Пророк Тиресий, Нимфа Эхо и Нарцисс

Волей судьбы на земле так дело и шло, безопасно

Скрыта была колыбель два раза рожденного Вакха.

Нектаром, — память гласит, — меж тем Юпитер упившись,

Бремя забот отложив, со своею Юноною праздной

320 Тешился вольно и ей говорил: "Наслаждение ваше,

Женское, слаще того, что нам, мужам, достается".

Та отрицает. И вот захотели, чтоб мудрый Тиресий

Высказал мненье свое: он любовь знал и ту и другую.

Ибо в зеленом лесу однажды он тело огромных

325 Совокупившихся змей поразил ударом дубины.

И из мужчины вдруг став — удивительно! — женщиной, целых

Семь так прожил он лет; на восьмое же, снова увидев

Змей тех самых, сказал: "Коль ваши так мощны укусы,

Что пострадавший от них превращается в новую форму,

330 Вас я опять поражу!" И лишь их он ударил, как прежний

Вид возвращен был ему, и принял он образ врожденный.

Этот Тиресий, судьей привлеченный к шутливому спору,

Дал подтвержденье словам Юпитера. Дочь же Сатурна,

Как говорят, огорчилась сильней, чем стоило дело,

335 И наказала судью — очей нескончаемой ночью.

А всемогущий отец, — затем, что свершенного богом

Не уничтожит и бог, — ему за лишение света

Ведать грядущее дал, облегчив наказанье почетом.

После, прославлен молвой широко, в городах аонийских

340 Безукоризненно он отвечал на вопросы народу.

Опыт доверья и слов пророческих первой случилось

Лириопее узнать голубой, которую обнял

Гибким теченьем Кефис и, замкнув ее в воды, насилье

Ей учинил. Понесла красавица и разродилась

345 Милым ребенком, что был любви и тогда уж достоин;

Мальчика звали Нарцисс. Когда про него воспросили,

Много ль он лет проживет и познает ли долгую старость,

Молвил правдивый пророк: «Коль сам он себя не увидит».

Долго казалось пустым прорицанье; его разъяснила

350 Отрока гибель и род его смерти и новшество страсти.

Вот к пятнадцати год прибавить мог уж Кефисий,

Сразу и мальчиком он и юношей мог почитаться.

Юноши часто его и девушки часто желали.

Гордость большая была, однако, под внешностью нежной, —

355 Юноши вовсе его не касались и девушки вовсе.

Видела, как загонял он трепетных в сети оленей,

Звонкая нимфа, — она на слова не могла не ответить,

Но не умела начать, — отраженно звучащая Эхо.

Плотью Эхо была, не голосом только; однако

360 Так же болтливой уста служили, как служат и ныне, —

Крайние только слова повторять из многих умела,

То была месть Юноны: едва лишь богиня пыталась

Нимф застигнуть, в горах с Юпитером часто лежавших,

Бдительна, Эхо ее отвлекала предлинною речью, —

365 Те ж успевали бежать. Сатурния, это постигнув, —

"Твой, — сказала, — язык, которым меня ты проводишь,

Власть потеряет свою, и голос твой станет короток".

Делом скрепила слова: теперь она только и может,

Что удвоять голоса, повторяя лишь то, что услышит.

370 Вот Нарцисса она, бродящего в чаще пустынной,

Видит, и вот уж зажглась, и за юношей следует тайно,

Следует тайно за ним и пылает, к огню приближаясь, —

Так бывает, когда, горячею облиты серой,

Факелов смольных концы принимают огонь поднесенный.

375 О, как желала не раз приступить к нему с ласковой речью!

Нежных прибавить и просьб! Но препятствием стала природа,

Не позволяет начать; но — это дано ей! — готова

Звуков сама ожидать, чтоб словом на слово ответить.

Мальчик, отбившись меж тем от сонмища спутников верных,

380 Крикнул: «Здесь кто‑нибудь есть?» И, — «Есть!» — ответила Эхо.

Он изумился, кругом глазами обводит и громким

Голосом кличет: «Сюда!» И зовет зовущего нимфа;

Он огляделся и вновь, никого не приметя, — "Зачем ты, —

Молвит, — бежишь?" И в ответ сам столько же слов получает.

385 Он же настойчив, и вновь, обманутый звуком ответов, —

«Здесь мы сойдемся!» — кричит, и, охотней всего откликаясь

Этому зову его, — «Сойдемся!» — ответствует Эхо.

Собственным нимфа словам покорна и, выйдя из леса,

Вот уж руками обнять стремится желанную шею.

390 Он убегает, кричит: "От объятий удерживай руки!

Лучше на месте умру, чем тебе на утеху достанусь!"

Та же в ответ лишь одно: «Тебе на утеху достанусь!»

После, отвергнута им, в лесах затаилась, листвою

Скрыла лицо от стыда и в пещерах живет одиноко.

395 Все же осталась любовь и в мученьях растет от обиды.

От постоянных забот истощается бедное тело;

Кожу стянула у ней худоба, телесные соки

В воздух ушли, и одни остались лишь голос да кости.

Голос живет: говорят, что кости каменьями стали.

400 Скрылась в лесу, и никто на горах уж ее не встречает,

Слышат же все; лишь звук живым у нее сохранился.

Так он ее и других, водой и горами рожденных

Нимф, насмехаясь, отверг, как раньше мужей домоганья.

Каждый, отринутый им, к небесам протягивал руки:

405 «Пусть же полюбит он сам, но владеть да не сможет любимым!»

Молвили все, — и вняла справедливым Рамнузия141 просьбам.

Чистый ручей протекал, серебрящийся светлой струею, —

Не прикасались к нему пастухи, ни козы с нагорных

Пастбищ, ни скот никакой, никакая его не смущала

410 Птица лесная, ни зверь, ни упавшая с дерева ветка.

Вкруг зеленела трава, соседней вспоенная влагой;

Лес же густой не давал водоему от солнца нагреться.

Там, от охоты устав и от зноя, прилег утомленный

Мальчик, места красой и потоком туда привлеченный;

415 Жажду хотел утолить, но жажда возникла другая!

Воду он пьет, а меж тем — захвачен лица красотою.

Любит без плоти мечту и призрак за плоть принимает.

Сам он собой поражен, над водою застыл неподвижен,

Юным похожий лицом на изваянный мрамор паросский.

420 Лежа, глядит он на очи свои, — созвездье двойное, —

Вакха достойные зрит, Аполлона достойные кудри;

Щеки, без пуха еще, и шею кости слоновой,

Прелесть губ и в лице с белоснежностью слитый румянец.

Всем изумляется он, что и впрямь изумленья достойно.

425 Жаждет безумный себя, хвалимый, он же хвалящий,

Рвется желаньем к себе, зажигает и сам пламенеет.

Сколько лукавой струе он обманчивых дал поцелуев!

Сколько, желая обнять в струях им зримую шею,

Руки в ручей погружал, но себя не улавливал в водах!

430 Что увидал — не поймет, но к тому, что увидел, пылает;

Юношу снова обман возбуждает и вводит в ошибку.

О легковерный, зачем хватаешь ты призрак бегучий?

Жаждешь того, чего нет; отвернись — и любимое сгинет.

Тень, которую зришь, — отраженный лишь образ, и только.

435 В ней — ничего своего; с тобою пришла, пребывает,

Вместе с тобой и уйдет, если только уйти ты способен.

Но ни охота к еде, ни желанье покоя не могут

С места его оторвать: на густой мураве распростершись,

Взором несытым смотреть продолжает на лживый он образ,

440 Сам от своих погибает очей. И, слегка приподнявшись,

Руки с мольбой протянув к окружающим темным дубравам, —

"Кто, о дубравы, — сказал, — увы, так жестоко влюблялся?

Вам то известно; не раз любви вы служили приютом.

Ежели столько веков бытие продолжается ваше, —

445 В жизни припомните ль вы, чтоб чах так сильно влюбленный?

Вижу я то, что люблю; но то, что люблю я и вижу, —

Тем обладать не могу: заблужденье владеет влюбленным.

Чтобы страдал я сильней, меж нами нет страшного моря,

Нет ни дороги, ни гор, ни стен с запертыми вратами.

450 Струйка препятствует нам — и сам он отдаться желает!

Сколько бы раз я уста ни протягивал к водам прозрачным,

Столько же раз он ко мне с поцелуем стремится ответным.

Словно коснешься сейчас… Препятствует любящим малость.

Кто бы ты ни был, — ко мне! Что мучаешь, мальчик бесценный?

455 Милый, уходишь куда? Не таков я красой и годами,

Чтобы меня избегать, и в меня ведь влюбляются нимфы.

Некую ты мне надежду сулишь лицом дружелюбным,

Руки к тебе протяну, и твои — протянуты тоже.

Я улыбаюсь, — и ты; не раз примечал я и слезы,

460 Ежели плакал я сам; на поклон отвечал ты поклоном

И, как могу я судить по движениям этих прелестных

Губ, произносишь слова, но до слуха они не доходят.

Он — это я! Понимаю. Меня обмануло обличье!

Страстью горю я к себе, поощряю пылать — и пылаю.

465 Что же? Мне зова ли ждать? Иль звать? Но звать мне кого же?

Все, чего жажду, — со мной. От богатства я стал неимущим.

О, если только бы мог я с собственным телом расстаться!

Странная воля любви, — чтоб любимое было далеко!

Силы страданье уже отнимает, немного осталось

470 Времени жизни моей, погасаю я в возрасте раннем.

Не тяжела мне и смерть: умерев, от страданий избавлюсь.

Тот же, кого я избрал, да будет меня долговечней!

Ныне слиянны в одно, с душой умрем мы единой".

Молвил и к образу вновь безрассудный вернулся тому же.

475 И замутил слезами струю, и образ неясен

Стал в колебанье волны. И увидев, что тот исчезает, —

"Ты убегаешь? Постой! Жестокий! Влюбленного друга

Не покидай! — он вскричал. До чего не дано мне касаться,

Стану хотя б созерцать, свой пыл несчастный питая!"

480 Так горевал и, одежду раскрыв у верхнего края,

Мраморно‑белыми стал в грудь голую бить он руками.

И под ударами грудь подернулась алостью тонкой.

Словно у яблок, когда с одной стороны они белы,

Но заалели с другой, или как на кистях разноцветных

485 У виноградин, еще не созрелых, с багряным оттенком.

Только увидел он грудь, отраженную влагой текучей,

Дольше не мог утерпеть; как тает на пламени легком

Желтый воск иль туман поутру под действием солнца

Знойного, так же и он, истощаем своею любовью,

490 Чахнет и тайным огнем сжигается мало‑помалу.

Красок в нем более нет, уж нет с белизною румянца,

Бодрости нет, ни сил, всего, что, бывало, пленяло.

Тела не стало его, которого Эхо любила,

Видя все это, она, хоть и будучи в гневе и помня,

495 Сжалилась; лишь говорил несчастный мальчик: «Увы мне!» —

Вторила тотчас она, на слова отзываясь: «Увы мне!»

Если же он начинал ломать в отчаянье руки,

Звуком таким же она отвечала унылому звуку.

Вот что молвил в конце неизменно глядевшийся в воду:

500 «Мальчик, напрасно, увы, мне желанный!» И слов возвратила

Столько же; и на «прости!» — «прости!» ответила Эхо.

Долго лежал он, к траве головою приникнув усталой;

Смерть закрыла глаза, что владыки красой любовались.

Даже и после — уже в обиталище принят Аида —

505 В воды он Стикса смотрел на себя. Сестрицы‑наяды

С плачем пряди волос поднесли в дар памятный брату.

Плакали нимфы дерев — и плачущим вторила Эхо.

И уж носилки, костер и факелы приготовляли, —

Не было тела нигде. Но вместо тела шафранный

510 Ими найден был цветок с белоснежными вкруг лепестками.

Весть о том принесла пророку в градах ахейских

Должную славу; греметь прорицателя начало имя.

Из книги 5-й:

Похищение Персефоны

С дядей богиню сведи". Сказала Венера. И тотчас

380 Взялся Амур за колчан и стрелу, как мать повелела,

Выбрал из тысячи стрел одну, но острее которой

Не было и ни одной, что лучше бы слушалась лука.

Вот свой податливый рог изогнул, подставив колено,

Мальчик и Диту пронзил искривленной тростинкою сердце.

385 Глубоководное есть от стен недалеко геннейских217

Озеро; названо Перг; лебединых более кликов

В волнах струистых своих и Каистр едва ли услышит!

Воды венчая, их лес окружил отовсюду, листвою

Фебов огонь заслоня, покрывалу в театре подобно.

390 Ветви прохладу дарят, цветы разноцветные — почва.

Там неизменно весна. Пока Прозерпина резвилась

В роще, фиалки брала и белые лилии с луга,

В рвенье девичьем своем и подол и корзины цветами

Полнила, спутниц‑подруг превзойти стараясь усердьем,

395 Мигом ее увидал, полюбил и похитил Подземный, —

Столь он поспешен в любви! Перепугана насмерть богиня,

Мать и подружек своих — но мать все ж чаще! — в смятенье

Кличет. Когда ж порвала у верхнего края одежду,

Все, что сбирала, цветы из распущенной туники пали.

400 Столько еще простоты в ее летах младенческих было,

Что и утрата цветов увеличила девичье горе!

А похититель меж тем, по имени их называя,

Гонит храпящих коней, торопясь, по шеям, по гривам

Сыплет удары вожжей, покрытых ржавчиной темной,

405 Мимо священных озер и Паликовых, пахнущих серой,

Вод,218 что бурлят, прорываясь из недр; через местность несется,

Где бакхиады — народ из Коринфа двуморского — древле

Стены воздвигли меж двух корабельных стоянок неравных.

Меж Кианеей лежит и пизейским ключом Аретузой,219

410 Там, где отроги сошлись, пространство зажатое моря.

Там‑то жила — от нее происходит и местности имя —

Нимфа, в Сицилии всех знаменитее нимф, Кианея.

Вот, до полживота над поверхностью водной поднявшись,

Деву узнала она. "Не проедете дальше! — сказала, —

415 Зятем Цереры тебе не бывать против воли богини;

Просьбой, не силою взять ты должен был деву. Коль можно

С малым большое равнять, — полюбил и меня мой Анапис220,

Все ж он меня испросил, я в брак не со страха вступила".

Молвила нимфа и их, в обе стороны руки раздвинув,

420 Не пропустила. Сдержать тут гнева не мог уж Сатурний.

Страшных своих разогнал он коней и в бездну пучины

Царский скиптр, на лету закрутившийся, мощной рукою

Кинул, — и, поражена, земля путь в Тартар открыла

И колесницу богов приняла в середину провала.

425 А Кианея, скорбя, что похищена дева, что этим

Попрано право ее, с тех пор безутешную рану

Носит в безмолвной душе и вся истекает слезами.

В воды, которых была божеством лишь недавно великим,

Вся переходит сама, утончаясь; смягчаются члены,

430 Кости — можно согнуть, и ногти утратили твердость,

Что было тоньше всего становится первое жидким, —

Пряди лазурных волос, персты ее, икры и стопы.

После, как члены она потеряла, в холодные струи

Краток уж был переход. Бока, спина ее, плечи

435 И ослабевшая грудь — все тонкими стало ручьями.

Вот наконец, вместо крови живой, в изменившихся жилах

Льется вода, и уж нет ничего, что можно схватить бы.

В ужасе мать между тем пропавшую дочь понапрасну

Ищет везде на земле, во всех ее ищет глубинах.

440 Отдых вкушавшей ее не видала Аврора с власами

Влажными, Геспер221 не зрел. В обеих руках запалила

Ветви горючей сосны, на Этне возросший, богиня

И леденящею тьмой проносила, не зная покоя.

Снова, лишь радостный день погашал созвездия ночи,

445 Дочь искала она, где Солнце заходит и всходит.

Раз, утомившись, она стала мучиться жаждой, но нечем

Было ей уст освежить; соломой крытую видит

Хижину, в низкую дверь постучала; выходит старуха,

Видит богиню она и тотчас выносит просящей

450 Сладкого чашу питья из поджаренных зерен ячменных.

Пьет Церера. Меж тем злоречивый и дерзкий мальчишка

Перед богинею стал и, смеясь, обозвал ее «жадной».

И оскорбилась она и, еще не допивши напитка,

Мальчика вдруг облила ячменем, в воде разведенным.

455 Пятна впитались в лицо; где были у дерзкого руки, —

Выросли ноги, и хвост к измененным прибавился членам.

И в невеликий размер, — чтобы силы вредить не имел он, —

Сжался: в ящерку он превращен был, малого меньше.

От изумленной, в слезах, попытавшейся чуда коснуться

460 Бабки бежал он и в норку ушел. Так и носит названье

В изобличенье стыда, и в крапинках все его тело.

Сколько богиня еще по землям блуждала и водам,

Трудно в словах передать. Весь мир был для ищущей тесен.

И возвратилась она в Сиканию222; все озирая,

465 До Кианеи дошла. Кианея, не будь превращенной,

Все рассказала бы ей. Хоть нимфа сказать и желала,

Не было уст у нее, языка, чтобы вымолвить слово.

Знаки, однако, дала; очам материнским знакомый,

Павший в том месте в святой водоем поясок Персефоны

470 Молча богине она на поверхности вод показала.

Та, лишь узнала его, убедясь наконец в похищенье

Дочери, стала терзать в небреженье висящие кудри,

И без числа себе грудь ладонями мать поражала,

Все же не знала, где дочь. Все земли клянет, называет

475 Неблагодарными их, недостойными дара богини,

Всех же сильнее клянет Тринакрию, где обнаружен

След был беды. Вне себя, богиня пахавшие землю

Переломала плуги, предала одинаковой смерти

И поселян, и волов, работников поля; велела

480 Нивам доверье людей обмануть, семена загубила…

Плодоношенье земли, всего достояние мира,

Сокрушено. В зеленях по полям умирают посевы;

То от излишних дождей, то от солнца излишнего чахнут;

Звезды и ветер вредят. Опавшие зерна сбирают

485 Жадные птицы; волчец и куколь и разные травы,

Не выводимы ничем, полонили пшеничные нивы.

Тут Алфеяда223 главу из вод показала элейских

И, оттолкнув к ушам волос струящихся пряди,

Молвит: "О девы той мать, искомой по целому миру,

490 Мать урожаев земных, отреши непомерные муки

И в раздраженье своем не гневись на верную землю!

Не заслужила земля: похищенью открылась невольно.

Нет, не за родину я умоляю. Пришла я как гостья.

Родина в Пизе моя, происходим же мы из Элиды.

495 Я чужестранкой живу в Сикании. Все же милей мне

Всех она стран. У меня, Аретузы, здесь ныне пенаты,

Здесь пребыванье мое: его пощади, всеблагая!

Двинулась с места зачем, как я под громадою моря

В край Ортигийский пришла, — рассказам об этом настанет

500 Время свое, когда от забот свободна ты будешь

И просветлеешь лицом. Для потока доступна, дорогу

Мне открывает земля; пройдя по глубинным пещерам,

Здесь я подъемлю чело и смотрю на забытые звезды.

Там‑то, когда я текла под землею стремниной стигийской,

505 Я Прозерпину твою лицезрела своими глазами.

Так же печальна она, с таким же испуганным ликом,

Но — государыней там великою темного царства,

Но преисподних царя могучею стала супругой!"

Мать при этих словах как каменной стала и долго

510 Поражена словно громом была; когда же сменилось

Тяжким страданием в ней беспамятство тяжкое, взмыла

На колеснице в эфир. И с ликом, тучами скрытым,

В негодованье, власы распустив, пред Юпитером стала.

"Вот я, Юпитер, пришла молить тебя, — молвила, — ради

515 Крови моей и твоей. О, если ты мать не жалеешь,

Дочь пусть тронет тебя! Да не будет твое попеченье

Менее к ней оттого, что была рождена она мною.

Дочь я нашла наконец, которую долго искала.

Ежели только «найти» означает «утратить» иль если

520 Знать, где она, означает найти! Прощу похищенье,

Лишь бы вернул он ее, затем, что грабителя мужа

Дочь недостойна твоя, — коль моей уже быть перестала!"

Царь ей богов возразил: "Для обоих залог и забота

Наше с тобою дитя. Но ежели хочешь ты вещи

525 Правильным именем звать, — то это ничуть не обида;

Наоборот, то — любовь. И зять нам такой не постыден.

Дай лишь согласье свое. Не касаясь иного, — не мало

Братом Юпитера быть! У него же и много иного.

Жребием только своим меня он пониже. Но если

530 Так их жаждешь развесть, да вернется в эфир Прозерпина,

Но при условье одном, чтоб там никогда не вкушала

Пищи: Парками так предусмотрено в вечных законах".

Молвил. И вывесть на свет Прозерпину решила Церера.

Но воспрепятствовал рок. Нечаянно пост разрешила

535 Дева: она, в простоте, по подземным бродя вертоградам,

С ветви кривой сорвала одно из гранатовых яблок

И из подсохшей коры семь вынула зерен и в губы

Выжала: только один Аскалаф ее видел при этом, —

Тот, про кого говорят, что его в дни оные Орфна,

540 Между Авернских сестер224 превеликой известности нимфа,

В мрачных глубинах пещер родила своему Ахеронту.

Видел — и девы возврат погубил, жестокий, доносом.

Стон издала владычица тьмы, и отверженной птицей

Стал чрез нее Аскалаф: окропив флегетоновой влагой225

545 Темя его, придала ему клюв и округлые очи.

Он, потерявший себя, одевается в желтые перья

И головою растет; загибаются длинные когти;

Новые крылья еще непроворными зыблет руками.

Гнусною птицей он стал, вещуньей грозящего горя,

550 Нерасторопной совой, для смертных предвестием бедствий.

Этот, как можно судить, за язык и донос наказанье

Мог понести. Но у вас, Ахелоевы дочери,226 птичьи

Перья и ноги зачем? Ведь раньше вы девами были!

Иль оттого, что, когда собирала цветы Прозерпина

555 Вешние, были вы с ней, сирены ученые, вместе?

После по миру всему ее вы напрасно искали,

И чтобы даже моря про вашу узнали заботу,

Вскоре над зыбью морской на крыльях‑веслах держаться

Вы пожелали, и к вам божества благосклонность явили:

560 Руки и ноги у вас вдруг желтыми стали от перьев!

Но чтобы пение их, на усладу рожденное слуху,

Чтобы подобная речь в даровитых устах не пропала,

Девичьи лица у них, человечий по‑прежнему голос.

И между братом своим и печальной сестрою посредник, —

565 Круг головой разделил на две половины Юпитер.

Ныне — равно двух царств божество — проводит богиня

Месяцев столько ж в году при матери, сколько при муже.

А у Цереры тотчас и душа и лицо изменились.

И перед Дитом самим предстать дерзнувшая в скорби,

570 Вдруг просветлела челом, как солнце, что было закрыто

Туч дождевых пеленой, но из туч побежденных выходит.

Дочь получив, успокоена…

Арахна

КНИГА ШЕСТАЯ

К повествованьям таким Тритония слух преклонила,

Песни сестер Аонид одобряла и гнев справедливый.

"Мало хвалить, — подумалось ей, — и нас да похвалят!

Без наказанья презреть не позволим божественность нашу".

5 В мысли пришла ей судьба меонийки235 Арахны. Богиня

Слышала, что уступить ей славы в прядильном искусстве

Та не хотела. Была ж знаменита не местом, не родом —

Только искусством своим. Родитель ее колофонец236

Идмон напитывал шерсть фокейской пурпурною краской.237

10 Мать же ее умерла, — а была из простого народа.

Ровня отцу ее. Дочь, однако, по градам лидийским

Славное имя себе прилежаньем стяжала, хоть тоже,

В доме ничтожном родясь, обитала в ничтожных Гипепах238.

Чтобы самим увидать ее труд удивительный, часто

15 Нимфы сходилися к ней из родных виноградников Тмола,

Нимфы сходилися к ней от волн Пактола родного.239

Любо рассматривать им не только готовые ткани, —

Самое деланье их: такова была прелесть искусства!

Как она грубую шерсть поначалу в клубки собирала,

20 Или же пальцами шерсть разминала, работала долго,

И становилась пышна, наподобие облака, волна.

Как она пальцем большим крутила свое веретенце,

Как рисовала иглой! — видна ученица Паллады.

Та отпирается, ей и такой наставницы стыдно.

25 «Пусть поспорит со мной! Проиграю — отдам что угодно».

Облик старухи приняв, виски посребрив сединою

Ложной, Паллада берет, — в поддержку слабого тела, —

Посох и говорит ей: "Не все преклонного возраста свойства

Следует нам отвергать: с годами является опыт.

30 Не отвергай мой совет. Ты в том домогаешься славы,

Что обрабатывать шерсть всех лучше умеешь из смертных.

Перед богиней склонись и за то, что сказала, прощенья,

Дерзкая, слезно моли. Простит она, если попросишь".

Искоса глянула та, оставляет начатые нити;

35 Руку едва удержав, раздраженье лицом выражая,

Речью Арахна такой ответила скрытой Палладе:

"Глупая ты и к тому ж одряхлела от старости долгой!

Жить слишком долго — во вред. Подобные речи невестка

Слушает пусть или дочь, — коль дочь у тебя иль невестка,

40 Мне же достанет ума своего. Не подумай, совета

Я твоего не приму, — при своем остаюсь убежденье.

Что ж не приходит сама? Избегает зачем состязанья?"

Ей же богиня, — «Пришла!» — говорит и, образ старухи

Сбросив, явила себя. Молодицы‑мигдонки и нимфы

45 Пали пред ней. Лишь одна не трепещет пред нею Арахна.

Все же вскочила, на миг невольным покрылось румянцем

Девы лицо и опять побледнело. Так утренний воздух

Алым становится вдруг, едва лишь займется Аврора,

И чрез мгновение вновь бледнеет при солнца восходе.

50 Не уступает она и желаньем своим безрассудным

Гибель готовит себе. А Юпитера дочь, не противясь

И уговоры прервав, отложить состязанья не хочет.

И не замедлили: вот по разные стороны стали,

Обе на легкий станок для себя натянули основу.

55 Держит основу навой; станок — разделен тростниковым

Бёрдом; уток уж продет меж острыми зубьями: пальцы

Перебирают его. Проводя между нитей основы,

Зубьями бёрда они прибивают его, ударяя.

Обе спешат и, под грудь подпоясав одежду, руками

60 Двигают ловко, забыв от старания трудность работы.

Ткется пурпурная ткань, которая ведала чаны

Тирские; тонки у ней, едва различимы оттенки.

Так при дожде, от лучей преломленных возникшая, мощной

Радуга аркой встает и пространство небес украшает.

65 Рядом сияют на ней различных тысячи красок,

Самый же их переход ускользает от взора людского.

Так же сливаются здесь, — хоть крайние цветом отличны.

Вот вплетаются в ткань и тягучего золота нити,

И стародавних времен по ткани выводится повесть.

70 Марсов Тритония холм240 на Кекроповой крепости нитью

Изображает и спор, как этой земле нарекаться.

Вот и двенадцать богов с Юпитером посередине

В креслах высоких сидят, в величавом покое. Любого

Можно по виду признать. Юпитера царственен образ.

75 Бога морей явила она, как длинным трезубцем

Он ударяет скалу, и уж льется из каменной раны

Ток водяной: этим даром хотел он город присвоить.

Тут, же являет себя — со щитом и копьем заостренным;

Шлем покрывает главу; эгида ей грудь защищает.

80 Изображает она, как из почвы, копьем прободенной,

Был извлечен урожай плодоносной сребристой оливы.

Боги дивятся труду. Окончанье работы — победа.

А чтоб могла увидать на примере соперница славы,

Что за награду должна ожидать за безумную дерзость, —

85 По четырем сторонам — состязанья явила четыре,

Дивных по краскам своим, и фигуры людей поместила.

Были в одном из углов фракийцы Гем и Родопа,241

Снежные горы теперь, а некогда смертные люди, —

Прозвища вечных богов они оба рискнули присвоить.

90 Выткан с другой стороны был матери жалких пигмеев242

Жребий: Юнона, ее победив в состязанье, судила

Сделаться ей журавлем и войну со своими затеять.

Выткала также она Антигону243, дерзнувшую спорить

С вышней Юноной самой, — Антигону царица Юнона

95 Сделала птицей; не впрок для нее Илион оказался

С Лаомедонтом отцом, и пришлось в оперении белом

Аисту — ей — восхищаться собой и постукивать клювом.

Угол оставшийся был сиротеющим занят Киниром244.

Храма ступени обняв, — родных дочерей своих члены! —

100 Этот на камне лежит и как будто слезами исходит.

Ткани края обвела миротворной богиня оливой:

Как подобало ей, труд своею закончила ветвью.

А меонийки узор — Европа с быком, обманувшим

Нимфу: сочтешь настоящим быка, настоящим и море!

105 Видно, как смотрит она на берег, покинутый ею,

Как она кличет подруг, как волн боится коснуться,

Вдруг подступающих к ней, и робко ступни поджимает.

Выткала, как у орла в когтях Астерия245 бьется;

Выткала Леду246 она под крылом лебединым лежащей.

110 Изобразила еще, как, обличьем прикрывшись сатира,

Парным Юпитер плодом Никтеиды247 утробу наполнил;

Амфитрионом явясь, как тобой овладел он, Алкмена248;

Как он Данаю дождем золотым, Асопиду249 — огнями,

Как Деоиду250 змеей обманул, пастухом — Мнемозину.

115 Изобразила, как ты, о Нептун, в быка превратившись,

Деву Эолову взял, как, вид, приняв Энипея,

Двух Алоидов родил,251 как баран — обманул Бизальтиду252.

Кроткая Матерь253 сама, с золотыми власами из злаков,

Знала тебя как коня; змеевласая254 матерь Пегаса

120 Птицею знала тебя, дельфином знала Меланта255;

Всем надлежащий им вид придала, и местности тоже.

Изображен ею Феб в деревенском обличии; выткан

С перьями ястреба он и с гривою льва; показала,

Как он, явясь пастухом, обманул Макарееву Иссу;

125 Как Эригону256 провел виноградом обманчивым Либер,

И как Сатурн — жеребец — породил кентавра Хирона.

Край же ткани ее, каймой окружавшийся узкой,

Приукрашали цветы, с плющем сплетенные цепким.

И ни Паллада сама не могла опорочить, ни зависть

130 Дела ее. Но успех оскорбил белокурую Деву:

Изорвала она ткань — обличенье пороков небесных!

Бывшим в руках у нее челноком из киторского бука

Трижды, четырежды в лоб поразила Арахну. Несчастья

Бедная снесть не могла и петлей отважно сдавила

135 Горло. Но, сжалясь, ее извлекла из веревки Паллада,

Молвив: "Живи! Но и впредь — виси, негодяйка! Возмездье

То же падет, — чтобы ты беспокоилась и о грядущем, —

И на потомство твое, на внуков твоих отдаленных".

И, удаляясь, ее окропила Гекатиных зелий

140 Соком, и в этот же миг, обрызганы снадобьем страшным,

Волосы слезли ее, исчезли ноздри и уши,

Стала мала голова, и сделалось крохотным тело.

Нет уже ног, — по бокам топорщатся тонкие ножки;

Все остальное — живот. Из него тем не менее тянет

145 Нитку Арахна — паук продолжает плести паутину.

Ниоба

Лидия в трепете вся. О случившемся слух по фригийским

Градам идет, и широко молва разливается всюду.

Раньше, до свадьбы своей, Ниоба знавала Арахну,

В те времена, как жила в меонийском краю и в Сипиле257.

150 Не научило ее наказанье землячки Арахны

Высшим богам уступать и быть в выраженьях скромнее.

Многим гордиться могла. Однако ни мужа искусство,

Ни благородная кровь, ни мощность обширного царства

Любы так не были ей, — хоть было и это ей любо, —

155 Сколь сыновья с дочерьми. Счастливейшей матерью можно

Было б Ниобу назвать, коль себя не сочла б таковою

Как‑то Тиресия дочь, владевшая даром прозренья,

Манто, по улицам шла и, божественной движима силой,

Провозглашала: "Толпой, Исмениды, ступайте, несите

160 Ладан Латоне скорей и обоим, Латоной рожденным,

С благочестивой мольбой! Вплетите в волосы лавры!

Ибо Латона сама моими глаголет устами!"

Внемлют ей дочери Фив, чело украшают листвою

И на священный алтарь моленья приносят и ладан.

165 Вот горделиво идет с толпой приближенных Ниоба,

Золотом пышно блестя, во фригийские ткани вплетенным, —

Даже и в гневе своем прекрасна и, волосы вскинув,

Что ниспадали к плечам, величавой своей головою,

Остановилась и, всех обведя своим взором надменным, —

170 "Что за безумье? — кричит, — предпочесть понаслышке известных —

Зримым воочью богам? Почему алтарями Латону

Чтут, а мое божество — без курений? Родитель мой — Тантал,

Он же единственным был допущен до трапезы Вышних.

Матерь — Плеядам сестра;258 мне дед Атлант величайший,

175 Что на могучем хребте равновесье небесное держит,

Сам Юпитер мне дед. Но им я горжусь и как свекром.

Фригии все племена предо мною трепещут; держава

Кадма под властью моей; возведенная струнами крепость

Мужа, с народом ее, — в его и в моем управленье.

180 В доме, куда бы я взор ни направила, всюду встречаю

Всяких обилье богатств. К тому же достойна богини

Прелесть лица моего. Семерых дочерей ты причисли,

Юношей столько ж, а там и зятьев и невесток не меньше.

Так вопрошайте ж, на чем моя утверждается гордость!

185 Не понимаю, как вы порожденную Кеем‑титаном

Смеете мне предпочесть — Латону, которой для родов

Даже великой землей в ничтожном отказано месте.

Небо, земля и вода — всё вашу отвергло богиню.

В мире скиталась, пока над блуждавшей не сжалился Делос:

190 «Странницей ты по земле блуждаешь, я же — по морю», —

Остров сказал и приют неустойчивый ей предоставил.

Стала там матерью двух: то детей моих часть лишь седьмая!

Счастлива я: кто бы стал отрицать? И счастливой останусь.

Кто усомнится? Меня обеспечило чад изобилье.

195 Так я могуча, что мне повредить не в силах Фортуна.

Если и много возьмет, то более всё же оставит.

Так я богата, что страх мне уже неизвестен. Представьте,

Что из толпы своих чад кого‑нибудь я и лишилась;

Но, обездолена так, до двоих я не снижусь, — а двое —

200 Вся у Латоны толпа; не почти ли бездетна Латона?

Прочь разойдитесь! Алтарь покиньте! С волос поснимайте

Лавры!" Снимают венки, покидают жертвы, не кончив,

И — то дозволено им! — небожителей шепотом славят.

Возмущена тут богиня была и с высокой вершины

205 Кинфской259 с речью такой к своим близнецам обратилась:

"Вот я, родившая вас, появлением гордая вашим, —

Кроме Юноны, других не ниже богиня, — сомненье

Вижу, богиня ли я?! Алтари у меня отнимают,

Чтимые веки веков, — от вас жду помощи, дети!

210 Это не все еще зло. Танталида к печальному делу

Брань добавила: вас поставить осмелилась ниже

Собственных чад; и меня — то с нею да будет! — бездетной

Смела назвать, — ведь язык у нее от отца негодяя!"

Намеревалась мольбы тут добавить Латона, но молвил

215 Феб: «Перестань говорить! замедляешь ты жалобой кару».

То же и Феба рекла, и, быстро по воздуху спрянув,

Кадмова града они, под облаком скрыты, достигли.

Гладкое было у стен широкое поле. Всечасно

Кони топтали его Колесницы во множестве также.

220 Твердых удары копыт размягчали на поприще почву.

Вот из могучих сынов Амфиона иные садятся

На горделивых коней, чьи спины алеют багрянцем

Тирским, и в руки берут отягченные златом поводья.

Вот между ними Исмен, — что первой матери мукой

225 Некогда был, — меж тем, как он правит по кругу привычным

Бегом коня своего и смиряет вспененную морду, —

«Горе мне!» — вскрикнул: уже впилась стрела в середину

Груди его, и, рукой умирающей повод покинув,

Сник постепенно Исмен с плеча лошадиного на бок.

230 Рядом с ним ехавший, стрел услыхав бряцанье в колчане,

Вмиг натянул поводья Сипил, — так кормчий пред бурей,

Тучу завидя, спешит; наставляет полотна, бессильно

Свисшие, чтобы поймать малейшие воздуха струи.

Вмиг натянул… но едва натянул он поводья, настигнут

235 Был неминучей стрелой; трепеща, она сзади вонзилась

В шею ему, и торчит наконечник железный из горла.

Сам он, как был, наклонясь через шею крутую и гриву,

Наземь скатился, и кровь запятнала горячая землю.

Вот и несчастный Федим, и, названный именем деда,

240 Тантал, обычный свой труд завершив и тело натерши

Маслом, вступили в борьбу, — подходящее юности дело.

И уж сплетались они, борясь друг с другом, грудь с грудью,

Тесным узлом; как вдруг, с натянутой пущена жилы,

Братьев пронзила стрела сплетенными, так, как стояли.

245 И застонали зараз и зараз согбенные мукой

Наземь сложили тела; зараз и последние взоры

Вскинули, лежа уже, и вместе дух испустили.

То увидал Алфенор; и, до крови в грудь ударяя,

К ним поспешает, — обняв, их к жизни вернуть, охладевших.

250 Но упадает и сам при свершении долга: Делиец

В грудь глубоко его смертоносным пронзает железом.