Теологические предпосылки схоластического рационализма

Оба направления средневековой философии — платонизм и аристотелизм — единодушны в высокой оценке возможностей человеческого разума, убеждены в его способности постижения сущности вещей и, что еще более важно, отчасти и Первопричины их бытия. Конечно, мыслители средневековья, будучи не только философами, но и теологами, хорошо знакомыми с христианской богословской традицией, в частности с апофатическим богословием, никогда не утверждали, что средствами только одного рационального мышления можно постичь все тайны божественного бытия. Но они уверены, что некоторые важные религиозные истины, например, "Бог существует", "существует только один Бог", "Бог бестелесен", могут не только быть почерпнуты из Откровения и духовного опыта веры, но и становятся очевидными при их исследовании с помощью естественного света разума.

Главной целью схоластической философии было построение всеохватывающей системы рационального знания, включающей знание о Боге, мире и человеке. Постановка такой задачи стала возможной благодаря наличию некоторых предпосылок теологического, философского и логического характера, разделявшихся большинством мыслителей того времени и подвергшихся значительному пересмотру в ходе дальнейшего культурно-исторического развития. В области теологии это было допущение, согласно которому Бог — Творец всего сущего — содержит в себе прообразы всех вещей. Каждая сотворенная вещь, в ее главных, существенных свойствах, отображает, копирует образец, вечно существующий в божественном мышлении, и несет на себе отпечаток божественного совершенства. Следуя Платону, средневековье трактует отношение, связывающее творящее Первоначало и мир сотворенных вещей, как отношение уподобления: вещь уподобляется и своему образцу, обретая соответствующую форму, и всей сфере божественного бытия, получая подобающую меру совершенства. Вещь подобна идее-образцу по своей структуре, и это уподобление объясняет наличие в мире вещей, отличающихся друг от друга по виду в силу причастности их разным образцам. Выделение признака, позволяющего отнести вещь к тому или иному виду и тем самым подвести ее под некоторое понятие — важнейшая мыслительная операция, первый шаг в процессе концептуального осмысления мира, исходный пункт и основа рационального познания. Механизм уподобления (причасности) в схоластике, как и в платоновской философии, используется прежде всего для объяснения существования в самих вещах концептуально постижимых свойств, что делает возможным рациональное знание о них. С помощью этого механизма выделяется в чистом виде, получает самостоятельное бытие в мире идей существенное, отличительное свойство вещи, которое в самой вещи невозможно отделить от привходящих свойств и случайных признаков.

И этот же механизм, призванный обосновать возможность обозначения вещей разными понятиями, т.е. возможность их концептуального различения, применяется в схоластике и для уподобления их всех одному и тому же — Богу, божественному бытию в целом. Вещи (помимо формы) обладают еще особой характеристикой — совершенством (точнее, формы вещей отличаются не только по виду, но и степенью присущего им совершенства). "Если кто сомневается, что лошадь превосходнее дерева, а человек превосходнее лошади, подлинно его нельзя назвать человеком", — пишет Ансельм Кентерберийский [8, т. I, с. 17]. Но вещи могут быть совершенными в большей или меньшей степени лишь потому, что существует абсолютное совершенство, или совершенство в максимальной степени, совершенство как таковое. Относительное совершенство вещи является следствием ее неполного, частичного уподобления абсолютному совершенству, т.е. Богу.

Отношение подобия, связывающее вещь и ее прообраз в божественном уме, совершенство вещи — с божественным совершенством, предполагает сходство (подобие) характеристик, присущих вещи и ее образцу, а также сопоставимость совершенства конечной вещи с совершенством бесконечного бытия. Отсюда, принимая во внимание другую посылку, из которой исходила схоластика, а именно, что сущность вещи без искажения, во всей ее полноте может быть постигнута человеческим разумом, средствами понятийно-рационального познания, вытекает очень важное следствие. Знание Бога о вещи, которое он имеет через созерцание идей, совпадает по своей структуре со знанием, складывающимся о ней в человеческом уме и фиксируемым посредством общего понятия. Но Бог в отличие от человека знает вещь изнутри: его знание есть одновременно творение вещи, в определенном смысле — непрерывное творение, поскольку Бог и после создания поддерживает вещь в ее бытии. Схоластика фактически отождествляет внутренний "облик" вещи, определяемый реально протекающим процессом ее формирования (творческим актом, приводящим вещь к бытию), с тем концептуальным образом, который отображает лишь готовый результат акта творения, причем увиденный с позиции внешнего наблюдателя, не участвующего в творческом акте и не способного постичь, как этот акт происходит. Акт творения непостижим, — с этим согласны все схоласты. И все же Бог знает вещь именно такой, имеющей тот же самый вид, в каком она предстает в итоге рационального познания.

Понятие, следовательно, схватывает суть бытия вещи, дает полное и адекватное представление о ее реальной внутренней структуре; последняя оказывается абсолютно прозрачной для мысли. Рациональное познание ведет к постижению глубинной, онтологической структуры мира; с его помощью можно достичь последней и окончательной истины в раскрытии сущности вещей, поскольку нет никакого "зазора", несоответствия между понятийным образом и сущностной структурой реальной вещи. А поскольку сущностная структура вещи представляет собой уменьшенную, менее совершенную копию божественного совершенства, не только конечное бытие вещей, но и бесконечное бытие Бога оказывается доступным рациональному познанию. Доступным лишь отчасти; но эта "часть" весьма велика и важна по своей значимости. В нее входит знание о Боге как о Творце мира; на основании тех предпосылок, которые были только что подвергнуты анализу, Бог в средневековой схоластике рассматривается не только как Творец всех вещей видимых и невидимых (о чем говорится в Священном Писании), но и как Творец рациональной структуры мира. Так как для схоластики внутреннее бытие каждой вещи неотделимо от ее формы, полностью соответствующей некоторому понятию, то творение мира одновременно есть творение определенной онтологической структуры, выделение логических "первоэлементов" бытия (принципы их выделения будут описаны в главе IV). Бог творит и бытие, и логику бытия; в божественном мышлении содержится полнота всех (концептуально постижимых) форм. Более того, он не может, по убеждению большинства схоластов, творить, не сообразуясь с законами логики, не утверждая, самим актом творения, законы рационального мышления в качестве законов бытия. Можно сказать, что Бог, как он понимался в средневековой схоластике, обречен быть логиком. Мало того, что определенные аспекты божественного бытия превратились в предмет рационального анализа и обсуждения, Бог, под пером схоластов, становится законодателем всей рациональной сферы, включающей как мышление, так и бытие.

Христианский догмат о творении мира Богом допускает ряд толкований. Его схоластическая интерпретация утверждает, во-первых, что Бог творит бытие вещей как изначально наделенное рациональной структурой, полностью совпадающей со структурой понятийного образа вещи, возникающего в человеческом уме, и, во-вторых, что именно обладание рациональной формой (структурой) уподобляет вещь Богу, делает ее сопричастной божественному совершенству. Такая интерпретация не является ни единственной, ни, по-видимому, самой адекватной. Она не учитывала взаимоисключающего характера двух установок сознания: религиозной и познавательной, — и потому содействовала размыванию принципиальной грани, разделяющей различные и во многих отношениях несовместимые измерения человеческого существования, что имело пагубные последствия как для рационального познания, так и для религии. Методы и принципы, оправданные и плодотворные в одной сфере жизнедеятельности, переносились, в силу предполагавшейся между обоими сферами "предустановленной гармонии", на другую.

Каждая вещь мыслилась как имеющая единственный истинный концептуальный образ, отображающий ее сущность. Поскольку сущность вещи соответствует вечному образцу, пребывающему в мышлении, истинное понятие, отображающее сущность вещи, несло в себе отблеск Божественной Истины, приобретая отчасти сакральный смысл. Еще большее сакральное значение имели всеобщие законы, иерархически упорядочивающие все бытие по принципу пирамиды: от низших форм неорганической природы через все более усложняющиеся проявления органической жизни — к человеку и выше, к бестелесным духовным субстанциям (ангелам), ближе всего находящимся к вершине, венчающей пирамиду, — к Богу. Существование подобной лестницы бытия, приводящей к единому Началу, гарантировалось структурой мира, воспроизводящей логическую иерархию родов и видов. Как известно, всякий род подразделяется на ряд видов, которые в свою очередь могут подразделяться на подвиды и т.д. Если А — род, В и С — виды, подчиненные роду A, a D и Е — подвиды вида В, то В, являющийся видом по отношению к А, выступает в качестве рода по отношению к D и Е. При этом вид (например, D), непосредственно подчиненный роду В, оказывается подчиненным и роду А. В итоге любые виды, выделенные путем все более дробного деления рода А, либо непосредственно, либо через промежуточные звенья подчинены А. Субординация родов и видов, возникающая в результате логической операции деления, дает наглядное, простое и понятное — с точки зрения рационально мыслящего человека — выражение очень важной для религиозного сознания идеи об иерархическом устроении духовного бытия, высшей точкой которого является созерцание Бога. Религиозное ощущение и умонастроение как бы находят подтверждение и одновременно воплощение в логических схемах, фиксирующих и ход мысли, и структуру бытия. Недаром в средние века такой популярностью пользовалось "древо познания" Боэция, изображающее членение бытия в соответствии с принципами дихотомического деления понятий (см. рисунок).

Литература:
Столяров А.А. Теологические предпосылки схоластического рационализма./История философии. Запад-Россия-Восток. Книга первая. Философия древности и средневековья.- М.:Греко-латинский кабинет, 1995 - с.312-315

Наши рекомендации