Часть вторая Царство теорий 10 страница

Томас отодвинул пустую тарелку:

– Как же все это связано с убийством Кеннеди?

– Очень просто. С одной стороны, Кеннеди, отчаянно противостоящий тому, чтобы конфликты вроде кубинского и вьетнамского (который уже разгорался) решались военным путем, с другой – влиятельные люди, управляющие органами военной разведки, армией и ЦРУ. Эти люди близки к промышленным, военным и другим концернам. Это сторонники силовых решений, и они четко знают, какими должны быть Соединенные Штаты…

Камель помолчал, затем продолжил:

– Напомню, что Кеннеди был особенным президентом. Он был избран с небольшим перевесом, это значит, что многие были против него. Он привык действовать и судить обо всем самостоятельно. У него был сильный характер, он не привык уступать (и не делал исключений даже для своего брата Роберта), не боялся угроз. Кеннеди всегда старался находить мирные решения и хотел в корне изменить американское общество. Он вовсе не был альтруистом и был далеко не ангелом, но его политика соответствовала духу времени. Кеннеди не особенно интересовался гражданскими свободами, но был таким талантливым оратором, что в конце концов, может быть, и стал бы настоящим правозащитником, если бы ему хватило времени. Его политика перевернула порядки в стране, она мешала влиятельным людям жить так, как они привыкли. Он противостоял тем, кто стоял на вершине «теневой власти», тем, кого поддерживали компании с огромными экономическими аппетитами. Разумеется, они не могли не отреагировать. Неужели им нужно было отказаться от миллиардной прибыли из-за какого-то «крикуна»? Неужели они принесли бы в жертву свои интересы, когда на их стороне были все преимущества? Их поддерживали люди, занимавшие ключевые посты в разведке и армии. – Камель покачал головой. – Я уверен, что они недолго колебались. Джон Фицджеральд Кеннеди был убит прекрасным ноябрьским днем 1963 года из-за того, что отказался проводить воинственную политику в угоду промышленникам, готовившим для себя почву во всем мире и повсеместно внедрявшим своих людей. Интересный факт: вьетнамский президент Нго Дин Дьем, активно сопротивлявшийся вторжению американцев в свою страну, был также убит в ноябре 1963 года. Глупо считать это удивительным совпадением. И это только то, что касается Аллена Даллеса, а я могу рассказать о десятках деятелей того времени.

Яэль попыталась подвести итог:

– Значит, Кеннеди убили по приказу магнатов, олигархов и военных? Но если все так очевидно, почему никто до сих пор об этом не написал?

Камель усмехнулся:

– Во-первых, нужно много времени, целые десятилетия, чтобы собрать все кусочки головоломки. Во-вторых, все уже написано, но никто не хочет верить, что наша система насквозь продажна. Не стоит забывать, что в те времена дипломатия еще не пришла на смену ковбойским ухваткам, и серьезные проблемы предпочитали решать радикальными методами. Все, кто прорвался к власти в 1960-е годы и чьи имена были тогда на слуху, все, кто хотел изменить общество и его нравы, уничтожить «кастовость», все они были убиты – все до единого, – и при загадочных обстоятельствах. Кеннеди – в 1963-м, Малкольм Икс^[25] – в 1965-м, Мартин Лютер Кинг – в 1968 году. Че Гевара погиб в 1967 году, а Роберт Кеннеди в 1968-м. Все это свидетельствует о том, что людей, оказывавших слишком сильное влияние на социальную эволюцию нации и ставящих под угрозу расстановку сил в стране, уничтожали любыми способами. – Камель стукнул кулаком по столу. – Политика и власть, – продолжал он, – огромная шахматная доска, где успех зависит от того, как стоят фигуры. После смерти Кеннеди была создана правительственная комиссия, комиссия Уоррена, которая должна была расследовать убийство президента. И что же? Одним из самых влиятельных членов комиссии был не кто иной, как Аллен Даллес. Очень удобно! Он мог контролировать расследование и следить за тем, что должно или не должно быть раскрыто.

– А откуда тогда взялся Ли Харви Освальд, которого обвинили в убийстве Кеннеди? – вспомнила Яэль.

– Он стал козлом отпущения, пешкой, которой решили пожертвовать. Как и Джек Руби, который убил его. Как и те, кто убил Малкольма Икса, Роберта Кеннеди и других. Ими манипулировали влиятельные люди, которыми управляли другие, и так далее, до самой вершины.

– До короля шахматной доски? – закончил Томас.

– Еще выше, до игроков! В шахматы всегда играют двое. Так и в твоем случае, Яэль. Те, кто заигрывает с тобой, и те, кто хочет твоей смерти, тесно связаны, как два игрока, бросающие друг другу вызов! Всегда есть противостояние, две разные точки зрения.

Яэль вздрогнула: ведь именно об этом говорили Тени. Нужно искать изнанку, смотреть на другую сторону. Возможно, Камель прав… Яэль поймала взгляд Томаса, который, похоже, думал о том же.

Камель продолжал свою обличительную речь:

– Влиятельные люди, контролирующие ход истории, всегда остаются в тени. Те, что были при Кеннеди, пришли к власти в результате Второй мировой войны. При Никсоне – в результате войны во Вьетнаме, которая положила начало беспрецедентному попранию личных свобод, а сейчас… Мы пока не можем судить объективно, наша история еще очень свежа, и нужно время, чтобы все осознать.

– Ты говоришь так, будто в наших учебниках – сплошная ложь, – возразила Яэль. – Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь?

– Книги не лгут, но в них только часть правды, субъективная версия событий, ведь они написаны победителями. Именно это хотели сказать тебе Тени: «Кто управляет людьми и их деяниями, управляет Историей». Возьмем, к примеру, вступление Соединенных Штатов в войну с Вьетнамом: американские разведслужбы утверждают, что в Тонкинском заливе северные вьетнамцы напали на два их корабля, хотя позже экипажи кораблей категорически это отрицали. Но это был всего лишь предлог, чтобы развязать войну. Еще один пример: согласно некоторым документам и свидетельствам, президент Рузвельт был в курсе, что на Пёрл-Харбор готовится нападение. Но в тот день в порту не было ни одного авианосца, равно как и противоторпедных сетей для защиты кораблей, стоящих на рейде. Говорят, что Рузвельт не мог больше ничего придумать, чтобы вовлечь свою страну во Вторую мировую войну. А ведь Рузвельт был избран президентом именно потому, что дал обещание не вмешиваться в конфликт! Теперь он мог вступить в войну, только если его «вынудят» это сделать. Он начал «партизанскую» борьбу с Японией, заморозив японские активы на американской территории и наложив эмбарго на экспорт стали и нефти в Японию. До катастрофы в Пёрл-Харборе вся страна, включая Конгресс, была против вступления Соединенных Штатов в войну. А после все американцы начали бредить местью…

И закончил Камель свой рассказ, вспомнив о самой страшной трагедии:

– И наконец, Хиросима. Большинство историков забывают упомянуть, что, когда на Японию были сброшены атомные бомбы, между японскими и американскими дипломатами шли переговоры о мирном соглашении. В тот момент американские бомбардировки уже разрушили – я привожу цифры по памяти – 51 процент Токио, 58 процентов Иокогамы, 40 процентов Нагойи, 99 процентов Тоямы, 35 процентов Осаки и так далее. От 50 до 90 процентов населения крупных городов Японии было уничтожено. Зачем же сбрасывать атомную бомбу? Война была выиграна, шли мирные переговоры. – Камель снова яростно ударил кулаком по столу. – Потому что Россия и Соединенные Штаты уже начали гонку за передел Европы, и нужно было показать Советскому Союзу, что США – более могущественная и опасная держава. Сбросив бомбу на Хиросиму 6 августа 1945 года, а через три дня – еще одну, более мощную, на Нагасаки, США продемонстрировали свою мощь коммунистам. Кроме того, не исключено, что таким образом они дважды протестировали новое оружие. Вот реальная история, а не лживые оправдания Трумэна. Вы знаете, кто такой генерал Лемэй?

Яэль и Томас молчали, и Камель продолжил:

– Это он отдал приказ сбросить атомные бомбы на Японию. Несколькими годами позже, во время кубинского кризиса, он пытался давить на Кеннеди и настаивал, чтобы США напали на остров. Лемэй выходил из себя, когда слышал о пацифизме Кеннеди. Но именно он сказал, что, если бы его страна проиграла Вторую мировую войну, его бы судили как военного преступника. Победители решают, что аморально, а что нет, навязывают свою точку зрения и оправдывают лучшими побуждениями свои самые чудовищные поступки. Победители пишут Историю – не истинную, а ту, которую они хотят видеть. Именно они – авторы наших учебников. История давно перестала быть просто суммой человеческих жизней; сейчас ее пишет кучка избранных. Научиться читать между строк, увы, очень трудно, это умеют лишь единицы. И я повторяю: нужно убрать с доски пешки и глядеть глубже, в тайники нашей Истории… Яэль, если Тени и убийцы действительно связаны с правительством, то на твоем месте я бы очень постарался не попасть в западню. Не стать очередным козлом отпущения.

Козел отпущения… Именно так она себя чувствовала, когда вокруг нее гибли люди. Зачем все это? Кому это нужно? Нужно как можно скорее найти ответы. Яэль чувствовала, как время утекает сквозь пальцы.

Где-то под мостом Дьявола, у подножия скалы под названием Ад, ее ждала новая тайна.

Намеки на символику доллара, Линкольна, Кеннеди и «Титаник» вызывали у нее недоумение. Яэль догадывалась, что тайна, которую ей предстоит раскрыть, касается не только ее одной. Она имеет значение для Истории.

Толпы отпускников заполонили Лионский вокзал. Подростки наводнили перрон, толкаясь и громко смеясь, их рюкзаки путались у всех под ногами. Томас и Яэль еле пробились сквозь толпу и сели в скорый поезд до Женевы: вагон 5, места 81 и 82.

Яэль чувствовала себя разбитой, она плохо спала, несмотря на то что Томас был рядом. Ночь была полна кошмаров, краткий сон сменялся вялым бодрствованием. Утром Яэль подумала, что ее нервы не выдержат такого стресса. Она испытывала странное волнение от сознания того, что ее жизнь напрямую связана с историей человечества. Какую роль могла она играть в глобальных событиях, которые еще неделю назад ассоциировались у нее лишь со школьными учебниками? Невозможно поверить, что каждое ее движение, каждое слово, каждая мысль могли прямо или косвенно повлиять на ход Истории. История до сих пор была для нее чем-то незыблемым. Нематериальной коллективной памятью, воздухом вокруг парашютиста: он просто проносится мимо… Ей всегда казалось, что это нормально, а теперь она чувствовала, как водоворот Истории затягивает ее.

Томас бросил рюкзак в багажную сетку, и они сели на свои места. Яэль снова вспомнила Камеля и его рассуждения о Кеннеди. Вчера он постоянно возвращался к этой теме и, уже стоя на пороге их комнаты, сказал, что сейчас вряд ли стоит ждать громких открытий в этом деле. По словам бывшего руководителя ЦРУ, досье Кеннеди были уже давно вычищены, и материалы, оставшиеся не рассекреченными, – всего лишь пустая скорлупа.

Поезд мягко тронулся. За окном проносился унылый городской пейзаж, время от времени поезд нырял в темные туннели. Потом замелькали золотые и изумрудные поля, перелески и деревенские домики, покрытые красной и серой черепицей.

Яэль разглядывала соседей по вагону. Одни читали, другие дремали или разговаривали. Молодая пара неподалеку оживленно перешептывалась, держась за руки.

Накануне Яэль с трудом заснула, хотя чувствовала тепло Томаса, лежавшего рядом, и это успокаивало ее. Несколько раз она хотела прикоснуться к нему, но так и не отважилась. Он испытывал те же чувства, но понимал, что сейчас не самый подходящий момент. Он был уверен, что она сама придет к нему, когда захочет.

– О чем ты думаешь? У тебя такое мрачное лицо, – прошептал Томас.

Яэль устало улыбнулась:

– О людях. О парах.

Томас пододвинулся ближе.

– Хандра одолевает? – мягко спросил он.

– Не знаю. События последних дней заставили меня подвести своеобразный итог своей личной жизни. Это так глупо… Сейчас не время думать о таких вещах…

Томас пожал плечами:

– А когда же еще?.. И до чего ты додумалась?

– Пожалуй, мне пора реально смотреть на вещи. Я из поколения, воспитанного на романтических сказках, поэзии и кино. Любовь всегда казалась мне ожиданием принца на белом коне. Никто никогда не говорил мне, что любовь – это просто химическая реакция! В моей вселенной любовь с первого взгляда почти божественна и не имеет никакого отношения к химии. Мысль о том, что любовь может стать предметом научного изучения, никогда не приходила мне в голову. Я не знала, например, что в самом начале отношений мое тело вырабатывает гормоны, создающие зависимость от другого человека, а потом, со временем, этот процесс прекращается. Любовь, которую я себе нарисовала, блистательна и полна избитых клише. А на самом деле это просто химический процесс, обеспечивающий союз двух индивидуумов для продолжения рода.

– Почему ты заговорила о химии любви?

– Я кое-что читала об этом Хотела узнать, что говорит о любви наука. А она говорит, что любовь – чувство, которое подчиняется законам природы и логики. Природе риск ни к чему, поэтому с самого начала она задумала нас так, чтобы гарантировать выживание вида и воспроизведение себе подобных. Химия нужна, чтобы привлечь нас друг к другу, заставить соединиться. Проблема в том, что я воспитана иначе. Любовь, которой я ждала, – это любовь к мужчине мужественному, но в то же время чувствительному, галантному, дикому, но романтику и в то же время реалисту. Я и подумать не могла, что в основе любви лежит инстинкт выживания.

– Мне кажется, эта точка зрения достаточно… примитивна.

– Нет, это реальность. И мне придется переформатировать себя, как жесткий диск компьютера. Ведь мы и есть диски, отформатированные Историей, цивилизацией и модой. Возьмем, к примеру, критерии красоты. Сколько раз они менялись на протяжении веков! Если бы мужчина действительно прислушивался к своим инстинктам, его бы влекло к женщинам с крепкими бедрами, пышной грудью, способным выносить ребенка, и с несколькими лишними килограммами про запас на черный день. Быть худым – нездорово. Именно такие женщины должны нравиться большинству мужчин, а не тощие, болезненные топ-модели, на которых парни пускают слюни. А ведь все дело в том, что они воспитаны современным обществом и забыли свои инстинкты, научившись реагировать на вкусы окружения. – Яэль некоторое время колебалась, прежде чем добавить: – Мы всего лишь подопытные кролики системы. Она играет с нами. Миллионы людей, и каждый тянет в свою сторону, пока откуда-то не возникает более сильное притяжение, которое увлекает нас к каким-то призрачным целям. Обдумывая то, что я узнала за последние несколько дней, я стала спрашивать себя: кем создана эта система? Кучкой людей, перекроивших мир по своему вкусу и заставивших всех остальных в него поверить? – Яэль покачала головой. – Я не могу исключить себя из системы. У меня нет выбора, я должна найти в ней свое место – значит, мне придется пересмотреть свои представления о любви и принять установки, которым следует наше общество. Любовь, о которой я мечтала, тиха и поэтична. Любовь, которая меня ждет, агрессивна и подчинена правилам, навязанным современной цивилизацией.

Закончив свои циничные рассуждения, Яэль не решалась посмотреть Томасу в глаза. Она боялась, что он догадается о ее чувствах. Поймет, что за исповедью, полной холодного благоразумия, прячется ее влечение к нему. Каким-то непостижимым образом он оказался для нее воплощением того, что она только что объявила несуществующим. В нем сочетались противоположности, он защищал ее и умел слушать, он был таким мужественным. Как же ей было не влюбиться?

Но сколько это будет продолжаться? Пока ее тело не перестанет вырабатывать окситоцин – гормон любви? А потом? Эйфория спадет, физическая и психическая необходимость видеть рядом другого человека станет слабеть по мере того, как гормонов будет выделяться все меньше и меньше. Она должна отказаться сразу, победить природу холодным разумом, не потерять голову.

Яэль вздохнула.

Томас взял ее руку в свои ладони. Он ничего не говорил, только смотрел на нее нежным, почти печальным взглядом. Слова были бы лишними. Все, что бы они ни сказали сейчас друг другу, только причинило бы им боль.

За окном проносились поля, перелески, деревушки. Мелькали старинные домики, где целые поколения были больше озабочены вопросами выживания, чем сомнениями в том, насколько реальна окружающая действительность… Времена сильно изменились – появился выбор, потребности возросли…

Монотонный голос вывел их из оцепенения:

– Пожалуйста, предъявите билеты.

Убаюканная плавным движением поезда, Яэль задремала, положив голову на плечо Томаса. Она проспала две трети пути и проснулась, когда поезд уже мчался между крутых гор, поросших густым лесом. Отвесные утесы белыми и бурыми полумесяцами выступали из еловой чащи.

В Бельгарде они пересели на другой поезд, уже не такой комфортабельный, и на этот раз сон сморил Томаса. Яэль принялась изучать путеводитель, который дал им Камель. Внимательно, страницу за страницей, читая описание региона Шабле, куда они направлялись, Яэль снова пришла к выводу, что Тени выражались очень простым языком. Но все сказанное ими имело смысл.

Они прибыли на вокзал городка Тонон-ле-Бен в час дня. Томас проснулся и стал потягиваться, разминая онемевшие ноги.

– Ну, как ты?

– Я поняла, с чего мы должны начать, – радостно заявила Яэль. – «Ищите не на поверхности, там, где Ад взбирается к небесам». Вот, смотри! – Она сунула путеводитель под нос Томасу. – У подножия скалы Ад есть озеро Валлон. Оно возникло недавно, в 1940-х годах, и полностью затопило деревушку…

Томас сел за руль «опеля-корса», который они взяли в прокат на вокзале. Оставляя залог, они ввели ПИН-код, который дал им Камель, молясь, чтобы все получилось. Но девушке за кассой даже не пришло в голову проверить имя на карточке, она просто дождалась, когда кассовый аппарат напечатает чек, и проводила их к машине.

Яэль развернула купленную десять минут назад карту и нашла озеро Валлон.

– Сейчас направо, там проходит дорога на Бельво. Я уверена, это именно то, что нам нужно. «Ищите не на поверхности, там, где Ад взбирается к небесам». Все сходится. Вспомни, что сказали Тени в катакомбах: «То, что находится по ту сторону, и есть единственная правда. Все вокруг – всего лишь видимость. Нужно смотреть с изнанки. Города – видимость. Подземелья города – обнаженная душа цивилизации, ее тайник. Здесь начало всего. Тайны человечества – в глубине. Это его История. Переходите на другую сторону», – процитировала она по памяти.

Каждое слово, сказанное Тенями, было выжжено в ее памяти каленым железом.

– Итак, озеро Валлон существует с… 1943 года, – продолжила Яэль, заглянув в путеводитель. – На долину сошел оползень и перекрыл реку, образовалось озеро. Около пятидесяти жителей деревни остались без крова. Оползень был медленным, первый домик накрыло ночью, но жители успели покинуть свои дома, никто не пострадал. Томас, это же именно то, о чем говорили Тени! – Яэль охватило волнение. – Под поверхностью озера скрыта деревня! Озеро – только видимость, дома, оказавшиеся на дне, – истина. Поверхность озера блестит как зеркало, а внутри оно скрывает тайну.

– И что мы будем делать, когда окажемся там?

– Будем докапываться до истины. Как и раньше, когда изучали знаки на долларе, убийство Кеннеди, парижские катакомбы. А теперь будем искать в озере!

– Как? – спросил Томас недовольно. – Не говори только, что мы будем нырять.

– Глубина озера – сорок метров, так что вряд ли мы сможем добраться до самого дна. Разберемся на месте.

Дорога поднималась по склону, средь леса, скал и домишек, разбросанных среди высокогорных пастбищ. Женевское озеро постепенно исчезло из воду, оставив о себе лишь воспоминание; машина взбиралась по серпантину, выписывая петли.

Яэль и Томас любовалась пейзажем, гадая, что их здесь ожидает. Что они должны сделать? Тени – или кто бы ни скрывался за ними – не ждали их. Если до сих пор они тщательно готовились к встрече с Яэль, то сейчас Яэль и Томас явились без приглашения, следуя инструкциям, которых не должны были получить, и, возможно, они ничего тут не найдут.

«Опель» медленно полз вверх по опасной дороге, вдоль склонов величественных скал, по узким деревенским улочкам. Еще поворот, и вдруг перед ними неожиданно открылся вид на долину и озеро.

Яэль и Томас остановились у небольшого шале для туристов. Внизу раскинулось озеро, вода лизала подножия окружавших его скал. Кое-где из воды торчали мертвые деревья, посреди озера, словно предупреждая об опасности, виднелись какие-то черные столбы. Вокруг не было ничего, кроме леса, лужаек, острых каменных гребней и тишины.

Томас и Яэль вышли из машины и остановились, пораженные загадочностью места. Яэль вцепилась в руку Томаса.

– Бррр… – Он передернул плечами.

– Тебе тоже не по себе? – прошептала Яэль.

Потом она встряхнулась и быстрым шагом направилась к шале, возле которого они оставили машину. На открытом воздухе стояли столы и стулья. Яэль зашла в сувенирную лавку и вскоре вернулась с бутылкой воды.

– Мне сказали, что вдоль озера есть дорога, – сказала она. – Хозяин заверил, что с того берега хорошо видно затонувшую ферму. Это все, что осталось после катастрофы 1943 года. Все остальные постройки снесены оползнем.

Томас пошел за ней; вдвоем они без труда отыскали тропинку, петлявшую между елями. По деревянному мосту они перебрались через ручей, разглядывая зеленоватое пятно озера, вышли на каменную дорогу, достаточно широкую для того, чтобы по ней могла проехать машина, и двинулись по берегу вдоль зарослей тростника, слыша только шелест травы.

Гора Ад возвышалась над ними, как зуб гиганта. Казалось невероятным, что земля могла породить такую глыбу, легче было представить, что она упала с неба, перекрыв выход из долины, и с тех пор безмолвным стражем возвышалась над водной гладью. Не для того ли, чтобы защититься от этого страшного надсмотрщика, озеро ощетинилось черными стволами мертвых деревьев, как копьями?

Перестань думать бог знает что, приказала себе Яэль. Это просто остатки леса, который рос тут раньше!

Деревья, которые стоят и полвека спустя? – возразил ей внутренний голос.

Может быть, может быть…

Дорога повернула, удаляясь от берега, и Яэль сошла на тропинку, видневшуюся в высокой траве и уходившую в лес вдоль широкой канавы.

– Наверное, это след оползня, – предположила Яэль.

Сверчки и цикады монотонно стрекотали на лужайке.

– Ну и шум! – удивился Томас. – Нам придется кричать, чтобы услышать друг друга!

– Когда я была маленькой и мы жили на юге, моя мама называла это полевой самбой, – ответила Яэль.

Несколько туристов сидели на зеленом холме и любовались видом, другая группа устроила пикник на берегу. Яэль гладила стебли травы, качавшиеся на легком ветерке среди зарослей желтой и синей горечавки и лиловых цветков чертополоха.

Они остановились на краю обрыва; внизу расстилалось озеро, рыбаки сидели в тени склона со своими удочками.

– Вон там! – воскликнула Яэль, указывая на оранжевый треугольник под сверкающей гладью. – Это затонувшая ферма!

Рыбаки, в полной тишине наблюдавшие за поплавками, недовольно обернулись. Яэль и Томас вернулись к дороге и, пройдя вдоль берега, отыскали в тени одной из елей место, откуда было лучше видно яркое пятно в сорока метрах от берега. Они ясно видели очертания дома и стоящего рядом сарая.

– Здесь, похоже, не очень глубоко, – заметил Томас.

– Чтобы нырять, нам понадобится снаряжение, – сказала Яэль. Томас уставился на нее. – Да ладно, это было ясно с самого начала, – рассуждала она. – Тени хотят, чтобы я заглянула на другую сторону. Значит, я должна спуститься, чтобы найти истину за тем, что видно каждому.

– Яэль, мы не можем нырять на глазах у всех этих людей. Нами тут же заинтересуется полиция.

– Мы придем, когда здесь никого не будет.

– В августе тут всегда людно!

Яэль отступила от края озера и медленно вернулась на дорогу, Томас шел рядом с ней. Им предстояло сделать еще так много, а времени оставалось все меньше.

– Мы вернемся сюда ночью, – сказала Яэль.

Томас и Яэль остановились в самой дешевой и переполненной гостинице, заплатили наличными, а потом разыскали клуб ныряльщиков на берегу Женевского озера. Об аренде снаряжения договаривался Томас. У них не было ни лицензии, ни кредитной карты, чтобы внести залог, – Томас решил не пользоваться больше картой Камеля, боясь, что личность владельца могут проверить. Приходилось рассчитывать только на удачу и доброжелательное отношение. Им повезло, хоть и не сразу. В первом клубе им отказали, но в конце концов Томасу удалось найти того, который не так строго соблюдал правила и готов был взять наличные.

Они сложили баллоны и сумки с оборудованием в багажник, вернулись в Тонон-ле-Бен, купили недостающее снаряжение и поужинали в ресторанчике напротив гостиницы.

В десять часов вечера они отправились в путь, медленно и осторожно следуя крутым поворотам дороги, и через сорок пять минут оказались на озере Валлон. Не спеша объехав окрестности, они отыскали въезд на дорогу вокруг озера. Высокая трава и папоротник хлестали по дверцам машины. Оказавшись на лужайке, которую они присмотрели днем, они остановились. Томас выключил фары. Когда они разгружали багажник, где-то монотонно и размеренно заухала сова.

Луна упорно взбиралась все выше и выше над горами, окружавшими долину, словно для того, чтобы посмотреться в черную воду озера. Яэль смотрела на ее отражение, положив баллон с кислородом к ногам, Диск из слоновой кости скользит по глади черного дерева, подумала она.

– Ты когда-нибудь раньше ныряла с аквалангом? – спросил Томас.

– Нет.

– Есть несколько обязательных правила. Слушай внимательно, это не сложно.

Яэль обошла машину, чтобы переодеться, и огляделась. Ели казались темными пятнами. Ночью горы выглядели особенно зловеще. Каждая скала, каждое дерево выглядели пугающе. Яэль почувствовала, какая она хрупкая и слабая. Ночь вступала в свои права, подавляя людей глубокой тишиной.

Яэль поспешила натянуть гидрокостюм и вернулась к Томасу, который тоже заканчивал переодеваться, застегивая молнию на груди. Яэль отвела глаза.

– Бери мешок и пойдем со мной, – сказал Томас, взваливая на спину оба баллона.

Они подошли к берегу. Перед ними безмятежно раскинулось озеро, похожее в темноте на огромный глаз, демоническое черное око с белым выпуклым зрачком луны. В это око зверя они собирались погрузиться.

Томас на ощупь искал спуск к воде. Баллоны он тащил на спине и, чтобы не упасть, хватался за корни деревьев. Яэль последовала за ним, и скоро они ступили на холодную прибрежную гальку. В темноте затопленного дома не было видно.

– Он должен быть прямо перед нами. Когда окажемся под водой, включим фонари.

Томас говорил шепотом. Они были одни, рядом ни одного дома, если не считать руины под водой. Чего он боится? Это влияние места, подумала Яэль. Оно требует почтения. Ей тоже хотелось вести себя как можно тише, словно огромная гора Ад могла поглотить ее, если заметит.

Томас в последний раз убедился, что с оборудованием все в порядке, и помог Яэль надеть баллон, попутно объясняя основные правила ныряльщиков.

– А нож обязательно брать? – удивилась Яэль, изучив свое снаряжение.

Томас не ответил.

– Как можно меньше двигай руками, – объяснял он. – Они нарушают равновесие сильнее, чем что-либо другое. И запомни: если хочешь удержаться в вертикальном положении – глубокий вдох, чтобы наклониться вниз – выдох.

– Ясно.

Яэль не терпелось скорее нырнуть.

– Запомни простые сигналы. Большой круг фонарем – все в порядке; движение сверху вниз – что-то не так. Готова? – Яэль кивнула, и Томас протянул ей маску. – И еще: избегай резких движений ластами по дну, иначе поднимется муть, и ты ничего не увидишь. И ты всегда держишься рядом со мной, куда бы я ни двинулся.

– Я все поняла.

Инструкции Томаса были несложными. Он требовал только, чтобы она не отплывала далеко, и настаивал на том, что они не станут погружаться глубже чем на пять метров, чтобы избежать перепадов давления.

Яэль вошла в озеро первой, держа ласты в одной руке и фонарь в другой. Вода была ледяной, но плотный гидрокостюм позволял долго оставаться в ней, не рискуя переохладиться.

Меньше чем в метре от берега дно резко обрывалось, вода поднялась до колен. На этой глубине уже появились водоросли, обвивавшиеся вокруг ног. Довольно скоро они превратились в настоящий лес, через который Яэль пробиралась с трудом. Вода доходила уже до бедер.

– Надевай ласты, – велел Томас. – И не забудь, что твоя маска ограничивает поле зрения и увеличивает все предметы на треть.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Я не знаю, какая здесь водится рыба, но если мы ее увидим, лучше, если ты будешь помнить, что она не такая большая, как кажется.

Яэль надела маску, взяла в рот загубник, как показывал Томас, и погрузилась в прохладную глубину. Подводные растения жадно обвили ее тело, но Яэль освободилась, сделав три взмаха ластами. Едва погрузившись, она потеряла всякое представление о том, где верх, где низ, но бледный лунный свет помог ей сориентироваться.

Звуки также были странными. Приглушенные и в то же время очень реальные. Яэль поняла: она слышит свое дыхание и шорох пузырьков, которые поднимаются вверх.

Вспышка белого света на миг ослепила ее. Это Томас зажег фонарь. Яэль прикрыла глаза и сделала то же самое. Он подплыл и положил ей руку на плечо, затем описал круг фонарем, показывая, что у него все хорошо. Яэль повторила его жест, и они двинулись к центру озера, неторопливо загребая ластами, чтобы подольше сохранить силы.