александра. В любом случае, мальчик стал последним князем Феодоро и последним его защитником. Он стал мстителем. Никем не замеченный, мальчик днём скрывался в тайном месте, а ночами подкрадывался к стоящим на стенах турецким часовым и громко их окликал. Он являлся перед ними в белых одеждах с маленькой блестящей короной на голове. От неожиданности часовые делали шаг назад, оступались и падали с высоких стен. Так он боролся с захватчиками. Что он ел, где прятался, никто не знал, только турецких солдат становилось раз от разу меньше и меньше. Однажды он даже вскарабкался по стенам донжона к опочивальне нового правителя Мангупа и заглянул в окно. В это момент правитель проснулся и в свете полной луны увидел маленького князя, который грозил уму кулаком. Правитель почти лишился рассудка. На следующую ночь мальчик снова решил его напугать, и это ему вновь удалось. На безумные вопли правителя сбежались его многочисленные слуги и телохранители. И в свете луны все, кто был там, увидели светлую маленькую фигурку, грозящую захватчикам. Ужас охватил присутствующих. И когда они пришли в себя и бросились вниз ловить мальчика, он уже спустился со стены и исчез в темноте. Но всё-таки мальчика выследили. Однажды на рассвете он не успел укрыться в своём тайнике. И турки долго преследовали его. Они загнали мальчика в тупик. Ему некуда было деться. За его спиной была скала, рядом с ней обрыв, а впереди со всех сторон на него наступали османы. И тогда он прыгнул вниз. Безмолвно и стремительно шагнул в пустоту и исчез. Ужас вновь обуял турок. Все они потом описывали увиденное по-разному. Кому-то показалось, что, прыгнув со скалы, мальчик стремительно взмыл вверх и растворился в предрассветной дымке. Кто-то доказывал, что мальчик упал вниз и лишь там исчез. Иные уверяли, что мальчик прильнул к скале, и вдруг она разверзлась и приняла мальчика в свои недра. С тех пор его никто больше не видел, но дух его каждую ночь стал являться завоевателям и пугать их. Он манил их за собой, и в завораживающем свете луны бежал вперед по стенам и обрывам, как бы повторяя ту последнюю бешеную гонку по стенам крепости. Бестелесная легкая светлая фигурка в неземном сиянии легко скользила по камням, а те, кто бежали за ним, срывались в результате в пропасть. Иногда мальчик горько оплакивал свою участь и звал родителей. И от этого тонкого детского плача кровь стыла в жилах. Так продолжалось двести лет, пока турки не покинули Мангуп. А дух мальчика до сих пор бродит по плато, ищет своё непогребённое тело. А может быть, ищет того, в кого он может вселиться. А вселится дух этого Мангупского ребёнка только в храброго и справедливого. А ещё, говорят, как только на Мангупе родится первый мальчик, то душа Мангупского мальчика обязательно вселится в него и лишь тогда обретёт покой. Но пока Мангупский мальчик пугает тех, которые, по его мнению, очень уж вредят Мангупу: мусорят, пакостят, пишут дурацкие надписи. Так что учтите это и не сердите Мангупского мальчика. Феликс замолчал. Повисла небывалая тишина. Через некоторое время Лера сказала: – А я слышала еще одну версию этой легенды. Как будто бы здесь, на Мангупе, строили оборонительную стену, а она всё время рушилась. И тогда для прочности замуровали в стену маленького сына правителя, и стена не обрушилась, потому что сила и стойкость этого мальчика придали стене прочность. – Ерунда! Такая легенда уже есть, – возразила Васька, – эта версия полностью повторяет грузинскую легенду о Сурамской крепости. Только там был единственный сын у матери, которого для спасения народа она должна была отдать добровольно. И сын сам добровольно должен был принять решение быть замурованным. Только тогда крепость получила бы необходимую прочность. – А откуда ты знаешь? – удивился Мика. – Читала, – пожала плечами Васька. – А теперь Мангупский мальчик появляется? – спросила Вероника. – Конечно! Он преследует на Мангупе непрошенных пришельцев и сбрасывает их со стен, – страшным замогильным голосом произнес Мика. – Ты на кого намекаешь?! – возмутилась Вероника. – Ни на кого! Просто к слову прошлось, – всё тем же тоном откликнулся Мика.
– Ой, я теперь всю ночь уснуть не смогу от страха! – жеманным голосом произнесла Вероника. – Не бойся, – обратился к ней Евсеич, – Мангупский мальчик теперь по Мангупу не бродит. Его душа уже давно переселилась в кое-кого, кто родился на Мангупе. И этот кое-кто терроризирует округу похлеще Мангупского мальчика. – А кто? Кто родился на Мангупе?!– закричали все в голос. Евсеич загадочно улыбался и молчал. – Я, кажется, догадываюсь, кто! – засмеялся Феликс. – А я знаю, кто родился на Мангупе! – выпалила вдруг Васька, – это Мика! – А ты откуда знаешь? – удивился Евсеич. – Я вспомнила. Ещё давно Артур Алексеевич как-то сказал вам о Мике, что «это настоящее дитя природы, он даже родился на Мангупе». А я услышала. Мика вытаращил глаза. – Это правда?!! И ты молчала! – Я думала, ты знаешь. – Михал Евсеич! Это правда? – Да, Мика, тринадцать лет назад именно ты появился на свет на Мангупе. Твои родители, ожидая тебя, приехали навестить Артура Алексеевича, и вот тут-то ты неожиданно и явился миру, опережая все графики. – Ну ни фига себе! – только и сказал Мика. – Подбирай выражения, – с иронией в голосе одёрнул его Феликс. – А чо я такого сказал? Потом все сидели молча и просто смотрели на огонь, пока Васька вдруг не взяла гитару. Своим звонким, каким-то совершенно мальчишеским, с чуть заметной хрипотцой голосом она запела старую экспедиционную песню: Стоит неприступный красавец Мангуп, И неба купол над ним. Годы пройдут и века пройдут – Мангуп не станет другим. Уже перед самым отбоем в лагере появился незнакомец. Он незаметно подошел к костру и спросил Евсеича. Они ушли в шатер и о чём-то достаточно долго говорили, затем незнакомец так же незаметно исчез.
Глава 7. Призрак
Всю ночь шел дождь, и утро следующего дня было туманным и промозглым. Даже Мика против обыкновения влез в брезентовый дедушкин дождевик. Дождевик был длинным и широким, он висел на Мике балахоном, и из-под него виднелись только коричневые ноги в хлюпающих резиновых сапогах. Вот в таком виде Мика и пришлёпал под навес. Там уже сидели все обитатели лагеря за исключением англичанина и Фисы Наумовны. Даже Вероника и Гусик околачивались здесь же. Все пили горячее какао со сгущенкой и слушали, как Васька взахлёб рассказывает про Чёрного монаха. И когда Мика в накинутом на голову остроконечном капюшоне и своём развевающемся дождевике выплыл из-за завесы дождя и тумана, девчонки взвизгнули, Васька замерла на полуслове, и даже Евсеич вздрогнул от неожиданности. Чёрного монаха и его историю придумала сама Васька несколько лет тому назад специально для Мики, когда он ещё совсем маленьким стал в одиночку удирать из лагеря и ползать по развалинам. Артуру Алексеевичу некогда было следить за Микой, и он был рад, что две девчонки-восьмиклассницы, приехавшие в экспедицию в составе археологического кружка, взяли мальчишку под свою опеку. Одной из этих девчонок была Васька, другой Лера. Но Мика умудрялся сбегать и от них, и однажды, забравшись в заброшенный пересохший колодец, не смог выбраться и просидел в нём до глубокого вечера. Там его и нашла тринадцатилетняя Васька. Она, рискуя сама свалиться в колодец, все-таки вытащила Мику и привела в лагерь. Мике здорово попало от деда. Напуганный тем, что дед отправит его жить в интернат, Мика пообещал больше в одиночку по городищу не лазить. Но Васька знала, что этого обещания надолго не хватит, и придумала более действенный способ. Она рассказала Мике историю про Чёрного монаха из той же серии, что и Чёрный альпинист, и Белый спелеолог. Васькина история была такой занимательной и страшной, что в неё поверил не только маленький Мика, но и более старшие ребята. Года два Мика, к великой радости Артура Алексеевича, один из лагеря и носа не высовывал. Историю про Чёрного монаха подхватила Лера и другие ребята, потом и сам Мика стал рассказывать её вновь прибывшим. Появилась даже негласная традиция водить новеньких ночью по городищу и рассказывать про монаха. Эти походы назывались «по следам монаха». История про монаха обросла такими подробностями, что от первоначального варианта мало что осталось, и всё равно каждый раз придумывалось что-то новое. Постепенно история прижилась и в других отрядах, появилась целая серия легенд о Чёрном монахе, суровом, но справедливом старце, который неизменно помогал хорошим людям и наказывал плохих. История про Чёрного монаха переплелась с легендой о Мангупском мальчике, и теперь получалось, что Чёрный монах - не кто иной, как наставник юного Мангупского князя, защитник обездоленных детей. Как-то само собой забылось, что монаха придумала Васька, и даже она сама почти поверила в его существование. И вот теперь Васька вновь рассказывала про монаха, и по её словам получалось, что нынешней ночью он приходил в лагерь. Якобы среди ночи она проснулась от шума дождя, и ей вдруг очень захотелось есть. Она поняла, что если сейчас не сунет в рот что-нибудь съедобное, то не заснёт до самого утра. Васька хотела уже вылезти из палатки и отправиться под навес, где Феликс всегда оставлял на утро немного еды для самых голодных, которым невмоготу было ожидать завтрака. Иногда, в особо тёплые ночи, во избежание прокисания, он ставил тарелки с остатками еды прямо на землю и прикрывал крышками. Часто ночью под навес являлись ёжики и начинали греметь тарелками, стараясь сбросить крышку и добраться до съестного. В этот раз тоже звякнуло. Васька подумала, что это снова ежи, но вдруг непонятно почему ей стало очень жутко. Она колебалась, вылезать из палатки или нет, но голод всё же пересилил, и она решила вылезти, разбудив перед этим Лерку. То, что Лера такому бодрствованию может совсем не обрадоваться, ей и в голову не пришло. – Ну, Васька, ты в большом количестве не переносима! Что тебе приспичило среди ночи набивать брюхо жратвой? – А что делать, если я большой раб своего большого желудка? – огрызнулась Васька. Но уже через секунду Лера сама почувствовала, что нестерпимо голодна. Они выбрались из палатки и сразу же попали под ливень. Возвращаться за штормовками не хотелось, и они, дрожа от холодных струй, побежали под навес, добрались до тарелок с едой, взяли по куску хлеба и насели на остатки каши. Когда с кашей было покончено, Васька нагнулась к ведру, чтобы зачерпнуть в кружку воды, а разогнувшись, обнаружила, что Лера оторопело смотрит в темноту. Проследив Лерин взгляд, она увидела сквозь пелену дождя высокую чёрную фигуру в длинном балахоне и накинутом на голову остроконечном башлыке. Фигура быстро двигалась через поляну в сторону раскопа. – Может быть это… этот… хозяин? Или Фискин прилипала? – Какой он хозяин! – взвилась было Васька, но, вспомнив, что в лагере спят, прошептала, – ладно, выясним. А у Фискиного придурка кишка тонка ночами по городищу шастать. Фигура удалилась. Они выждали немного, высунулись из-под навеса и крадучись последовали за ней. Фигура побродила по раскопу и проследовала в направлении Соснового мыса. У них хватило благоразумия прекратить преследование и вернуться в лагерь. Но в лагере Васька направилась не к своей палатке, а совсем в другую сторону. – Ты с ума сошла, – зашептала Лера. Но Васька лишь досадливо дёрнула плечом и, подойдя к палатке мистера Джефа, осторожно раскрыла молнию. Подбежавшая Лера увидела толстый спальный мешок, из которого торчала голова англичанина. Из стоящей по соседству палатки Гусика доносился мерный храп. – Ну и что теперь скажешь? – спросила Васька. – Может быть, это Грег? – в неуверенности сказала Лера. – С ума сошла!? – возмутилась Васька. – Сама же говорила, что Грег ни при чём, он же свой. Нет, это не он. – Да, конечно. Ты права. То, что это был кто-то чужой, ни Лера, ни Васька уже нисколько не сомневались. Рассказывала Васька очень живописно, «в лицах». Правда, заметив среди присутствующих Гусика, она умолчала, что он был назван ими «прилипалой» и «придурком». Рассказывая, Васька ежесекундно обращалась к Лере: «Так, Лерка?» и Лера утвердительно кивала головой. Лерка сидела, закутанная с ног до головы в длинные штаны, свитера и куртки. Ночью она здорово промокла и замёрзла, и теперь голос у неё хрипел и сипел. Лера вынуждена была молчать с самого утра. – Не иначе, это был Чёрный монах, – заключила Васька. Мика обиделся. – Не могли меня позвать! А ещё друзья называются! – у него от возмущения даже голос дрожал. – Да брось ты, Мика, когда было тебя звать, сам подумай, – ответила Васька. И тут в разговор встряла Вероника: – Навыдумывали тут всяких чёрных монахов, мангупских мальчиков. Глупость какая-то. Вы уж как-нибудь определитесь, какой призрак здесь обитает. – А оба! – откликнулась Васька. Но Вероника её не слушала, а продолжала своё. – Всё понятно! Вот кто шастает ночами по чужим палаткам, а после этого серёжки пропадают! Я буду вынуждена поставить в известность мистера Мак-Аврасса. Все, и даже Гусик, возмутились её словам. – Ты не права, Вероника. На этот раз они ничего такого не сделали. И в палатку заглянули вынужденно, – попытался урезонить её Гусик. Но Вероника надулась и пошла к себе. Гусик поплёлся за ней.