В.Г. Сироткин, Д.С. Алексеев СССР И СОЗДАНИЕ БРЕТТОН-ВУДСКОЙ СИСТЕМЫ 1941-1945 ГГ.: ПОЛИТИКА И ДИПЛОМАТИЯ

Сегодня мало кто не знает аббревиатур международных финансовых организаций - МВФ и ВБ (первоначально МБРР - Международный банк реконструкции и развития), учрежденных в июле 1944 г. проходившей под эгидой ООН в городе Бреттон-Вудс (штат Нью Гемпшир, США) международной финансовой конференцией 44 стран-союзников по антифашистской коалиции во Второй мировой войне.

СССР был не только представлен на этой конференции официальной делегацией во главе с заместителем наркома по внешней торговле М.С. Степановым, но и подписал все учредительные финансово- экономическое документы (включая уставы МВФ и МБРР), войдя, таким образом, теоретически с 1944 г. в Бреттон-Вудскую финансовую систему, основанную на американском долларе как международной валютной платежной единице .

В наше время только узкие специалисты, изучающие послевоенную финансовую систему, знают о весьма сочувственном отношении в 19441945 гг. советских экономистов к проектам Бреттон-Вудской конференции. Один из них - И. Трахтенберг - писал в 1944 г. на страницах ведущего ме-

ждународного экономического журнала СССР «Мировое хозяйство и мировая политика»: «...мы заинтересованы в стабильности валюты зарубежных стран, как тех, куда мы экспортируем товары, так и тех, откуда мы товары импортируем. Мы заинтересованы в развитии мировой торговли. Всякого рода мероприятия, которые, в какой бы то ни было мере могут способствовать разрешению указанных задач, в том числе и валютные мероприятия, должны поэтому привлекать наше внимание» .

Еще бы не были заинтересованы! Уже в 1943 г. в Тегеране, а в 1944 г. в Бреттон-Вудсе президент США Ф. Д. Рузвельт сначала посулил, а затем и пообещал Сталину огромный по тем временам беспроцентный займ в 6 млрд «золотых» долларов (!) в качестве своеобразного продолжения военно-экономической помощи по ленд-лизу на восстановление хозяйства СССР, разрушенного войной.

А когда в Москве в апреле 1944 г. от одного из советских разведчиков «кембриджской пятерки» Дональда Маклина (он работал под «крышей» первого секретаря посольства Великобритании в Вашингтоне) получили секретное сообщение, что США готовы довести эту помощь до 10 млрд долл., Молотов по указанию Сталина отправил в советское посольство в США шифрограмму: готовы участвовать в Бреттон-Вудской конференции! Для современников поясним порядок цифр: на Крымской (Ялтинской) конференции, прошедшей почти год спустя после донесения Маклина, в феврале 1945 г., все репарации с Германии определялись в 20 млрд долл., из них половина (10 млрд) - СССР, 8 млрд - Англии и США вместе и 2 млрд - всем остальным. Но Бреттон-Вудский «дар Рузвельта» в эту советскую «квоту Ялты» не входил, т. е. в 1944-1945 гг. Сталин мог рассчитывать на огромную сумму в 20 млрд долл.

И тем не менее это столь успешно начатое в 1944 г. финансовое партнерство Рузвельта - Сталина так и не состоялось: в декабре 1945 г. СССР окончательно отказался ратифицировать ранее подписанные им Бреттон- Вудские соглашения по МВФ и МБРР, а с 1947 г. активно выступил против «плана Маршалла» (восстановления экономики и финансов Европы). Почему?

Послевоенная валютно-финансовая система при своем основании оказалась тесно связанной с проблемами глобального переустройства, т. е. с пересмотром границ и сфер влияния, зафиксированных в Ялтинско- Потдсдамских соглашениях 1945 года. Пакету Бреттон-Вудса и Ялты- Потдсдама предшествовали Тегеранские соглашения 1943 г., а еще ранее - Атлантическая хартия августа 1941 г. (с 1949 г. - идеологическая база НА-

ТО), которую 24 сентября 1941 г. в Лондоне подписал и СССР . Но позднее, с началом холодной войны и пропагандистским противостоянием двух «лагерей» (в ответ на англо-американскую публикацию документов «На- цистско-советские отношения, 1939-1941 гг.» советские публицисты выпустили справку «Фальсификаторы истории», 1948 г.) все эти позитивные элементы антифашистского сотрудничества - Атлантическая хартия, Бреттон-Вудс, денацификация в Германии и странах-союзницах III рейха (Италии, Венгрии, Румынии и др.) - были либо забыты, либо фальсифицированы.

Так, Второй фронт в соответствии с Атлантической хартией был действительно открыт союзниками в Европе (о. Сицилия) еще в 1942 г., а в 1943 г. фашистская Италия была выведена из войны (союзники заняли весь ее юг вплоть до Рима), но в СССР признавали датой открытия только 6 июня 1944 г. - день высадки союзников в Нормандии.

Точно так же преуменьшалось значение военной помощи США по ленд-лизу, особенно в 1941-1942 гг. И лишь в 90-х гг. прошлого века в России началось восстановление исторической правды4, включая и правду об участии СССР в Бреттон-Вудской конференции 1944 года5.

Впрочем, отдельные сборники статей о «новом прочтении» истории холодной войны, основанные на отечественных исторических источниках и мемуарах6, не раскрывают всего комплекса проблем послевоенного мироустройства, ибо, как правило, игнорируют англо-американские источники. Отсюда - умозрительные построения относительно позиции партнеров Сталина в США, отсутствие анализа борьбы группировок вокруг Ф. Д. Рузвельта (госдеп и казначейство), игнорирование деятельности ближайших советников американского президента Генри Моргентау и Гарри Декстера Уайта, фактических «отцов-основателей» Бреттон- Вудской системы, в орбиту которой оба хотели включить и послевоенный сталинский СССР.

Игнорируется и роль «гуру» межвоенного этатистского капитализма профессора Кембриджского университета Джона Мейнарда Кейнса (1883-1946 гг.), представившего на Бреттон-Вудскую конференцию через британское Министерство финансов свой проект переустройства мировых

См.: Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны: В 2 т. М., 1984. Т. 1. С. 111.

См., в частности: СССР и «холодная война»: Сб. ст. М., 1995; Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945-1985 гг.). Новое прочтение. М., 1995; Верт Н. История Советского государства. 1900-1991. М., 1992.

См.: Будс Р. Б. Бреттон-Вудская конференция Объединенных Наций в 1944 г. // Новая и новейшая история. 1992. № 2; Шенин С. Ю. Еще раз об истоках «холодной войны»: Бреттон-Вудский аспект // США: экономика, политика, идеология. 1998. № 4-5.

См.: Корниенко Г. М. Холодная война: свидетельство ее участника. М., 1995.

финансов, учитывавший неудачный опыт аналогичных решений после Первой мировой войны (в 1919-1929 гг. проф. Кейнс представлял британское казначейство в Высшем экономическом совете Антанты).

В целом с американской и частично английской стороны Бреттон- Вудская международная финансовая конференция виделась не частным собранием мелких банкиров, озабоченных лишь возвращением потерянных в ходе войны личных капиталов, а первым шагом к созданию глобальной финансово-политической системы, призванной закрепить победу антифашистской коалиции в послевоенном мире.

И самым важным в этой системе на ее первоначальной стадии было несомненное желание Рузвельта включить в нее и СССР. Более того, Мор- гентау и особенно Уайт (именно он предлагал Рузвельту увеличить помощь послевоенному СССР с 6 до 10 млрд «золотых» долл.) вообще уповали на длительный союз и сотрудничество двух сверхдержав - США и СССР - в послевоенном мире. Они ссылались при этом на исторические прецеденты: нейтральную морскую торговлю США и России в 18081812 гг. в период наполеоновской континентальной блокады, военно- морское сотрудничество двух стран в 1861-1864 гг. в период Гражданской войны в США (две русские морские эскадры у берегов Северной Америки, мешавшие южанам высаживать диверсионные группы на морском побережье северян), продажу Аляски в 1867 г. в обмен на благожелательный нейтралитет США при русском завоевании Средней Азии и т.п.

Решающая роль в планах включения СССР в 1944-1945 гг. в новую послевоенную финансово-экономическую систему - некий прообраз «экономической ООН» - принадлежала Ф.-Д. Рузвельту. Ученик и последователь президента-демократа Вудро Вильсона, выдвинутый им в свою команду еще в начале ХХ в., Рузвельт, как и его патрон, тяготел к глобальным решениям. Вильсон, как известно, был главным теоретиком и практиком- творцом Версальской системы после Первой мировой войны, основанной на праве наций (развал Австро-Венгерской, Османской и частично Российской империй на конгломерат маленьких, как правило, мононациональных государств, гарантом целостности которых должна была стать Лига Наций). Кроме того, Рузвельт видел в послевоенном сотрудничестве с СССР основной залог стабильности послевоенного миропорядка.

Однако Вильсон недооценил финансово-экономическую составляющую Версальской системы, что привело к чудовищной инфляции в послевоенной Европе, особенно в Германии. Исправить этот просчет он уже не смог: сенат США поставил ему подножку, не ратифицировав в 1919 г. Версальский мирный договор и устав Лиги Наций. А в 1920 г. его же партнеры по демократической партии поставили Вильсону вторую подножку, не поддержав его кандидатуру на третий президентский срок. Удар был настолько коварным, что Вильсон тяжело заболел и в 1924 г. умер.

Рузвельт, победивший в 1933 г., извлек уроки из просчетов своего патрона. Его «новый курс» 30-х гг. вобрал в себя элементы вильсоновской экономической политики: трудовое законодательство (подтверждение 8- часового дня для рабочих, ограничение детского труда и др.), реализацию федеральных программ в сельском и городском хозяйстве, контроль за банками, антимонопольное законодательство, налоги на сверхприбыль и т. д. Словом, это была политика откровенного «рыночного этатизма», во многом схожая с «этатизмом» Сталина, только без рынка.

Не случайно именно Рузвельт в 1933 г. признал, наконец, СССР дипломатически.

Теперь Рузвельт вознамерился перенести внутриамериканский «новый курс» на весь послевоенный мир и особенно на Европу.

Поскольку в ближайшем окружении Рузвельта в 1942-1943 гг. шла острая борьба - приглашать или нет СССР к участию в этом международном «новом курсе» (госдеп вначале противился даже приглашению сталинской делегации в Бреттон-Вудс в 1944 г.), президент сделал ставку на другую структуру - Казначейство США, которое с довоенных времен возглавлял его друг и соратник еще по «новому курсу» Генри Моргентау. Он не был крупным экономистом-теоретиком, как его заместитель по руководству Казначейством талантливый ученый-экономист Гарри Уайт. Но зато Мор- гентау полностью разделял идеи патрона по глобальному «новому курсу» в послевоенном мире, был толковым менеджером и, судя по его дневникам за 1941-1945 гг., подобно Иисусу Христу, всерьез собирался «выгнать торговцев частного капитала из Храма» (международной торговли) . Именно Моргентау представил Рузвельту проект уставов МВФ и МБРР, подготовленные Г. Уайтом.

Гарри Декстер Уайт - заместитель главы американского казначейства - фигура в истеблишменте США спорная («парадоксальная»), а в СССР (России) - малознакомая. Известно, что он действительно стремился в 1944-1945 гг. включить СССР в Бреттон-Вудскую систему МВФ и МБРР как равноправного партнера. К тому же, он полагал, что именно партнерство США с СССР, прежде всего в финансово-экономической сфере, должно было обеспечить стабильность в послевоенном мире.

Современники, однако, упрекали Уайта в «сталинизме» за его симпатии к этатистской модели хозяйствования в СССР. К тому же, его биограф Д. Риз упоминает о тайных связях Уайта с компартией США и даже чуть ли не о шпионаже Уайта в пользу СССР. (Перебежчик Олег Гордиевский вообще утверждает, что Уайт еще в 1935-1936 гг. был завербован НКВД

СССР) . Одно несомненно - на Бреттон-Вудской конференции в 1944 г. Уайт активно поддерживал советскую делегацию9.

Очевидно, что на явные симпатии Рузвельта и (более циничные) Черчилля к Сталину в годы войны, помимо нужды в нем и в Красной Армии как основных союзниках в борьбе с фашизмом, влияли странные метаморфозы внутренней политики «вождя всех времен и народов», особенно в 1943 году.

Почти четверть века для истэблишмента США и других «западных демократий» (Англии, Франции, Чехословакии и др.) СССР виделся коммунистической «империей зла»: царских долгов не платят, трубят о мировой пролетарской революции, в Лиге Наций (до 1934 г.) и международном Олимпийском движении (до 1952 г.) не участвуют (проводят свои «рабочие олимпиады»), поют «Интернационал» и даже свое московское радио именовали в честь Коминтерна. Словом, основная масса граждан Советского союза выглядела типичными «большевиками с ножом в зубах» (известная французская карикатура 20-х гг.).

Конечно, иностранные союзные дипломаты в Москве обратили внимание на странное изменение риторики Сталина: и в июле 1941 г. в необычном радиообращении к стране: «братья и сестры, к вам обращаюсь я, друзья мои», и особенно в докладе 6 ноября 1941 г. по случаю 24-й годовщины Великой Октябрьской революции, в котором упоминает «великую русскую нацию», Суворова и Кутузова как «славных ее представителей». Какое отношение эти еще недавно «царские генералы» имели к октябрьскому перевороту? А когда «Правда» и «Известия» 7 ноября 1941 г. опубликовали «октябрьские призывы», в которых наряду с Суворовым и Кутузовым фигурировали «мужественные образы наших великих предков» - Дмитрия Донского, Александра Невского, Кузьмы Минина и других (но не упоминались ни Маркс, ни Энгельс), шифровальщики американского и британского посольств в Москве трудились до седьмого пота, пересылая домыслы своих начальников о странной манере «вождя» по-новому обращаться к пролетариям СССР после начала войны. Начальники же эти никакого реального изменения в политике Сталина еще не видели, что и отразили в своих донесениях в Лондон и Вашингтон10.

Тем более что имена знаменитых защитников земли русской «осеняли» советский народ уже до войны в заказных сталинских кинофильмах -

См.: Эндрю К., Гордиевский О. КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. L., 1992. C. 246, 348.

См.: ReesD. Harry Dexter White. A Study in Paradox. N. Y., 1973. P.76-98, 101.

См.: Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны: В 2 т. М., 1983. Т. 1; Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны: В 2 т. М., 1984. Т. 1.

«Александре Невском» С. Эйзенштейна (1938 г.), «Минине и Пожарском» (1939 г.) и «Суворове» (1941 г.) В. Пудовкина и других.

Однако фамилии «великих предков» и тогда перемежались именами «красных героев» из недалекого прошлого - «Чапаевым» (1934 г., братья Васильевы) и «Щерсом» (1939 г., А. Довженко).

А в день, когда «Правда» и «Известия» публиковали «октябрьские призывы» (ноябрь 1941 г.), вся Москва была оклеена плакатом Кукрыниксов с таким вот компромиссным четверостишием С. Маршака: «Бьемся мы здорово, колем отчаянно - внуки Суворова, дети Чапаева».

Словом, союзники пока воспринимали словесную эквилибристику «дяди Джо» как очередную внутриполитическую пропагандистскую кампанию большевиков с целью сплотить население перед реальной угрозой поражения.

Именно как пропагандистский блеф и воспринял сталинскую словесную эквилибристику министр иностранных дел Англии Энтони Иден, когда прибыл 15 декабря 1941 г. в Москву с важнейшей миссией: обсудить условия будущих трехсторонних союзных соглашений (США - Англия - СССР) о военной взаимопомощи.

К удивлению Идена (напомним, в декабре 1941 г. немцы еще стояли у ворот Москвы, а военная операция по их разгрому только еще разворачивалась), Сталина интересовала не столько военная помощь союзников, сколько проблемы послевоенного переустройства мира в случае победы над державами «оси» (Германией - Италией - Японией). Уже тогда он выдвинул идею территориальной перекройки границ на Западе (Германия, Польша, Финляндия) и Востоке (о. Сахалин, Курилы). Причем особенно настаивал на признании союзниками уже в декабре 1941 г. «новых границ» СССР по состоянию на 22 июня 1941 г. (т. е. аннексию Прибалтики, Беса- рабии и Северной Буковины, новой границы с Финляндией на Карельском перешейке) и на расчленении Польши в 1939 г. между ним и Гитлером (т. е. безусловном вхождении Западной Белоруссии и Западной Украины в состав СССР).

Э. Иден, имея строгие инструкции премьера Черчилля и ссылаясь на Атлантическую хартию (которую, как отмечалось выше, подписал и СССР и которая запрещала пока дележ территорий вплоть до окончания войны!) отказался даже обсуждать со Сталиным территориальные вопросы. Переговоры провалились, и Иден ни с чем улетел в Лондон.

Но Сталину рано было праздновать дипломатическую победу. Иден доложил о его наполеоновских планах Черчиллю, тот - Рузвельту , и через десять дней после провала миссии Идена в Москве, в первый день нового, 1942 г. Рузвельт парировал выпад Сталина на переговорах с Иденом. 1 ян-

варя 1942 г. в Вашингтоне собрались представители 26 стран антигитлеровской коалиции (СССР был представлен только что назначенным послом М. М. Литвиновым, а Англия - самим премьером У. Черчиллем) и приняли Вашингтонскую декларацию о создании Объединенных Наций (ОН), или военно-политического союза государств антифашистской коалиции (декларацию подписал и Литвинов).

Эта декларация вновь, как и Атлантическая хартия, запрещала участницам ОН не только заключать сепаратные соглашения с противником, но и требовала «не соглашаться ни на какие территориальные изменения, не находящиеся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов» (вряд ли польское эмигрантское правительство в Лондоне согласилось бы с планом Сталина, изложенным Идену в Москве).

Сталину пришлось проглотить эту пилюлю и временно снять все послевоенные территориальные претензии в последующих переговорах с союзниками.

После этого обсуждение договоров о военной взаимопомощи стало более плодотворным. В конце мая 1942 г. в Лондоне Молотовым был подписан англо-советский договор «О союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и сотрудничестве и взаимопомощи после войны». Из Лондона Молотов тотчас же перелетел в Вашингтон и там в начале июня 1942 г. подписал американо-советский договор «О принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии». Великая антифашистская коалиция трех держав, наконец, юридически была оформлена почти через год после начала войны на советско-германском фронте.

Что касается послевоенного урегулирования, то в ходе переговоров Молотова в Лондоне и Вашингтоне было условлено, что это является компетенцией лидеров трех союзных держав, и проблемы надо решать на их личной встрече «в верхах», предположительно во второй половине 1943 года. Место и точное время встречи будет уточнено по дипломатическим каналам (таким местом станет Тегеран, где и пройдет первая знаменитая одноименная конференция «трех великих» с 28 ноября по 1 декабря 1943 г.).

Опыт союзных переговоров на дальних подступах к Бреттон-Вудской конференции высветил позиции партнеров по антифашистской коалиции. Технология военной помощи СССР (морские конвои через Атлантику в Мурманск или Архангельск, сухопутный путь через Ирак и далее по Каспию-Волге, перегон самолетов с Аляски через Сибирь и т. д.) не вызывала больших разногласий. Относительно места открытия Второго фронта в Европе шли споры, но в 1941-1942 гг. они носили скорее штабной характер.

А вот проблема послевоенного устройства была временно заморожена, и решающая битва по этому вопросу предстояла в Тегеране на «саммите»

тройки. К ней со второй половины 1942 г. и началась подготовка союзных дипломатов.

Ф.-Д. Рузвельт намеревался начать в Тегеране реализацию своего глобального послевоенного «нового курса» на основе «союза трех» с опорой на новую валютную международную (Бреттон-Вудскую) систему.

У. Черчилль был менее амбициозен и склонен принять территориальный план Сталина о разделе сфер влияния в Европе и мире (колонии) по образцу победителей Наполеона на Венском конгрессе в 1814-1815 годов. У. Черчилль сам рассказал об этом в своих военных мемуарах, когда откровенно поведал, как 9 октября 1944 г. в Москве он делил со Сталиным «сферы влияния» на Балканах: Румыния - 90% СССР, 10% Англии; Греция - 90% Англии, 10% СССР; Югославия - 50:50; Болгария - 75%

СССР, Англии - 25%. И Сталин полностью согласился с этим дележом .

Сложнее всех оказалась позиция И.В. Сталина. По сути, он столкнулся с той же ситуацией, что и Наполеон Бонапарт в 1799-1807 годов. Тому при урегулировании международных проблем с лидерами антифранцузских коалиций сильно мешала былая слава «сына века Просвещения» и «Робеспьера на коне». Заявив при захвате власти 18 брюмера 1799 г.: «Революция закончилась, забудьте!» - он далеко не сразу убедил в этом феодальную Европу .

Сталин публично никогда таких фраз не произносил, но уже с 1936 г. в беседах с иностранными корреспондентами (с Роем Говардом из США, например) отмежевывался от главного идеологического постулата первых большевиков - об Октябрьской революции как первом этапе Мировой пролетарской революции.

Де-факто уже в 1936-1938 гг. он похоронил не только идеалы этой пролетарской химеры, но и их носителей - старых большевиков - на кровавых московских процессах середины 30-х гг. Но Запад по-прежнему до войны не доверял Сталину. И не столько из-за его внутрипартийных «разборок» (в конце концов, у Зиновьева, Каменева или Бухарина на Западе репутация была не лучше, чем у Троцкого, - все они считались «большевики с ножом в зубах»), сколько из-за пакта Риббентропа-Молотова в 1939 г., по которому СССР пренебрег Коминтерном и интернационализмом и заключил союз с нацистом-головорезом, да еще при этом получил половину Польши! (Хотя о том, что Запад в 1938 г.

в Мюнхене сделал то же самое, только за счет Чехословакии, об этом, конечно же, никто не говорил).

Сталин, как и Наполеон Бонапарт, понимал, что закрепление территориальных приобретений 1939-1940 гг. после Второй мировой войны воз-

можно только на основе согласия США и в меньшей степени Англии. Иначе сразу после разгрома Гитлера придется воевать с союзниками, закрепляя за СССР не только аннексированные в 1939-1940 гг. территории, но и буферную «сферу влияния» в Центральной и Балканской Европе.

Решающая роль здесь отводилась Тегеранскому «саммиту», и Сталин начал подготовку к нему уже летом 1942 г., в самый разгар отступления Красной Армии к Волге и Сталинграду.

Что нужно было доказать Сталину союзникам на дальних подступах к Тегерану?

Как Наполеон, старался доказать, что революция действительно закончилась, так и Сталин стремился внушить, что в СССР появилась новая элита и она готова сотрудничать с антифашистскими элитами Запада, т. е. с «западными демократиями».

Поскольку Запад словам не верил, Сталин перешел к практическим действиям. В октябре - ноябре 1942 г. военные атташе союзников в Москве сообщили в свои столицы первую, еще неведомую тыловому населению СССР, сенсацию: Политбюро ЦК ВКП(б) в октябре 1942 г. отменило в Красной Армии институт политкомиссаров, существовавший в РККА с 1918 года. Вместо них появились бесправные пропагандисты - замполиты, не имевшие права визировать приказы командиров.

Более того, как установил большой знаток партийных архивов московский историк Ю. Н. Жуков, Сталин в январе 1944 г. вообще намеревался ликвидировать партийное руководство в армии и государстве, но по ка-

ким-то до конца не выясненным причинам не довел это дело до конца .

Зато до конца в 1942-1943 гг. была существенно пополнена «царская линия» в геральдике и символике. 21 июля 1942 г. Политбюро утверждает проект указа об учреждении «царских» орденов - Суворова, Кутузова и Александра Невского (для генералов). А с 10 октября 1943 г. учреждаются еще четыре «нереволюционных» ордена: Богдана Хмельницкого, адмиралов Ушакова и Нахимова, а для солдат и старшин - орден Славы трех степеней на той же черно-желтой ленте, что и дореволюционный солдатский «Егорий» (георгиевский крест четырех степеней для «нижних чинов»).

Характерно, что при этом вводится денежная выплата для всех орденоносцев, как «революционных» (орден Ленина, Боевого Красного Знамени и т.д.), так и «контрреволюционных».

В царской армии все было наоборот: за ордена платил сам награжденный, исключая Георгиевских кавалеров, в капитул соответствующего ордена. Из него выплачивали пенсию раненым, детям-сиротам военных, содержали богадельни для воинов-стариков и т.п.

14 См.: ЖуковЮ. Н. Тайны Кремля. Сталин, Молотов, Берия, Маленков. М., 2000. С. 271-276.

Более того, 21 августа 1943 г. восстанавливаются «царские» кадетские корпуса - суворовские и нахимовские училища для мальчиков, как правило, сыновей военных (живых и погибших на войне). «Царская линия» углубляется: 17 июля 1943 г. Политбюро утверждает указ о раздельном обучении в средней школе, причем для девочек вводится униформа - форменное платье с передником (черным - в будни, белым - в праздники), точная копия платьев дореволюционных женских гимназий.

Попутно одели в униформу не только военизированные наркоматы (НКВД, Гражданской обороны и др.), но и работников гражданской авиации, железнодорожников (включая врачей железнодорожных поликлиник). Одновременно провели «деноминацию» самих железных дорог - в сентябре 1943 г. переименовали эти дороги СССР по географическому, а не по именному признаку. Так, железная дорога им. Кагановича стала Свердловской, им. Ворошилова - Северо-Кавказской, им. Молотова - Забайкальской, им. Берии - Закавказской и т. д. Заодно вернули некоторым городам старые названия: г. Серго вновь стал Кадиевкой, г. Орджоникидзе - Ена- киево, г. Каганович - станцией Попасная и т. д.

Вся эта возня с переименованиями и униформами, даже введение в 1943 г. «царских» погон в армии мало волновали союзных дипломатов и военных атташе в СССР.

По-настоящему в 1943 г. их потрясли два события - самороспуск Коминтерна и восстановление Патриаршества Русской православной церкви (РПЦ) в СССР. Ведь на Западе еще помнили, как в мае 1932 г. то же сталинское Политбюро объявило о начале «антирелигиозной пятилетки» и «изгнании самого понятия Бога» к маю 1937 года. Помнили они и об энциклике папы римского 1930 г. в защиту православных священнослужителей, которых с 1928 по 1929 г. массово ссылали в Соловки или в Сибирь. И вдруг Сталин заключает с РПЦ (в сентябре 1943 г. в Кремле) конкордат. РПЦ легализуется, ей возвращаются некоторые церкви и монастыри, разрешают издавать свой журнал местоблюстителю, бывшему «обновленцу», митрополиту Сергию, который вскоре будет избран Патриархом Московским и всея Руси, предоставляется в столице официальная резиденция (в ней и сегодня находится Патриарх Алексей II).

Из тюрем и лагерей срочно выпускаются уцелевшие батюшки и владыки, им возвращаются их приходы и кафедры, словом, ренессанс православия!?

Правда, за сталинской РПЦ - прежний царский синодальный присмотр. Но называют сей орган уже не Синод, а Совет по делам РПЦ при Совнаркоме во главе с генералом НКВД (КГБ) Г. Г. Карповым. Но это - детали, о них иностранцам, и особенно партнерам по Тегерану, знать было необязательно.

Историки (в частности, Ю. Н. Жуков) до сих пор изумляются молниеносности «операции РПЦ». Но Сталину и надо было спешить - Тегеран на носу, а не дать повод западной общественности говорить о правительстве СССР как о «большевиках-безбожниках» как раз было очень кстати. И главное - убедить Рузвельта: мы отныне партнеры, а не идеологические враги. А ведь даже сегодня некоторые американские историки, объясняя провал этого партнерства (и отказ СССР ратифицировать Бреттон-Вудские соглашения), видят главную причину раскола союзников и начала холодной войны в «безбожности коммунизма»: «католические группировки, которые питали очень большую неприязнь к СССР еще со времен советских гонений на религию, были очень тесно связаны с Госдепартаментом. А они, в свою очередь, были также тесно связаны с влиятельными кругами польских эмигрантов, которые хотели, чтобы США сделало все возможное для того, чтобы не пустить СССР в Польшу для создания там прокоммунистического правительства» .

Конечно, на открывшейся 28 ноября 1943 г. в Тегеране конференции трех великих держав - первой личной встрече Сталина и Рузвельта - такие популистские меры, как «царские» погоны или «царские» ордена, не могли произвести должного впечатления на прагматичных дипломатов - лидеров Англии и США. В конце концов, даже такой контрреволюционер, как император Наполеон, не ввел в своей армии королевскую униформу, а сохранил символику Французской революции, и даже известный штурм батареи Раевского на Бородинском поле 7 сентября 1812 г. гренадеры Бонапарта совершали под звуки революционной «Марсельезы», которую прямо на поле исполнял полковой оркестр «великой армии».

Гораздо большее впечатление на Рузвельта и Черчилля перед Тегераном произвели военные успехи Красной Армии под Сталинградом и особенно в сражении на Курской дуге, когда Западу впервые стало ясно: вермахт и Советская армия сравнялись в военной технике (танки и самолеты) и во Второй мировой войне на восточном фронте наступил перелом в пользу антигитлеровской коалиции.

Перелом наступил и в отношениях между союзниками, прежде всего между Сталиным и Рузвельтом. При личных встречах в Тегеране они явно друг другу понравились. Для Сталина личный фактор всегда имел огромное значение. Известно, что генералиссимус поселил американскую делегацию на территории посольства СССР в Тегеране. Официально это объяснялось соображениями безопасности. Но Черчилль позднее в своих мемуарах признал: Сталин всячески «обхаживал» Рузвельта, искал его

расположения и во многом преуспел, что очевидным образом сказалось на результатах Тегеранской конференции.

Благодаря поддержке Рузвельта Сталину в Тегеране удалось сделать то, чего он не сумел добиться в декабре 1941 г. при переговорах с Э. Иденом: послевоенная карта Восточной и Балканской Европы была расчерчена по сталинским лекалам как будущая «буферная зона» СССР.

Это не говоря уже о том, что был, наконец, подписан 1 декабря 1943 г. секретный документ («Военные решения Тегеранской конференции»), где четко обозначалась дата открытия «второго фронта» во Франции - май 1944 года.

Но и Рузвельту в Тегеране удалось добиться немалого. Прежде всего, подписания декларации о том, что «три великих» намерены «работать совместно как во время войны, так и в последующее мирное время». Главным форумом этой послевоенной «совместной работы», по Рузвельту, должна была стать ООН, в число постоянных членов Совета Безопасности которой с правом вето планировалось включить и СССР.

По-видимому, именно в Тегеране Рузвельту удалось уговорить Сталина принять участие в учредительной конференции по созданию МВФ и МБРР в Бреттон-Вудсе, хотя «вождь всех времен и народов» мало что смыслил в индексах ценных бумаг, дилерах, фондовых биржах и т.п. Но он очень нуждался в твердой валюте для восстановления разрушенного войной хозяйства СССР, и именно на эту своеобразную приманку (помните, 6-10 млрд «золотых» долл.!) его и поймал Рузвельт.

В обстановке явной эйфории «тегеранского сотрудничества» спустя полгода в Бреттон-Вудсе в июле 1944 г. и началась международная финансовая конференция 44 стран будущей ООН. Работа конференции строилась следующим образом. Были созданы три комиссии: одна занималась вопросами МВФ, деятельность второй была сконцентрирована вокруг МБРР, а третья разрабатывала проблемы общих мер послевоенного финансово- экономического сотрудничества. Однако основное внимание было приковано к работе над уставами МВФ и МБРР.

Оба этих учреждения создавались таким образом, чтобы дополнять друг друга. МВФ и МБРР были кредитными учреждениями, направленными на стабилизацию мировой финансовой системы и торговли. Предполагалось, что МВФ будет обеспечивать стабильность валют, способствуя тем самым международной коммерческой активности, а также способствовать поддержанию баланса международных платежей. МБРР, в свою очередь, должен был заниматься долгосрочным кредитованием стран, хозяйство которых было разрушено войной, а также поддерживать индустриальные отрасли стран-участниц. Банк также должен был стать основой для расширения мировой торговли, так как результатом его помощи должно было стать расширение производства и потребления товаров. Функции МБРР были

настолько обширны, что спустя три года в помощь ему было создано и третье учреждение Бреттон-Вудской системы - ГСТТ (Генеральное соглашение по тарифам и торговле), позднее получившее статус самостоятельного международного органа под названием ВТО - Всемирная торговая организация (именно в нее сегодня активно прорывается Россия).

Вопреки тому, что позднее писали советские публицисты времен холодной войны, первоначально, в 1944-1945 гг. СССР очень активно участвовал в процессе создания и становления МВФ и МБРР.

Каждая страна, желающая вступить в МВФ и МБРР, обязана была внести определенную сумму (квоту), которая рассчитывалась для каждого государства по схеме сложения 2% суммы национального дохода в 1939 г., 5% золотовалютного запаса страны на январь 1944 г., 10% среднего ежегодного объема импорта за период 1934-1938 гг. и 10% от максимального показателя экспорта за те же годы. Сумма, полученная в результате, могла быть увеличена на процентное соотношение среднего показателя ежегодного экспорта за 1934-1938 гг. и суммы национального дохода государства. Таким образом, для МВФ общая сумма квот составила 8,8 млрд долл., а самые крупные квоты распределились в рамках «Большой пятерки»: США - 2,75 млрд, Англия - 1,3 млрд, СССР - 1,2 млрд, Китай - 550 млн и Франция - 450 млн. Поскольку все решения в МВФ, как и в МБРР, принимались путем голосования, весьма интересно рассмотреть каким образом распределялись голоса. Каждое государство - член фонда - автоматически получало 250 голосов, плюс дополнительный голос за каждые 100 тыс. долл. собственной квоты. В результате общее количество голосов равнялось 99 тыс., где США поучили 28, Британия - 13,4, СССР - 12, Китай - 5,8, Франция - 4,8%.

Что касается Банка, то здесь квота государства вычислялась суммированием 4% от количества ожидаемого национального дохода на 1940 г., 6% от среднего показателя суммы, составляющей ежегодный доход от внешней торговли за период 1934-1939 гг. с возможностью увеличения или уменьшения итоговой суммы на 20% в зависимости от особых обстоятельств. В МБРР картина была приблизительно та же, что и в МВФ. Из 10 млрд общей суммы, располагаемой Банком, 3,175 млрд внесли США, а остальные члены «Большой пятерки» внесли те же суммы, что и в МВФ. Распределение голосов соответственно: США - 34,8, Великобритания - 13, СССР - 12, Китай - 6,1, Франция - 4,6% .

Конечно, Сталин был прагматиком, и его меньше интересовала отдаленная перспектива финансовой конвергенции Запада и Востока на основе решений, принятых в Бреттон-Вудсе в 1944 году. Зато конкретный заем в 6 млрд долл. - весьма и весьма. Эти мысли «вождя» довольно откровенно «озвучил» на конференции заместитель наркома по внешней торговле

Степанов: «Всех проблем, которые встанут перед Советским Союзом после окончания войны, МВФ не решит, и СССР видит для себя два полезных итога конференции: финансовая помощь и формальное признание

СССР великой державой» .

Но именно по вопросу об этом гигантском займе послевоенному СССР в американском истеблишменте той поры развернулась бурная дискуссия. Госдепартамент США с конца 1944 г. инспирировал в американской печати серию «экспертных статей» , в которых авторы в условиях еще не закончившейся войны доказывали: Сталину верить нельзя - нет сомнений, что СССР сможет отдать полученные займы, но не будут ли эти деньги направлены на создание военной машины, которая рано или поздно бросит вызов Западу? Кроме того, уже тогда, осенью 1944 г., т. е. вскоре после завершения Бреттон-Вудской конференции, в американской прессе начали появляться странные статьи о том, что, незачем иметь дело со Сталиным, он ведь на ладан дышит, вот-вот умрет!

Наши рекомендации