Посв. памяти Георгия Гурджиева - 4 страница
Отсюда и берет свое начало популярная идея о "Двух путях к Творцу", правом и левом, через самоограничение и через утоление страстей. Следует понимать, что всякое учение "Левой Руки", оперирующее понятием "Творца" и стремящееся к слиянию с ним, является по сути каббалистическим, хотя в явном виде может этого и не декларировать.
Темная Сторона Творца
Повышенный интерес людей ко всему "темному" и "запретному" привел к тому, что Путь Левой Руки в рамках каббалы выделился в отдельную концепцию, в то время как Путь Правой Руки соотносится с равновесием, с Тиферет. "Левый путь" каббалы получил название "клифотического" от "клифот" - "тени", своего рода отражения сфирот, "перевернутое древо смерти". Согласно классической каббале, как клифы, так и близкие к ним сфиры "пусты и безвидны", но "левопутисты" населяют их множеством таинственных созданий. Роль Творца в магии клифот играет Самаэль, Темная Сторона Творца, "супруга" которого Лилит является Сердоточием Теней ("Лепака Клифот"), т.е. олицетворяет мир призраком и мертвых ("Шеол"), вызываемый к жизни Желанием Самаэля.
Если в классической каббале основную роль играют медитация, умение концентрироваться и практическая деятельность по "просвещению" человечества, то в магии клифот упор делается на личное развитие, а слияние с творцом заменяется на превращение в могущественного обитателя Шеола. Скорее всего, клифотическая магия подверглась куда большему влиянию со стороны языческих религий, чем каббала вообще.
На пути к Цели
Каббала, лишенная дуализма, лишена и идеи о противостоянии Света и Тьмы, которые, согласно "Север га-Зогар", исходят из одного источника, Творца. Соответственно, существование мира завершится либо с просвещением всех людей, со всеобщим пониманием Цели Творения, либо (согласно некоторым средневековым источникам) после уничтожения Творцом тех, кто не способен понять каббалистическое учение, т.е. лишенных "кли" - божественного света, аналога "души" других мистических систем. Однако каббалисты сходятся в одном - "все народы" должны услышать "Истину", и лишь потом Творец решит, что следует делать с неспособными ее воспринять.
Каббалисты проделали и продолжают делать огромную работу по претворению своих идей в жизнь. Экуменизм, "открытое общество", интернационализм, популяризация магии, противодействие возрождению неоязычества - вот далеко не полный перечень направлений их деятельности. Международная Академия Каббалы, возглавляемая Михаэлем Лайтманом, издает официальный бюллетень "Древо Жизни", большая часть которого посвящена вопросам внутрисоциумной активности каббалистов. Казалось бы, по сравнению с античность и средневековьем, исполнители воли Единого стали куда ближе к своей цели...
Впрочем, в поэме знакомого с магией и каббалой Мильтона "Потерянный Рай" есть один интересный момент. Мир Творца, расширяясь, захватывает все новые области первозданного Хаоса, Владыка которого (символизирующий, скорее всего, первозданное язычество, изрядно потесненное христианством задолго до Мильтона) вынужден заключить союз с Сатаной, изначально принадлежавшим миру Творца, но восставшему против воли того. Да, каббала, проповедующая поклонение творцу и финальное "слияние" с ним, противоречит стремлению любой состоявшейся личности к индивидуализации, к независимости от внешнего. Магия как таковая всегда противостояла идее Творца, требующего самоотречения. Но если кто-то придет к истинной магии, к жизни в соответствии со своим Желанием, через каббалу и родственные ей системы, Посвященные не прогонят его. Они лишь дадут понять, что Тьма и Бездна древнее и могущественнее Творца, и наши древнейшие корни уходят именно в этот первозданный Хаос.
О природе страха
А затем эта тьма расколется от дикого лая лемуров,
Взметнутся ввысь кривые ржавые шпили;
Прошлое и будущее окажутся заперты
Крепкими замками ужаса и смерти
И будут разорваны псами Времени.
Г. Ф. Лавкрафт
Страх...
Каждый из нас знает, что это такое. Он сопровождает нас на протяжении всей жизни, хотя и таится до поры до времени за кулисами. У каждого он - свой. Кто-то боится темноты или маленьких помещений, кто-то - маньяка, о котором прочитал в газете, кто-то - пауков и крыс, кто-то - фашистов и сатанистов, а кто-то - Предвечного Судью и демонов, которые будут терзать в Аду души грешников. Страх помогает найти врага, и страх же позволяет выстоять в борьбе с ним. Страх придает сил и страх отнимает последние силы. Даже победу над страхом часто позволяет одержать только еще больший страх. И если человек говорит, что ничего не боится, то это или слабоумный, или тот, в ком страх за себя уступил в силу каких-либо причин место страху за другого человека, за судьбу народа, класса, страны или идеи. Не случайно страх в одной из форм сопутствует любому чувству, от ненависти до любви. Страх правит человеком и человечеством, и более того - он правит миром, потому что он древнее человечества и совечен жизни.
В конечном итоге, любой страх - это страх страдания. Не случайно религиозники всех мастей так любят пугать паству "вечными муками": даже бесследное исчезновение, абсолютная смерть не пугает человека так, как перспектива страдать без конца. Животные, как и древнейшие пласты нашего подсознания, не понимают, что такое смерть - во всяком случае так, как понимают это наделенные разумом люди. Для животного смерть - это отсутствие, уход, и она однозначно не воспринимается как "самое страшное" по сравнению со страданиями. В конечном итоге, любая жизнедеятельность - это либо бегство от страха, либо борьба с ним. Вся человеческая цивилизация - это плод борьбы со страхом боли и смерти. Само существование человеческой личности, задумывающейся о Вечном, является вызовом обреченности, вызовом миру, в котором каждый родившийся должен умереть.
Поскольку страх - явление дочеловеческое, доосознанное, то по сути своей у любого живого существа он одинаков. Однако проявления его и особенно отношение к нему различается. Сам по себе страх - это ожидание страдания (в широком смысле этого слова), с действительным или кажущимся приближением страдания страх увеличивается, перерастая в ужас в миг встречи с объектом страха лицом к лицу. Если человек оказывается не способен победить страх, ужас перерастает в панику - иначе говоря, начинает вести себя как неразумное напуганное животное. Сам по себе термин "паника" интересен тем, что связан с именем древнего бога Пана. "Пан" по-гречески обозначает "все", таким образом, он "здесь и сейчас" тождественен предвечным греческому же Хаосу, германскому Гиннунгагапу или славянскому Роду, "частным проявлением" которых является наш мир. В то же время козлоподобный облик позволяет соотнести его с позднейшим Сатаной, "князем мира сего". Таким образом, еще древние знали, что страх является первоосновой мира или, во всяком случае, одной из неотъемлемых составляющих.
К слову сказать, сам Хаос, а также Бездна, Тьма, Ночь, Смерть, подсознательно страшны именно своей неизвестностью для стороннего наблюдателя. На заре человечества из тьмы, за границей освещенной костром площади, приходили хищные звери и жестокие чужаки, а сознание, пытаясь предсказать опасность, населяло Ночь еще более страшными чудовищами - призраками, выходцами из могил, духами, которые усиливали страх неизвестности... Лишь у немногих этот страх вызывал желание преодолеть его, идти во Тьму и сражаться с ней - такие люди, возвращаясь к костру, сами казались переродившимися, принявшими в свою кровь частицы Ночи. Большинство же не могло и помыслить об этой Неизвестности, и панически боялось быть изгнанным туда, где - как они твердо знали - царит Непобедимая Смерть.
На протяжении веков люди, способные "идти во Тьму" (иначе говоря - побеждать страх), привлекали внимание окружающих. И в зависимости от обстоятельств, это внимание приводило либо к отторжению их обществом, либо - к поклонению и обожествлению. Человек боится лишь того, что кажется ему более сильным, чем он сам. Именно поэтому союз с чем-либо "страшным" как для древнего дикаря, так и для нынешнего обывателя означает возможность заимствовать хотя бы одну частицу той "Тьмы", которую объект страха принес в мир людей извне, из Бездны, в которую не проникает человеческий глаз. Не случайно Великое Зло всегда внушает рядовому человеку восхищение - разумеется, если он смотрит на него издалека, вблизи же "человека толпы" неизбежно охватывает паника. Оборотная сторона этого страха перед силой - массовая истерия обожествления. Что толпа обожествляет, значения не имеет. Это может быть государство, раса, класс, идеология и т.д. - главное, чтобы оно казалось сильным и огромным своим последователям, и ужасным - врагам и отступникам. Все истинные "экстремисты" наших дней, и правые, и левые, несут в сердцах не какую-либо концепцию об "осчастливливании" человечества, но демонизированную вражеской пропагандой идею о насильственном изменении мира. Ради чего - вопрос, на самом деле, второстепенный, во всяком случае - для пламенных исполнителей. Главное - удерживаться в том положении, которое позволяет внушать страх другим и быть сильным за счет этого.
В Двадцатом Веке синонимом страха стал тоталитаризм. Причем ни Третий Райх, ни Советская Россия по-своему государствообразующему принципу ничем не отличались от любой другой страны: при Гитлере нельзя было оскорблять немцев и вообще арийскую расу, при Сталине - большевиков и "братские народы", а при демократии и либерализме - цветных и сексуальные меньшинства. И нацисты, и коммунисты, и демократы одинаково жестоко преследовали и уничтожали врагов своих режимов. И разница между тоталитарными и "демократическими" государствами, по большему счету, только одна. Либеральная капиталистическая демократия - это единственный в истории масштабный проект изгнания страха из человеческого общества. Вместе со страхом изгоняются и его спутники - борьба за существование, ненависть, активная жизненная позиция, нонконформизм, воля к Власти. В конечном итоге, христиано-иудейский Запад повторяет подвиг своего библейского Бога, который попросту объявил, что "нет иных Богов, кроме него", а значит - некого бояться и не с кем бороться. Гибель подобной противоестественной системы будет ужасна - именно потому, что она боится... страха. Либеральное государство, ныне имеющее куда более совершенный полицейский аппарат, чем старые тоталитарные режимы, в то же время никому не способно внушать абсолютный, метафизический страх: тот страх, который заставляет подчиняться и служить, а не противостоять и ненавидеть. Бросьте в нынешние пассивные, казалось бы, массы любую антигосударственную разрушительную идею - и она привлечет сотни, если не тысячи. Проблема "революционных идеологий" сегодня не в том, что государство сильнее их - просто их слишком много, и все они конкурируют друг с другом за умы людей. Как только найдется та окруженная атмосферой страха и силы концепция, которая заметно выделится на фоне конкурирующих - судьба либеральной демократии будет предрешена. Материал же для этой идеологической бомбы следует искать в аналогичных концепциях прошлого.
О манипулировании страхами и архетипами в Третьем Райхе было написано немало, и повторяться я не стану. Достаточно только сказать, что такие мастера ужаса, как Гейнц Ганц Эверс (написавший не только "Паука", "Мертвого еврея" и "Мандрагору", но и прозаические произведения о штурмовиках СА "Хорст Вессель" и "Всадник в немецкой ночи") и Лавкрафт сразу же узнали в гитлеровской Империи воплощении тех кошмаров, которые они создавали на бумаге. Не случайно, кстати, создатель Конана Роберт Говард, большой друг Лавкрафта, не разделявший гитлерофильских восторгов того, не преуспел на ниве "страшной" беллетристики - сущности и ценности страха он не понимал... Подобная "гипнотизация страхом" оформлена в словах Ганса Гербигера: "Либо вы научитесь верить в меня, либо с вами будут обращаться как с врагами". Современный расцвет неонацизма и белого расизма во многом был инспирирован предшествовавшим ему в 90-е расцветом публицистики на тему "магия в гитлеровской Германии". Сейчас эта тема успешно примитивизируется - власти прекрасно понимают, с чем нужно бороться в первую очередь.
Возможно, для большинства нынешних русских людей, для которых "большевизм" и "коммунизм" ассоциируются с дохлым и скучным "застоем" Брежнева, будет новостью то, что Советская Россия до Хрущева также работала со страхом масс. Да и истоки большевизма далеко не в "борьбе трудящихся"...
Всё сильнее и смелее я играю танец смерти,
И он тоже, Оуланем, Оуланем -
Это имя звучит как смерть.
Звучит, пока не замрёт в жалких корчах.
Скоро я прижму вечность к моей груди
И диким воплем изреку проклятие всему человечеству.
Это блэк-металлическая лирика? Нет, это стихи молодого Карла Маркса, оккультная (!) поэма "Оуланем" (Антихрист, спаситель-Еммануэл наоборот). Вот еще его творчество, "Заклинания впавшего в отчаяние":
Мне не осталось ничего, кроме мести,
Я высоко воздвигну мой престол,
Холодной и ужасной будет его вершина,
Основание его - суеверная дрожь.
Церемониймейстер! Самая чёрная агония!
то посмотрит здравым взором -
Отвернётся, смертельно побледнев и онемев,
Охваченный слепой и холодной смертью.
Антихристами, исполняющими сатанинский план, если не считали, то называли себя Троцкий и Бухарин. Сталин в молодости, в период конфликта с семинарским руководством, писал стихи под псевдонимами "Бесошвили" и "Демоношвили". Все это вполне согласуется с каббалистическими корнями большевистской мистики, с т.н. "Красной Каббалой", потому что для ортодоксального еврейского мистика Сатана и демоны - лишь Темная Сторона Творца, с которой можно и нужно взаимодействовать в интересах творения. Оккультизм и науку синтезировали с подачи Луначарского Александр Барченко (нейрофизиология), Боголюбов (антропология), Пауль Каммерер (биология). Все они - советские аналоги Гербигеров, Розенбергов и Менгеле.
И пусть обычный человек не понимал сокровенного смысла пентаграмм и мавзолея-зиккурата, подсознательно эти символы оказывали конкретное воздействие на общество, такое же, какое оказывали за тысячелетия до Ленина и Сталина - в городах-государствах Шумера. Вкупе с массовыми расправами над врагами режима (в контексте не имеет значения, справедливыми или нет) и постоянной агрессией вовне, это заставляло массы людей поддерживать Советскую Власть - вне зависимости от того, хороша она для них или плоха... Сталин нанес красной каббале первый удар - в борьбе за власть он ликвидировал многих сведущих в оккультизме "ленинцев" (от Троцкого и Бухарина до Блюмкина и Бокия), которые прекрасно понимали, что откладывание планов Мировой Революции на абстрактное "потом" означает поражение самой ее идеи. Затем Сталин же засекретил весь советский оккультизм и параллельно с ним сделал ставку на православно-монархическое наследие. Это помогло ему выиграть оборонительную войну, но привело к проигрышу в завоевательной. Начиная же с Хрущева, СССР стал таким, каким мы его помним: внешний лоск и единичные свершения на фоне ускоряющейся деградации...
Кстати, цель и правых, и левых экстремистов, в конечном итоге, одинакова - создать "новое общество" и "нового человека", фактически - убить старое человечество как таковое. Различаются лишь критерии "нового человека" (мало что имеющие общего с образами "истинного арийца" или "члена бесклассового общества", созданными для профанов), а также путь к "новому обществу: нацисты очищали свою расу, коммунисты же смешивали различные этносы, чтобы получить один новый и работать с ним. Впрочем, "не подошедших по критериям" оперативно уничтожали и те, и другие.
Итак, за счет страха и силы гитлеровцы осилили тихую Веймарскую Республику, а большевики - гнилую Российскую Империю. Их наработки следует масштабно применить сегодня, соединив опыт тогдашней борьбы и пропаганды с новейшими идеологическими и философскими концепциями, которые, кстати, независимо друг от друга сформулировали Кроули и Юнг - также два великих колумба непознанного и пугающего. Фактически, нам, русским НС, необходим синтез не только ультраправой, но и ультралевой мысли, в том числе - опыт легшего в основу обеих ветвей оккультизма. В конечном итоге, "сатанинским" сейчас станет любой бунт: и национально-освободительное восстание, и борьба угнетенных производящих классов против олигархов-банкиром-чиновников-медиократов. Этому синтезу нужна непротиворечивая идеологическая, в том числе - оккультная, платформа, которая в наши дни глобализации неизбежно должна быть "имперской" или, если кому-то не нравится данное слово, "пананархической", нацеленной на повсеместное свержение существующего миропорядка, тотальное уничтожение врагов и построение принципиально иной, общепланетарной цивилизации.
Если белая русская молодежь услышит эту новую проповедь, если она почувствует кожей дуновение ледяных ветров Ужаса из Бездны, и сама захочет стать этим Ужасом, чтобы обрести Силу и Власть - мы победим.
Вотан и Христос: Метафизика противостояния
В царстве философии надо быть терпеливым, ибо у
философа должно быть время на раздумье перед тем, как
он сможет понять, в каком времени мы живём. Но
царство религии уже произвело на свет некоторые, очень
значительные события. (...) Язык мифов уходит вниз, в
глубочайшие первопричины, в психику и её автономные
силы. Древнейшая интуиция человека воплотила эти
силы в богов и описала как можно полнее и тщательнее в
соответствии с их разнообразными характерами в мифах.
Карл Густав Юнг, "Вотан"
Не все претендующие на "тайное знание" обладают таковым. Понимание этого приходит после знакомства с умозаключениями некоторых "традиционалистов", которым упорно не хочется отказываться от господствовавших две тысячи лет заблуждений при всем стремлении к изначальному, светлому и языческому мировоззрению наших предков. Один из мифов, которые упорно культивируются мыслителями вроде Дугина - якобы тождественность символики распятия Иисуса Христа в христианстве и самопожертвование Вотана, древнегерманского верховного бога, с целью обретения высшей мудрости, в том числе - рун и рунической магии. Таким образом, ставится знак равенства между семитскими культами умирающих и воскресающих божеств и мужественными верованиями белой Европы.
Впрочем, писать эту статью ради полемики с профанами, пытающимися исправить отсутствие мистического опыта обилием умных слов, не стоило бы. Поэтому я хочу рассказать о Вотане сегодня, о том, как ныне начинают жить новой жизнью индоевропейские образы, казалось бы навеки погребенные под мусором средневековой схоластики и псевдогуманизма. Бог - шаман, Бог - воин и Бог - король, как бы его не называли, вернулся во главе своих непобедимых дружин. Если Европе (и конкретно России) суждено выстоять в 21-м веке, то история этого возрождения, несомненно, пройдет под знаком Вотана.
Кто такой Христос и что он принес в мир, знают сегодня, как кажется, все. Не акцентируя пока внимания на реалиях христианского периода нашей истории, можно назвать его учение "учением о непротивлении", т.е. добровольным отречением от Мира, от Природы, от земных, "плотских" радостей во имя некоего "посмертного воздаяния", где страдавшие на Земле обретут вечное счастье, а все прочие - отправятся в Ад, опять же - на веки вечные. Доказательством этого воздаяния и воскресения призвано являться воскресение и вознесение Иисуса Христа, распятого римскими солдатами за пропаганду своих умозаключений, вполне бытовая, хотя и "чудесная", история, в которой немыслимо искать мифологический смысл. Тут уж одно из двух: или крестные страдания - миф со скрытым смыслом, или истинное событие, которое обозначает лишь факт страдания за свои убеждения отдельно взятого мыслителя.
Легко понять, что подобное учение могло зародиться только в среде "рабов по призванию", которые были не в силах восстать против своих господ и в отместку придумали им кару после смерти, а себе - рай, который и прямо кажется раем для древнего раба, целые дни проводящего в физическом труде, но который нелеп для человека мыслящего и свободного. Базисом для христианской доктрины послужили религиозные системы, созданные рабовладельцами еще шумерских времен для своих "говорящих вещей" (сами рабовладельцы придерживались другой веры, в которой было более от магии, нежели от бесплодных размышлений), а также - азиатские мистерии, в которых путем самоистязаний участники надеялись установить контакт с богами. Например, подвиг оргиастов, самооскоплявших себя во имя Изиды и Кибелы, позднее повторили многие христианские подвижники, до сих пор почитаемые всеми церквями. Кредо христианина выразил Тертуллиан: "Верую, ибо нелепо" - лучше не скажешь, причем нелепо - именно с точки зрения Природы и всех порядков Мироздания, господствующих и "на том свете", в чем легко могли бы убедиться все доморощенные "мистики", будь в них хоть что-то от исследователя и практика. Об этом совершенно не думал вышеупомянутый Дугин, предпочевший в своих "Путях Абсолюта" вещать о распятии Христа на "кочерыжке" как о символе чего-то запредельного. Впрочем, отличительным признаком подобного Традиционализма со времен Генона, нашедшего свой "традиционалистический" идеал в Исламе, является любовь к ахинеям, в которых нужно прозревать "высший смысл".
Нельзя, разумеется, забывать о том, что "миролюбивое" христианство развязало чудовищную войну против язычников Европы, а также - обо всех прочих войнах, благословленных им. Но значит ли это, что имя Христа должно стать для нас, русских, как хотят этого православные фундаменталисты, символом борьбы за национальную независимость? Отнюдь. Нужно различать саму борьбу, ее цели и ее результаты. Разгромивший под стягами Спаса бесчисленное множество врагов русский народ прозябал в то же время в жесточайшем рабстве у татарских и немецких помещиков православной России, а рыцари-крестоносцы доблестно гибли за тридевять земель от Родины за "гроб Господень", освобождение которого из рук Неверных не имело никакого практического значения ни для рыцарей, ни для их народов. Я не думаю, что это придает какое-то очарование периоду безраздельного господства христианства в Европе.
Миф Вотана, т.е. архетип Вотана - прямо противоположен. Не "смирение", не "мученичество" в христианском смысле обозначает его подвиг, но присутствующую во всех индоевропейских религиях идею: великая цель требует великих усилий. Вотан пронзает себя копьем и висит на стволе Мирового Древа девять дней и ночей. В отличии от воспринимаемого верующими как факт распятия Христа под аплодисменты жаждущих "спасения", поступок Вотана следует воспринимать в первую очередь не как само явление "мученичества", а как соединение персонажа с символом всего сущего - ясенем Иггдрасилем. Не "мученичество" Вотана, а это соединение было необходимым для обретения мудрости, ну а если для этого нужно пройти через боль и страдания - такова реальность. Собственно, целью довольно трудных и связанных с риском обрядов инициации (посвящения) была проверка молодежи племени - будущих воинов - в их готовности преодолевать препятствия, но уж никак не "добровольное страдание". Ту же идею символизирует миф о том, как Вотан отдал один глаз великану Мимиру за глоток из колодца Мудрости. Кстати, никому из древних язычников, в отличии от самоистязателей-отшельников в христианстве, не приходило в голову прибить себя копьем к дереву или выколоть себе глаз и стать таким же мудрым, как Вотан, что еще раз говорит о противоположности нордического мифа (иносказательного обозначения какого-то явления) и якобы исторического факта распятия Христа ("Христос терпел и нам велел...").
Язычество древней Европы породило совсем иной тип человека и тип воина, чем христианский "ратник христов". Пример Вотана говорил свею или тевтону о том, что ради величественной цели приходится жертвовать собою, например - рисковать жизнью в неравном бою. Замечу, что бой в глазах язычника и есть ритуал, жертвоприношение богам войны, к которым относится и Вотан, причем быть раненым или погибнуть в бою никакой воин не стремится (сравните со стремлением христианских святых к саморазрушению, к фактической смерти при жизни). И даже будучи раненым, воин возвращается домой с победой, подобно тому, как Вотан возвращается к Богам и Богиням Асгарда, обладая рунами. Если тот же викинг погибал на поле брани, то считалось, что он занял свое место в свите Вотана, которого скандинавы называли Одином, т.е. опять же обрел нечто величественное, однако не сами фактом страдания, а фактом участия в бою.
Вотан, по сути - это символ того, каким следует быть арийцу. Сегодня белая Европа, ее наследие и ее будущее, как кажется, обречены на гибель. Одного мужества и готовности к самопожертвованию, которые задает миф Вотана, не достаточно. Тот, кто желает бороться во имя мира, построенного на индоевропейских принципах, должен, подобно Вотану, стать одновременно воином, шаманом и вождем, т.е. быть готовым сражаться за свои идеалы с оружием в руках, владеть магическими практиками и уметь руководить массами - сознательными или бессознательными. По сути, такой человек, разносторонне и гармонично развитый, был бы тем самым "Сверхчеловеком" Ницше, но я об этом писал в других работах, и повторяться не стоит.
Соответственно, текущая и самая главная задача для человека, желающего управлять обществом под знаком и с помощью естественных, истинно традиционных ценностей и идей - найти и негласно сплотить вокруг себя тех, кто способен в достаточной мере воплотить архетип Вотана и свободен от предрассудков, мешающих на пути к полной самореализации. Подобный тайный орден стал бы фактически непобедим, так как ему уже ничего не смогли противопоставить ордена других планов, работающие с помощью более примитивных и расплывчатых восточных или смешанных систем. Создание подобного альянска немногих решительных личностей - дело самого ближайшего времени, а вот добьются ли они успеха - покажет история.
В заключении я поясню, какое отношение имеет Вотан к нам, славянам. К сожалению, потугами Асова и упражнениями Марии Семеновой славянское язычество здорово проигрывает германскому и кельтскому, да и эллинскому, в воинственности, чем и привлекает значительно большее количество "общечеловеков" от несостоявшихся православных до хиппи включительно. Славянская традиция, родившаяся вместе с другими традициями Европы в постоянной борьбе за существование, усугубленной суровыми условиями каменного века, еще ждет честного и непредвзятого исследователя. Но символ несгибаемого северного духа у наших предков нам, тем не менее, известен. Как и Вотан, он представлялся воинственным всадником, и в то же время - покровителем пророков и символом верховной власти. Наиболее почитаем он был на острове Рюген - там, где жили самые воинственные из славян, руги, настоящии "славянские викинги", ни в чем скандинавам не уступавшие. Имя этого грозного бога - Святовит (Svantevit - кстати, не германизированная, а более архаичная форма, которую предпочтительнее использовать в магических обрядах). Корень "вит" в данном случае обозначает то же, что и "вот"/"вут" - "сила". Известный поэт Сергей Яшин, называя культ Вотана более близким русскому человеку, чем современное "язычество" с хороводами и берестяными ковшиками, совершенно прав, но логично, что еще более близко сознанию славянина обращение к Свантевиту/Святовиту, обладающему всеми функциями Вотана, но рожденному именно нашим, национальным сознанием.
Нам незачем копировать тот "вотанизм", который якобы был в Германии при Гитлере и который совершенно точно существует ныне в кругах западных белых расистов, иначе мы рискуем вечно тащиться за Европой на вторых ролях. Гитлер потерпел поражение, хотя и попытался возродить древний принцип "короля-волшебника", символизируемый Вотаном. Но с чужими Богами не побеждают. Нам нужны свои Боги и свои "короли-волшебники". Русский "тайный орден" борьбы за национальное возрождение должен быть националистическим по определению, но в то же время - далеким от "добренькой" и возвышенной ерунды с лаптями и деревянными истуканами. Оставьте это массам, не способным постигнуть большее!