О дочери портного и сыне падишаха

Жил-был портной, и было у него три дочери. Пришел к нему однажды сын падишаха и говорит:

— Сшей мне кабу[34]из цветов.

Портной пошел к старшей дочери и сказал ей:

— Сегодня в лавку приходил шахский сын и заказал кабу из цветов. Как мне быть?

Девушка ничего не поняла и не смогла ответить.

Прошла ночь, настал следующий день. Портной пошел к себе в лавку, сел и стал думать. До вечера просидел он в раздумье, но так ничего и не решил. Этим вечером он пришел к средней дочери и рассказал ей о заказе шахзаде. Но она тоже ничего не поняла и не нашла никакого решения.

Прошла ночь. Днем портной опять отправился в свою лавку, опять думал до вечера, но так и не догадался, в чем дело. А вечером явился он к младшей дочери и рассказал ей обо всем.

Ответила она ему:

— Так ведь тут и думать нечего. Как только завтра явится шахзаде, скажи ему: «Чтобы сшить цветочную кабу, нужны ножницы, нитки и наперсток из цветов. Если ты дашь мне все это, то я сошью».

На четвертый день явился шахзаде. По ответу он догадался, что у портного должно быть три дочери. В первую ночь он советовался со старшей, во вторую — со средней, но те ничего не смогли понять. А в третью ночь он говорил с младшей дочерью, и это она придумала ответ.

И шахзаде влюбился в младшую дочь, еще не видя ее, и послал ее сватать.

Слушай же дальше. Дочь брата падишаха была помолвлена с шахским сыном. И вот до нее дошли слухи, что шахзаде посылает сватов к дочери портного. Она решила расстроить во что бы то ни стало это дело и стала допытываться, кто должен нести подарки от шахзаде к невесте. Узнала она, что шахзаде посылает девушке поднос со всевозможными яствами.

Обезумела принцесса от ревности, пришла к слуге, дала ему много денег и попросила:

— Съешь сам оттуда горсточку риса, крыло курицы и отпей немножко шербета!

Слуга выполнил ее просьбу, а потом понес угощение к дочери портного. Видит она: к блюдам кто-то притронулся. И решила девушка, что шахзаде прислал ей остатки своего ужина, не стала есть и ответила стихами:

На донышке налит шербет,

А рису — горсти даже нет;

Прислали курицу без крыльев —

Таков, владыка, твой привет!

Сколько ни ломал шахзаде голову, не смог понять, что это значит.

На другой день он купил красивые башмаки и велел отнести их девушке. Дочь дяди узнала об этом, пришла к слуге, который должен, был отнести башмаки, дала ему много денег и попросила:

— Сначала надень сам эти башмаки, походи в них побольше, пусть износятся. А потом уж отнеси их ей.

Слуга так и сделал. Принес дочери портного изорванные башмаки, а девушка и надевать их не стала, вернула.

После помолвки дочь дяди стала подсылать к жениху людей, и те говорили шахзаде, что девушка, мол, никуда не годится. Так продолжалось до самой свадьбы.

И вот шахзаде и девушку ввели в брачный покой. Но он даже не взглянул на нее и лег спать. Утром новобрачная рассказала об этом свекрови. Та знала: в этот день ее сын поедет в сад желтых цветов. А было у него три сада: желтых цветов, красных цветов и белых цветов. Шахзаде каждый день гулял в одном из них, и на этот раз очередь была за садом желтых цветов. Свекровь сказала девушке:

— Садись на буланого коня и отправляйся в сад желтых цветов. Как подъедешь к саду, постучи в ворота. Откроет тебе шахзаде, ты попроси у него букет желтых цветов, и он даст их тебе. Как только получишь букет, — тут же поворачивай обратно и не говори больше ни слова.

Девушка так и поступила. Она села на буланого коня, поехала к саду желтых цветов и постучала. Шахзаде открыл ворота, а она говорит:

— Хочу цветов, хочу букет, живей, будь проворней!

Шахзаде пошел, нарвал букет желтых цветов, подал его девушке и хотел было заговорить с ней, но она вскочила на коня и ускакала.

На следующий день свекровь сказала:

— Сегодня, мой сын будет в саду белых цветов. Садись та белого коня, поезжай в сад белых цветов, постучи в ворота, шахзаде тебе откроет, а ты попроси букет белых цветов. Он сорвет цветы и даст тебе; смотри же ничего не говори и быстро поворачивай назад.

Девушка вскочила на белого коня, постучалась в ворота сада. Щахзаде открыл и вышел ей навстречу. Девушка и на этот раз произнесла:

_ Хочу цветов, хочу букет, живей, будь проворней!

Шахзаде нарвал белых цветов, связал их в букет и отдал девушке. Хотел с нею заговорить, но она вскочила на коня и ускакала.

На третий день мать шахзаде сказала девушке:

— Сегодня садись на гнедого коня, отправляйся в сад красных цветов и постучись в ворота. Как выйдет мой сын, ты, как раньше, попроси букет красных цветов. Он даст цветы тебе, а ты скажи: «Мой пояс затянут слишком туго, я не могу развязать — разрежь его». Как принесет он нож, ты подставь руку под него, чтобы порезать палец. А как порежешься, закричи: «Ой, мой палец! Ой, мой палец!» Потом бери букет, садись на коня и скачи прочь.

Девушка так и сделала. Оседлала гнедого коня, поскакала к саду, постучалась, и шахзаде открыл ей ворота. Она произнесла:

— Хочу цветов, хочу букет, живей, будь проворней!

Шахзаде нарвал букет цветов и подал их девушке, а та говорит:

— Мой пояс затянулся слишком туго, и я не могу развязать узла. Возьми нож, разрежь пояс.

Шахзаде принес нож и хотел разрубить узел, но девушка подставила под нож руку и поранила большой палец. Закричала тут она:

— Ой, мой палец! Ой, мой палец!

Потом вскочила на коня и ускакала.

Когда вернулся шахзаде домой, девушка подняла крик:

— Ой, мой палец! Ой, мой палец!

Шахзаде поразился: понял он, что это крик той самой девушки, что приезжала в сад. А ведь шахзаде все эти ночи не спал из-за любви к девушке, которую увидел в саду! Он подошел поближе и посмотрел попристальней, видит: да, это та самая девушка, которая приходила в сад желтых цветов, в сад белых цветов и в сад красных цветов.

Заплакал шахзаде от радости и спросил:

— Девушка, что же все это значит?

Рассказала она ему обо всем, а шахзаде обнял ее и поцеловал.

И вот на семь дней и ночей украсили город и сыграли свадьбу.

Точно так же, как эта девушка и шахзаде достигли своих желаний, да исполнятся желания всех влюбленных.

КНИГА — ЗЕРЦАЛО МИРА

Было ли так или не было, а жил в былые времена в одной: деревне крестьянин с женой Сетаре. Рос у них один сын, мальчик по имени Бу-Али. Этот мальчик не занимался никаким делом, а только читал и писал. Отец и мать все время твердили ему: «У всего есть своя мера — нельзя так много читать и писать!» Но мальчик пропускал это мимо ушей и не поднимал головы от книг.

Не исполнилось ему и двадцати лет, когда умер его отец. Одна мать стала следить за Бу-Али и заботиться о нем. И вот однажды мать сказала ему:

— О сынок, глаза мои уже плохо видят, скоро я ослепну. Да и жить мне осталось недолго: пройдут два — три года, и меня не станет. Очень мне хочется найти тебе невесту и сыграть твою свадьбу! Скажи, кого ты хочешь в жены, я пойду и посватаю ее тебе.

— Ни одна из девушек, которых я видел и знаю, — ответил Бу-Али, — не имеет в моих глазах никакой цены, потому что все они — глупы и ничего не знают. Если ты хочешь, чтобы я женился, чтобы успокоилось твое сердце, — иди и посватай за меня дочь нашего падишаха. Я слышал, что она и красивая, и ученая, и смышленая!

— Сынок, что ты болтаешь? — взмолилась мать Бу-Али. — Падишах отдаст свою дочь тому, у кого по голове и шапка тому, у кого есть именье и богатство. Таких, как ты, он и близко не подпустит.

— У меня, — ответил Бу-Али, — богатства больше, чем у кого бы то ни было. Сокровища или деньги может украсть вор или им просто придет конец, но к тому богатству, что есть у меня, не подберется ничья рука, никакими силами нельзя его отнять у меня. Если же я отдам часть своего богатства кому-нибудь, то от этого оно не уменьшится, а умножится.

Словом, долго они препирались и спорили, и наконец Бу-Али уговорил мать и отправил ее во дворец падишаха сватать его дочь.

В саду перед дворцом лежали две большие каменные плиты. Тот, кто хотел видеть падишаха, приходил и садился на одну из этих плит. Один камень был предназначен для бедняков. Они собирались ко дворцу, садились на него, и падишах давал им деньги и одаривал их.

Другой же камень был для вельмож города, которые садились на него, когда хотели повидаться с падишахом или же посватать его дочь.

Старуха пошла и села прямо на камень для вельмож. Увидел это падишах и решил, что она случайно села на камень вельмож. Он велел слуге:

— Иди, дай той старухе что-нибудь и скажи ей, чтобы она больше не садилась на этот камень. Если ей нужно что-нибудь от меня, пусть садится на камень для бедных. Разве она не знает, что этот камень для вельмож и богатых или камень для свах?

Старуха пришла домой и рассказала сыну все, что видела и слышала. Бу-Али и говорит:

— Почему ты не сказала падишаху, что пришла не милостыню просить, а дочь его сватать?

— Постеснялась, сынок, — отвечает старуха, — смелости не хватило!

— Возвращайся туда и скажи, для чего ты пришла! — сказал матери Бу-Али.

Старуха опять пошла и села на камень для вельмож и сватов.

Увидел это падишах, рассердился и спросил слугу:

— Разве ты вчера не дал денег старухе и не сказал, чтобы она не садилась на этот камень?

— Как не сказать? Сказал, — ответил слуга.

— Тогда пойди и спроси, — приказал падишах, — что ей надо и почему она сидит на этом камне?

Слуга подошел к старухе и передал ей все, что сказал падишах. А старуха отвечает:

— Я не бедная и пришла не для того, чтобы просить милостыню. Я пришла сватать дочь падишаха за моего сына!

Как услышал это падишах, разгневался и закричал:

— О Аллах, какие злосчастные дни настали! Каждый проходимец, каждый бродяга приходит сватать мою дочь за какого-нибудь голодранца и голоштанника!

И приказал слугам:

— Идите и прогоните старуху оттуда, побейте ее хорошенько, чтобы в другой раз не бесстыдничала и не дерзила!

— Избить старую слабую женщину — потерять свое счастье, — сказал падишаху его везир. — Лучше пригласи ее, поговори с ней и поставь трудные условия, как говорят, подбрось на ее дорогу такой камень, какого она не сможет поднять. Так ты и откажешь ей.

Падишах согласился, приказал привести к нему старуху и сказал ей:

— Я отдам свою дочь только тому, кто ученее и мудрее всех, кто может пришить небо к земле — кто знает «Книгу — зерцало мира»!

Старуха вернулась домой и рассказала все сыну. Бу-Али и говорит:

— Иди, скажи падишаху, что через сорок дней я пришью небо к земле и принесу ему «Книгу — зерцало мира».

— Допустим, что ты добудешь «Книгу — зерцало мира», и пришьешь небо к земле! — возразила мать Бу-Али. — Но скажи, откуда ты достанешь деньги? В твоем кармане должно быть хоть несколько монет, чтобы купить не только леденцов и сластей, а ведь на свадьбе еще полагается осыпать деньгами невесту!

— Ничего, матушка, — отвечал Бу-Али, — что-нибудь придумаю!

На следующее утро Бу-Али вышел из городских ворот и направился в пустыню. Шел он несколько дней и ночей и наконец добрался до подножия одной горы. Он еще раньше знал, что на вершине этой торы сидит человек-див, который знает все премудрости и науки, и у него есть мудрая «Книга — зерцало мира».

Бу-Али взобрался на вершину горы. Человек-див в это время лежал под деревом. Человек-див увидел Бу-Али и спросил:

— Для чего ты пришел сюда?

— Я заблудился, — отвечал Бу-Али, — умираю от голода и жажды! Увидел я эту тору и деревья на ее вершине и решил: «Пойду-ка, напьюсь воды, может как-нибудь раздобуду немного хлеба, чуточку отдохну и приду в себя».

Див-человек поверил словам Бу-Али и сказал:

— Хорошо, сегодня можешь переночевать здесь, а завтра уйдешь!

Бу-Али согласился и проспал ночь там, на вершине горы. Когда наступил день, див-человек оказал Бу-Али:

— Днем я всегда сплю здесь. Если хочешь остаться здесь, — оставайся, а хочешь уйти — уходи!

— Сегодня уж я останусь здесь, — сказал Бу-Али, — а завтра пойду!

Див-человек тут же заснул. Бу-Али вошел в его комнату, взял из-под головы дива «Книгу — зерцало мира» — и начал читать. А в этой книге была бездна знаний и заклинаний. Он тут же запомнил одно из заклинаний, приложил его к делу и в одно мгновенье, очутился у городских ворот. В это время див-человек проснулся и видит: нет книги! Оглядел он степь, но и там не нашел Бу-Али. Понял он, что юноша узнал одно из заклинаний и таким образам добрался до города, и отправился следом.

А Бу-Али пришел прямо к себе домой и сказал матери:

— Встань-ка и займись делом! Я сейчас превращусь в красивого оленя, а ты поведешь меня во дворец падишаха. Когда шахзаде увидит оленя, он сразу захочет купить его. Ты продашь меня за пятьсот ашрафи, а этих денег хватит и на покупку леденцов и сладостей и для того, чтобы осыпать невесту золотом на свадьбе!

Мать Бу-Али сделала все так, как велел ей сын: взяла оленя и пошла ко дворцу падишаха.

И вот недалеко от дворца шахзаде увидел оленя и спросил старуху:

— За сколько продашь?

— За пятьсот ашрафи! — ответила мать Бу-Али.

Шахзаде тут же отсчитал пятьсот ашрафи, купил оленя, поручил животное одному из своих слуг и сказал:

— Иди и купи пять манов изюма! Я слышал, что олени любят изюм.

Слуга пошел, купил изюму, шахзаде набил им карманы и стал целыми пригоршнями кормить оленя.

А теперь послушай, что сделал див-человек. Он пришел в город и давай рыскать по всем углам, чтоб найти Бу-Али в любом облике, какой бы тот ни принял. Наконец див вышел на улицу, где находился дворец падишаха, и еще издали узнал в олене Бу-Али. А Бу-Али обернулся, увидел, что приближается див, и притворился, что ему хочется изюму. Ткнулся олень мордой в карман шахзаде, просунул туда голову и вдруг стал уменьшаться, пока его шея, ноги, туловище и хвост не очутились в кармане. Шахзаде растерялся, остолбенел от удивления, стоит и понять не может, как это могло случиться? А тут из его кардана выпорхнул вдруг воробей и взлетел в небо. Див сначала тоже растерялся: куда же это мог улететь Бу-Али и как его теперь найти? Потом превратился в ворона, взлетел в воздух, сел на дерево и стал оттуда высматривать, за карнизом какого дома скрылся воробей. А воробей, как только увидел ворона, полетел к своему дому, ударился оземь, принял человеческий облик, вошел в дом, взял «Книгу — зерцало мира» и отправился во дворец к падишаху. А тот день был последним из сорока условленных дней. Увидел падишах «Книгу — зерцало мира», удивился.

— Где, когда и как ты достал эту книгу? — спросил он Бу-Али.

Бу-Али все рассказал падишаху.

— Кому же, как не тебе, я могу отдать свою дочь! — воскликнул падишах.

И они устроили свадебное празднество: украсили на семь дней город, и все люди пили, ели и веселились.

Вот так и отдали девушку за Бу-Али.

А див-человек, который был все еще в облике ворона, как увидел, что Бу-Али не расстается с «Книгой — зерцалом мира» и не выпускает ее из рук, понял, что ничего не сможет поделать, и отчаялся. Он так и остался вороном, и с тех пор он сам и дети его живут на деревьях, на крышах домов. Они все ищут «Книгу — зерцало мира» и при этом каркают, но придумать ничего не могут!

Наша сказка пришла к концу, а желанье ворона так и не исполнилось.

ЯРДАН КУЛИ-БЕК

Рассказывают, что как-то ночью шах Аббас[35]надел, по своему обыкновению, дервишское рубище, взял в руки кашкул и посох и отправился по улицам и базарам Исфагана посмотреть, чем занимаются его подданные.

Прошел он по улицам, походил по переулкам и решил: слава Аллаху, все в порядке — все люди спокойны, сыты, не знают ни горя, ни печали. Он возблагодарил бога и двинулся к шахскому майдану, что примыкал к Али-Капу[36]. Тут он заметил, что из щели под дверью одного дома поблескивает свет и раздаются приглушенные звуки бубна. Шах Аббас постучался в дверь.

— Кто это? — спрашивает хозяин.

— Дервиш.

— Милости прошу, любимец бога, — раздалось изнутри. — Добро пожаловать, принеси счастье в этот дом!

Шах Аббас вошел в дом, увидел: тесная комната, на полке горит лампа, на полу сидит слепая женщина и напевает вполголоса, а поодаль стоит глиняная миска с горошком и изюмом.

— Дервиш, — начал хозяин дома, — повеселись вместе с нами! Послушай, как поет эта женщина, полакомься этим горошком и изюмом.

И тут он стал бить в жестяной поднос, как в бубен, и это доставляло ему большое удовольствие.

Шах Аббас говорит:

— О муж! Объясни мне, кто ты такой? Чем занимаешься?

— Любимец бога, — ответил хозяин, — я холодный сапожник, работяга. Утром я отправляюсь в лавку у Харун-Велат, там я латаю и чиню обувь рабов божьих. Что бы мне ни дали за это — я беру с улыбкой и довольный говорю: «Аллах не обидит». В день я зарабатываю два — три пахнабада[37], а вечером покупаю хлеб, брынзу, горошек с изюмом, возвращаюсь к себе и зову эту женщину, чтобы она пела мне. Словом, я ни на что не жалуюсь, так потихоньку и тяну свою лямку. Вот уже несколько лет я занимаюсь этим делом и зарабатываю тем, что чиню людям обувь. Все, что заработаю, я проедаю, ничего не откладываю, и каждую ночь — хоть провались небо и земля — мы должны повеселиться.

— Хорошо, — сказал ему дервиш, — а если завтра шах Аббас запретит ремесло холодного сапожника, чем ты займешься? Как ты заработаешь денег на веселье?

— Во-первых, шах Аббас никогда не сделает этого. А если и сделает, то Аллах велик, и мы все равно будем веселиться.

Шах Аббас взял из своего кашкула плову, поел немного горошка с изюмом, простился с хозяином, прочитал молитву и вышел из дому.

А утром он первым делом запретил ремесло холодного сапожника и особо велел присмотреть, чтобы закрыли лавку его вчерашнего хозяина.

И вот сапожник остался без дела. Он сказал себе: «Да будет проклята твоя догадка, дервиш, ибо она исполнилась. Шах Аббас запретил ремесло, которым я занимаюсь десять, нет — пятнадцать лет. Ну, да ничего, если человек сметлив и не ленив, — он не останется без дела».

Он тут же продал инструмент сапожника, купил добротный бурдюк и стал водоносом. Не то семь, не то восемь раз он принёс воду для кофейни и пекарни и заработал в два — три раза больше, чем прежде. А вечером устроил веселье пуще прежнего.

Ночью шах Аббас снова надел дервишское одеяние и подумал: «Пойду-ка, посмотрю, что происходит в городе. Заодно загляну и ко вчерашнему знакомому».

Шах Аббас ходил, ходил по городу и остановился на той самой улице. Он решил, что бедняге-сапожнику не до веселья, ведь впервые за десять — пятнадцать лет жизнь его омрачилась.

Когда до дома сапожника осталось три — четыре шага, Аббас услышал шум веселья, который раздавался громче вчерашнего. Он закричал:

— Хозяин, примешь гостя?

— Во имя Аллаха, войди, — ответил сапожник. — Кто ты?

— Дервиш.

— Эх, любимец бога, — ответил сапожник, — ты предсказываешь беду! Твои слова сбылись. Сегодня утром отправился было я в свою лавку и хотел с именем Аллаха взяться за дело, как вдруг явились нукеры шаха Аббаса и сказали: «По указу шаха Аббаса ремесло холодного сапожника запрещено». И меня лишили ремесла моих предков. Дервиш говорит:

— Хоть ты и остался без заработка, но веселье — в полном разгаре! Что же ты сделал? Где раздобыл денег?

— Дервиш, — ответил сапожник, — ведь рабочий человек не пропадет. Я продал инструмент сапожника, купил бурдюк, взвалил его на плечи и заработал в два-три раза больше прежнего. И вот, взамен слепой певицы я пригласил другую — она, видишь, поет лучше. В квартале Джуйбаре я купил бубен, он заменил мне поднос. А вместо горошка с изюмом я купил пахлаву[38]и конфеты. Веселись, дервиш, — благородный муж не падает духом! Мне здорово повезло! Если бы я знал, то с самого начала стал бы водоносом. Жаль, что я так поздно узнал это! Как бы там ни было, теперь я буду носить воду и зарабатывать на жизнь.

Видит дервиш, правду он говорит: вместо слепой женщины поет зрячая певица, сам хозяин ударяет в бубен вместо подноса, а для угощения поставлены пахлава и конфеты.

— Ну, ладно, сапожник, — сказал ему дервиш, — а если завтра вздумает вдруг шах Аббас запретить ремесло водоноса, чем ты тогда будешь заниматься?

— Прошу тебя именем бога, дервиш, — отвечает хозяин, — не предсказывай дурного! Что ж, во-первых, я перестану носить воду, во-вторых, как я уже говорил тебе, хоть из-под земли да раздобуду деньги и буду веселиться. Но ради бога, прошу тебя, не говори так!

— Это я так, к слову, — успокоил его дервиш.

— Ты и к слову не говори!

В душе шах Аббас был доволен: слава богу, думал он, мои подданные живут неплохо, веселятся. Однако ему хотелось испытать сапожника, запретить и новое его ремесло. Взял он плова из своего кашкула, они поели вдвоем, шах Аббас съел одну конфету и ломтик пахлавы, прочитал молитву и ушел.

На другое утро он первым делом запретил ремесло водоноса и приказал особо следить за сапожником.

Не успел сапожник выйти на шахский майдан, как видит, что хватают водоносов и кричат:

— По велению шаха Аббаса в Исфагане запрещено продавать воду!

— Эх, зловещий дервиш, — сказал сапожник, — что ж ты предсказал? Ты обратил мой хлеб в известь, а мою пряжу — в хлопок!

Но потом он решил:

— Не надо сдаваться, можно еще что-нибудь придумать!

Взял сапожник палку с серебряным набалдашником, надел джуббу[39]наизнанку, чтобы отличаться одеждой от других людей, сдвинул шапку набекрень, подкрутил усы и пошел по улицам. Он решил выдавать себя за шахского стражника и обманывать людей.

Себе он сказал:

— Я буду пугать мелких торговцев и лоточников и кричать: «Здесь нельзя торговать, там тоже нельзя, уходите отсюда!» А у каждого из них есть семья, жена и дети, и они будут вынуждены задобрить меня, чтобы я оставил их в покое.

Но потом поразмыслил сапожник и говорит: «Нет, это не годится! Они тогда не смогут арендовать лавки, а если лишить их мелкой торговли, то они станут или давать взятки, или воровать, или попрошайничать. И выйдет так, что по моей вине увеличатся взяточничество, воровство и попрошайничество. Что же делать?»

Думал он, думал и, наконец, решил: «Буду-ка я штрафовать под видом шахского стражника жителей, выбрасывающих на улицу мусор или выливающих в арыки помои. И доброе дело сделаю, и себе на хлеб заработаю!»

Пошел он бродить по глухим переулкам, а сам смотрит: как заметит, кто-нибудь высыпал мусор или вылил помои, сразу же хватает его за шиворот и кричит:

— Зачем ты выливаешь на улицу помои, такой-сякой? Живо пойдем к шаху Аббасу!

А люди пугались его странного вида, да к тому же он еще говорил от имени шаха Аббаса. Все принимались его умолять и упрашивать, давали ему несколько пахнабадов, чтобы он только оставил их в покое и не водил к шаху Аббасу. Если же один из ста набирался храбрости спросить: «А ты кто такой?» — он отвечал:

— Кто я такой? Я — фарраш, фарраш-баши[40]шаха Аббаса!

И тогда человек начинал перед ним извиняться и прославлять шаха:

— Какой он заботливый! Он так радеет о подданных, что даже следит за чистотой улиц!

Но вернемся к сказке. До вечера сапожник раздобыл таким способом три-четыре тумана, а вечером задал целый пир. Купил сластей, напитков, приготовил шашлык, пригласил музыканта, певца и танцовщика.

Настала ночь, и вновь шах Аббас вышел в город. Покончил он со своими делами и отправился к дому сапожника. Слышит, что там пируют и веселятся, остановился перед дверью и закричал:

— Хозяин, гостя не примешь?

— Во имя Аллаха, входи, сделай милость!

Вошел шах Аббас. Хозяин узнал его и говорит:

— Любимец бога, как ты предсказал, так и приключилось. Не успел я утром приступить к делу, как на улицы высыпали фарраши с криками: «Шах Аббас запретил продавать воду». Ну, да мне теряться не к лицу, надо зарабатывать на жизнь. И стал я выдавать себя за фарраш-баши шаха Аббаса и обманывать людей. И вот, благодаря слепоте и темноте людей я сегодня пирую и веселюсь пуще прежнего, так как раздобыл много денег. Но я уже все израсходовал — ведь я не печальной жизни просил у бога! Слава Аллаху, до сих пор все было хорошо! Все, что я зарабатывал днем, я проедал ночью. И теперь, видишь, я не без дела. А тебя попрошу, сделай милость, не предсказывай дурного!

Дервиш ему в ответ:

— А если ты схватишь кого-нибудь за шиворот, а он возьмет, да и согласится пойти с тобой к шаху Аббасу, что тогда ты будешь делать?

— Это невозможно, — ответил хозяин.

Прошла ночь, утром шах Аббас велел нескольким дюжим фаррашам переодеться и приказал:

— Идите, и как увидите этого сапожника, начинайте выбрасывать мусор. Если он будет угрожать вам и потребует идти к шаху, то соглашайтесь.

Они так и поступили. Высыпали на улицу мусор, подскочил сапожник и стал кричать:

— Почему вы выбрасываете мусор на улицу? Живо, идем к шаху Аббасу!

— Пошли, — отвечают те.

Видит сапожник, что зловещее предсказание дервиша сбылось и на этот раз. Двинулись они в путь. По дороге сапожник и так и сяк старался помириться, но фарраши не дали ему это сделать. У Али-Капу видит сапожник, что они не желают отступать, и говорит:

— На этот раз я прощаю вас, но больше не делайте этого!

— Нет, мы всегда будем выбрасывать мусор!

— Ну что ж, идите восвояси, — ответил сапожник.

— Нет, не пойдем!

Сапожник сам хотел было улизнуть, но его не пустили и повели к шаху Аббасу.

— Дружище, как тебя звать? — спросил его шах.

Сапожник хотел ответить: «Курбан[41], Кули-бек», но язык у него заплетался, и он пробормотал:

— Ярдан Кули-бек.

Шах Аббас засмеялся и ответил:

— Коли хочешь быть фаррашем, то будь им в моих покоях. До самого вечера сиди здесь!

По обычаям того времени ему дали саблю в драгоценных ножнах, и он повесил ее на пояс. Шах Аббас до самого захода солнца не отпускал его, чтобы он ничего не смог заработать, а вечером сказал:

— Теперь ступай, а завтра утром явись на службу. Жалованье же получишь в конце месяца.

Сапожник вышел из дворца и стал размышлять: «Этой ночью мой пир под угрозой».

Подумал, подумал да и продал за десять туманов клинок сабли, а взамен его заказал столяру деревянный. А сам стал готовиться к пиршеству: пригласил музыкантов и шутов, купил всякие яства.

А шах Аббас был уверен, что этой ночью сапожник не сможет пировать. Подошел он к его дому и вдруг слышит: на всю улицу раздается шум пиршества. Шах Аббас подумал: «Ведь у него же ничего не было?»

Вошел он внутрь, а Ярдан Кули-бек воскликнул:

— Как ты сказал, так и случилось!

— На что же ты закатил такой пир? — удивился дервиш.

И Ярдан (Кули-бек рассказал ему обо воем. Тогда дервиш спросил:

— А если завтра шах Аббас прикажет тебе обнажить меч и отрубить голову разбойнику, как ты вывернешься?

— Опять ты за свое! У шаха есть на то палач.

И вот прошла ночь, настало утро, и сапожник отправился во дворец, на службу к шаху Аббасу. Шах велел ввести преступника, а потом приказал:

— Ярдан Кули! Отруби ему голову.

Побледнел Ярдан Кули, но не растерялся и ответил:

— Да буду я жертвой за тебя, не убивай этого невинного человека!

— Нет, он виновен, отруби ему голову!

— Да буду я жертвой за тебя, — умолял Ярдан Кули. — Я человек богобоязненный, не стану я убивать невиновного!

— Я приказываю тебе! — закричал шах Аббас.

— Ты-то приказываешь, но и я свои обязанности знаю, — возразил сапожник.

Шах настаивал, а Ярдан Кули увиливал. Только видит он — не отстанет шах, поднял голову и взмолился:

— О боже, Ты знаешь своих рабов. Этот муж, я уверен, невиновен. Если он виновен — то пусть погибнет, а если нет — преврати мой меч в деревянный. О Аллах!

С этими словами он выхватил саблю и сказал:

— Да буду я жертвой за тебя! Видишь, я верно угадал: он невиновен.

Засмеялся шах Аббас и рассказал, как все было. Он сделал сапожнику драгоценные подарки и отпустил его домой.

ТРИ АХУНДА

Шли по дороге три ахунда[42], а навстречу им ехал всадник. Поздоровался он с ахундами, а они заспорили. Первый говорит:

— Всадник поздоровался со мной!

Второй кричит:

— Нет, он меня приветствовал!

А третий твердит:

— Меня!

Такой подняли крик, а переспорить друг друга не могут. Догнали они всадника и спрашивают:

— Эй, всадник! Скажи, которого из нас ты приветствовал?

Всадник ответил:

— А того, кто всех глупее.

Опять заспорили ахунды, так как каждый считал себя глупее другого. Тогда всадник предложил:

— Расскажите-ка про самые глупые ваши поступки, чтобы я мог определить, который из вас глупее.

Они согласились, уселись в кружок и давай рассказывать о совершенных ими глупостях.

Первый сказал:

— Когда я был сельским учителем, я часто чихал. Дети при этом говорили: «Будьте здоровы, мулла». Я же вынужден был отвечать каждому ученику в отдельности: «Спасибо» или: «И тебе того же». Но это было слишком длинно, и я предложил детям: «Когда я чихну, вы все вместе хлопайте в ладоши».

Дети обрадовались, и после этого каждый раз, когда я чихал, ученики хлопали<& ладоши вместо того, чтобы говорить: «Ахунд, будьте здоровы», и я обрел покой.

Но вот случилось как-то, что в колодец упал цыпленок. Я обвязался веревкой, а другой конец ее велел держать детям. При этом я наказал им:

— Если со мной, не дай бог, что-нибудь случится в колодце — тащите меня наверх.

Начал я спускаться. Как только опустили меня до середины, я чихнул. И что же? Дети не захлопали в ладоши! Я кричу: «Вытаскивайте меня!»

Выбрался я из колодца и давай лупить детей да приговаривать:

— Почему вы не хлопали в ладоши, когда я чихнул?

Дети стали кричать и плакать:

— Учитель, мы же держались руками за веревку!

Но это не убедило меня, и я их здорово поколотил. Потом привязал опять веревку к поясу и снова стал спускаться в колодец. По воле неба на середине пути я опять чихнул. Тут дети выпустили веревку и стали хлопать в ладоши, а я упал в колодец и сломал ногу. И вот теперь вы сами видите: на одну ногу я хромаю. Это все с тех пор.

Второй начал:

— Я тоже был сельским учителем. Однажды я сидел на краю бассейна и совершал омовение перед молитвой. А в воде виднелось мое отражение. Я решил, что это вор переоделся в мои одежды и спрятался под водой, поджидая темноты, чтобы обобрать меня. Обернулся я к ученикам и приказал: «Сложите свои книги и возьмите каждый по палке. Вор в моем облике спрятался в бассейн. Я разденусь, нырну в бассейн и поймаю его, а вы внимательно следите. Как только он высунет голову из воды — бейте его палками».

— Дети сложили свои книги, взяли по палке и стали дожидаться вора, а я нырнул в воду. Только хотел я вынырнуть, дети давай колотить меня палками. Не вытерпел я палочных ударов, снова нырнул, но стал задыхаться и опять попытался вынырнуть и вылезти из бассейна. Но дети и на этот раз накинулись на меня с палками, крича: «Дай ему как следует! Бей его! Бей!»

— Вижу: умирать приходится, убьют меня дети. На счастье жена моя Сакине, да простит Аллах грехи ее отца, прибежала и спасла меня от учеников.

Стал рассказывать третий:

— И я тоже был сельским учителем. Сижу я как-то, обучаю детей, и настроение у меня прекрасное. Вдруг один из учеников говорит мне:

— Что-то, господин ахунд, вы сегодня бледны. Может, вы больны?

А другой добавил:

— Вы очень похудели.

— И глаза у вас запали, — вставил третий.

Так каждый что-нибудь да находил. Я поверил им и говорю: «Ведь верно, я с вечера чувствую себя плохо».

И в ту же минуту помутилось у меня в глазах. Дети с помощью жены отнесли меня в спальню и уложили. Так пролежал я до полудня, а в полдень принесли обед, но я есть не стал из-за болезни. Мало того — отказался даже и от ужина. Утром чувствую, что ослаб от голода. Посмотрел по сторонам, вижу: в нише стоит миска, а в ней лежит одно куфте[43], оставшееся с вечера. Поглядел я кругом — никого нет. Я скорей вскочил с постели и сунул куфте в рот. Но в тот самый момент в комнату вошла жена. С перепугу я заложил куфте за щеку. Взглянула жена и спрашивает:

— Почему у тебя щека опухла?

А я ей в ответ:

— Не знаю. С вечера очень болела, а теперь вот опухла.

Жена вышла и вскоре вернулась с лекарем. Тот посмотрел и сказал:

— Опухоль созрела, надо вскрыть.

Жена говорит:

— Так зачем же медлить?

И лекарь разрезал мне щеку и извлек оттуда зерна риса, куски мяса И многое другое. Он показывал это всем со словами:

— Посмотрите, как созрела опухоль. Если бы этот чирей не вскрыли сегодня, то он загноился бы и заставил его страдать.

Теперь у меня на щеке, как вы сами видите, шрам. По собственной глупости поверил я ученикам, слег и претерпел столько страданий, да и лицо у меня обезображено. Вот теперь и скажи, кто глупее — я или один из них.

Всадник посмотрел на всех троих и сказал:

— О Аллах! Вы — самые глупые люди на свете, и мое приветствие было предназначено всем вам!

Да не накажет нас Аллах глупостью и не пошлет нам в спутники глупцов!

УПРЯМЕЦ

Было ли так или не было, а жили-был и давным-давно муж с женой. Жена была женщина расторопная, работящая, а муж — лентяй и бездельник. Из-за его лени у них целый день были опоры да ссоры.

Пришла как-то жена к мужу и говорит:

— Эй, муж! Нельзя же с рассвета до захода солнца сидеть дома сложа руки. Хоть бы на улицу вышел! Ничто-то тебя не тревожит!

— Нечего мне делать на улице! — отвечает муж. — Отец оставил мне несколько коров и овец, и пастухи приносят мне от них молоко, сыр и шерсть. Мы с тобой проедаем это и живем себе припеваючи. А с делами по дому — стряпней, стиркой, уборкой — ты справишься.

Закричала тут жена:

— Неужели я должна еще и телку поить? Не буду я больше этого делать! Иди сам пои свою телку, будь ты неладен!

— Так зачем же я брал тебя замуж?

— А за тем, чтобы я занималась домом, чтобы за тобой ухаживала, а не за телкой.

Тут муж ей говорит:

— Нет, не так. Я взял тебя, чтобы ты во всем мне повиновалась. А если тебе не нравится, — поднимись на крышу да и спрыгни вниз. Ведь недаром наши предки говорили: «Муж — маленький бог для жены». Что бы муж ни приказал, жена должна исполнять все беспрекословно.

— Ведь это они говорили о мужчинах, а не о такой тряпке, как ты! — воскликнула жена.

И так этот спор о телке затянулся, что в конце концов они порешили: на этот раз поит телку жена, а завтра — тот, кто раньше заговорит.

На другой день утром жена встала, убрала постель, подмела двор, приготовила завтрак и не промолвила при этом ни словечка. Проснулся муж и съел завтрак тоже без единого слова. Видит жена: останется она дома — не выдержит, поневоле заговорит с мужем. Она накинула чадру и отправилась к соседке, не заперев дверей. А муж остался дома один. Он встал, вышел за дверь и сел на скамью.

Пришел нищий и попросил кусочек хлеба или монету. Сколько ни просил, никакого ответа не получил. Он стал говорить громче, попросил милостыню во имя Аллаха. Видит нищий: дышит мужичина, но не отвечает. Удивился он, почему этот человек ничего не говорит? И подумал: «Наверное, глухой». Подошел ближе и давай кричать совсем громко — никакого ответа! Решил нищий: «Конечно, глухой!»

А лентяй тем временем думал: «Жена подослала его, чтобы заставить меня заговорить, а потом прийти и сказать: „Иди скорей, пои телку“. Пусть небо упадет на землю или земля провалится, я все равно не заговорю!»

А нищий решил, что он еще и немой, вошел внутрь, поставил на пол котомку, наложил туда хлеба и сыру и потом пошел своей дорогой. Муж видел все это, но ничего не сказал — не хотелось ему поить телку.

После нищего пришел цирюльник. Увидел его на скамейке и спросил:

— Побрить тебе бороду или сделать прическу, как хвост у утки?

Но муж ничего не ответил. Тогда цирюльник провел бритвой по оселку, сбрил ему наголо бороду и остриг его. А потом протянул руку за платой, но ничего не получил. Несколько раз он просил заплатить, но так и не дождался ответа. Наконец цирюльник говорит:

— Не притворяйся немым, оплати мой труд!

Опять никакого ответа. Тогда он сам сунул руку в карман мужа, вытащил деньги и вышел.

Не успел цирюльник выйти, как пришла машшате. Увидела, что человека только что брили, села, выдернула ему остатки волос, а потом окропила розовой в