Записки солдата невидного фронта и работника всех мастей. 6 страница

Таксист выехал с дороги, остановил автомобиль и бросился ко мне. Матерясь, он поднял меня с дороги и вытащил с проезжей части. Он кричал на меня. Он думал, что я хотел покончить с собой и повесть грех на его душу. Он что-то кричал и проклинал эту страну и идиотов живущих в ней. Я ждал, когда он начнет рассказывать, как Горбачев продал страну, что бы красиво тусоваться, как говорил таксист из фильма Брат-2. Или он говорил что-то другое. Я этого не помнил, но ассоциация сработала.
Я достал из бумажника 1 300 $ и отдал таксисту.

-Идиот. Я не граблю тебя. Совсем в голову «ударенный».
-Возьми брат, это за моральный ущерб. Отвези меня домой, обещаю без приключений.
-Нафиг ты мне сдался урод.

Я заставил водителя взять деньги, я искренни хотел их отдать ему. И заставил его отвезти меня домой.
Надо было как-то объяснить Юле, от чего у меня разбито лицо. Если я так зайду домой, она решит, что я врал ей и действительно должен денег русской мафии. Она просто уже не поверит, что я раз за разом, в последнее время, почти случайно подвергаюсь увечьям.
А еще, я должен был сказать ей про поцелуй. Это было глупо, но я должен был. Я не хотел ей врать. И если она спросит, чем я занимаюсь по жизни, я расскажу ей про коды. Я расскажу ей про все, что она захочет знать. И про убийства, и про воровство. Я расскажу ей, как хотел пройти 10 свиданий, это ведь было до нее, до нашей близости. Мы не состояли с ней в отношениях и я не выбирал между ней и Алисой. Я и сейчас не выбирал, я просто поставил точку в том многоточии. Да подло, да с поцелуем, но я уже поплатился за это прыжком с машины.

Я понял, что если бы не Алиса, возможно с Юлей у нас не завязались бы отношения. Возможно, мы просто остались бы незнакомыми соседями.
Если бы я не вдохновился идеей десяти свиданий, возвращаясь домой, я бы от внезапной доброты душевной, не заговорил бы с плачущей соседкой о её проблемах. Если бы не поездка к Алисе с выстрелом в ногу, Юля не пришла бы меня проведать, не состоялся бы разговор, в котором она призналась в готовности помочь мне во всем. Мы бы не занялись внезапным сексом. Ничего могло бы не быть.
Как четко режиссер нашей жизни, раскидывает на столе сюжеты, сплетает их и подкидывая проблемы подкидывает и решения к ним.

Я поднялся на свой этаж. Глубоко вдохнул и открыл запасным ключом дверь. Она сидела за столом и пила кофе.

-Что с тобой? Что опять случилось?
-Я упал из машины на ходжу. – улыбаясь я развел в сторону руками. Жест говорил «Что поделать».
-Горе ты мое – сказала Джулия улыбаясь.
-Луковое – спросил я.
-Счастье ты мое загадочное.
-Потому, что русское?
-Нет, просто загадочное.
-Я должен тебе признаться…. – я замешкался – Дело в том, что я ездил к своей… своей… своей бывшей. Можно так сказать. И она поцеловала меня. Но поверь, ничего не было. Прости.
-Зачем ты к ней ездил, оставив меня.
-Я хотел понять – виновато ответил я.
-Понять, что?
-Понять насколько я люблю тебя.
-И насколько же? – прищурив глаза спросила Джулия.
-Настолько, что испытав угрызения совести прослезился и выбросился на ходу с машины.

Она подошла и дала мне пощечину. А затем крепко обняла меня.

-Никогда. Слышишь? Никогда меня не оставляй. И никогда, никогда не делай себе больно. Иначе я тоже начну делать больно себе. Ты же этого не хочешь?
-Не хочу.
-Я тоже не хочу. И не целуй больше никого кроме меня. Я кое-что понимаю в стиле и моде, так вот только я тебе к лицу, а другие девушки тебе совсем не к лицу, совсем-совсем. Этой мой тебе фэшэн совет. Понял?
-Так точно.
-Не слышу
-ДАААА – почти прокричал я.

Она поцеловала меня и принялась готовить кофе.

-Ты же совсем не спал.
-Ты тоже.
-Я проснулась без тебя и мне стало пусто. Мне стало страшно.
-Попьем кофе и ляжем спать? – спросил я, понимая нелогичность действий.
-Да – ответила Джулия внеся логику в моё нелогичное предложение.

Мы пили кофе и молчали, смотря почти непрерывно друг другу в глаза. Это не была тяжелая тишина, когда нечего сказать. Эта была та тишина, то молчание, та атмосфера, которая совсем не требует слов. Слова не нужны. Все и так понятно. Все и так хорошо. И предвкушение грядущего сближение сводит с ума. Хочется молчать, что бы не спугнуть прекрасное мгновение. И оно прекрасно. И она прекрасна. И все в этой жизни прекрасно. Теперь прекрасно.

Мы провели три дня наслаждаясь обществом друг друга. Джулия не ходила не учебу, я не пытался имитировать наличие работы и прочих условностей.

Я спросил Джулию, почему она совсем не интересуется моим прошлым. Неужели ей совсем не интересно узнать и понять меня.

-А кто тебе сказал, что я смогу понять тебя по средствам твоего прошлого? Ты же сам помнишь его в искаженной версии. И опишешь мне еще более искаженную версию, поскольку что-то забудешь, что-то приукрасишь, а что-то не посчитаешь нужным говорить.
-Но, ведь, мое прошлое это фундамент, на котором построена моя личность?
-Да, но твоя личность постоянно меняется. Ты же не полюбил меня сразу. Сначала ты меня не знал. Потом мы познакомились. Потом мы стали друзьями. Потом ты меня полюбил. То есть, твое отношение ко мне постоянно менялось. От полного его отсутствия, до самой высшей его точки. Так же и твоя личность. Сначала ты был одним, затем стал другим. Менялись обстоятельства жизни, и ты менялся вместе с ними.
-Хорошо. А если я убивал людей?
-Но, сейчас же ты не убиваешь. И вряд ли тот факт, что когда-то ты занимался подобным, означает, что ты можешь убить меня. Но, даже если можешь, что с того?
-Что значит, что с того?
-Ну смотри. Есть миллионы людей, которые за свою жизнь мухи не обидели. А потом в какой-то момент убили жену или случайного человека. Так, что твое прошлое не гарантирует того, что в нынешнее время ты будешь поступать аналогично прожитому опыту. Недавно ты жил в России. Всю жизнь жил в России. И по этой логике, ты должен был продолжать жить в России. Однако ты в Америке.
-Может быть, ты просто не хочешь узнать меня?
-Глупый, я знаю тебя. Я знаю тебя такого, какой ты со мной, здесь и сейчас. Какая разница, каким ты был раньше и каким ты можешь быть с другими людьми. Я даю тебе свое хорошее отношение, свою любовь и получаю от тебя тоже. И меня это устраивает. Когда мы вместе, ты не режешь кошек и не обворовываешь старушек. Значит, все хорошо. А если где-то живут люди, которые своим поведением заставили тебя им нагрубить или сломать ногу, какое это имеет отношение ко мне? Я это не они, а значит твое отношение к ним, никак не связано с твоим отношением ко мне.
-Значит, свое прошлое, целиком и полностью, я должен оставить за порогом наших отношений?
-Нет. Я узнаю твое прошлое, ровно в той мере, в которой ты захочешь мне его рассказать. То есть, я знаю о том, что ты из России. И это твое прошлое. Я знаю о том, что до меня у тебя вроде были какие-то отношение с какой-то девушкой. Я знаю, что в прошлом ты занимался взломом чужих дверей. Это прошлое всплывает само собой. Оно всплывает естественным путем. Но, было бы совсем не естественно, посадить тебя на стул, включить диктофон и расспрашивать тебя о всех эпизодах твоей жизни, пытаясь на их основе понять, что ты за человек. До многих вещей нужно созреть. Многие вещи сами должны созреть. И вот когда они созреют, я узнаю о них. И это будет естественно. Нельзя трясти яблоню, когда на ней нет яблок.

Джулия в очередной раз улыбнулась своей почти неземной улыбкой и добавила.

-В этой жизни, все по большему счету не важно. Или правильней сказать, все под этим солнцем суета. Все игра, все не серьезно. И относиться к прошлому и настоящему и даже будущему, нужно именно так. Но, есть один момент. Ты сам должен для себя решить, без оглядки на общество, что для тебя является важным и настоящим. Все ненастоящее, и только решив для себя, что что-то является настоящим, ты делаешь это настоящим.
-И это значит?
-И это значит, что для себя я решила, что настоящим являешься ты и мои чувства к тебе. Ты для меня на первом месте и все остальное можно потерять и не жалеть об этом. Оно ведь все игрушечное. Смысл жизни, в чувствах, в радости, в любви. Вся жизнь это игра чувств. Холод, боль, тоска. И смысл жизнь, сделать так, что бы приятных чувств, было, как можно больше. Это не значит, что другие чувства нужно игнорировать и избегать. Нет, просто нужно как-то проще к ним относиться. Я это поняла, когда встретила тебя. Я не думала, что можно так любить и так чувствовать жизнь. Все то, что было важным и казалось настоящим, вдруг стало второстепенным и игрушечным. Я не знаю, если ты настоящий, но мои чувства к тебе и те чувства, которые мне даришь ты своим присутствием и мыслями о тебе – они настоящие. Настоящие, поскольку, я как никогда остро чувствую жизнь. Потому, что наполняюсь счастьем. Я физически чувствую своё счастье. И ведь, эти чувства, эти отношения, они только начинают зарождаться, а уже такие живые и сильные.
-Когда ты говоришь, что все игрушечное и не настоящее, не говорит ли это о том, что я тоже не настоящий и чувства ко мне не настоящие. А ты лишь делаешь вид, что все настоящее, то есть, продолжаешь играть в коллективную игру?
-Помнишь мультфильм Пинокио. Старик сделал из дерева куклу и понадобилось чудо, что бы кукла ожидала. Чудеса в этом мире, не приходят из вне. Они уже при рождении заложены в нас. И либо мы учимся их видеть и управлять ими, превращая все в живое и важное. Либо живем одни среди деревянных кукол.
-Не проще ли, все считать настоящим? К чему так усложнять?
-Как к чему? И почему усложнять? Это не усложнение, а упрощение. Люди считающие всё настоящим, стремятся достичь всего сразу. Люди тратят жизнь на фикцию. Есть только тот мир, который внутри меня. Мир, который вне меня, формируется в зависимости от того, как настроен мой внутренний мир. Если на улице солнечно, а в моем мире пасмурно, то и солнце внешнего мира станет пасмурным. И так во всем. В моем мире, в моей душе, есть чувства к тебе, а значит, они настоящие и они делают настоящим тебя. Во внешнем мире есть политика и войны, в моем мире всего этого нет, и не будет ровно до того момента, пока я не решу, что им стоит там быть. Ты видел всех этих людей, которые живут во внешнем мире и только в нем? Они живут мыслями о демократии и диктатуре. Но, какое это имеет отношение лично к ним. Можно ведь, жить при диктатуре, но не впускать чужую диктатуру в свой дом и свою душу. Разве может моя еда терять свой вкус, от того, вкусно ли другим? Нет. Но если мне гадко и не вкусно, то еда лишится своего вкуса, каким бы он ни был.
-Я наверное чувствую это так же. Но, ты как-то иначе это объясняешь.
-А ты понимай по своему. Только скажи, кого можно считать счастливым, того кто достиг внешнего успеха, утратив внутренний или того кто достиг внутреннего успеха, игнорируя внешний?
-Но, ведь к примеру успех наших отношений, это внешний успех, ведь и ты и я существуем во внешнем мире?
-Не совсем. Если мы договариваемся быть отдельным миром среди общего мира, то наши отношения это успехи нашего отдельного мира, не имеющие отношения к общему миру.
-Я запутался немного.
-Хорошо. Давай продолжим в другой раз. А сейчас займемся любовью. Тебе и мне будет хорошо, но только мир об этом ничего не узнает, и в мире ничего не изменится. А мы узнаем, и в нас все измениться. И пока, мы будем заниматься любовью, может произойти война и смена власти. Но, нам это будет не важно и наш мир это не потревожит.
-А если война ударит по нашему дому?
-Разве мы об этом узнаем? Мы просто умрем. Тогда какая разница. Реален для нас будет только момент нашей близости, а все что случится после развала нашего дома, будет уже не с нами. Это будет с теми, кто разрушит наш дом и теми, кто будет наблюдать его разрушение. Мы же умрем в любви, без страха и сожаления.
-Лучшая смерть из всех.
-Смерти нет. Кто-то сказал «Пока мы живы, мы живы, когда нас не станет, не станет в нас и того, кто способен осмыслить наше отсутствие».
-Но, перспектива смерти все таки есть?
-Есть. И это прекрасно. Пока есть смерть, можно ко всему относится проще. Потому, что все в конечном счете не важно. Пройдет какой-то небольшой срок и нас не станет. Это знание, дает свободу действий. Дает возможность делать все что хочется. Есть ограничения. Всякие законы и правила. Но, нужно просто подстроится под них и подстроить их под себя, а в остальном ты волен строить свою жизнь, как хочешь. Если ты хочешь положить жизнь на строительство карьеры, то ты ограничен, и смерть скорее враг, чем друг. А если ты хочешь положить жизнь на то что бы жить, то смерть твой лучший друг. Знание о её наступлении в будущем, делает настоящее более живым. Знание о неизбежности смерти, дышит в спину, и говорит о том, что ты в праве жить, как хочешь и делать, что хочешь, все равно итог будет одинаковым. Жизнь важна лишь, пока ты живешь. Другой возможности её прожить – не будет. Ты должен заниматься, только тем, что по настоящему важно для тебя. Любить, познавать мир, есть, спать. А все, что не важно для тебя, но что требует от тебя стадо людей, оно не обязательно. Долг перед обществом и Родиной? Нет, лишь долг перед собой и своей жизнью.
-Давай уже займемся сексом.
-Давай!

«Когда я говорю, что люблю тебя, я вкладываю в это всю свою жизнь и отдаю тебе всю свою жизнь, давая тебе эти слова.
Я не знаю, где я буду завтра и какой ветер будет бить в мои паруса. Я не знаю, какое солнце и какая луна будут светить над моей головой. Я не знаю, по какой из миллиардов дорог будут ступать мои ноги. Я не знаю, каким буду я. Но, где бы я ни был. Куда бы я ние шел. И каким бы я не был. Я знаю лишь одно. Лишь одно, что навсегда останется неизменным в этом мире – моя любовь к тебе. Всё будет меняться, но я знаю и верю, что моя любовь пройдя через сотни больших и маленьких изменений – останется живой. Я пронесу сквозь всю свою жизнь мою любовь к тебе. Я буду хранить её, я буду жить ради неё и тебя.
Нет и не может быть в этой жизни лучшей доли, чем возможность быть с тобой. Это так просто и в этом всё. Всё в глазах твоих и губах. Все в теле твоем и душе твоей. Все в этом миге, в котором я рядом с тобой. А имя этому мигу – жизнь. И пусть не кончается этот миг и эта жизнь, пока я с тобой. Жить иначе – я не хочу.
Я люблю тебя. Услышишь меня.»

Проводя дни с Юлей, я отключался от всяких мыслей, кроме мыслей о ней. В те редкие моменты, когда мы разлучались, от её отсутствия становилось пусто и чем-то нужно было заполнять пустоту.
Нет, она в те дни никуда не уходила, уходил я. Я просыпался среди ночи, обнимал её, целовал ей спину. Затем пил на кухне чай или кофе. Тихонько одевался и гулял по городу. Иногда, я просто сидел на кухне и смотрел в пустоту. Пустоты не было в поле моего зрения. Но, я отключался от того, на что был направлен мой взгляд и на месте куда я смотрел, образовывалась пустота. Вспоминая об этом, я понимаю, что это вовсе не была пустота. Это было лишь чувство пустоты. Заполнять пустоту приходилось мыслями.
Я действительно не мог думать ни о чем кроме Юли, когда она была рядом. Когда её не было рядом, я тоже думал о ней. Но, поскольку не возможно, думать об одном и том же, всегда вперемешку с мыслями об одном, думаешь о сотнях посторонних вещей.

Мне нужно было решить, как жить дальше. Я уже не раз в своей жизни, стоял перед подобным решением. Выбранная жизнь достигала какого-то логического финала и требовала продолжения в другой форме.

Окончив школу, я оказался перед выбором, как зарабатывать себе на жизнь. Тогда, не имея четкого плана и представления о том, что я согласен выбрать в качестве дела всей жизни, в мой выбор вмешался случай. Случай свел меня с одной компанией, компания втянула меня в грабежи. Меня брали с собой на дело, что бы я стоял на стреме. Я получал свою долю и был рад. Со временем, многих моих тогдашних друзей посадили или убили. Пока это все не случилось, меня научили вскрывать замки. У меня оказался талант к этим делам, хотя возможно, никакого таланта вскрывать чужие двери у меня вовсе и не было. Вместо этого, был талан - учится.

Спустя время, жизнь поставила меня перед выбором, который был еще более переломным, чем выбор стать медвежатником. Мне предстояло убить человека. Старик, который к своему несчастию рано вернулся домой, застал меня на месте преступления. Я мог бы ударить его и убежать, но я очень боялся, что он меня опознает, и я отправлюсь в тюрьму. Все произошло очень быстро. Настолько быстро, что имея определенное, немалое количество извилин в мозгу, я не думал о том, что за кражу мне дадут в два-три раза меньший срок, чем за убийство пенсионера. Я не буду оправдывать себя, прятаться за своим страхом перед тюрьмой и прочими жалостливыми историями. Я поступил плохо. Если слово «плохо», вообще может, как-то описать подобный поступок - смерть человека.
В дальнейшем, падая всё ниже и теряя в этом падении свою человечность, до встречи с профессором, мне предстоит убить еще двух людей. Они, так или иначе, будут людьми пожилого возраста. Видимо, судьба так шутила надо мной.
Когда я получил в свое распоряжение коды, а затем научился грамотно юзать информационное поле, я захотел узнать о жизни тех людей, которых я убил. Не знаю, был это божий промысел или шутка дьявола, но все трое убитых мною людей, были тяжело больны, и жизнь их была полна мук и страданий. Все они были одиноки, в силу старости или других причин имели неизлечимые болезни. Я был чем-то вроде Ангела смерти для них. В каком-то смысле, я помог им, облегчив их страдания. До момента, когда я узнал об этом, я был конченым негодяем и ничего святого во мне не было и быть не могло. После того, как я посмотрел на это с новой стороны, во мне начало расти добро, пусть и было оно мало и ничтожно на фоне моего зла.

В очередной раз, находясь перед выбором, как повернуть свою жизнь, я решил уехать в Америку и троллить её. Негодяй во мне преобладал и по его зову я покинул Родину.
Сейчас, когда в моей жизни появилась Юлия и любовь к ней, негодяю в моей душе становилось тесно и он, как крыса покидал корабль. Корабль, который был злом и тонул в океане добра. Добро, которое давно покинуло мою душу или потерялось в его лабиринтах, вновь захватывало самодержавную власть во мне и я не противился этому.
Я поменял свою жизнь и мог полностью стереть свою историю. Забыть её и больше к ней не возвращаться. Жить иначе, не отталкиваясь от прошлого опыта и прошлых свершений. Жить так, словно вся былая жизнь была дурным сном.

Близился двадцать первый день рождения Юлии. Я был старше её на 8 лет. День рождения решили праздновать в доме её родителей, где должно было состояться мое знакомство с родителями. С момента начала наших с Юлей отношений прошла всего неделя, чуть больше прошло с момента, как я помирил семью Юлии.
Было обычное знакомство в обычный день рождения. Родители Юли приняли меня хорошо. Оказалось, что прабабушка Юлии по отцовской линии была с Урала. Так, что, в каком-то смысле, мы были дальними земляками.
Главным событием на дне рождении, стал не сам день рождения, не очередное совершеннолетие Юлии и даже не мое знакомство с её родителями. Главным событием стало письмо от бабушки Юлии. Она умерла шесть лет назад, и перед смертью написала письмо, которое просила передать Джулии, когда той исполнится 21 год. Родители Юлии, примерно знали, о чем говорится в письме и какую тайну откроет бабушка своей внучке с того света. Они бережно хранили его в домашнем сейфе, понимая, что такова воля матери отца Юлии и она имеет право на подобное письмо.

«Дорогая Джулия. Моя любимая и единственная внучка. Если бы ты знала, как я тебя люблю.

Родители пообещали ничего тебе не рассказывать и я надеюсь они смогли выполнить своё обещание. Оставив право рассказать мне.

Когда тебе было восемь лет, тебе срочно понадобилась пересадка почки. У нас не было денег на нахождение донора, и донором вызывалась я. Я ни секунды не колебалась в своем решении. Поверь, ни секунды.

Операция прошла успешно и вскоре ты совсем об этом забыла. Мы не хотели, что бы ты чувствовала вину и решили тебе ни о чем не рассказывать. Конечно, у тебя временами всплывали вопросы и воспоминания, но мы убеждали тебя в том, что это была обычная операция и донором был человек, которого ты не знаешь.

Прошло три года, и врачи поставили мне диагноз диабет второго типа. К сожалению, мой иммунитет, уже не позволял мне бороться с болезнью, наряду с другими старческими болезными, которых у меня накопилось очень много. Сегодня тебе пятнадцать лет и я умираю. Жить мне осталось совсем не долго, я это чувствую, так же считают и врачи.

Я повторю, что ни разу не пожалела о своем решении отдать тебе годы своей жизни. Я прожила свою жизнь полноценно, и в ней было все. Когда не стало твоего дедушки, у меня остался только твой отец и ты. Я очень тебя люблю. И пожалуйста, никогда не чувствуй вины за то, что я прожила жизнь чуть меньше, чем могла бы. Зато, я подарила целую жизнь тебе, и готова была умереть в день твоей операции, лишь бы ты жила здоровой и счастливой.

Взамен, кроме счастливой жизни, я хочу попросить у тебя лишь одно. Так же, как я отдала тебе годы своей жизни, я прошу тебя отдать два года своей жизни. Я еврейка, твой отец на половину еврей и ты еврейка на четверть. До отъезда в Америку, я жила в Израиле и служила в Армии Обороны Израиля. Затем, со временем я перебралась в штаты, где встретила твоего дедушку.

Я хочу, что бы ты, так же, как и я, отдала долг своей далекой родине и отслужила в армии Израиля. Тебе это может показаться странным, ты и вовсе, я уверена, до сих пор и не думала, что в тебе течет еврейская кровь, и где-то там, у тебя есть маленькая родина.

Я хочу, что бы по достижению двадцати одного года, ты на время переехала жить в Израиль. Затем твой долг передо мной будет списан, и где-то там на небесах, я улыбнусь.

Если к твоему двадцать первому дню рождения, ты выйдешь замуж и у тебя будут дети, ты можешь проигнорировать мою просьбу. Если нет, то пожалуйста, выполни мою последнюю просьбу. Я понимаю, что прошу много. Но все же прошу.

С любовью, твоя бабушка Кэт.»

Прочитав это письмо за праздничным столом, Джулия заплакала. Она передала письмо мне, а я передал письмо родителям. Она долго обнимала маму с папой и все вместе плакали. Я тактично ушел, решив, что это тот момент, когда Юлию нужно оставить с родителями без посторонних глаз.

Джулия, осталась ночевать у родителей в своей бывшей детской комнате. Я заехал за ней на такси на следующий день. Мы позавтракали с её родителями. Тема службы в армии не поднималась.

Заговорили мы в такси.

-Виктор, любимый мой. Родной. Скажи мне, как мне поступить.

Я молчал.

-Это совсем чужая страна. Мы не увидимся два года. Я читала, у меня будут отпуска и ты сможешь приезжать в Израиль. Но, это будет не чаще чем раз в полгода на несколько дней. Через год, если получиться, я сама смогу приехать в Америку. Я готова. Это последняя воля бабушки. Не молчи, скажи что-нибудь. Просто скажи, и я никуда не поеду. Мы так мало вместе, а если за это время ты найдешь другую, а если ты разлюбишь меня?
-Что значит, найду другую. Что значит, разлюблю. Не говори ерунды. Мы вместе и это не подлежит сомнениям и вопросам. И я поеду с тобой.
-Как поедешь?
-Ну, не поеду. Полечу. Сниму квартиру. Я тоже читал про израильскую армию. Тебя будут отпускать домой каждые выходные. Снимем квартиру и тебе будет куда возвращаться. Будем проводить выходные вместе. Только ты и я. И все будет хорошо. Будут отпуска. И два года пролетят. И ты будешь жить с чистой совестью. Поверь, все будет хорошо. Я с тобой.
-Правда – правда? – Джулия смотрела глазами маленького беззащитного ребенка.
-Правда – правда. – ответил я, с уверенностью.
-Но, как же твоя работа, твоя жизнь?
-Ты моя жизнь. Я хочу быть с тобой, в горе и радости, в грозы и бури и в житейскую стынь.

Мы еще долго разговаривали обнявшись. Джулия прижималась головой к моей груди, слушая мои ответы. А когда о чем-то спрашивала меня, брала меня руками за плечи и смотрела мне в глаза своими большими и испуганными глазами.

Я не сомневался в своем решении. Она действительно была теперь моей жизнью. И я готов был идти за ней на любой край света, даже в Ад и Израиль.

Больше месяца ушло на разные подготовки к отъезду. И вот, наш самолет приземлился в аэропорту Бенгурион.

По действующему в Израиле закону, Джулия должна была прожить в Израиле не меньше года, что бы попасть в Армию. То есть, у нас был ровно год, прежде чем, мы начнем видеться лишь по выходным.

Я не был евреем и не имел ни капли еврейской крови. Я мог жениться на Джулии и получить вид на жительство в Израиле сроком на пять лет, после чего, имел возможность получить гражданство. Собственно, меня это не сильно интересовало, в смысле не интересовало очередное гражданство. А вот свадьба, мне казалась единственным разумным решением в вопросе долгосрочного нахождения на территории Израиля. Жениться в Израиле мы не могли, поскольку на территории Израиля, могли осуществляться только религиозные браки между евреями. Поэтому, быструю свадьбу мы сыграли в Лас-Вегасе. Заграничный брак признавался в Израиле, и после определенного давления на нужных людей в посольстве и разных министерствах, я получил зеленый свет на въезд в Израиль, пока Джулия не окончит службу.

Считается, что каждая девушка, даже если она в этом не признается, хочет большую и красивую свадьбу с пиром на весь мир.
В России и странах СНГ, мои бывшие одноклассники, женившись брали кредиты на свадьбу. Ребята с зарплатой 300-400 долларов, брали кредиты на несколько тысяч. Часто кредиты так же брала невеста, её родители и родители жениха. Должен был быть полный набор. Фотограф, который снимал свадьбу. Ресторан на +100500 человек. Аренда лимузина, свадебное путешествие и прочее и прочее. Редко у кого, подарки гостей, хотя бы отбивали деньги потраченные на свадьбу. Не говоря уже о выходе в полюс.
Деньги, которые могли пойти на первые взносы за будущую квартиру или маленький бизнес, тратились на крутую вечеринку под лозунгом «Шоб всё, как у людей ёпта». Одно свадебное платье невесты, которое ею одевалось лишь единожды, могло стоить от тысячи долларов. А это две-три зарплаты Россиянина.
В Америке, существовал неписанный закон, по которому, одно лишь обручальное кольцо невесты, должно было приравниваться к сумме равной двум-трем зарплатам жениха. На свадьбу откладывали деньги родители невесты, практически с момента её рождения. Иногда, для родителей было счастьем иметь дочь лесбиянку.

У меня не было проблем с деньгами и их приобретением. Я мог устроить свадьбу стоимостью несколько миллионов долларов. Тамадой на свадьбе был бы Джим Керри. Песни пел бы Эминем и Оззи Осборн. А свадебную мелодию играл бы какой-нибудь всемирно известный оркестр. Но, я никогда не любил шумных тусовок и по натуре своей, старался держаться подальше от людей, особенно от их большого скопления.
Но, ради Джулии, мне не было жалко ничего. И я был готов с улыбкой стерпеть все эти подготовительные процедуры, которые могли длиться месяцами и весь этот свадебный пир. Но, не пришлось.
С восемнадцати лет, каждое лето, Джулия работала официанткой на свадьбах. И всей душой, просто ненавидела свадьбы и рестораны. А еще, у нее сердце кровью обливалось, когда она видела, сколько денег тратится на свадьбы. Думая о том, что все это шоу, придется оплачивать родителям, Юлия решила, что лучше никогда не выйдет замуж, чем пойдет на подобное расточительство.
Родители Юлии, на отрез отказались, что бы свадьбу оплачивал я, считая это оскорбительным для них. К тому же, они очень хорошо относились ко мне, поскольку я готов был жениться на Юлии спустя пару недель после знакомства и ехать за ней в чужой Израиль.
Ко всему прочему, слишком поджимали сроки. У нас не было времени на подготовку свадьбы, поскольку нужно было готовить документы к отъезду. Тянуть с отъездом тоже было нельзя, поскольку, как я уже говорил ранее, для поступление на службу, от Юлии требовалось прожить в Израиле не меньше года. И она хотела, как можно быстрее покончить с этим.
Свадьбу мы сыграли быстро. Все в то время происходило быстро. И вот мы в Израиле. Муж и жена.

После свадьбы, Джулия взяла моя фамилию. Отныне она была Джулия Бесчастнов.
Наверное, следует наконец рассказать немного о себе.

Родился я в 1987 году в Москве. Родители назвали меня в честь Виктора Суворова. И от Виктора Суворова, мне досталось не много не мало – а целое имя из 6 букв.
Фамилия моя была очень символичной - Бесчастнов. Родной город моего прадеда, носил смешное название Кулебаки. И фамилия Бесчастнов, как бы намекала, что ничего частного больше нет, все общее. Особенно это проявило себя во время войны, как пел Владимир Высоцкий про братские могилы «Здесь нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты». Я же родился в разгар перестройки. Был разрешен частный бизнес, и вскоре Союз развалился. Развалившись, советский союз разрушил прежнюю идеологию, и из общего, все вдруг стало частным. А я так и остался Бесчастным. Наверное от того и воровал, поскольку не верил, что есть что-то частное. Ведь, если частного нет, то все общее, а раз общее, бери, что хочешь. Вот я и брал. Новый мир, разбирая обломки советского союза, не мог найти под ними старые основы, и для нового мира, все действительно было частное. Закон этот действовал на всех. Новый закон рождал войны за передел общей собственности в частные владения. Моя фамилия отвергала эти правила, хотя по сути жила именно по ним. Ведь, я забирал чужую частность, превращая в свою. Все игра слов. Не о том я.