Показания свидетелей: но я видел это собственными глазами

Рассказ свидетеля имеет огромное значение. Во многих случаях только в нем полиция может найти ключ к раскрытию преступления. Если свидетель также опознает подозреваемого как человека, совершившего преступление, то это будет достаточным основанием для ареста подозреваемого. В действительности, если в деле отсутствует свидетель, который мог бы опознать преступника, то оно может быть сочтено недостаточным основанием для привлечения подозреваемого к суду. Во время суда результаты свидетельских опознаний, как правило, производят сильное впечатление на присяжных. В одном исследовании английских судебных дел было обнаружено, что в течение типичного года обвинительные приговоры были вынесены в 74 % дел, в которых единственным доказательством вины были показания свидетелей (Loftus, 1979).

Показания свидетелей являются сильным доказательством, но надежны ли они на самом деле? В калифорнийском студенческом городке однажды на глазах у 141 свидетеля было инсценировано нападение на преподавателя колледжа (Buck-hout, 1974). В тот же день у всех свидетелей были получены показания под присягой, в большинстве которых были обнаружены серьезные неточности, в том числе завышение оценок времени в среднем на 150%, переоценка веса нападавшего на 14 % и недооценка его возраста более, чем на 2 года. В целом при проверке воспоминаний, касавшихся внешнего вида, одежды и действий нападавшего, точность показаний среднего свидетеля составляла только 25 %. Через 7 недель только 40 % свидетелей смогли идентифицировать фотографию нападавшего в наборе из 6 фотографий. Целых 25% свидетелей «опознали» в качестве преступника ни в чем не повинного прохожего, которого исследователи специально поместили на место событий!

В другом исследовании только 30% свидетелей инсценированной кражи правильно идентифицировали вора всего через 20 минут после кражи, несмотря на то что вор неуклюже уронил сумку с украденными товарами прямо на глазах у свидетелей на расстоянии нескольких футов от них, а перед тем как убежать, посмотрел прямо на них (Leippe et al., 1978). Как только он скрылся, его внешность улетучилась из памяти свидетелей.

Такая ненадежность показаний свидетелей приводит к весьма печальным последствиям. Зарегистрировано много случаев ошибочных обвинительных приговоров, основанных на ложных опознаниях (Loftus, 1984). Печальной известностью пользуется дело об ограблениях, совершенных в 1979 году Бандитом-джентльменом поблизости от Уилмингтона, штат Делавэр. Этот грабитель с манерами джентльмена часто извинялся перед своими жертвами и обращался с ними в общем довольно хорошо — если не считать того, что он их грабил. В местной газете был опубликован фоторобот преступника, составленный полицией на основе описаний, сделанных потерпевшими. В полицию поступил анонимный телефонный звонок с сообщением, что на этот портрет очень похож католический священник отец Бернард Пагано. Отца Пагано арестовали и судили за ограбления. На суде семь жертв ограбления опознали его как грабителя, и обвинительный приговор,

Показания свидетелей: но я видел это собственными глазами - student2.ru

Рис. 8.2. Семь свидетелей признали отца Бернарда Пагано (справа) за Рональда Клаузера (слева), действительно совершавшего вооруженные ограбления и прозванного Бандитом-джентльменом.

Отец Пагано уже почти что был признан виновным, когда Клаузер признался.

основанный почти исключительно на показаниях свидетелей, казался неизбежным (Wrightsman, 1987). Представьте себе, что почувствовал священник, когда на одиннадцатом часу судебного заседания вдруг поступило сообщение о том, что настоящий грабитель (уже сидевший в это время в тюрьме за другое преступление) сознался. Наверное, отец Пагано до сих пор благодарит небо за свое чудесное избавление.

Ложные идентификации можно объяснить рядом факторов. Здесь нас интересуют те аспекты социального влияния, которые могут быть источниками грубых ошибок в показаниях свидетелей. Запоминание — это активный творческий процесс, в ходе которого то, что мы видим или слышим, может быть интегрировано с другими уже имеющимися у нас воспоминаниями и ожиданиями, а также с более поздней косвенной информацией, содержавшейся в наводящих вопросах или подсказках. Запоминание состоит из трех отдельных этапов, на каждом из которых могут возникать искажения и необъективность. Сначала информация должна быть закодирована (т. е. преобразована в удобную для запоминания форму или код), затем сохранена в определенной форме и наконец извлечена из памяти.

То, насколько мы уверены в своих воспоминаниях или склонны к их пересмотру, может зависеть от оказываемого на нас социального давления. Таким образом, полицейские, ведущие следствие, часто могут влиять на воспоминания просто с помощью специальных приемов, используемых ими при проведении допроса. Давайте посмотрим, как это происходит.

Я последую за вами.Психолог-когнитивист Элизабет Лофтус провела много экспериментальных исследований, в ходе которых продемонстрировала, что на пер-

вый взгляд незначительные особенности манеры задавать вопросы могут оказывать искажающее влияние на содержание сообщений свидетелей о том, что они якобы видели. Эксперименты, поставленные ее группой, обычно проходили по следующей схеме: сначала испытуемые смотрят сцену, имеющую решающее значение (слайды или видеозапись), а затем им задают вопросы о каких-либо подробностях этой сцены; исследователи систематически варьируют формулировку вопросов или вводят испытуемых в заблуждение, искажая какую-либо деталь, и наконец проверяют, изменятся ли воспоминания испытуемых и будут ли в них включены эти подсказанные ложные подробности.

В одной серии исследований испытуемые смотрели слайд-фильм, запечатлевший несчастный случай, когда пешехода сбил автомобиль (Loftus et al., 1978). На одном из показанных слайдов испытуемые видели автомобиль (красный «Датсун») рядом с желтым дорожным знаком «Уступи дорогу». После просмотра слайдов испытуемым был задан ряд вопросов, в том числе и критический вопрос. Испытуемых из контрольной группы спрашивали, проезжала ли другая машина мимо красного «Датсуна», стоявшего у знака «Уступи дорогу». Испытуемым из другой группы задавали тот же вопрос, но в него была включена ложная информация: знак «Уступи дорогу» был заменен на знак «Стоп». В дальнейшем, когда испытуемых просили идентифицировать слайды, которые они до этого видели, большинство из введенных в заблуждение испытуемых выбрали слайд, где «Датсун» стоял около знака «Стоп». Содержавшаяся в вопросе вербальная информация, по-видимому, стала частью зрительных воспоминаний испытуемых из группы, в которой задавался вводящий в заблуждение вопрос.

В свете этих интересных результатов, которые говорят о том, что можно оказывать влияние на воспоминания с помощью всего нескольких слов, подумайте, сколько существует обстоятельств, способствующих тому, чтобы среди вопросов, которые задает на допросе полицейский, оказались наводящие вопросы. При расследовании преступления полицейские (вполне естественно) построят версию того, что произошло, и придут к заключению, что определенные вещи «должны были иметь место». В вопросах, заданных свидетелю, эти умозаключения могут подразумеваться как факты. Если свидетелей несколько, то полицейский следователь может включить информацию, полученную в ходе допроса первого свидетеля («У грабителя на руке была татуировка»), в вопросы, которые он задаст второму («Вы заметили, какая надпись была на татуировке?»). Обратите внимание на то, что в вопросе, обращенном ко второму свидетелю, уже подразумевается наличие татуировки. В ситуациях, когда свидетелей несколько, возникает также риск нормативного давления, подталкивающего к конформности («По словам остальных двух свидетелей...»). Возможно, вам придет в голову, что в интересах справедливости было бы лучше, если бы разных свидетелей допрашивали разные полицейские.

Возможно также, что точные и на первый взгляд невинные подсказки, содержащиеся в вопросах, могут оказывать суггестивное воздействие и искажать воспоминания. Представьте себе сначала водителя грузовика, а потом танцора. Кто из них больше весит? Когда студентов попросили описать незнакомца, который неторопливо прохаживался по сцене во время лекции, их средняя оценка его веса была равна 172 фунтам, если во время допроса им говорили, что это был водитель грузовика, и 159 фунтам, если им сообщали, что это танцор (Christiaansen et al., 1983). Кроме

того, если спрашивающий называл незнакомца «мужчиной», то средняя оценка его возраста составляла 27 лет, в то время как при использовании описания «молодой человек» эта оценка уменьшалась примерно до 24 лет. (Между прочим, на самом деле незнакомцу было 19 лет, и он весил 140 фунтов.) Как говорится, «слово — не воробей...», и случается, что чьи-то ошибочные слова могут отправить человека за решетку.

На опознании.Сила внушения может не только формировать вербальные ретроспективные показания свидетелей, она может также влиять на узнавание лиц и готовность доверять туманному ощущению чего-то знакомого. Привод подозреваемого «в участок» — это большой шаг вперед в работе полицейского, ведущего расследование. Последний важный шаг, необходимый для предъявления обвинения и возбуждения уголовного дела, — идентификация подозреваемого свидетелем. Поэтому полицейские очень заинтересованы в том, чтобы обеспечить опознание подозреваемого свидетелем-очевидцем.

Если полицейские не проявят осторожности, то эта мотивация может стать причиной поведения, которое оказывает влияние на свидетелей, что повышает риск ложной идентификации. Одной из вопиющих форм необъективности является некорректное построение ряда для опознания. В идеале ряд для проведения полицейской процедуры опознания должен состоять из подозреваемого и нескольких заведомо невиновных подставных лиц, внешность которых приблизительно соответствует описанию преступника, данному свидетелями (Luus and Wells, 1991). Иногда это правило грубо нарушается, и подозреваемый выделяется, как белая ворона (см. рис. 8.3). В одном случае, который произошел в штате Висконсин, потерпевший сообщил, что преступление совершил чернокожий. Полицейские составили ряд для опознания из одного чернокожего подозреваемого и пяти белых мужчин и стали спрашивать потерпевшего, напоминает ли преступника кто-нибудь из присутствующих (Ellison and Buckhout, 1981)!

Влияние оказывается в более тонкой форме, если используется тенденциозная инструкция для опознания. Выражая уверенность в том, что преступник находится среди членов ряда, или инструктируя свидетелей «указать, кто из этих шести мужчин совершил преступление», не упоминая при этом в явной форме о допустимости ответа «никто из них», полицейские оказывают на свидетелей, которые и без этого уже готовы к сотрудничеству, влияние сразу нескольких видов. Полицейские подразумевают, что подозреваемый находится здесь и что возможная вина подозреваемого подтверждена большим количеством доказательств, собранных экспертами. Но даже если не принимать в расчет этого предположения, все равно использование тенденциозной инструкции уменьшает вероятность того, что на опознании свидетель отвергнет всех членов предъявленного ему ряда (т. е. не опознает никого). Некоторые свидетели могут даже не понимать, что такой вариант возможен; другие, может быть, не хотят об этом спрашивать. Наконец, в незнакомой обстановке, где доминирует классическая фигура представителя власти (полицейский или детектив), некоторые свидетели (несмотря на большую неуверенность) могут подчиниться, «по Милграму», косвенному приказу полицейского и выбрать из ряда человека, чье лицо покажется им наиболее знакомым.

Показания свидетелей: но я видел это собственными глазами - student2.ru

Рис. 8.3. Риск ложной идентификации возрастает, если в ряд для опознания не входят подставные лица, по описанию похожие на преступника.

Насколько же предвзятые инструкции повышают риск ложной идентификации? Рассмотрим хорошо известное исследование, в котором свидетелям инсценированного акта вандализма давали понять либо то, что хулиган точно находится среди пяти человек, предъявленных для опознания (тенденциозная инструкция), либо то, что он только «может быть среди них» (нетенденциозная инструкция) (Malpass and Devine, 1981). На самом деле хулигана не было среди членов ряда. Однако 78% свидетелей, получивших тенденциозную инструкцию, опознали невиновного члена ряда как хулигана. Для сравнения отметим, что из свидетелей, получивших нетенденциозную инструкцию, ту же ошибку совершили только 33%. Этот настораживающий эффект «ложной тревоги», возникающей из-за тенденциозной инструкции, был повторен в исследовании, в котором свидетели думали, что они на самом деле опознают настоящего вора для настоящих полицейских (Hosch et al., 1984).

По законам многих, но далеко не всех штатов требуется, чтобы полицейские сообщали свидетелям в явной форме о том, что на опознании они могут отвечать: «Не могу сказать с полной уверенностью» или «Никто из присутствующих». Подозреваемому также предоставляется право, чтобы его адвокат присутствовал на опознании. (Кстати, у вас есть личный адвокат, которого вы могли бы быстро вызвать? У нас, например, нет, и мы предполагаем, что у большинства людей тоже.) В любом случае, с точки зрения предотвращения влияния на свидетелей эти правила являются неплохим началом.

Укрепление уверенности.Согласитесь ли вы с тем, что свидетели, которые уверены в правильности своих воспоминаний, вероятно, более точны, чем колеблющиеся и сомневающиеся свидетели? Звучит резонно, не правда ли? Тем не менее исследования свидетельских показаний дали неожиданный и важный результат: часто связь между точностью и уверенностью показаний бывает весьма слабой (Deffenbacher, 1980; Wells and Murray, 1984). Свидетели, которые дают не точно соответствующие действительности показания, как правило, испытывают такую же уверенность, как те, что дают точные показания. Похоже, что на точность воспоми-

наний влияют не те факторы, которые влияют на «уверенность в надежности воспоминаний». Более того, люди могут не осознавать, что их воспоминания или степень уверенности в этих воспоминаниях изменились, или не понимать, какие факторы вызвали эти изменения (Leippe, 1980). Как мы видели в предыдущей главе, ментальные процессы, в результате которых возникают осознаваемые мысли, не осознаются. В результате изменения самих воспоминаний и уверенности в их точности могут происходить независимо друг от друга.

Рассмотрим последствия такого положения вещей. Применение определенных процедур допроса может способствовать усилению уверенности свидетелей, хотя при этом их воспоминания о критическом событии или человеке не становятся точнее. Например, после того как вы узнали о самоатрибуции и когнитивном диссонансе, вас, наверное, не удивит, что свидетель может стать более уверенным в правильности своего выбора на опознании, если его незаметно подтолкнули к такому выбору, дав тенденциозную инструкцию? Когда выбор сделан, особенно если это важный выбор, из-за которого кто-то может попасть в тюрьму, возникает необходимость в снижении диссонанса, вызванного принятым решением. А ограничивающее свободу выбора влияние тенденциозной инструкции может остаться незамеченным благодаря фундаментальной ошибке атрибуции: мы недооцениваем влияние ситуативных факторов и в то же время переоцениваем роль факторов внутренних, в данном случае — уверенности в точности собственных воспоминаний.

Повторные допросы могут также приводить к возрастанию уверенности. В ходе полицейского расследования свидетеля могут допрашивать несколько раз. И при этом он действительно может вспомнить какие-то дополнительные подробности (Scrivner and Safer, 1988). Но возможно также, что в результате повторного публичного подтверждения своих показаний уверенность свидетеля в точности собственных воспоминаний будет необоснованно возрастать (Leippe, 1980). Еще хуже то, что догадки, получившие поощрение следователя, или предложенные им во время первого допроса «недостающие элементы» на втором допросе свидетель может уверенно «вспомнить» как часть того, что он видел своими глазами (Hastie et al., 1978; Loftus et al., 1978). Самая надежная и самая информативная стратегия проведения полицейского допроса — сначала получить от свидетеля свободное повествовательное изложение фактов, т. е. свидетель должен просто рассказать о том, что случилось, а снимающий показания должен выслушать его, не перебивая. Затем можно задавать более частные вопросы, заботясь о том, чтобы не «подсовывать» свидетелю подробности, которые кажутся следователю вероятными, и чтобы у свидетеля всегда была возможность ответить «я не знаю». Дальнейшие допросы должны проводиться в соответствии с этими же правилами и только в случае необходимости.

Основная мысль этого раздела состоит в том, что хотя без показаний свидетелей обойтись невозможно, они в высшей степени подвержены межличностному влиянию. Необходимо следовать процедурам, с помощью которых можно свести такое влияние к минимуму — особенно потому, что, как мы увидим далее, присяжные относятся к показаниям уверенных в себе свидетелей с большим, но не всегда заслуженным доверием. Теперь давайте посмотрим, как можно защитить еще одну категорию потенциальных мишеней влияния — подозреваемых.

Наши рекомендации