Данный перевод выполнен специально для сайта www.Jrward.Ru. 13 страница

– Меня зовут Роб, – сказал клиент, нервничая. – А тебя как?

Вдруг уборная начала сужаться, темно-фиолетовые и черные стены надвигались на нее и сжимали с такой силой, что ей хотелось воплями звать на помощь, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь остановил их.

С трудом сглотнув, Мария-Тереза собралась и быстро заморгала в надежде, что ясное зрение поможет очистить мозг и вернуться к действительности.

Когда она наклонилась, мужчина нахмурился и отпрянул.

– Передумал? – спросила она, желая, чтоб так и было, даже если это будет означать, что ей придется выйти и найти кого-то другого.

Он казался сбитым с толку.

– Эм… ты плачешь.

Отшатнувшись, она через его плечо взглянула в зеркало над раковиной. Боже всемогущий… он прав. Слезы медленным ручейком катились по ее щекам. Подняв руки, она смахнула их.

Мужчина тоже развернулся к зеркалу, и его лицо казалось настолько грустным, насколько она себя чувствовала.

– Знаешь, что? – произнес он. – Думаю, никто из нас не должен этого делать. Я пытаюсь отомстить той, кому все равно, с кем я сплю, и я просто не хочу, чтобы кому-нибудь еще было больно. Вот почему я пришел к…

– Шлюхе, – закончила она за него. – Вот почему ты пришел ко мне.

Боже, ее отражение было ужасным. Толстая линия подводки смазалась, щеки побелели, а волосы растрепались.

Глядя на свое лицо, Мария-Тереза поняла, что с нее хватит. Момент, наконец, настал. Все к тому и шло: увеличивающиеся паузы перед тем, как войти в клуб, истерики в душе, наполненные запахом «Дайла», и приступы паники в исповедальне – но приближение закончилось.

Поезд прибыл.

Она вытерла руку о юбку и достала сложенные в несколько раз купюры. Взяв мужчину за руку, она вложила в нее деньги.

– Думаю, ты прав. Никто из нас не должен этого делать.

Парень кивнул и сильно сжал деньги с безнадежным видом.

– Я такая тряпка.

– Почему?

– Просто это так на меня похоже. Всегда все порчу в таких ситуациях.

– Ради Бога, не в тебе дело. Во мне. А ты был… милым.

– Да, это я. Милый парень. Всегда милый парень.

– Как ее зовут? – прошептала Мария-Тереза.

– Ребекка. Мы вместе работаем, и она просто… идеальная. Я уже четыре года пытаюсь ее впечатлить, но она только и делает, что говорит о своей личной жизни. Я думал, что если смогу рассказать ей о своем свидании, где мне повезло… Но проблема в том, что мне никогда не везет, и из меня никудышный лжец.

Он теребил рукава рубашки, будто пытался выглядеть лучше перед лицом своей реальности.

– Ты приглашал ее куда-нибудь?

– Нет.

– А, может, она хочет тебя впечатлить всеми этими свиданиями?

Парень нахмурился:

– С чего бы ей это делать?

Мария-Тереза протянула к нему руки и развернула его лицом к зеркалу.

– Потому что ты довольно симпатичный и милый, и, может, все не так понимаешь. Дело в том, что если ты пригласишь ее, а она тебя отошьет, ничего страшного в этом не будет. Нет причин становиться одним из многих.

– Боже, я даже не знаю, как пригласить ее на свидание.

– Как насчет… «Ребекка, что делаешь в четверг вечером?» Это должен быть рабочий день. Выходные – слишком много давления.

– Думаешь?

– А что ты теряешь?

– Ну, она работает рядом со мной, и я вижу ее каждый день.

– Но сейчас ты ведь не особо хорошо время проводишь? По крайней мере, прекратишь так мучиться.

Он встретил в зеркале ее взгляд.

– Почему ты плакала?

– Потому что… я больше не могу этим заниматься.

– Знаешь, я рад, что выбрал тебя, потому что ты не похожа на женщину, кто… – Он покраснел. – Эм…

– Кто должен этим заниматься. Я знаю. И ты прав.

Парень повернулся к ней и улыбнулся.

– В итоге все вышло не так уж и плохо.

– Верно. – Она импульсивно обняла его. – Удачи. И, когда приглашаешь женщину, помни, что ты добыча, а она будет счастлива тебя заполучить. Поверь. Уж я-то знаю, как тяжело найти хорошего мужчину.

– Правда?

Мария-Тереза закатила глаза.

– Ты даже понятия не имеешь.

Он еще шире улыбнулся.

– Спасибо… Серьезно. Думаю, я приглашу ее. Какого черта, так ведь?

– Один раз живем.

Выходя из уборной, он сиял и был полон решимости, и, когда дверь закрылась, Мария-Тереза снова начала себя разглядывать. При свете, падавшем на нее сверху, размазанная черная косметика делала ее похожей на настоящего гота.

Какая ирония, что в свою последнюю ночь в клубе, она наконец-то вписалась в окружение.

Наклонившись в сторону, она вытащила бумажное полотенце, намереваясь избавиться от подводки. Вместо этого, она стерла остатки помады, просто содрав с губ блестящий слой. Никогда больше. На ней больше никогда не будет этой ужасной клейкой дряни… или чего-либо другого из этой косметики… или нелепой одежды проститутки.

С этим покончено. Эта глава ее жизни закончилась.

Боже, удивительно, как легко она себя чувствовала. Удивительно и безумно. Она понятия не имела, что будет делать дальше или куда поедет, так что, по идее, должна была паниковать. Но все, о чем могла думать, так это об испытываемом ею облегчении.

Отвернувшись от зеркала, она потянулась к ручке из кованого железа и поняла, что вместо слез на ее лице появилась улыбка. Открыв дверь, она… взглянула на мрачное лицо Винсента ДиПьетро.

Он прислонился к стене прямо напротив приватной ванной, скрестив руки на груди, его большое тело напряжено вопреки тому, что было задумано как расслабленная поза. И выглядел он как человек, которому только что выпустили кишки.

Глава 21

А проблема в том, что у него не было никакого основания и никакого права чувствовать себя так, будто ему врезали.

Вин, глядя на Марию-Терезу, отмечая красноту ее щек и отсутствие помады на губах, ничего не должен был чувствовать. То же самое и с парнем, вышедшим из уборной с улыбкой на лице и расправленными плечами, будто он весь такой мужчина… в центре его груди не должно было происходить ничего необычного.

Это не его женщина. И не его ума дело.

– Мне пора, – сказал Вин, отрываясь от стены и разворачиваясь. Бросив взгляд на плотную толпу, он направился к задней части клуба, к коридору, в конце которого, благодаря прошлой ночи, он знал, есть выход.

И на всем пути, пьяный голос отца преследовал его: «Ты не можешь доверять женщине. Проститутки, каждая из них. Дай им шанс, и всякий раз они тебя поимеют – и не самым хорошим способом».

Мария-Тереза догнала его примерно на трети пути к выходу, ее высокие каблуки стучали по кафельному полу. Схватив его за руку, она остановила его.

– Вин, почему ты…

– Веду себя так? – Черт, он не мог смотреть на нее. Просто не мог. – Знаешь, у меня нет на это ответа.

Она, казалось, пришла в замешательство.

– Нет, я хотела спросить… зачем ты пришел? Что-то не так?

Боже, с чего бы начать.

– Все нормально и здорово. Провались все в преисподнюю, идеально.

Когда он снова начал уходить, то услышал, как она громко и четко произнесла:

– Я не была с ним. С тем мужчиной. Я не была с ним.

Вин обернулся, а затем подошел к ней.

– Ну да, конечно. Ты с мужчинами ради средств к существованию, или, по-твоему, я забыл, чем проститутки занимаются ради денег.

Увидев, как она побледнела, он почувствовал себя полным ублюдком. Но, прежде чем он смог пойти на попятный, она заполнила тишину.

Подняв подбородок, она сказала:

– Я сказала правду, и твое дело, верить этому или нет. Не мое. А теперь, если ты меня извинишь, я пойду переоденусь.

Когда Мария-Тереза подняла руку, чтобы отбросить волосы за плечо, Вин увидел, что она что-то сжимала в кулаке… скомканное бумажное полотенце с размазанными по нему красными пятнами.

– Погоди. – Он остановил ее и взглянул на него. – Ты вытерла свою помаду.

– Конечно я… То есть, как я поняла, ты посчитал, что тот мужчина сцеловал ее с меня, так? – Она развернулась и кратчайшим путем направилась к двери раздевалки. – Прощай, Вин.

Теперь была его очередь выкинуть новость.

– Я порвал сегодня с Девиной. Моя подружка теперь «бывшая». Я пришел сказать тебе это.

Мария-Тереза остановилась, но лицом к нему не повернулась.

– Зачем ты это сделал?

Он оглядел ее спину, от узких плеч, вдоль гордого изгиба ее позвоночника до темных волос, ниспадавших до лопаток.

– Потому что когда я смотрел на тебя, сидя за тем столом во время обеда, больше никого не существовало. И не важно, будет ли между нами что-то, знакомство с тобой показало мне, что я упускаю.

Мария-Тереза обернулась, в ее волнующих глазах отражалось удивление.

– Это правда, – сказал он. – Чистейшая правда. Вот почему я был так расстроен, стоя рядом с уборной. Я не говорю, что ты моя… Лишь хочу, чтоб была.

Когда угрюмая, тоскливая музыка заполнила пространство между ними, Вин пытался придумать какую-нибудь магическую комбинацию слов, которая не даст Марии-Терезе бросить его.

Хотя, возможно, начать нужно с того, чтобы не слушать голос отца, подумал он.

Она развернулась, и он почувствовал тяжесть ее взгляда.

– Мне нужно переодеться и сказать Трэзу, что я бросаю. Подождешь?

Что… он не ослышался?

– Ты увольняешься?

Она показала бумажное полотенце.

– Я знала, что не смогу продолжать этим заниматься… Просто не знала, что сегодня наступит конец. И он наступил.

Вин шагнул вперед и обнял ее, держа осторожно, чтобы она смогла отступить, если захочет. Но она этого не сделала. Когда их тела встретились, она глубоко вздохнула… и обняла его в ответ.

– Да… да, я подожду тебя, – прошептал он. – Даже если на это уйдет несколько часов.

И, как будто он знал, в какой именно момент появиться, Трэз вышел из своего офиса в дальнем конце коридора и направился к ним.

Он протянул Вину руку.

– Значит, ты забираешь ее отсюда?

Вин поднял брови, когда они обменялись быстрым рукопожатием.

– Если она мне позволит.

Трэз взглянул на Марию-Терезу, и его карие глаза были наполнены безграничной добротой.

– Тебе стоит позволить ему.

Мария-Тереза покраснела, как открытка на День Святого Валентина.

– Я… эм… послушай Трэз, я больше сюда не приду.

– Знаю. Я буду скучать, но также я рад. – Когда мужчина протянул к ней свои огромные руки, они ненадолго обнялись. – Я скажу девочкам, и, прошу, не думай, что ты обязана поддерживать связь: иногда полный разрыв – как раз то, что нужно. Просто помни, если тебе что-то понадобиться, любая мелочь – деньги, ночлег, плечо, чтобы опереться – для тебя я всегда здесь.

Что ж, Вину нравился этот парень. Даже очень.

– Хорошо. – Она взглянула на Вина. – Я ненадолго.

После того, как Мария-Тереза нырнула в раздевалку, Вин понизил голос, хотя вряд ли это было необходимо, поскольку в коридоре, кроме них, не было ни души:

– Слушай, она рассказала, как ты разобрался с полицией. Спасибо, но если это будет чем-то чревато для тебя или для нее, ты меня сдашь, хорошо?

Парень слегка улыбнулся, а его самоуверенность была осязаема.

– Не волнуйся о копах. Просто позаботься о своей девушке, и все будет отлично.

– Она не моя девушка, вообще-то.

Если б только у него было хотя бы полшанса…

– Могу я дать тебе совет?

– Конечно.

Парень подошел ближе, и из-за своего роста Вину было непривычно, что другие смотрели ему прямо в глаза, но Трэз уж точно с этим проблем не имел.

– Слушай меня внимательно, – сказал мужчина. – Наступит время, скорее рано, чем поздно, когда тебе придется довериться ей. Тебе придется поверить, что она та, кого ты знаешь, а не кого боишься. Здесь она делала то, что была вынуждена делать, и, может быть, расскажет тебе, почему. Но подобное дерьмо, ты не скоро его забудешь… если вообще когда-либо сможешь забыть. Позволь мне убедить тебя в том, что ты уже подозреваешь. Она не такая, как некоторые здешние девочки. Если бы жизнь сложилась по-другому, она бы здесь никогда не оказалась, понял?

Вин прекрасно понимал его, только задавался вопросом, как много знал владелец клуба. Учитывая, как тот смотрел на Вина, было похоже, что он видел… все.

– Да, понял.

– Хорошо. Потому что если ты свалишь все на нее, – парень заговорил прямо над самым его ухом, – я приготовлю мясное блюдо на твоих костях.

Трэз выпрямился и одарил Вина одной из своих тонких улыбок, но это его ни на миг не одурачило, когда образы хот-догов, гамбургеров, соусов для барбекю закружились у него в голове.

– Знаешь, – прошептал Вин, – а ты хорош, мужик, правда.

Трэз слегка поклонился.

– Взаимно.

Мария-Тереза вышла примерно через десять минут, без косметики, одетая в джинсы и другую кофту из флиса, а ее вещевой сумки нигде не было видно.

– Я просто все выкинула, – сказала она Трэзу.

– Вот и славно.

Они все вместе дошли до выхода, и у двери она снова обняла босса.

– Трэз, насчет полиции…

– Если они объявятся, разыскивая тебя, я дам знать. Но я не хочу, чтобы ты об этом беспокоилась, ладно?

Мария-Тереза улыбнулась ему.

– Ты ведь обо всем позаботился.

На лице мужчины промелькнула тень.

– Почти обо всем. А теперь уходите, вы двое. И не поймите меня неправильно, но я надеюсь, что больше никогда вас не увижу.

– Прощай, Трэз, – прошептала Мария-Тереза.

Он нежно коснулся ее щеки.

– Прощай, Мария-Тереза.

Когда владелец клуба открыл заднюю дверь, Вин положил руку ей на талию и вывел ее в ночь.

– Мы можем пойти куда-нибудь и поговорить? – спросил он, их шаги эхом отдавались в тишине.

– Кафе?

– Я думал… о каком-нибудь другом месте. Вообще-то, я хочу тебе кое-что показать.

– Ладно. Мне ехать за тобой?

– Может, я просто довезу нас обоих? – Когда она оглянулась на клуб, он покачал головой. – Лучше езжай за мной. На своей машине ты будешь чувствовать себя в большей безопасности.

Наступила пауза, будто она проверяла свои инстинкты. Затем она пожала плечами.

– Нет… в этом нет необходимости. – Она взглянула на него. – Я действительно не думаю, что ты навредишь мне.

– Можешь на это поставить свою жизнь.

Вин привел ее к M6 и после того, как она оказалась на пассажирском сиденье, сел за руль.

– Мы едем в Вуд.

– Что это?

– Жилая часть города, где каждая улица заканчивается на «вуд». Оквуд. Гринвуд. Пайнвуд. – Он завел двигатель. – Будто у проектировщиков города на названия воображения не хватило, и приходится задумываться, почему Вудвуд Авеню там нет.

Она засмеялась.

– Я живу в городе примерно четыре с половиной года. Но не знаю, где это.

– Недалеко. Минут десять езды.

В пяти кварталах от клуба, он свернул на Северную дорогу и поднялся к выезду, оставляя позади северные окраины Колди. Улицу за улицей они проезжали участки с почтовыми ящиками, дома вокруг были маленькими и, чем дальше продвигался М6, тем меньше те становились.

У Вина сохранились воспоминания об этих окрестностях, но отнюдь не радужные, о безупречной счастливой семье. Район навевал воспоминания скорее о том, как он тайком выбирался из дома, чтобы оказаться подальше от родителей, встретиться с друзьями, выпить, покурить и подраться. В те дни везде было лучше, чем дома.

Боже, как он хотел, чтоб они ушли. Или уйти самому. И его молитвы были услышаны.

– Почти приехали, – сказал он, Мария-Тереза казалась рядом с ним абсолютно спокойной, тело расслаблено, и она смотрела в окно, положив голову на спинку сиденья.

– Мне кажется, ты можешь еще часами вести машину, – прошептала она, – а я буду счастлива просто сидеть здесь и смотреть, как мимо проносится мир.

Он взял ее за руку, слегка сжав.

– Когда ты последний раз была в отпуске?

– Целую вечность назад.

– Как я тебя понимаю.

Подъехав к Крествуд авеню, 116, он свернул на подъездную дорожку и остановился у крошечного домика с алюминиевой обшивкой, двумя спальнями и бетонной дорожкой, ведущей к входной двери.

Место, где он вырос, никогда не выглядело так хорошо: кусты вокруг фундамента подстрижены, и на большом дубе не было сухих веток – а когда вырастет трава, ее каждую неделю будут скашивать. Также он заменил крышу два года назад, обновил обшивку и переложил подъездную аллею. Это был самый ухоженный дом на улице, если не во всем Вуде.

– Что это? – сказала она.

Он внезапно смутился, но в том и вся соль. Девина никогда здесь не была. И никто из тех, кто работал с ним, даже не знал об этом месте. С тех самых пор, как он начал трудиться, он показывал людям лишь то, чем гордился.

Он открыл дверь.

– Здесь я… вырос.

Мария-Тереза вышла из машины к тому времени, как он подошел, и осматривала каждый дюйм дома, от крыльца до бликов на крыше.

Он взял ее за руку и повел к входной двери. Когда он открыл ее и распахнул, запах искусственного лимона ударил в нос в качестве приветственного коврика, но приветствие это было ненастоящим, такой же подделкой, как и химикаты, образующие этот запах.

Вместе они переступили через порог, Вин щелкнул выключателем в коридоре, а затем закрыл дверь и включил отопление.

Холодный. Сырой. В беспорядке. По сравнению с внешним его видом, внутри дом находился во власти бардака. Вин оставил его в точности таким, каким он был в тот день, когда родители упали с лестницы: памятник безобразию.

– Вот здесь я и вырос, – резко сказал он, глядя на единственный во всем доме свежий отрезок ковра – находившийся в футе от лестницы. Отрезок, куда они приземлились, свалившись сверху.

Пока Мария-Тереза осматривала все вокруг, он пошел в гостиную и включил лампу, чтобы она увидела жалкий диван с убогими заплатами на подлокотниках… и низенький кофейный столик со следами от сигарет… и книжные полки, больше заставленные пустыми бутылками из-под водки, принадлежавшими его матери, нежели каким-то чтивом.

Ничего себе, свет не пощадил оранжево-желтые занавески, устало свисавшие с гардин из кованого железа, или выгоревший ковер, на котором была потрепанная дорожка, ведущая от дивана на кухню.

По телу пробежали мурашки, когда он прошел через арку и щелкнул выключателем над вытяжкой.

Потрясный дизайн в духе Бетти Крокер[104] находился даже в большем упадке, чем гостиная: на столешницах из «формайка» повсюду красовались круги от консервных банок, стоявших там неделями и покрывшихся снаружи ржавчиной. Холодильник без ручки был цвета зрелой пшеницы, по крайней мере, на день покупки; сейчас трудно отличить, что было намеренным выбором цвета, а что – гнилью и пылью. А сосновые шкафчики… какой ужас. Изначально они блестели, теперь же – потускнели, а на тех, которые находились под старой течью в потолке, полосами вздулась краска, что походило на следы от ядовитого плюща на коже.

Ему было так стыдно за все это.

Истинное поместье Дориана Грея[105], гниющая реальность, которую он держал взаперти в своем пресловутом чулане, в то время как всему остальному миру показывал лишь красоту и богатство.

Вин обернулся через плечо. Мария-Тереза бродила по кухне, чуть приоткрыв рот, будто видела сцену из фильма, которая потрясла ее до глубины души.

– Я хотел, чтобы ты это увидела, – сказал он, – потому что это правда, которую я никогда никому не открывал. Мои родители были алкоголиками. Папа работал водопроводчиком, а мама курила как паровоз, и этим все сказано. Они часто ссорились и умерли в этом доме, и, честно говоря, я по ним не скучаю и ни капли не сожалею о случившемся. Если это делает меня ублюдком, то мне все равно.

Мария-Тереза подошла к плите. Она подняла старую подставку для ложек, стоявшую на варочной панели между газовыми горелками, и сдула с нее пыль.

– «Великий побег».

– Парк развлечений на севере. Слышала о таком?

– Нет. Говорила же, я не местная.

Он подошел к ней, глядя на дешевую безделушку для туристов с красным логотипом.

– Приобрел во время школьной экскурсии. Думал, может, если другие ребята увидят, как я покупаю матери что-то домашнее, то не догадаются, какая она на самом деле. Почему-то ложь была важна для меня. Я хотел быть нормальным.

Мария-Тереза поставила вещицу на место с большей осторожностью, чем та того заслуживала, и стояла, глядя на нее.

– Каждые вторник и пятницу я хожу на молитвенную группу. В Собор св. Патрика.

От ее откровения у него дух перехватило… и он заставил себя сохранять спокойствие.

– Ты католичка? Я тоже. Ну или, по крайней мере, родители поженились в католической церкви. Сам я не шибко набожный.

Она убрала прядь волос за ухо и, дрожа, вздохнула.

– Я хожу… хожу на эти встречи, потому что хочу находиться рядом с нормальными людьми. Я хочу… однажды снова стать как они. – Ее глаза загорелись, и она встретила его взгляд. – Так что я понимаю. Понимаю…все. Не только дом, но и то, почему ты не приводишь сюда людей.

Сердце Вина колотилось в груди.

– Я рад, – сказал он хриплым голосом.

Она огляделась.

– Да… все до самых мелочей, я все понимаю.

Вин протянул руку.

– Пойдем со мной. Позволь показать остальное.

Мария-Тереза взяла то, что он предлагал, и тепло ее ладони преобразовывало, оживляло все его тело, показывая, каким холодным и онемевшим он обычно был. Вин надеялся, что она примет его, даже с таким прошлым. Молил об этом.

И теперь, видя, что она это сделала, ему, почему-то, захотелось поблагодарить Бога.

Когда они поднимались по лестнице, под дырявым ковром скрипели ступеньки, а перила были такими же устойчивыми, как стоящий в лодке пьяница. Поднявшись наверх, Вин проигнорировал комнату родителей, прошел мимо единственной ванной и остановился перед закрытой дверью.

– Здесь я спал.

Открыв ее, он включил свет. Стоявшая вплотную к свесу чердака, его старая двуспальная кровать все еще была накрыта синим стеганым одеялом, а единственная подушка у изголовья – по-прежнему ровной, как ломоть хлеба. Стол, за которым он делал уроки, когда, в самом деле, корпел над ними, все еще стоял у окна, а лампа, при свете которой занимался, загнута к потолку. На комоде лежали Кубик Рубика, черная расческа «Эйс» и посвященный купальникам номер «Спортс Иллюстрейтед», 1989 года с Кэти Айлэнд на обложке, – все там, где он их и оставил.

Над комодом висело зеркало, в его дешевую «деревянную» раму были воткнуты всякие корешки билетов, фотографии и другой хлам, и, когда он шагнул вперед и увидел свое отражение, ему захотелось выругаться.

Да, все по-прежнему. Он все еще смотрел на лицо с синяками.

Конечно, в этот раз их наставил не его отец.

Вин подошел к окну, и, когда открыл его, чтобы впустить свежий воздух, ему захотелось поговорить. Что он и сделал.

– Знаешь, первое наше с Девиной свидание я устроил в Монреале. Оформил ей перелет на своем самолете, и мы остановились в многоэтажном номере в отеле Ритц-Карлтон. Она была впечатлена настолько, насколько я этого добивался, но даже сегодня она не знает, откуда я родом. По большей части, это мой выбор, но дело в том, что ее никогда не интересовало прошлое. Она никогда не спрашивала о моих родителях после того, как я рассказал, что они оба мертвы, и я никогда не затевал этот разговор. – Он развернулся. – Я собирался жениться на ней. Даже кольцо купил…и, представь себе, сегодня она нашла бриллиант.

– О… Боже.

– Как вовремя, да? После того, как Джим меня подвез, я поднялся к себе, открыл дверь, а там она, вся взволнованная, держит в руке коробочку.

Мария-Тереза прикрыла рот рукой.

– И что ты сделал?

Вин отошел от окна и сел на кровать. Когда от нее поднялась пыль, он скорчил гримасу, встал и взял в руки одеяло.

– Погоди минуту.

Выйдя в коридор, он встряхнул покрывало, отвернувшись от облака. Когда пыли на нем стало поменьше, Вин вернулся в комнату, застелил им голый матрас, и снова сел.

– Что я сделал… – пробормотал он. – Ну, я отцепил ее руки от своей шеи и отступил на шаг. Сказал, что не смогу жениться на ней, что сделал ошибку и что мне жаль.

Мария-Тереза подошла и села рядом.

– Что она ответила?

– Она восприняла все с ледяным спокойствием. Что не было бы удивительно, если б ты ее знала. Я сказал, что она может оставить кольцо себе, и та поднялась с ним наверх. Минут через пятнадцать вернулась с вещами. Сказала, что скоро заберет остальное и тогда оставит ключи. Она была ничуть не расстроена и держала себя в руках. Понимаешь, она не казалась удивленной. Я не был в нее влюблен, никогда не был, и она это знала.

Вин пододвинулся так, что смог облокотиться на стену. Из вентиляционного отверстия наверху на его лицо дул теплый воздух, уравновешивавший поток холодного и свежего, льющегося из окна.

Чуть погодя, Мария-Тереза последовала его примеру, только она подогнула ноги и обхватила колени руками.

– Надеюсь, ты не против, если я спрошу… но если ты не любил ее, зачем тогда купил кольцо?

– Всего лишь очередная приобретенная вещь. Как и она. – Он взглянул на нее. – Я не горжусь этим, кстати. Мне просто было плевать, до…

– До?

Он отвернулся от нее.

– До настоящего времени.

Воцарилась тишина, воздух из двух источников смешался, горячий и холодный слились, создавая уютную температуру.

– Моего сына зовут Робби, – внезапно сказала она.

Повернувшись к ней, он увидел, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения.

– Это не обязательно должна быть «услуга за услугу», – прошептал он. – Только лишь потому, что я тебе что-то рассказываю, не значит, что ты должна отвечать тем же.

Она слегка улыбнулась.

– Знаю. Просто… я не привыкла к разговорам.

– Как и я.

Она осмотрела комнату и задержала взгляд на открытой двери.

– Твои родители часто спорили?

– Все время.

– Они… сильно ссорились? В смысле, за рамки слов выходило… ну, ты понял.

– Ага. Большую часть времени лицо моей матери походило на тест Роршаха[106]… хотя она не хило давала сдачи… но это ни в коем случае не извиняло побои отца. – Вин покачал головой. – Не важно, насколько все дерьмово, мужчина никогда, никогда не должен поднимать на женщину руку.

Мария-Тереза опустила голову на колени и посмотрела на него.

– Некоторые мужчины эту философию не разделяют. И некоторые женщины не дают сдачи, как твоя мать.

Когда по комнате прокатился рык, она с удивлением выпрямилась… убеждаясь, что низкий, угрожающий звук исходил от Вина.

– Скажи, что ты не по своему опыту это знаешь, – мрачно произнес Вин.

– О, нет, – быстро ответила она. – Но от замужества было тяжело избавиться. Когда я объявила своему теперь уже бывшему мужу, что ухожу от него, он забрал нашего сына и колесил по всей стране. Я не знала, где мой ребенок, или что с ним происходит… в течение трех месяцев. Три месяца, частный детектив, затем адвокаты, чтобы освободиться от уз брака и от него. Все, что я сделала, было только ради того, чтобы убедиться, что мой сын находился и до сих пор находится в безопасности.

Теперь картина проясняется, подумал Вин. И он был рад, что как бы плохо все ни было, побоям она не подвергалась.

– Должно быть, это стоило кучу денег.

Она кивнула и снова опустила голову.

– Мой бывший во многом был похож на тебя. Очень богатый, влиятельный… симпатичный.

Ладно… вот дерьмо. Прекрасно, что она находила его привлекательным, но ему не нравилось, куда это неизбежно приведет. Как он мог убедить ее, что он не…

– Марк бы никогда ничего подобного не сделал, – тихо сказала она. – Он бы никогда не позволил себе так… открыться. Спасибо тебе за это… Знаешь, в каком-то смысле это самая милая вещь, которую мужчина когда-либо делал для меня.

Вин поднял руку, очень медленно, чтобы она знала, где именно та находилась. И когда он поднес ладонь к ее лицу, дал девушке достаточно времени, чтобы отодвинуться. Чего она не сделала. А просто встретила и выдержала его взгляд.

Секунды переросли в минуты, и никто из них не отвернулся.

Тишина нарастала, и Вин наклонился, ее рот приоткрылся, а голова поднялась с коленей, будто она хотела встретить его губы так же сильно, как и он ее.

Но в последнюю секунду он поцеловал ее в лоб. А затем притянул в свои объятия, ближе прижимая к себе. Ее голова лежала у него на груди, а он медленно большими кругами водил ладонью по ее спине. Дрожь, которой она ответила на это, оказалась капитуляцией более полной, основательной, интимной, чем, если бы она предложила ему себя для секса. Вин принял дар ее доверия с тем почтением, которого тот заслуживал.

Легко коснувшись подбородком ее макушки, Вин посмотрел на другой конец комнаты… и нашел ответ на вопрос, которым задавался с тех самых пор, как впервые увидел ее.

В рамку от зеркала среди прочей ерунды было воткнуто изображение Мадонны на старой открытке. Там у нее угольно-черные волосы и ярко-голубые глаза, она была неописуемо прекрасна, ее лицо опущено вниз, над головой золотой ореол, а воздух вокруг нее светился.

Открытка досталась ему от одного из тех евангелистов, которые давным-давно показались у двери.

Как обычно, он открыл дверь только лишь потому, что его пьяная мамаша чуть не сделала это сама, и он не мог вынести стыда от того, что кто-то увидит ее в грязном халате и с этими крысиными волосами. Парень по другую сторону двери был одет в черный костюм и выглядел так, как в мечтах Вина выглядел его отец – аккуратным, опрятным, здоровым и спокойным.