Правда и ложь» профессора Мазера
Р: Вернер Мазер считается одним из самых больших знатоков и чуть ли не самым компетентным историком Третьего Рейха вообще и Адольфа Гитлера в частности в мире. Список написанных им книг, многие из которых были переведены на другие языки, весьма впечатляющ[379].
С: Только не говорите, что вы и Мазера хотите записать в свои ряды!
Р: То, что Мазер думает о ревизионизме холокоста, он говорит в различных местах своей книги «Фальсификации, легенды и правда о Гитлере и Сталине» («Fälschung, Dichtung und Wahrheit über Hitler und Stalin»), и его мнение далеко не положительное. Однако в своей книге Мазер не обсуждает содержание ни одной ревизионистской работы, а ошибки, делаемые им при цитировании старых ревизионистских трудов, наводят на мысль о том, что он их даже не читал. Так что профессор Мазер распространяет о ревизионистах информацию, которую он, вероятно, получил только из третьих рук[380].
Перед тем как начать цитировать Мазера, пожалуй, стоит сказать, что Мазер исходит от основной гипотезы, согласно которой имело место массовое истребление евреев по приказу Гитлера, и считает массовые газации в так называемых лагерях смерти доказанным фактом[381].
С: Тогда зачем мы вообще тратим на него время? Мазера никак нельзя считать экспертом холокоста. Он об этом вообще ничего не написал!
Р: Мазер ничего не написал о холокосте как о таковом вовсе не из-за своей некомпетентности. В беседах со мной и с одним моим приятелем он поведал, что он не может писать об этой теме потому, что ему пришлось бы столкнуться с преследованиями, если бы он не стал отказываться от нравственных принципов и излагал бы всё с точностью и правдивостью, или же ему пришлось бы лгать. К сожалению, констатировал он, ему не хватает смелости столкнуться лицом к лицу с возможными преследованиями, так что он предпочёл хранить об этой теме молчание.
Такого рода отношение, к сожалению, весьма распространенно среди западных историков вообще и немецких историков в частности, которые под угрозой социального и юридического давления боятся писать о холокосте. В своей новой книге Мазер намекает именно на это: «...истребление евреев считается одним из самых исследованных аспектов современной истории [...] но это далеко не так. [...] В действительности целые территории до сих пор остаются террой инкогнита, [...] в частности потому, что [...] немецкие историки боятся подходить к этой страшной теме, чтобы вдруг не извлечь на свет подробности, не согласующиеся с давно сложившейся картиной» (стр. 332).
Под боязнью Мазер имеет в виду не что иное, как страх перед преследованием и само преследование, о чём он пишет в следующем отрывке: «Над головами историков (не только в Германии), изображающих спорные исторические моменты так, как они «имели место на самом деле», и называющих зашифрованные (в том числе — официально) идеологические формулировки историческими фальсификациями, висит дамоклов меч» (стр. 220).
С: Это просто ужасно! Что, вообще, думают судьи в Германии, когда читают, как они запугивают немецких историков своим юридическим террором? Они просто не могут всерьёз считать, что они отправляют «правосудие»!
Р: Я сомневаюсь, что они вообще читают подобного рода тексты, но даже если и читают, то или смахивают их со стола как чью-то нездоровую прихоть, или же сами находятся под таким же давлением, что и историки.
В свете подобной ситуации, сложившейся во многих странах, большинство историков боится даже думать о том, чтобы писать о холокосте. Оставшиеся историки — те, которые берутся за эту тему, — либо безоговорочно подчиняются табу и механически вторят официальной партийной линии, либо же им просто наплевать на все угрозы преследования, и они говорят то, что лежит у них на уме, предпочитая скорее сесть в тюрьму, чем лгать и надевать на себя намордник. Это и есть ревизионисты.
После того как Мазер ушёл на пенсию и дожил до преклонного возраста, он, вероятно, слегка изменил своё мнение, поскольку в обсуждаемой здесь книге он впервые бесстрашно вступил на минное холокостное поле. Позвольте мне привести несколько отрывков из его работы.
Прежде всего, Мазер обсуждает сомнительное основание для общего числа жертв холокоста: он противопоставляет 26 миллионов жертв, о которых заявила швейцарская газета «Бернер тагвахт» от 24 августа 1945 года[382], с общей цифрой в 1,5 миллиона, выданной ещё одной швейцарской газетой, «Базелер нахрихтен», от 13 июня 1946 года, — два классических источника, часто приводимые ревизионистами (стр. 333). Затем Мазер выдаёт читателю целый букет из разных оценок числа жертв Освенцима, которые приводили всякого рода «авторитеты»[383], и — в связи с имевшим место в 1990 году сокращением числа жертв Освенцима с четырёх миллионов до одного — приводит признание польского журналиста Эрнеста Скальского, согласно которому антифашисты лгали (см. главу 2.12 настоящей книги).
Далее Мазер цитирует немецкоязычный ревизионистский журнал «Vierteljahreshefte für freie Geschichtsforschung», издаваемый мною; правда он не преминул сделать о нём едкое и пренебрежительное замечание[384]. Тем не менее, Мазер стал третьим историком — после Иоахима Хоффмана и Фритьофа Мейера, — который привёл ревизионистский источник, чтобы подкрепить свои аргументы. Так что нас не должно удивлять, что Мазер благодарит Фритьофа Мейера за «освобождение исследований Шоа [холокоста] от гнёта табу» (стр. 335).
А теперь несколько более длинных цитат из Мазера, в которых я выделил слова, подчёркивающие взгляды Мазера на истоки холокостной истории. Так что запаситесь терпением и уделите им должное внимание.
На 339-й странице Мазер излагает свой взгляд на происхождение «газовых» историй Освенцима: «Сталинское изречение о четырёх миллионах жертв [Освенцима] породило целые библиотеки, авторы которых, в основном, лезли из кожи вон, чтобы задним числом подкрепить эту сталинскую спецификацию [...]. Ни он [главный сталинский пропагандист, еврей Илья Эренбург], ни другие летописцы не понимали, что Сталин был только заинтересован в том, чтобы своими преувеличениями и запутанными критериями уберечь себя и своих ответственных чиновников от разоблачения перед мировой общественностью как преступников против человечности. [...] Большинство из них не заботило, что Сталин представлял до двух миллионов евреев, которые после войны уже не могли вернуться из СССР на свою родину, поскольку они потеряли всё, что там имели, став жертвами национал-социалистического режима [...]» (выделено мной — Г.Р.).
Мазер непосредственно связывает союзническую пропаганду зверств с раскрытием советских злодеяний немецкой армией. Ещё в самом начале восточной кампании Вермахт обнаружил следы жутких злодеяний почти в каждом захваченном им крупном городе. Отступая в спешке, советы истребляли бессчётное количество политзаключённых, сотнями и тысячами содержавшихся в тюрьмах городов Украины, России и Прибалтики. После своего прихода немцы обнаружили тюрьмы, переполненные гниющими трупами. Германия воспользовалась представившимся ей шансом и принялась использовать эти открытия для призыва к европейской молодёжи помочь в борьбе с коммунистической угрозой. Сей призыв к помощи был весьма успешным, особенно после того, как немцы обнаружили в Катыни (а позднее — и в других местах) могилы, в которых большевики закопали около 20.000 представителей польской элиты, убитых ими[385]. За несколько лет Германии удалось привлечь на свою сторону свыше одного миллиона иностранных добровольцев, помогавших Германии в её борьбе с СССР, что является самой крупной добровольческой армией за всю историю, когда-либо противостоявшей другому государству.
Союзники не пожалели сил для нанесения ответного удара по успешной немецкой пропаганде. Они принялись выдумывать и распространять аналогичные истории о массовых убийствах и возлагать ответственность за них на немцев. На стр. 341 Мазер сообщает о том, как Эллич Гау, бывший глава британского Отдела ведения психологической войны (то есть британской фабрики лжи[386]), лично признался Мазеру, что сразу же после обнаружения в начале 1943 года в Катыни мест массового захоронения англичане стали распространять по всей Польше листовки со следующим выдуманным содержанием:
«[Генерал-губернаторство приказало], чтобы для комитета, составленного из всех народностей, проживающих в Польше, была организована экскурсия в Освенцим. Данная экскурсия изучит, насколько гуманны способы, применяемые для массового истребления польского народа, по сравнению с методами, используемыми большевиками. В этом месте немецкая наука совершила настоящее чудо для европейской культуры; вместо жестокого убийства беспокойной толпы в Освенциме можно увидеть газовые и паровые камеры, электрические покрытия и т.д., при помощи которых тысячам поляков помогают лишиться жизни как можно скорее — способом, делающем честь всему немецкому народу. Достаточно будет сказать, что один лишь крематорий может позаботиться о 3.000 тел ежедневно».
С: Опять эти паровые камеры и электрические устройства! Так, значит, это выдумки англичан?
Р: По крайней мере, в этом случае. Как видите, даже в этой листовке англичане провели параллель между Катынью (словами «методы, используемые большевиками») и своими собственными утверждениями о немецких злодеяниях.
Но эта листовка была лишь одной из множества пропагандистских мер, направленных на сведение на нет успеха немецкой пропаганды, связанной с обнаружением в Катыни мест массового захоронения. Мазер информирует нас о следующем: «К примеру, 23 марта 1943 года [...] радиостанция британской секретной службы «Свет», вещавшая на польском языке, в целях контрпропаганды распространила выдуманное заявление, [...] согласно которому немцы каждый день будто бы сжигают в крематории Освенцима около 3.000 людей, «в основном евреев». 13 апреля 1943 года немецкое радио также выдало в эфир это число в связи с первыми извлечёнными из земли трупами поляков [в Катыни]. 15 апреля 1943 года «Правда» попыталась свалить вину за этих 3.000 человек на немцев в попытке сфальсифицировать историю» (стр. 343, выделено мной — Г.Р.).
Мазер также поясняет, почему эта контрпропаганда была столь важна для военных усилий союзников: «Впрочем, основной причиной, по которой британская секретная служба распространяла лживую пропаганду, было противодействие успеху немецкой пропаганды, которая могла быть подкреплена подлинными фактами. Британцы делали это несмотря на то, что они знали о преступлении Красной Армии в Катыни и лживых сталинских мерах по дезинформации [...]. Американцы также делали это. [...] Если бы англичане опубликовали то, что их секретная служба знала ещё с лета 1941 года, [...] то они бы тем самым нанесли удар в спину своего союзника СССР, который изо всех сил пытался укрепить свою пропагандистскую ложь об убийствах в Катыни [...], выставляя преступление, совершённое советскими войсками, за преступление германского Вермахта. Более того, британцам также пришлось бы взять на себя ответственность за публичное распространение советских исторических подлогов в качестве подлинной информации» (стр. 342 и сл., выделено мной — Г.Р.).
С: Значит, для того чтобы скрыть сталинские массовые убийства в Катыни и других местах, англичане и американцы выдумали и распространили ложь о немецких газовых камерах?
Р: Верно, но, как подчеркнул Мазер, пропаганда о газовых камерах старше весны 1943-го (времени обнаружения в Катыни мест массового захоронения), даже если эта, более старая пропаганда имела иное происхождение: «В мае или июне 1942 года освенцимскому подполью удалось впервые отправить в Лондон донесение, речь в котором шла о «газациях в газовых камерах» в «последнее время». 25 августа 1942 года британская секретная служба узнала от него, что [...] к августу 1942-го уже было убито 300.000 заключённых, с чем британцы также молча согласились, хотя всем было ясно, что это были выдуманные цифры, не имевшие ничего общего с действительностью» (стр. 342, выделено мной — Г.Р.).
Здесь Мазер намекает на то, что англичане к тому времени взломали немецкие радиокоды, при помощи которых коменданты концлагерей посылали в Берлин шифровки с количеством узников в каждом лагере. Таким образом, англичане знали, что число в 300.000 жертв было ложью, поскольку на тот момент в Освенцим была отправлена лишь малая доля людей от этого числа.
Мазер также объясняет, кто был этим самым «освенцимским подпольем», посылавшем в Лондон столь вопиющую пропагандистскую ложь: «Грубые преувеличения вражеской пропаганды [...] основывались на закодированных донесениях от освенцимских узников-коммунистов [...]. “Я думаю, не будет преувеличением, — заявил в 1949 году бывший коммунистический чиновник Бруно Баум[387], — если я скажу, что бóльшая часть освенцимской пропаганды, распространяемой в то время по всему свету, писалась прямо нами в лагере”» (стр. 342, выделено мной — Г.Р.).
Следовательно, нас не должно удивлять, что высшие чины союзнических разведок вовсе не считали, что эти сообщения о зверствах, поступавшие из Освенцима и других мест, основываются на фактах: «Тот факт, что пропагандистские истории, имевшие целью сотворить сенсацию, были преувеличены, в августе 1943 года признал сам Виктор Кавендиш-Бентинк, председатель союзнического «Совместного разведывательного комитета», когда пояснил, что сообщения о газациях, исходящие из польских и еврейских источников, были выдуманы и походили на пропаганду о немецких вражеских силах времён Первой мировой войны, когда немцев обвиняли в изготовлении жира из человеческих тел. “Я убеждён, — признался он, — что мы совершаем ошибку, когда официально доверяем этим рассказам о газовых камерах ... Что касается поляков, которых отправляют в газовые камеры, то я не думаю, что имеется какое-либо подтверждение тому, что подобное действительно имеет место”» (стр. 342, выделено мной — Г.Р.).
Как можно видеть из выделенных слов, текст Мазера изобилует обвинениями в пропаганде, лжи и фальсификациях.
С: Это уж точно является сутью, которую Мазер хотел показать названием своей книги, где говорится о фальсификациях и легендах!
Р: Ну, книга Мазера содержит сорок две главы, в каждой из которых обсуждаются всевозможные легенды и фальсификации, относящиеся прежде всего к Гитлеру. Глав о холокосте там всего три, хотя они, пожалуй, самые спорные и имеют дело с наиболее вопиющей ложью.
С: Какие ещё аргументы приводит Мазер, чтобы подкрепить свои обвинения во лжи?
Р: Он разбирает некоторые из наиболее известных показаний очевидцев на предмет их содержания, однако анализ этот остаётся поверхностным из-за краткости соответствующей главы. Ради экономии места я приведу лишь несколько образцов того, что сказал Мазер в отношении ряда свидетелей, которые часто упоминаются как главные очевидцы массовых убийств в Освенциме: Альфреда Ветцлера, Рудольфа Врбы, Филипа Мюллера:
«...Информация, предоставленная Ветцлером и Врбой, являлась компиляцией из заявлений других узников, поскольку сами они ни разу не были свидетелями газаций и никогда не видели газовую камеру. То, что они сообщили, им, к примеру, рассказал в Освенциме их товарищ по компартии Филип Мюллер. [...] То, что они [союзники] узнали от Ветцлера и Врбы, были описания со «слухов» [...]. К тому же ни одного из этих двух докладчиков нельзя назвать надёжным курьером. Врба явно имел склонность к преувеличениям, а Ветцлер [...] оказался непризнанным поэтом» (стр. 344, выделено мной — Г.Р.).
«“Свидетели” Ветцлер и Врба не были единственными, кто рассказывал свои истории для того, чтобы добиться применения военной силы для освобождения заключённых. [...] Для этих целей пропагандистские версии, выдумки и фальсификации были оправданными в его глазах и в глазах Врбы» (стр. 346, выделено мной — Г.Р.).
За этим отрывком следует мимолётная, но уничтожающая критика заявлений Ветцлера-Врбы. Мазер обвиняет и того и другого не только в неточностях, но и в фантастических преувеличениях, которые «также имеются у освенцимского «источника фактов» Филипа Мюллера», чью книгу за 1979 год[179] Мазер, ссылаясь на Прессака[388], считает «романом, основанным на правдивой истории» (стр. 345). Досталось и Миклошу Ньисли. В сноске 145 Мазер пишет: «...в своей книге, изданной в 1947 году в коммунистической Румынии, Ньисли лгал сверх всякой меры» (стр. 348, выделено мной — Г.Р.).
Причина, по которой ключевые свидетели газовых камер так обильно лгали, преувеличивали и выдумывали факты, согласно Мазеру, такова: «Свидетели, сообщавшие об убийствах газом, [...] делали это под психологическим и физическим давлением своих следователей» (стр. 348, выделено мной — Г.Р.).
С: А что означает физическое давление?
Р: Ну, думаю, вариантов здесь немного.
Я подытожу утверждения Мазера по поводу свидетелей освенцимских газаций перечислением слов, которые я выделил в предыдущих цитатах: «описания со слухов», «преувеличения», «непризнанный поэт», «пропагандистские версии, выдумки и фальсификации», «лгал сверх всякой меры», «свидетели, сообщавшие... под психологическим и физическим давлением своих следователей».
С: Но ведь профессор Мазер не считается экспертом по холокосту. Может ли его оценка, данная этим свидетелям, вообще быть принята международными признанными специалистами по холокосту?
Р: Больше об этом мы узнаем из последней главы настоящей лекции. Дело, однако, в том, что мы не можем просто так взять и отмахнуться от самого признанного в мире эксперта по Гитлеру и Третьему Рейху как от какого-то профана. Если он, несмотря на возможное социальное и уголовное преследование, грозящее ему в Германии, всё же делает подобные заявления, то у него должны быть на это веские причины. Последнее предложение Мазера в его главе о холокосте можно истолковать как намёк на то, чтó бы он сказал, если бы никакой угрозы преследований не было: «И противоречия [в официальной версии холокоста] нередко были просто разительными» (стр. 530).
Растущее замешательство
Р: В завершение этой лекции я хотел бы привести несколько высказываний из различных исследований и СМИ, которые, правда, вызвали не столь большое внимание, но тем не менее о них стоит упомянуть, поскольку они имеют непосредственное отношение к теме нашей лекции.
Начнём с Самуэля Грингауза, которого я уже упоминал, и приведём более длинный отрывок из его исследования, вышедшего в 1950 году. Речь в нём идёт о регулярных трудностях в деле изучения еврейских гетто военного периода. В том, что касается надёжности свидетельских показаний Второй мировой войны, Грингауз констатирует: «Гиперисторический комплекс [переживших холокост] можно описать как иудоцентричный, локоцентричный и эгоцентричный. В нём сосредоточена историческая значимость местных событий по отношению к еврейским проблемам на основании личного опыта. Именно по этой причине большинство мемуаров и рассказов полно нелепого многословия, графоманских преувеличений, драматичных эффектов, раздутой самооценки, дилетантского философствования, напускного лиризма, непроверенных слухов, предубеждений, предвзятых нападок и прочего хлама»[212].
Мартин Бросцат, бывший директор официального немецкого Института современной истории в Мюнхене, упомянул о «некорректных или преувеличенных [...] заявлениях бывших узников или свидетелей»[389].
Это подтверждает и американский официальный эксперт по холокосту Люси Давидович: «В библиотеках и архивах со всего света имеются тысячи устных историй переживших [холокост], излагающих их опыт. Их качество и пригодность значительно разнятся в зависимости от памяти рассказчика, его понимания событий, интуиции и, конечно же, скрупулёзности. [...] Изученные мною свидетельства полны ошибок в датах, именах участников и местах, и в них присутствует явное непонимание самих событий»[390] (выделено мной — Г.Р.).
Несмотря на сомнительный характер этих рассказов «переживших» холокост, их критика, как правило, считается богохульством. В своей книге «Холокост в американской жизни» Питер Новик отмечает: «В последние годы «переживший холокост» стал почётным термином, вызывающим не только симпатию, но и восхищение и даже благоговение. Пережившие холокост считаются и обыкновенно описываются как пример храбрости, стойкости и мудрости, исходящих из их страданий»[391].
Норман Финкельштейн описывает последствия такого поклонения: «Поскольку переживших холокост почитают за мирских святых, никто не осмеливается в них сомневаться. Самые нелепые утверждения проходят без комментариев»[392].
Разумеется, бывают и исключения. Учёные, которые имеют привилегию самим быть пережившими холокост, не боятся ставить под сомнение рассказы своих «коллег». Знаменитый французский историк Мишель де Буяр — один из них. Во время войны он был интернирован в лагерь Маутхаузен, а в более поздние годы стал преподавателем средневековой истории и членом парижского Комитета по истории Второй мировой войны. В 1986 году он так отозвался о качестве рассказов очевидцев: «Мне не даёт покоя мысль, что через сто или, может, даже через пятьдесят лет историки будут исследовать этот частный аспект Второй мировой войны, каким является система концентрационных лагерей, и что они там обнаружат. Материалы прогнили до основания. С одной стороны мы имеем внушительную коллекцию фантазий, упорно повторяемых неточностей (в особенности в том, что касается цифр), разнородных смесей, обобщений, а с другой стороны — крайне критичные [ревизионистские] исследования, демонстрирующие нелепость этих преувеличений»[393].
А вот как отзывается о холокосте американский традиционный историк Арно Майер (Mayer), преподаватель новой еврейской истории в Принстонском университете, в своей книге по холокосту: «Источники для изучения газовых камер крайне малочисленны и ненадёжны. Несмотря на то, что Гитлер и нацисты не делали секрета из своей войны с евреями, эсэсовцы тщательно стёрли все следы своей кровавой работы и орудий убийства. До сих пор не было найдено ни одного письменного приказа о проведении газаций. Эсэсовцы не только уничтожили бóльшую часть лагерных записей (которые всё равно были неполными), но и снесли всё оборудование для убийства и для кремации ещё задолго до прихода советских войск. Также они позаботились о том, чтобы избавиться от костей и праха жертв»[394].
С: Но ведь то, что Майер здесь говорит, мы постоянно слышим от историков!
Р: А вы взгляните повнимательней на то, что говорит Майер. Его довод, по сути дела, можно свести к следующему: «Тот факт, что никаких вещественных улик не существует, доказывает то, что эти улики были полностью уничтожены».
Это тот же тип аргументации, который продемонстрировала пережившая холокост еврейка Симона Вейль, первый президент Европарламента. В ответ на тезис Фориссона о том, что не существует доказательств существования нацистских газовых камер (для убийства людей), она заявила: «Все знают, что нацисты уничтожили эти газовые камеры и тщательно истребили всех свидетелей»[395].
Иными словами, отсутствие доказательств в поддержку моего тезиса не опровергает его, а доказывает, что кто-то уничтожил эти самые доказательства. Гениально... Да я так могу взять и заявить, что у древних египтян, к примеру, имелся беспроводный телеграф! Доказательства? Пожалуйста: археологи не нашли никаких телеграфных столбов! Как вам такое?
С: Это просто смешно...
Р: Почему же вы тогда не смеётесь над Арно Майером?
С: Потому что я не хочу оказаться в тюрьме...
С: А я не хочу оскорблять память жертв...
С: Просто люди не могут даже представить себе, чтобы то, во что они так сильно и так долго верили, оказалось неправдой.
Р: Как видите, может быть много причин, по которым люди отключают логику, рассуждая об этой теме. Но это не меняет того факта, что подобный тип аргументации совершенно ненаучен. Более того, я рискну предположить, что с логической точки зрения Майер даже ухудшил свою позицию. К одному утверждению он добавил второе, для которого не может предоставить никаких доказательств, то есть утверждение о том, что все улики были уничтожены. Интересно, как можно доказать, что нечто неизвестное исчезло?
С: Но всё же это действительно может быть так.
Р: Вопрос о том, можно ли уничтожить все доказательства столь гигантского преступления, мы обсудим позже. Факт состоит в том, что Майер теперь делает два недоказанных утверждения и что своим доводом он сделал свой тезис неуязвимым перед любой попыткой опровержения, поскольку тезис, принимаемый за истинный, несмотря (или даже благодаря!) на отсутствие улик, заводит в тупик любую дискуссию.
Я скажу также, что тезис Майера, согласно которому эсэсовцы уничтожили все вещественные и документальные следы своих предполагаемых преступлений, ошибочен. Лагерь Майданек был захвачен советской армией в неповреждённом состоянии, и даже руины Освенцима-Биркенау по-прежнему могут о многом рассказать, если только к ним внимательно прислушаться. Более того, почти весь архив Центрального строительного управления Освенцима сохранился и был рассекречен Советским Союзом вскоре после того, как Майер написал эти строки.
Процитируем ещё Майера:
«Между тем нельзя не согласиться с тем, что в существующих источниках имеется множество противоречий, двусмысленностей и ошибок. [...] То же самое справедливо и для противоречивых оценок и экстраполяций числа жертв, поскольку не существует надёжных статистических данных, из которых можно было бы исходить. [...] Как радикальный скептицизм, так и жёсткий догматизм по поводу точных процессов истребления и точного числа погибших являются бичом здравой исторической интерпретации. [...] До сих пор неясно, кто и когда отдал приказ установить газовые камеры, использовавшиеся для убийства евреев в Освенциме. Поскольку не было обнаружено никаких письменных директив, имеются большие основания предполагать, что приказ был [...] устным» (стр. 163).
«...весь Освенцим периодически оказывался в тисках опустошительных эпидемий тифа. Результатом была устрашающая смертность. [...] Есть разница между смертью от «естественных» или «нормальных» причин и казнью через расстрел, повешение, инъекцию карболовой кислоты или газацию. [...] с 1942-го по 1945-й годы в Освенциме уж точно (а скорее всего, везде) от так называемых «естественных» причин погибло больше евреев, чем от “неестественных”» (стр. 365).
Это уже немного чересчур, вам не кажется? Оказывается, несколько тысяч показаний очевидцев больше не имеют доказательственной ценности даже для одного из первосвященников историографии холокоста. Но, поскольку письменного приказа для газаций не существует и других источников также почти нет, то отсюда неизбежно встаёт вопрос: на чём вообще построено всё здание из массовых газаций? Причём Майер, по сути, называет газовые камеры «чем-то второстепенным».
С: А что такое «естественные» причины смерти?
Р: Это значит, что смерть наступила не в результате насилия; а кавычки означают, что насильственная депортация в лагерь уже сама по себе является актом насилия.
С: Похоже, что Майер даёт сигнал к отступлению: оставить газовые камеры!
Р: Пьер Видаль-Наке, один из ярых оппонентов ревизионизма, ещё в 1984-м предупреждал о тенденциях подобного рода. Сдача газовых камер, сказал он тогда, будет означать «полную капитуляцию»[396]. Но попытки сделать это всё равно имеют место снова и снова. Возьмите, к примеру, письмо издателю, написанное двумя учителями еврейского происхождения (Идой Зайдель и Марком Ашоне), которые в 1987 году выдвинули тезис о том, что национал-социалисты после войны намеренно изготавливали лживые признания и упоминали в них газовые камеры только для того, чтобы тем самым «подложить к евреям бомбу замедленного действия — диверсионный манёвр, если не средство для вымогательства»[397].
С: В какую сторону бы ни поворачивался компас, его стрелка всегда указывает на немцев.
Р: Да, похоже на то.
Далее я хотел бы упомянуть австрийского официального историка Герхарда Ягшица, которому поручили представить экспертный отчёт для процесса против австрийского ревизиониста Герда Хонсика, по вопросу уничтожения евреев. В начале 1991 года Ягшиц отправил в суд предварительный отчёт и запросил дополнительные фонды для дальнейших исследований. Вот как он это аргументировал: «Кроме того, усилились серьёзные сомнения по основным вопросам [относительно газовых камер Освенцима], поэтому [...] дальнейшего вынесения судебных приговоров, относящихся к делу, [...] уже недостаточно для вынесения решений, основывающихся на демократическом правосознании»[398].
С: Значит, никакой общеизвестности?
Р: Только не для Ягшица — по крайней мере, в то время.
С: А что он имел в виду под «серьёзными сомнениями по основным вопросам»?
Р: Понятия не имею. Из личных бесед мне известно, что Вальтер Люфтль, тогдашний председатель австрийской Федеральной инженерно-строительной ассоциации, переписывался с Ягшицем и пытался дать ему понять, что для составления должного экспертного отчёта касательно вопроса о массовом уничтожении ему нужно провести специализированную научно-техническую экспертизу. Однако Ягшиц отказался поступить так, как ему советовал Люфтль. На самом суде, состоявшемся 14 месяцев спустя, Ягшиц изложил своё мнение устно[399]; насколько мне известно, он так никогда и не представил письменной экспертизы, как того требует австрийское законодательство. И, поскольку Ягшицу в своём заключении пришлось затрагивать всевозможные технические вопросы, в которых он был полностью некомпетентен, результат был плачевным. Вальтер Люфтль собственноручно изложил некоторые примеры глубокого невежества Ягшица в своём критическом отзыве[269].
С: Как вы считаете, Ягшиц во время своих исследований стал сомневаться в истинности газовых камер?
Р: Вряд ли. Из его экспертизы следует как раз обратное. Однако в своём устном докладе он, по крайней мере, сделал несколько интересных допущений — например, что он находит добрые две трети из всех свидетельских показаний, относящихся к лагерям в Польше, не заслуживающими доверия и считает официально принятое сегодня число жертв Освенцима завышенным.
С: Но если у него в конце концов не оказалось никаких существенных сомнений, зачем ему тогда нужно было писать суду своё письмо?
Р: Только тот, кто заявляет, что ему нужно провести исследования, сможет в итоге получить деньги для этих самых исследований. И как-никак, это очень неплохая стратегия — бросить дурной свет на результаты всех исследований, существующие на данный момент, чтобы затем можно было смело сказать, что ты стал первым, кто сумел доказать существование газовых камер. К примеру, французский историк Прессак, ныне покойный, сделал в связи с этим весьма недвусмысленное замечание в своей первой книге[400]. Разгоревшаяся среди ревизионистов дискуссия о предварительном докладе Ягшица, наверно, также помогла вернуть его в ряды холокостной ортодоксальности, если он вообще когда-либо подумывал покинуть эти ряды.
Далее я хочу процитировать поразительное заявление немецкого историка Ганса-Генриха Вильгельма, считающегося одним из самых больших экспертов по деятельности айнзатцгрупп.
«Лишь в последнее время начинают накапливаться подозрительные факты о том, что систематичное уничтожение евреев могло впервые начаться через некоторое время после нападения на Советский Союз, причём без полностью недвусмысленных директив из Берлина.
Имеются весьма чёткие указания на то, что «правила речи» были впервые составлены в Нюрнберге в 1945 году, согласно которым соответствующие приказы [по холокосту] от 1941 года будто бы были даны ещё до похода на восток. Показания свидетелей весьма существенно разнятся. Некоторым свидетелям неоднократно задавали вопросы по одним и тем же пунктам на целом ряде судебных процессов, и они были вынуждены не только менять их, прямо противореча своим более ранним заявлениям, но и полностью от них отказываться. Вытекающие отсюда трудности с критическими источниками очевидны»[401].
Между тем, историки явно уже обратили внимание на то, что показания свидетелей крайне ненадёжны. В 2001 году в телефонном разговоре Вильгельм поведал мне, что готов охотно признать, что стандартные заявления о массовых убийствах местами представляют собой нелепые преувеличения. Тем не менее, он не верил, что могут быть какие-либо серьёзные сомнения в существовании газовых камер.
Голландский журналист Михаэль Коржец — также один из тех, кто попытался сделать оборот на 360 градусов. В одной газетной статье Коржец написал, что до сего времени делался слишком большой акцент на газациях и числе погибших от них. Он добавил, что в этой ошибке повинны немцы, а не евреи, поскольку своим тезисом о тайных газациях немцы хотели отвлечь внимание от того факта, что гораздо большее число немцев, нежели считалось до сего дня, участвовало в убийстве евреев путём расстрелов и жестокого обращения по всей Европе[402].
С: Это звучит прямо как тезис Даниеля Гольдхагена.
Р: Верно. В своей книге, в которой он заявляет, что немцы — прирождённые серийные убийцы и антисемиты, Гольдхаген выдвигает схожий тезис, в котором он придаёт газовым камерам второстепенное значение: «Газации были чем-то второстепенным в резне немцами евреев»[403].
В интервью, данном одному венскому журналу, Гольдхаген заявил: «Промышленное истребление евреев не является для меня сутью понятия «холокост» [...]. Газовые камеры — это символ. Но будет нелепо полагать, что без газовых камер холокоста бы не было»[404].
Разумеется, это не согласовывается с учениями первосвященников газовых камер, таких как Роберт Редекер и Клод Ланцман, назвавших демистификацию газовых камер катастрофой[405]. Впрочем, Ланцман, один из самых активных лоббистов холокоста, высказался в своей пораженческой манере весьма схожим образом. Будучи спрошен, почему в своём фильме «Шоа»[406] он лишь брал интервью у разных очевидцев и не предоставил веских доказательств (документов, вещественных улик), он ответил: «В «Шоа» архивным материалам не уделено ни одной секунды, поскольку это не то, как я думаю и работаю, да и к тому же такого материала попросту нет. [...] Если бы я обнаружил фильм — секретный фильм, поскольку снимать было запрещено, — снятый СС, в котором показывается, как 3.000 евреев — мужчин, женщин и детей — вместе умирают, задохнувшись в газовой камере крематория 2 в Освенциме, то я не только бы не показал его, но и уничтожил. Я не могу сказать почему. Это происходит само по себе»[407].
С: Но это же просто абсурд!
Р: Три года спустя Ланцман к этому добавил: «Понять мой железный закон было нельзя»[408].
С: Но это всё не имеет никакого смысла!
Р: Для меня имеет, поскольку это показывает психологию этих людей.
Или возьмите, к примеру, Эли Визеля, написавшего в своих мемуарах: «Лучше бы газовые камеры оставались закрытыми от посторонних глаз. И для силы воображения»[409].
Учитывая отсутствие документальных и вещественных доказательств события, которое, как-никак, затронуло шесть миллионов людей, продлилось целых три года, охватило целый континент и будто бы вовлекло в себя бесчисленное количество властей, ответственных лиц, исполнителей и помощников, историкам до сих пор время от времени приходится объяснять, как такое гигантское предприятие могло быть запущено безо всякой организации.
К примеру, Рауль Хильберг, один из самых уважаемых, если не самый уважаемый официальный эксперт по холокосту во всём мире[410], однажды подытожил свои мысли по этому поводу следующим образом: «Но то, что началось в 1941 году, был процесс по истреблению [евреев], незапланированный заранее, не ор<