ЕСЛИ ПОТЕРЯТЬ СЕБЯ — ХУЖЕ СМЕРТИ

Если потерять себя хуже смерти -
Приходите петь на моей могиле.
В запотевших бокалах танцуют черти,
Музы простыли и подурнели.
Апокалипсис в рамках одной персоны
Близок. Почти наступает на пятки.
Я готова вам перечислить симптомы.
Мои дела совсем не в порядке.
Гуляет ветер в пустых вагонах.
В метро спускаюсь, как в горло ада.
Говорят, актер живет ради поклона,
Что тогда недопоэту награда?
То ли вирус, то ли простуда,
То ли просто белиберда,
Но день начинается из ниоткуда
И уходит, в общем-то, в никуда.
И уходят, в целом, не без причины
Желание жить и смотреть людям в лица.
Говорят, лечат такое врачи, но
Мы ведь с тобой ненавидим больницы.
Мы - кто печатает кровью в блокнотах,
Забывая о том, что ресурс капризен...
Прости, я, кажется, стала банкротом.
В моих карманах не осталось жизни.

О СИЛЕ

Назвался сильным - не говори, что устал и
Не требуй от жизни дополнительных сил.
Показатель силы - не кулаки как скалы,
А скалы, которые ты разбил.

МАНТРА

Не выдержу. Не по силам. Не по зубам.
Восемнадцать «не» оттягивают карман,
С каждым новым ты становишься будто пьян,
И врезаешься носом в землю.
И опять подниматься, себя собирать в кулак,
И идти, на одну фразу как на маяк
Равняться, губами чеканя в такт:
Я меньшего не приемлю.
Если дальше — пустыня, заброшенный город и-
Ли даже море без лоскутка земли,
А ты — в той глуши, где не идут корабли -
Барахтайся до победы.
Есть там тот самый Господь или же нет -
Тебе пред собой держать суд и иметь ответ.
Допустим, пройдет твоя почти сотня лет
И ты окажешься где-то,
Где кроме тебя и памяти — пустота.
Ты будешь гордиться тем, что тогда не встал,
Позволил нелепым «не» занять пьедестал,
Переломил свой стержень?
Плюнь сам же себе в лицо и ударь поддых.
Жизнь любит испытывать сильных и молодых!

...А знаешь что? Пока ты дочитывал стих,
Уже одним «не» в коллекции стало меньше.

С

Он смотрел, как в гавань заходят суда,
И молился, руки сжимая в пасс:
«Пусть его спасут города,
Если же я не спас.
Пусть его приютят дома,
Если же я не смог.
Пусть его пустит сама судьба
На призрачный свой порог.
Пусть люди ему на пути — честны.
Пусть чувства — без лишних слов.
Пусть ему снятся цветные сны
Без всяких дурман-цветов.
Пусть память его не тревожит, пусть
Сребреник не влечет...
Я все в нем выучил наизусть,
До самых последних нот.»
Рассвет занимался; суда вошли.
Он вслушался; там, внизу
Его по имени корабли
Зовут, дрожа на весу.
И этим крикам он вторит, он
Упрашивает опять:
«Позвольте тому, кто приговорен,
Последнее слово сказать.
Я в жизни многого не узнал
И многое упустил.
Но все, что за годы свои собрал,
Для вечности сохранил.

Здесь не играет роли длина
Нулей на твоем счету.
Память — единственная цена.
Здесь только она в ходу.
Я помню, и значит, что я — богат.
Ты тоже богатым будь.»

...Он ушел туда, откуда назад
Более не шагнуть.

МО И ШТОРМ

Штормовое предупреждение в Рапи-Но.
Старый Мо откладывает в сторону домино.
Старый Мо открывает тихо свое окно.
За окном ветер воет бешено во всю глотку.
Старый Мо медлит только миг, а потом идет,
Не слушая, что ему шелестит народ:
«Мо, послушай, Мо, ну ты же не идиот,
Мо, поставь обратно старую свою лодку!»
Мо смеется, Мо, кажется, просто сошел с ума.
В такую погоду у Титаника треснет корма.
А у лодки Мо от лодки — одна длина.
Спустя столько лет все станет одним лишь звуком.
Мо спускает корыто на воду и встает.
В это сложно поверить, но, кажется, он поет
И прежде чем спуститься на гордый борт,
Подает и жмет всем на пристани руку.

Лодку Мо бросает с пристани на Гольфстрим.
Лодка Мо — как щепка, Мо в ней совсем один,
Голова его — словно в рамочке из седин.
Мо молится. Соль слизывает с ладоней.
«Если есть ты там — в небе, в церкови, под землей,
Если ты — с рогами, с нимбом над головой,
Если ты хоть что-нибудь можешь — то будь со мной.
Будь со мной — давай хотя бы вдвоем утонем.»
Мо не страшны грозы и бури: он даже рад,
Что решил наконец-то тихий покинуть сад,
Что сейчас он — эксцентричен, аляповат
И стихии подан, как псу бычья кость на блюде.
Мо боится другого: перед глазами дом.
На столе — одна ложка с единственным котелком,
А посуды в доме — ведь на полсотни персон!
Мо не помнит, когда к нему приходили люди.
И страшнее, чем эти волны и соль в глаза,
Каждый вечер, ложась в кровать, просить небеса,
Чтоб у соседа слева закончился вдруг бы са-
Хар или соль, в общем, что-то пришло в негодность...
Ничего нет страшнее, чем не существовать совсем
За пределами своих собственных голых стен,
И себя убеждать аргументом, что кровь из вен
Придает тебе хотя бы отчасти плотность.
Мо вздыхает и крепче держится за края.
Он как будто в детстве; он как будто варяг,
У него корабль — картонка, кирпич вместо якоря,
Лодка Мо начинает трескаться в водовороте.
Мо сухие губы растягивает в мотив.
Ему снова двадцать: он молод, горяч, строптив,
Этот Мо настолько чертовски сейчас красив,
Что сам Океан усаживается напротив.
А где-то на оставленном берегу
Молодая девушка, готовящая рагу,
Вздрогнет, каплю крови снимая с губ,
И с коротким криком выронит полотенце.
Задрожит над водой тонкий прозрачный нерв.
Рыбаки и спортсмены, до лодочки не успев,
Наблюдают, как Мо тянет простой припев,
И на тот свет отправляется вновь младенцем.

ГРЕТТА И СЕРЕБРЯНАЯ ЛОЖКА

На отшибе знакомого нам Рапи-но
Жила в доме - кривом, как фрегатное дно,
Скособоченном, скрюченном, ветхом -
В одиночестве старая Гретта.
Разменяла десяток старуха седьмой,
Но по-прежнему в жизни, как брюхо, пустой
Не видала чудес. Скрипит дом.
А за ним разгорается шторм.
И взмолилась старуха незнамо к кому:
«Если кто-нибудь видит меня через тьму,
Если кто-нибудь слышит сквозь мрак -
Умоляю, подай же мне знак!
Я, возможно, была бы кому-то жена.
Но не дал мне Господь ни красы, ни ума.
Да и все, что могу я состряпать -
Суп из мягонькой кроличьей лапы!
Я не видела мира далече причала.
Мне пора умирать.
А мне мало!
Знаю, знаю: по мне гудит ветер вокруг,
Но не я буду я, если седня помру!
Унеси бурю прочь, ты, хозяин светил,
Обещал всех любить — но меня не любил.»
И как будто разрезало молнией свод.
«Разбудила меня ты своим колдовством.
Выходи из хибары, взгляни по земле -
Я оставил подарок, старуха, тебе».
Поднялась она тут, ни жива, ни мертва,
Вышла из дому. Бурей несома трава,
Волны бьются войной впереди...
А старуха под ноги глядит.
И мелькнуло внезапно в траве серебро:
То десертная ложка с искусным гербом.
Подняла ее Гретта — и в крик:
«Ну, коварен ты, подлый старик!
Я просила тебя всею мощью души
Дать мне шанс по-другому хоть годик пожить!
А ты ложку даруешь мне, Боже?
Чем она мне, старухе, поможет?
Есть в лачуге моей сей столовый прибор.
Только толку в нем, если пустынен мой двор?
Мне кому накрывать серебром,
Если всеми забыт этот дом?»
И раздался с небес оглушающий бас:
«Каждый то пожинает, что сам и создаст.
Колесо было деревом прежде.
Весь секрет заключался в надежде».
Долго думала Гретта над ложкой своей.
Не спала пять холодных апрельских ночей.
А потом в мозгу вспыхнула весть:
Из нее нужно вкусное есть!
И звенели кастрюли шестую всю ночь,
На седьмую — соседи решили помочь.
Кто бы раньше в такое поверил?
На восьмую — распахнуты двери!
Собрались горожане всего Рапи-но,
Чтобы съесть Греттин суп да пригубить вино.
Да с хозяйкой потренькать немножко -
С тетей Греттой в «Серебряной ложке»...

Пробежало пять лет. В Рапи-но снова шторм.
Но теперь чист и светел знакомой нам дом.
Все вокруг распадается, бьется!
На пороге — старуха смеется.
Ну и правда - чего теперь Гретте трястись?
«Не греми ты так, Боже, готова идти!
Я тебе тут подарок несу:
Ложку, чтобы попробовать суп».

ФАРФОР

1.

У них даже дым — как будто кружево.
У них даже хохот — почти хрустальный.
Я среди них абсолютно не нужная,
Неподходящая. Неправильная.
А она среди них — Ваше Высочество.
И весь мир — в изгибе ее руки.
С ее легких плеч зарождалось зодчество,
С ее голоса — ноты музыки.
За фарфоровой кожей — какая пошлость,
Но на ней хоть узоры пером пиши -
Нити вен ложатся то в карту Польши,
То в дороги Млечного. Не дыши,
Наблюдай, как тени ее ласкают,
Восхищайся каждым полночным па,
И думай: какая она... какая!!!
Какая она не та.

О таких, как та, да в таких местах
Могут только вскользь, но не как не в такт
Разговору. Мол, чересчур проста,
Чересчур смела, словно голый факт,
Словно дикий зверь, словно чистый яд,
У таких какой-то пропащий взгляд,
И ни евро, ни долларов, ни манат.
О таких, как она — молчат.

На мое запястье течет мороз.
Тонких пальцев цепи берут в петлю.
У фарфоровых вроде бы все всерьез -
Если вдруг неожиданно полюблю,
То кареты, звания лорда и
Круг людей, который зовется «знать»...
От такого хочется закурить.
И как следствие — под дымок сбежать.

А у той — ни вензеля, ни герба,
Одна только подпись — и та крива.
И немного вздернутая губа.
И в кармане поди — трава.
Никакой эстетики в худобе,
Никакой гармонии в голове,
Никакой покорности — вся в себе
И безумий хватит на век.

5.

Королева в постели — шедевр с икон.
Тела шелк в темноте — это хрупкий мел.
Будь как Афродита и Апполон.
За малейший неправильный жест — расстрел.
...Та смеется громко, не гасит свет,
И целует быстро — из уст в уста.
И все тело ее — как сплошной скелет.
И все ласки ее — как удар хлыста.

6.

Засыпаю, на шелке вертясь, как вор:
За упрямой пЕтлей - лишь пустота.
Я шепчу, что терпеть не могу фарфор.
И мне кажется, что эта рядом — та.

ВЕДЬМА

Не иди за мной; где ступаю я, жухнут травы.
Полуночная ведьма, полуденная княжна,
Несущая запах ветра. Язык костра вы-
Гибающая, как гнет шею лихой кинжал:
«Покорись. Покорись. Покорись – ведь себе дороже
Мне противиться. Видишь кровь на кайме клинка?»
Мы с тобой так отчаянно, бешено не похожи,
Как не схожи робкая Герда и гордый Кай.
Словно в лучших традициях худших из снятых фильмов,
Мы, друг друга совсем не желая, сошлись судьбой.
За Иерусалим страдал пророк Иезекииль, но
Что за город я, если хочешь страдать со мной?
Я клянусь тебе, что однажды ты не захочешь
Снова из-под ногтей вымывать след моей земли.
И тогда реквиемом в разбитой грозою ночи
Прокричат сотни сов - стражников у Лилит,
И тогда как Бастинда из детской невинной басни
Я растаю у ног, будто не было никогда.
…Ты поймешь, что с тобой не случалось чего-то прекрасней,
Чем вот этот момент,
когда с неба
сошла вода.

МОРЕ

Заходя по колено в море - не вяжи волос.
Не смотри на берег, не бойся холодных брызг.
Это там, на земле, у тебя есть срок на износ;
Здесь ты легче пера. Поверь мне - и поднимись.
Пусть под воду уйдет - вместе с краешком головы -
Самый искренний страх твой - не вбить свое имя в мир.
Море ждет тебя, задыхаясь от синевы.
В море все до единого станут его детьми.
И когда ты поймешь, что в воде недоступен звук,
И когда ты поймешь, что ценнее монет - кислород,
Дай воде тебя вынести - из синевы в синеву.
Поздравляю с рождением.
Умерший почти -
Живет.

УЗЫ

Как с тобой столкнулась - щекой, плечом,
Интересами, взглядом, кожей,
Пережитым, прожитым; тем, о чем
Не поделишься ни с прохожим,
Ни с ближайшим другом и ни с отцом -
Хоть церковным, а хоть по крови...
Нас спаяло: шаг - и лицо в лицо,
Шаг - и стало внезапно двое.
И текстурой шкур, и изгибом губ,
Гладью глаз и размахом рук...
Я по памяти все воссоздать могу -
В глине, в слове и на ветру.
Я могу тебя прямо сейчас создать -
И сейчас же убрать с листа.
Это должен был быть небесный дар,
Только что- то пошло не так.

Только вместе строк стихотворных я
Приговор кладу на листок.
И минуты этого февраля
Будто движимы колдовством:
С каждой новой - словно по капле жизнь,
С каждой новой - все меньше связь.
Мы хотели увидеть, как ворожить?
Это - способ за миг украсть
То, что строили вместе по камню. То,
Что открыли сквозь страх и смех.
Помнишь, как меня обвиняли до?
Их невежество - страшный грех.

Вот тебе урок расстановки сил:
Нет того, кто бы проклял нас.
Все, что нам теперь довелось нести -
Это только наша вина.
Это только мы - кто закрыл глаза.
Это мы, кто других впустил.
Это мы, кто сделали шаг назад -
Не друг к другу, а к пропасти.
Будем дальше испытывать стойкость уз,
Как их можно тянуть и рвать?
...Не пугайся, если вдруг я вернусь,
Не способной тебя создать
На листе бумаги. Сей дар, увы,
Слишком хрупок - он как стекло.
Он по букве уходит из головы
Чередой
Не сказанных
Слов.

РЕВНОСТЬ

Мне бы узнать, скольких ты целовала.
Желательно, по алфавиту и с адресами.
Не нужно винтовок — от пули эффекта мало.
Я их задушу собственными руками.
И после остаться — беглым безумным взором
Оценивая жестокость своих стремлений.
Сирены ревут; полиция будет скоро.
Адреналин коктейлем бежит по вене.
Сбежать. Затаиться. Скрыться. Холодный разум
Залит одним-единственным жарким чувством.
Такую ревность, так точно, прицельно, сразу
Вызвать во мне — это почти искусство.
Твори, мой создатель, новые грани лика,
Меня своим словом выверни. Есть проблема:
На месте убийства осталась одна улика.
имя твое, вырезанное на стенах.

TRADIMENTO

Обезумевший, искаженный, горящий - и
Снаружи, и - пожарищем - изнутри,
Говорил он, смотря в осколки от зеркала.
Темнота его слушала.

"Прекрати мне сниться - не об этом тебя просил.
Ты лишаешь меня остатков последних сил.
И родное лицо корежится и дробится:
Дьяволица, кончай мне сниться,
Твое тело любил, как других не касался даже.
И я знаю дословно, что ты на это скажешь:
Важно то, что ошибка; важно, что выбор сделан.
Но одна только мысль, что твое прекрасное тело
Изгибалось в чужих руках, загоралось, млело...
Одна только мысль доводит меня до предела.
Ты задела меня. Чертовски меня задела.

Вот ответ мой, и он навряд ли тебя устроит.
Каждый шаг - твой и мой - огромной валюты стоит.
Я хочу тебя взять - и ты же не скажешь нет.
Но до сантиметра ты должна принадлежать мне.
Но до дюйма кожи ты станешь моей. И я
Смою запах чужой - ненавистью любя.
Через страх и сладость жестов, губами, бритвой,
Чтобы имя мое стало тебе молитвой.
Чтобы голос мой стал тебе маяком.
И любой поцелуй жалил бы, как укол.
Я содрал бы с нас кожу, но это слишком легко.

На рассвете вздохнешь. По телу как током - дрожь.
Ты на это со мной пойдешь?"

Обезумевший, искаженный, горящий - и
Одержимый обратным ликом своей любви,
Он готов выпить море, чтоб затушить пожар.
И дышать, черт возьми.
Снова начать дышать.

ИЗМЕНА

В этом круге всего три угла; он мог бы стать треугольником,
Но линии замыкаются, сматываются в кольцо.
Я наблюдаю за миром с высоты своего подоконника.
Мир мне смеется в лицо.
Завтрашний день зайдет в дом в военной форме,
призовет к ответу за сказанные слова.
Я бы хотел кое-что просто не помнить.
Зачем человеку такая сложная голова?
На рассвете упасть в кровать, закусить подушку.
Хуже всего спится, когда простынь некому взбить.
Я бы желал себе просто порой не слушать
Или не слышать, что пульс предательски сбит.
Начать бы заново; да где его взять — начало?
Там, где раньше лежало оно, его кто-то спер.
Я говорю вслух, что мне тебя слишком мало.
И сам себе подписываю приговор.
Прости мою дурь, изломанная надежда.
Будь на торте этом хотя бы одна свеча,
Я загадал бы к ее коже пришить одежду
В тот самый день, когда от меня отломилась часть.
А теперь — собирай осколки того стакана,
Из которого пил, не зная конца вину!
...Офицер сдал пароли и явки на капитана,
Чтобы навсегда остаться в плену.

УХОДЯ

Уходя, побори дрожь, не смотри в глаза.
Я все вижу. Ты раздираешь себя на части.
Час назад на мою кровать рухнули небеса.
Мы принимали участие.
Не бойся. Вернешься в дом, что считаешь домом.
Спросит привычно – «Как у тебя дела?»
Если на тебе действительно было клеймо,
Почему я его не нашла?
За ошибку она не винит тебя. Ведь – родная.
Только мертвый не испытывает жажды.
Если она любит тебя так, как способна я,
То тебе повезло дважды.

ПОСЛЕДНИЙ РОК-Н-РОЛЛ

Настоящий, реальный яд
Только в том, что кругла Земля.
И от Крыма до Монреаля -
Небо всем одно.
Меня так изнутри едят
Эти мысли, что я - твоя,
Меня точно однажды свалит
Под твой рок-н-ролл.

Спой меня, как ты видишь; пой
Так же честно, как говоришь.
Забери мои вены для
Шести новых струн.
Одержима ли Я тобой
Или Ты для меня сгоришь,
И обугленные края
Я в руке сверну?

Нас легко разделить землей.
Но все чаще за облака
Я глаза поднимаю, вновь
Видя в небе цель.
Ведь лоснится над головой
И твоей, и моей пока
Это небо. Оно — одно
Для любых земель.

Мой язык меня предавал,
А теперь ему быть судьей.
Палачом ему тоже — быть.
Я не верю снам.
Так давай — с корабля на бал,
Только лишь возвратясь домой,
Загляни, чтоб меня простить -
И послать к чертям.

ВРЕМЯ

Я вчера приобрел уникальное средство от скуки:
В черном корпусе — время по баснословной цене.
Ты схватила запястье; и я, чтоб не предали руки,
Сжал их плотно в кулак и застыл, как солдат на войне.

Я всегда был глухим; я всегда измерял все глазами.
Я не слышал других, я пугался касаний чужих.
Ты держала запястье худыми своими руками
И одним этим жестом меня раскрывала во лжи.

Я хотел иметь власть над минутами. Одержимый,
Прятал в стрелках свою беспомощность над тобой.
И я ждал новый день, пока старый проходит мимо
Вереницей шагов по жизненной мостовой.

Но не властен над временем тот, кто неладен с рассудком.
Ты взяла меня за руку — и взвыло в груди, как гимн:
Я могу быть другим в каждом новом календаре суток,
Но появишься ты — и я снова останусь твоим.

Если это — не сон, если сон — не то самое чувство,
О котором поют с первобытного солнца времен,
То я даже не знаю, как это назвать. Ты — искусство.
Ты — искусство во мне, я тобой изнутри заклеймен.

Стрелки тикают тихо, и ты добавляешь молчанья.
Я готов лезть на стены и там оставаться пятном.
Мы друг другу никто, и никем мы друг другу не станем.
Допивай же свой виски.
Уже новый день за углом.

ГОД

Это была холодная осень и смешанная зима.
Все, что обычно у бога просят, я достигала сама.
Даже влюбилась как по заказу — быстро, с налета и
Так, чтобы с места в карьер и сразу — в озеро из любви.
Это была зима мизантропа, дьявольская печать.
Даже молилась. Молилась, чтобы демона не позвать.
Зеркало била, чертила мелом профили и латынь:
Все, что угодно, готова сделать, только чтоб рядом — ты.
Это была весна ощущений, яркая, как витраж.
Хрупкий корабль кормою кренит. Судно — на абордаж!
Броских сирен обнаженное тело видно издалека.
Я не готова как прежде — делать Тадж Махал из песка.
Это лето случилось штормом. Буря и ураган
Вымели все, что в себе упорно прятал немой слуга.
Если была во мне брешь и трещина волоса тоньше, то
Я, как твоя настоящая женщина, сделала решето.
Вытекло, вытекло, вышло криками, камнем легло в груди:
Вроде осталась в тебе интрига, но лучше не подходи.
К дому. Не надо вокруг да около — вооружен кордон.
Не трогай меня, как тебя не трогала я ни огнем, ни льдом.
Ну наконец-то! Теперь не скосит! Крепко задраен шлюз!

Мой календарь намекнул, что осень,
Снова ускорив пульс.

У МЕНЯ НЕ ХВАТАЕТ СЛОВ

У меня не хватает слов. В алфавите нет нужных букв.
Стал внезапно немым язык. Оборвался словесный шторм.
Я как будто забыл весло, бесполезен, как старый бук:
Не найдешь на меня косы - так довыруби топором.
Сколько может в себя вместить вроде хрупкий на вид прибор-
Это тело, что знаю я от макушки до самых пят?
Ты запела - и не в чести мне теперь говорить с тобой.
Потому что с богами, Эн, просто люди не говорят.
Я искал в других нужный миф, я себе создавал очки -
Где здесь боги, куда ушло вдохновение по шагам?
Я едва не прошляпил мир за безумием своей строки.
А теперь не хватает слов - вот и пробую по слогам.
Я влюбился. Как мальчик. Как крепко пойманный колдовством.
И мне стыдно теперь считать, сколько дней был преступно слеп.
Свет раскрылся в твоих руках, как из зернышка чудом - ствол
Древа мира. В изгибе рта растворился последний след
Моей бренной души, гнилой и простуженной навсегда.
Я сегодня открыл глаза - и боюсь их теперь закрыть.
Только пой. Пой, ah mea, пой! словно кто-то мне право дал
О звучании голоса твоего для себя просить.

Если завтра во мне умрет каждый орган возможных чувств -
Перестанут смотреть глаза, подведет меня верный слух,
Если стану как идиот - буду помнить из всех искусств,
Как ты пела мне.
Из под ног
выбив почву.
Из тела - дух.

НА ПОРОГЕ

Или зайди, или - вон.
Что замерла, как кот?
В ниточку напряжен
Тонкий рябиновый рот.

Чем тебе мил порог?
Шансом мучишь меня?
Кто тебя разберет.
Дует уже! Сквозняк!

Что тебе? Перец, соль?
Сердце, кофе, wi-fi?
Хватит держать лицо!
Что-нибудь - выбирай.

Здесь тебе не Париж.
Стены, диван, окно.
Все продается лишь
Вместе с хозяйкой - мной.

Хочешь - входи, садись.
Хочешь - иди к чертям.
Я не заплачу. Жизнь
Учит любым гостям.

Грязь хоть с сапог сотри!
Где ты? Пустой порог.
А, ты уже внутри...
Ладно. Тогда добро
Пожаловать.

КОФЕ

Подарила ей мир — мир вышила, рукодельница, на холсте.
Есть вокруг меня в мире женщины, есть прекрасные, да не те.
Задержаться на гордом профиле, по ключице отправить взгляд...
«Ну что, милая, будешь кофе?»
Знаешь, мудрые говорят,
Что все выльется, перемолется ароматным зерном в труху.
Это те, кто за Богом, молятся: я же просто как на духу
Раскрываю себя под пристальным, разрезаю себя крестом
И любовь моя льет неистовым полувыстраданным дождем.
И спасибо тебе, мой ангел, и спасибо тебе, мечта,
Что ты держишься в этом танго на дистанции блокпоста,
Что ты верно блюдешь все правила в нашей глупой больной игре,
Что меня под себя не правила и что не причиняла вред.
Что глаза закрывала — мудрая, что не слушала моих слов,
Что, со мной просыпаясь утром, не сулила свою любовь,
Что ребенком мне быть позволила и что сильной дала мне быть...
Ты — та женщина, за которую я могла бы вполне убить.
Ты — та женщина, кто не даст мне в этой жизни пойти на смерть.
Потому что цвет смерти — красный. Не тебе на него смотреть.
Не твоим полудетским именем прикрываться, держась за нож.
Я же душу готова выменять, только ты ведь не душу ждешь.
Каждый миг с тобой — на Голгофе и в раю. Что могу я дать?
«Здравствуй, милая. Будешь кофе?»
И позволь мне тебя обнять.

ТАНГО

Балансирую на грани, наклоняю потолок.
Алкоголь в крови - дурманит, твой парфюм — сбивает с ног.
Краткий танец на закате, не касаясь рукавов.
Вам еще? Пожалуй, хватит. Я пьяна и без глотков.
Балансирую на пятках, замираю на носках.
Не смотреть! Не сметь украдкой! Не палиться на глазах!
Говорить — но лишь по делу, все касания — табу.
Признаваться не хотела, но написано на лбу
Вот таким огромным шрифтом: «ТЫ, ДА-ДА, НЕ ПУТАЙ, ТЫ!»
Бегство после танца — лифтом. Спичку — в хрупкие мосты.
Балансирую на звуках. Танго — как детектор лжи.
Только не пугайся. Руку до последних нот держи.
Ведь пока не кончен танец, я могу себе соврать:
Что ты просто так не станешь с кем попало танцевать.

СВЕТЛОЕ ТАНГО

В калейдоскопе твоих женщин
Выделяется лишь одна.
У нее ни клейма на шее,
Ни родословной.
Для тебя она есть не меньше
Чем собственная страна.
И не может ничто теплее
Быть и огромней,
Чем хромое чувство. Метка
Над бровью, как
Незаметный шрам
Под косточкой на запястье.
Ты увидел в ней свет, ко-
Торой был как маяк;
Как простое бра,
Рвущее тьму на части.
Этим светом ведомый,
Чувством почти больной,
Ты за нею шел,
Как мыши идут за Гансом.
Покидающий дом,
Рискующий головой,
Ты хотел еще,
Чтоб только не кончить танца.
Но любое танго
Имеет простой конец:
Выбирает леди –
Горизонтальный ли, вертикальный.
Персональный ангел
Устроил тебе звездец.
Твой маяк не светит.
Судьба корабля печальна.
И вернувшись в берлогу
Мрачную, как нутро,
Ты схватился с силой
И выкрутил к черту чувства.
Любить светлых могут
Лишь те, кто не знал порок.
Обладать светилом –
Отдельный подвид искусства.
С тех времен годами
Ты тушишь на кухне свет
И не держишь в доме
Лампочек. Выживая,
Ты живешь мозгами,
И если о волшебстве
Кто-то ляпнет слово –
Смеешься.
И замолкаешь.

ОДИНОЧЕСТВО

Одиночество - это дверь, закрытая от удара.
Это в кровь кулаки, на голодный желудок - дым.
Одиночество живет в каждом: Пускай ты в паре,
пускай выглядишь ты счастливым и молодым,
Но за ней закрывается дверь - даже без привета,
И летят бесконечным ворохом мыслей шторм...
Одиночество настигает, бесспорно, летом,
Чтобы вместе с жарой исчезнуть, как глюк, потом.
Одиночество не красиво: романтик беден
тем, что есть у него из книжек чужих веков.
Одиночество не-ро-ман-тич-но, одиночество бредит,
Отражаясь от стен и неправильности полов.
Одиночество характерно для всех - как случай.
Появляется, происходит... и положить.
Одиночество пора доказать научно.
Хотя все равно в одиночестве будешь жить.
Одиночество есть. Не как след от ночных кошмаров,
А как пуля, от которой в бег не уйти.
Одиночество - это дверь, закрытая от удара.
Одиночество - это несказанное "прости".

МАМЕ

Я снова вру матери, что болею, что занята,
Что ела чего-то, что вычесала кота,
Что, гуляя с утра, не думала прыгнуть с моста...
Я люблю телефоны за то, что лица не видно.
И мама, я знаю, не верит мне ни на грош:
«Дочь, там, где потеряешь, всегда найдешь.
Дочь, я тебя знаю. Знаю, что не пропадешь.
Просто звони побольше — а то обидно».
И через два города тянется серпантин.
Провод, как будто сказочный добрый джинн,
Протягивает сквозь россыпь фальшивых мин
Мамин усталый голос к моему уху.
Я снова мотаю шнур на худой кулак.
«Мам, я влюблена, мама, да еще как!
Помнишь ту песню про пламя и мотылька?
Сказать бы мне все — но снова не хватит духу.»
И это сказать — мне тоже не по зубам.
Последнее дело в мире — расстраивать мам.
К каким бы тебя не бросило берегам,
Мамино «доброе утро!» - это святое.
Так что у меня по умолчанию все окей.
«Кот потолстел и стал, мам, еще наглей.
А в целом - совсем ничего в веренице дней»

Совсем ничего, что могло бы тебя расстроить.

БАБУШКА ОЛЯ

"Посмотри - говорит. - он дедушка мне. "
Нет, сын.
Я сжимаю в своей ее пальцы - хрупки, как стекла.
"Точно, сын, - говорит. - Сгодился тебе в отцы,
Слабы мне глаза. Дедушка! Где бинокль?"
В ее голове смешались пять тысяч книг
С неполною сотней лет в переплете книжном.
"Зачем мне бинокль? Что я буду делать с ним?
Брось, дед, мне всего-то годков! Я по-прежнему вижу!"
Я хрупкой руке так стараюсь отдать огня,
Ее успокоить - бабушка! Ты родная!
Она поет песню, не слыша совсем меня,
И ни одного словечка не понимает.
"Храни тебя бог, - лепечет. - А, ты пришла?
А ты уходила? Скоро весна, как быстро!"
А на дворе лето, но я буду - корень зла,
Если сейчас не притворюсь артистом.

На выходе меня за руку ловит дед.
В каскаде морщинок глаза усталы и крАсны.
"Взгляни, - говорит. - На карточку эту. Здесь
Ей двадцать три года. Правда, она прекрасна?"
Я прячу в бессильной улыбке немую грусть.
Наверное, мне не поверит никто из вас, но
Полгода назад она читала Гамлета наизусть.
"Я знаю, дедуль.
Она
До сих пор
Прекрасна."

ОДИНОКОМУ РЕБЕНКУ

Спи, мальчик мой, спи крепким волшебным сном,
Который дается лишь детям по воле матери.
Ты верно родился: холеным домашним цветком,
Фикусом, что хранит под опекой дом,
Не стать тебе в этой жизни, поверь. Не стать тебе.

Не стать тебе тем, кто смущенно отводит взгляд,
Ослепшим от пошлости, не видящим в сердце света.
Твоя мать когда-то держала в руках плакат
Напротив судов, как будто бы автомат,
Нацеленный в грудь ей, не смертью был, а букетом.

Отец твой, мой мальчик, был верен себе без лжи.
Он мог без прикрас на деле сказать о силе.
Не Спарта тут, мальчик, но просто обычная жизнь,
Такая обычно жестокая, что держись,
Не плачь, сильный мальчик. Они бы тобой гордились.

Когда же ты встанешь на ноги и, нелегка,
Взметнется дорога твоя — от победы к бою...
По венам твоим будет бежать строка,
Где странным узором цепи твоей ДНК -
Отважная мать и сильный отец
с тобою.

МОЛОКО

Нашел ты ее — со сливочной кожей рук,
С мягкой округлостью щек,
С тонкими стрелками брюк,
С юбкой на плавный бок.
С белой косой до плеч,
С запахом от Коко.
Сливочных надо беречь.
Не девочка — молоко.

СТЕРВА

Ты похожа вся на живой пиджак,
Вроде гладко сверху - внутри наждак,
Твоим голосом нужно пугать собак -
Вот настолько он стал командным.
Помнишь столько цифр и ведешь счета
Аккуратно, но песни поешь с листа,
Потому что чувства там - так оставь!
Окрови лучше рот помадой.

Собираешь лайки по соцсетям,
Вместо бога молишься новостям,
Проклинаешь лето, метро, растяп,
Судишь встречных по пятибалльной.
Все же странный юмор у Мисс Судьбы:
У меня тут, вроде бы, тоже быт,
Но моя борьба от твоей борьбы
Отличается кардинально.

Мы росли с тобой - молоко и соль,
Я не раз смотрела тебе в лицо,
Говорила вслух, что в тебе Ассоль
Возродилась, возможно, к свету.
А теперь, скорее, в тебе Яга.
Да, красивей телом, когда нага,
Но за твой порог принца лишь нога -
Все.
Ни ноги и
Ни принца
Нету.

МОЛОДЫЕ

Зачем задавать вопросы, заведомо зная, что тебе соврут?
В мире, где каждый второй себя-то не слышит,
Но при этом остается безмерно крут:
Получает должности, старается вскарабкаться выше,
Руки ставят в сторону — при падении,
при высоте — в бока,
Считает деньги, планирует каникулы на Гоа,
Новый авто, компьютер, кофе в старбакс...
Словом, платит одну из негласных такс
За право представляться хищником среди вас.
У него золотые карманы и на выгоду глаз-алмаз.
Он молод; У него чуть больше, чем треть мира уже за душой.
Вечера он проводит в компании — холостой,
Как патрон, но зато говорит на культурном мате.
Вечер неинтеллигентно заканчивается кроватью.
На утро — поцелуи попадают в категорию "вето".
Он довозит ее до работы, обсуждая политику, котиков, конец света,
Они могут даже встретиться вдруг на митинге, друг друга запостить в бложек,
Сто лайков на «Он(а) хорош(а)». Рейтинг позволит.
И совесть тоже.
И оба поедут дальше — совмещать реальное с жизнью в айпадах.
Собственно, ему немного для счастья надо,
За что-то бороться — все равно что, главное — толика интереса...
Поколение воинов не во имя цели,
а ради
боевого процесса. 

ПОЭТ, БУДЬ

Я тороплюсь есть. Страшно боюсь спать.
Вдумайся - как коварна кованая кровать:
Сколько ты мог сделать, сколько насочинять?
Просто забей на тело — телу не привыкать.
Очередное лето — очередной изгиб.
Можно зваться поэтом, пока ты еще не погиб
От виски в стаканах колотых, от дыма черней не стал.
Тот, кто здесь ищет золота - обречен на провал.
Тот, кто здесь ищет честности, лиры протяжный стон
Может по гулкой лестнице сразу спуститься вон.
Век нас одел по моде, и большего нам не надо:
Все мы — коктейль наивности с самым опасным ядом.
Свет от софитов слепит хуже солнечных вспышек.
На пол упавший пепел громче бега по крышам.
Крепче держись за слово, если решился взяться -
Смешивай ремесло киллера и паяца.
И каждой строфой стреляй, как будто бы стих — рулетка.
В десятку тот попадает, кто прицелился метко.

Поэт, будь звончей монеты и не опустись до лжи!
Вслушайся: это в зале чье-то сердце дрожит.

ЗВЕЗДНАЯ БОЛЕЗНЬ

Расскажи мне, брат, как встречают тебя города,
Как приветливо бары дверь разевают пред
Таким штучным тобой; как народ восклицает:"Да
Будет слово твое, будет сила твоя и свет!"

Они видят тебя и думают - знают. Но
Вектора их погаснут в системе твоих осей,
Когда ты переступишь порог и вон выйдешь в ночь -
Колесить на такси по кардиограмме шоссе.

Я останусь. Мой профиль видно в колоде лиц.
Ты колоду эту носишь всегда с собой.
В этом мире есть те, кто тебя ради спорта злит,
И есть те, кто тебя никогда не возьмут на слабо.

Среди столиков с битым краем и крепким ядом
Я сидела, как тень, и смотрела, как ты живешь.
С постамента смотря, ты меня не отметил взглядом.
И кивнул у порога, как будто увидел вошь.

Мне пространство меж нами хотелось как шарик сдуть.
Неужели ты стал относиться к миру всерьез?
Мне твердили, что ты, вероятно, поймал звезду.
Я твердила в ответ - ты слишком умен для звезд.

Сколько было всего - встреч и прощаний было
С того чистого, почти детского декабря!
...После встречи с тобой я вымыла руки с мылом.
До утра мне казалось - на пальцах застыла грязь.

Береги свой талант. Он тебе не случайно отдан.
Покоряй, как хотел, небосклоны, перроны, дам...
Если будешь в беде - обратись за поддержкой к звездам.
Я, увы, не звезда.
И руки тебе не подам.