Автор и сатирический герой в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина
Салтыков-Щедрин – литературное имя Михаила Евграфовича Щедрина, появившееся после принесшей славу публикации цикла «Губернские очерки», написанного им по впечатлениям от жизни российской провинции, с которой он познакомился в период своей вятской ссылки. Его первые литературные опыты, повести «Противоречия» и «Запутанное дело», создавались в духе «натуральной школы», хотя названия произведений носили символический характер и отражали взгляд писателя на факты русской действительности.
Тема противоречий, запутанности русской жизни будет продолжена в «Губернских очерках». Разбору «Губернских очерков» Чернышевский посвятит целую статью, в которой скажет, что это «благородная и превосходная книга принадлежит к числу исторических фактов русской жизни». Именно фактография русского быта и исторических типов русской жизни являются основным художественным достоинством цикла. В этом смысле Салтыков продолжил традицию литературы «натуральной школы». Но, несмотря на это, его цикл – оригинальное жанровое образование, в котором новую смыслообразующую роль играет система рассказчиков.
Главный герой, объединяющий очерки в цикл, чиновник Николай Щедрин. Его путешествия по окрестностям Крутогорска, знакомство с людьми, их житейские истории составляют сюжет цикла, воспроизводящий панораму русской жизни. Именно для достижения панорамности изображения Щедрин часто уходит из повествования и доверяет его непосредственно героям, как, например, в очерке «Старец». Или так усложняет повествование, что оно превращается в изображение народного мифологического сознания, как в очерке «Пахомовна», отчасти в «Аринушке». Щедрин в основном только фактически скрепляет сюжет очерков. Он задает вопросы, чтобы «разговорить» своего собеседника, и тогда перед нами слово уже самого героя. Но сам Щедрин как персонаж тоже имеет свою историю. Его история – это история русского просветителя радищевского типа, познакомившегося с Россией на основе провинциальной жизни, разочаровавшегося в ней и уверовавшего в нее.
Герои очерков – социально-психологические типы. Такая система рассказчиков породила и особую структуру цикла, который состоит из минициклов, включающих в себя не более пяти очерков. Большая часть названий таких минициклов направлена на обозначение того или иного социально-психологического типа. Например, «Юродивые», «Талантливые натуры», «Богомольцы, странники и проезжие». Название минициклов принадлежит Щедрину. Так, второй миницикл назван «Мои знакомцы». Некоторые заглавия много говорят о личности главного героя. Например, явная ирония слышится в названии «Юродивые». Внутри миницикла располагаются следующие очерки: «Неумелые», «Озорники», «Надорванные». Заглавия очерков вступают в противоречие с традиционно понимаемым смыслом слова «юродивые».
Образ Николая Щедрина автобиографичен. И тот факт, что писатель сделал фамилию героя частью своей, говорит о том, что он своего рода alter ego автора.
Николай Щедрин – просветитель. Его приезд в город Крутогорск овеян самыми светлыми надеждами. Великолепная природа, патриархальный уклад жизни располагают к себе. Герой любит «этот не тронутый никем край», ему «мил общий говор толпы», нравится простодушие крутогорцев. Он уверен, что сможет послужить этому краю. В духе просветительских идей B XVIII века он думает, что «обнаружение зла, лжи и порока также не бесполезно, тем более что предполагает полное сочувствие к добру и истине».
Но вхождение в жизнь этого «никем не тронутого края» поражает воображение героя. За размеренностью быта, за великолепием пейзажа обнаруживается мертвенность провинциальной жизни. Погружаясь в этот мир, человек растворяется в нем, забывается сном-явью. Совершается самое ужасное, по мнению героя, парализуется сознание человека, его воля. Он примиряется со скукой, с безделием, с отсутствием идеалов. Воспетая литературой жизнь русской провинции как идиллическая растлевает людей, «истребляет всякую самодеятельность ума, охлаждает порывы сердца, уничтожает все, даже самую способность желать». В миницикле «Талантливые натуры» появляется типичный дворянский герой, уже известный русской литературе – «лишний человек». Корепанов, Лузгин, Буеракин – «талантливые натуры», понимающие, что проживают свою жизнь впустую и ничего не могут изменить. Корепанов в провинции донашивает одежды Печорина. «…Никто меня здесь не задевает, а между тем в сердце моем кипит какой-то страшный, неистощимый источник злобы против всех их!»Зло Корепанова мелкое, ничтожное. Ему нравится слыть крутогорским Мефистофелем. Но хватает его только на то, чтобы научить ребенка подсматривать за отцом-взяточником. Он убеждает Николая Щедрина в том, что самая большая польза, которую можно сделать в провинции, заключается в том, чтобы делать ее как можно меньше. Лузгин рассуждает о первобытности натуры представителя высшего сословия, для которого узки рамки чиновничьей деятельности. Но этими высокими словами прикрываются духовная апатия и лень. Герой так же, как и Корепанов, понимает, что он опустился и что никогда уже не сможет подняться до разумной деятельности на благо общества. Еще одного «талантливого» героя, Буеракина, Чернышевский назвал русским Гамлетом. Буеракин, подобно Лузгину, повторяет расхожую мысль о благородстве натуры, о пользе мечтательной лени. Он не читает книг, не занимается хозяйством, не женится. И при этом с высокомерием смотрит на Щедрина, честно исполняющего свой долг чиновника. Русские Гамлеты предпочитают потихоньку засыпать в провинции, они давно для себя выбрали «не быть».
Николай Щедрин по своему сословию принадлежит к этому типу героев, но противостоит им по убеждениям. Он уверен в пользе честной деятельности.
Пребывание героя в Крутогорске направлено на то, чтобы не подчиниться этому растлевающему душу закону провинции. Не потерять веру в смысл жизни, в возможности разума трудно, если даже дети в Крутогорске уже развращены. Попытки героя вернуть человека в жизнь, вернуть ему способность думать, переживать все время сталкиваются с необъяснимой вялостью ума и сердца жителей Крутогорска. Очень редко он находит отрадные для себя картины крутогорской жизни. И, как правило, связаны они не с чиновниками, не с дворянами, а с народом.
Чиновникам-взяточникам, обленившимся и опустившимся дворянам, противостоит герой из народа, такой, как отставной солдат Пименов, или Пахомовна. Народ сохранил чистоту веры, «ум незлокозненный», «сердце бесхитростное». Народное многоголосие, воссоздаваемое в очерке «Общая картина» из миницикла «Богомольцы, странники и проезжие», раскрывает мировоззрение народа. Простой необразованный русский человек, ежедневно терпящий нужду и несправедливость, сумел сохранить душевную чистоту, веру в Бога. Каждый из описываемых героев пришел поклониться святому угоднику не из-за корыстных целей. Всех объединяет общая боль от неустроенности жизни. Они достойно ее несут, сохраняя в себе основы нравственности: нельзя не подать «грошики» на храм, слепенькому нищему, «несчастненьким».
Именно знакомство с народными героями спасает Щедрина от отчаяния и укрепляет его в своей вере трудиться на благо этого народа. «Я…люблю наш прекрасный народ, и с уважением смотрю на свежие и благодушные типы, которыми кишит народная толпа… Прислушиваясь к ее говору, я сам начинаю сознавать возможность и законность этого неудержимого стремления к душевному подвигу, которое так просто и так естественно объясняется всеми жизненными обстоятельствами, оцепляющими незатейливое существование простого человека».
Купчиха Пелагея Ивановна воплощает народный тип героини. Она «благотворит не по тщеславию, а по внутреннему побуждению своей совести». Она умеет помочь человеку, умеет жить «миром». Ее доброе сердце подсказывает, что Николай Щедрин одинок в городе, и ему не с кем отпраздновать Пасху. Она зазывает его к себе, и день, проведенный рядом с семьей Пелагеи Ивановны, делает героя счастливым.
Но народ не идеален, и он имеет свои темные стороны. Представители народа сами говорят, что в нем «порча заводиться начала». В последнем миницикле «Казусные обстоятельства» рассказывается о расколе в народной вере, о проникновении в религиозную жизнь народа коммерческих отношений. Матушка Мавра Кузьмовна оказывала за деньги услуги по скрытию незаконнорожденных детей. Крестьянин Захватеев, промышляющий вместе с сыном фальшивыми паспортами, считает, что старцы-пустынники нужны для того, чтобы у них можно было скрыться от власти.
В финале герой уезжает из Крутогорска. Он испытывает противоположные чувства, нежели во время своего приезда. Герой надломлен крутогорской былью. Его отъезд отчасти напоминает побег, спасение от растлевающих будней провинции. Поколеблены основы просветительской идеологии. «… бессознательная былинка и та не живет даром, и та своею жизнью, хоть незаметно, но непременно воздействует на окружающую природу…ужели же я ниже, ничтожнее этой былинки?»Но герой находит в себе силы подавить сомнение. Он хочет уверить себя, что все это – «прошлые времена», что впереди – настоящая жизнь, где будут востребованы сердце и разум человека.
Чтобы остаться верным себе, Николай Щедрин должен научиться сопротивляться обстоятельствам жизни, не подчиняться растлевающей душу обыденности. Примером смирения и постепенного духовного обнищания стали «талантливые натуры», рассуждающие о благородстве души и усыпившие свою душу. Это хорошие- плохие герои. Они открывают галерею сатирических типов писателя, у которых размыто представление о добре и зле. Они образованы и поэтому знают, как надо жить, но живут дурно. Двойник автора, Николай Щедрин, противостоит им в главном. Он верит в разумную деятельность человека и поступает согласно своей вере.
В «Губернских очерках» закладывается характер отношений писателя и его героев. Создавая сатирические типы, Салтыков-Щедрин максимально выражает свою гражданскую позицию. В произведениях его собственный голос, уходя на периферию, скрываясь за системой литературных масок, всегда противостоит сатирическому герою. Голос автора узнаваем в хоре голосов его героев и его масок. Основные интонации авторского голоса запечатлены уже в слове Николая Щедрина. Это ирония, доходящая до сарказма, и глубокий лиризм переживания общей неустроенности русской жизни. По словам писателя, он любил Россию «до боли сердечной».
Сатирический герой Салтыкова-Щедрина – образ собирательный, объединяющий в себе представителей различных сословий. Его типологическая черта – бессознательное, неразумное уничтожение в себе Человека. Эта бессознательность ничего общего не имеет с иррациональным народным духом. Она или от духовной неразвитости, или от нежелания человека думать, от его духовной лености. Этот герой не использует данный ему Богом и Природой дар к разумной деятельности. И такой герой типичен для русской жизни. Авторские идеалы, основанные на философии Просвещения, на религиозном опыте человечества, являются той условной нормой жизни, которая полностью разрушена в русской действительности. Поэтому сатирическому герою противостоит в произведениях Салтыкова-Щедрина только автор. Писатель в дальнейшем своем творчестве не находит положительного героя эпохи даже среди народа.
В 1868 году у Салтыкова-Щедрина выходит книга «История одного города», в которой город Крутогорск сменяется городом Глуповым. Жизнь этого города не ограничена каким-то определенным историческим временем. Он вбирает в себя всю русскую историю. В «Истории одного города» писатель исследует причины, породившие разрушение русской жизни. Оно началось не в середине XIX века, а имеет глубокие национальные корни.
Глупов в книге Салтыкова-Щедрина становится символом русской жизни независимо от конкретно-исторических условий. «История одного города» – сатира не на историю, существующую в фактах и лицах, документах, как, например, в «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина. Это сатира на образ мысли русского человека, существующего в своей истории как призрак, как то, чего нет.
Любое сознание выражается в слове. Поэтому слово является главной смыслообразующей силой в «Истории одного города».
Автор стремится максимально уйти из текста, скрываясь за сатирическими масками издателя и летописца. Подобная игра адресована читателю, включает его в процесс обдумывания произведения и уже тем самым приближает его к поиску утраченной истины. «Запутывание» читателя усиливается еще и тем, что автор может сбрасывать маски и говорить прямо от себя. Слово автора и слово его маски отличается друг от друга одним: слово автора одноголосо, предельно серьезно. Слово маски пародийно. Причем принцип пародии в произведении работает по-особому.
Издатель во вступлении объясняет причины, побудившие его опубликовать именно летопись глуповского архивариуса. Слово издателя строится по принципу несовместимого. Так замечательными действиями глуповских градоначальников он, например, называет «устройство и расстройство мостовых». Издатель абсолютно серьезен, когда уверяет, что самые фантастические деяния градоначальников могут иметь огромное «административно-воспитательное значение». Пародийность ситуации достигается желанием издателя угодить власти. Все, исходящее от нее, даже самое невероятное, у издателя находит серьезное объяснение.
Как и издатель, так и архивариус-летописец не понимает пародийность ситуации, в которой он пишет глуповскую летопись. Архивариус-летописец, несомненно, патриот своего города. И цель его труда – прославить Глупов. Но то, как он это делает, рождает пародию. Чтобы вознести свой город, глуповский архивариус сравнивает его с Римом. «… родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно людей побивается. Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас – благочестие. Рим заражало буйство, а нас – кротость, В Риме бушевала подлая чернь, а у нас – начальники»
В слове архивариуса-летописца нет дистанции между серьезным и несерьезным, нарушены причинно-следственные связи, что свидетельствует об эклектичности мышления героя, неразвитости его сознания. Так в систему доказательств римского величия Глупова входит наличие семи гор, на которых в гололед «множество экипажей ломается». Или: «Ужели во всякой стране найдутся и Нероны преславные, и Калигулы, доблестью сияющие, и только у себя мы таковых не обрящем?.. Не только страна, но и град всякий, и даже всякая малая весь, – и та своих доблестью сияющих и от начальства поставленных Ахиллов имеет, и не иметь не может. Взгляни на первую лужу – и в ней найдешь гада, который иройством своим всех прочих гадов превосходит и затемняет» В одном ряду оказываются страна и лужа, Ахилл и гад.
Слово архивариуса-летописца ориентировано на древнерусские памятники, такие, как «Слово о полку Игореве», «Летопись временных лет», «Слово о Законе и Благодати». Это расширяет контекст повествования. Неслучайна и ориентация на Рим. Идея «Москва – третий Рим» также принадлежит к древнерусской культуре. Торжественные формы древнего слова наполняются содержанием, не совпадающим с первоначальным, что рождает словесную пародию, которая неизбежно оказывается пародией состояния русской жизни.
Русский человек потерял способность четко и ясно мыслить. Это касается как градоначальников, так и подчиненных. Галерея градоначальников начинается Органчиком и завершаются Угрюм-Бурчеевым. Эволюция градоначальников связана с пробуждением в них потребности дела. При этом они не в состоянии творить свое и вынуждены пользоваться уже готовыми формами деятельности, как, например, путешествия, войны, строительство города. Но любая чужая форма, лишенная органичного ей содержания, превращается в бессмыслицу, как бессмысленны войны за просвещение или путешествие по выгону.
Первый градоначальник Органчик – кукла, способная произнести только «Не потерплю». Последний Угрюм-Бурчеев создает «систематический бред», план нового города, построенный по принципу антиутопии, где все соразмерено и безжизненно. «Посредине площадь, от которой радиусами разбегаются во все стороны улицы, или, как он мысленно называл их, роты. По мере удаления от центра роты пересекаются бульварами, которые в двух местах опоясывают город и в то же время представляют защиту от внешних врагов. Затем форштадт, земляной вал – и темная занавесь, то есть конец свету…В каждом доме живут по двое престарелых, по двое взрослых, по двое подростков и по двое малолетков…». Математическая логика Угрюм-Бурчеева, уничтожающая естественную жизнь, также опасна как полное отсутствие мысли у Органчика. И то, и другое одинаково нежизнеспособно.
В Глупове «головы» больны не только у власти, но и у обитателей. Любое нововведение принимается с восторгом. Глуповцы вслед за градоначальниками готовы участвовать в любом деле, лишенном всякого смысла.
Бессознательное как лишенное работы разумной мысли участие в жизни глуповцев и порождает глуповскую, бессмысленную, призрачную историю. Салтыков-Щедрин, изображая отношение власти и народа, снимает социальное противостояние, хотя, кажется, что именно оно определяет бессмыслицу глуповской жизни. Социальная сатира у Салтыкова-Щедрина превращается в сатиру совсем иного рода, в обличение искаженного Лица Человека, паралича его сознания. Это Лицо одинаково искажено и у власти, и у народа. Но писатель уверен, что человек может вернуть свой первоначальный облик, который живет в древнерусских и библейских ассоциациях, наполняющих произведение.
Неразумно-бессознательное поведение глуповцев заканчивается тогда, когда ощутимой становится неминуемость самоуничтожения в результате осуществления «систематического бреда» Угрюм-Бурчеева. Инстинкт жизни разбудил в глуповцах мысль, они впервые увидели, что ими правит истукан.
Но пробуждение мысли не спасает от «оно», которое уничтожает город и упраздняет глуповскую историю. Очищение огнем должно было бы привести к началу новой настоящей истории. Но в описи градоначальников мы видим, что вслед за Угрюм-Бурчеевым приходит Перехват-Залихватский. Глуповская история закончилась и снова продолжается. Именно для комментария такой глупой или призрачной истории в главе «Поклонение Мамоне и покаяние» автор сбрасывает с себя все маски, чтобы объяснить, почему история не становится умной, настоящей. Главная причина в том, что «источники жизнизамутились». Свидетельством такого замутнения является слово героев, утратившее древнее высокое торжественное содержание и ставшее пародийным. Тоска по высокому содержанию жизни породило у глуповцев очарование властью. В ней им чувствуется сила, которой лишены они. Мифологизация власти глуповцами – это бессознательный акт признания собственного бессилия перед историей.
«История одного города» содержит много апокалипсических мотивов. Это и образ «оно», и образ раскаленной почвы, и замутнение источников жизни, и приостановка времени. Необходимость их в произведении диктуется просветительской идеологией автора. Эклектическое сознание власти и неразумная бессознательность глуповцев гибельны для страны. Несмотря на бесперспективность глуповской истории – образ нового города зловещ, – Салтыков-Щедрин не перестает верить в духовные возможности человека, в силу его разума, хотя сознание глуповцев просыпается в последний момент, на границе жизни и смерти.
Неужели в этом особенности русского сознания и русской истории? Доходить до критической черты, а потом возрождаться, чтобы снова превращаться в призраки? Такой взгляд на проблему отечественной истории противоречил революционно-демократическому взгляду, сторонниками которого были Некрасов и его журнал «Современник». А именно в 1868 году через два года после закрытия «Современника» Салтыков-Щедрин и Некрасов задумывают совместный журнал «Отечественные записки».
Просветительская идеология писателя сталкивалась с русской действительностью, которая явно не укладывалась в прокрустово ложе идеи. Отсюда и возникали вопросы, на которых не было ответов.
В сатирическом романе «Господа Головлевы» писатель изображает историю одного рода, превращая ее в историю уничтожения человеком в себе Человека. Такой сюжет придает жанру характер универсального сатирического обобщения, инструментом которого является организации времени и пространства действия.
Пространство романа мифологизировано. Действие разворачивается в имении Головлево, которое отграничено от живой жизни уже в первой главе «Семейный суд», когда описывается возвращение Степки Балбеса. «Время стоит еще раннее, шестой час в начале; золотистый утренний туман вьется над проселком, едва пропуская лучи только что показавшегося на горизонте солнца; трава блестит; воздух напоен запахами ели, грибов и ягод; дорога идет зигзагами по низменности, в которой кишат стада птиц. Но Степан Владимирович ничего не замечает…, он идет, словно на Страшный суд…Он припоминает свою старую головлевскую жизнь, и ему кажется, что перед ним растворяются двери сырого подвала, что, как только он перешагнет за порог этих дверей, так они сейчас захлопнутся, , – - и тогда все кончено»
Символами родного дома для Степки становятся «сырой подвал», «зияющая серая пропасть». В центре этого мира мать, она же злая старуха, которая «заест» сына «не мучительством», а «забвением». Граница головлевского мира начинается с погоста. Это мир смерти. Смерть наступает сначала как забвение себя, как жизнь за – бытием, потом она физически забирает человека.
Сюжет романа пронизан евангельскими ассоциациями. Возвращение Степки Балбеса разворачивается как антисюжет истории о блудном сыне. Прозвище главного героя, Иудушка, возводит сюжет романа к другой евангельской истории о предательстве Христа. Такое напоминание о Христе, которого нет в тексте, позволяет предлагаемый сюжет рассматривать как метасюжет. Перед нами история предательства человеком самого себя, превращения свой жизни в мир за – бытием, то есть в мир смерти. Главной движущей силой Порфирия Владимировича, он же Иудушка, было желание денег и неограниченной власти в Головлеве. Способ возведения самого себя на трон – лесть. Уменьшительно-ласкательные обращения Иудушки к маменьке, к братцу создают иллюзию любви, на которой попадается «зловещая старуха», мать Арина Петровна.
При всем безобразном облике головлевских самоубийц в каждом из них на бессознательном уровне живет желание быть любимым. Христос, тысячу раз распятый и преданный ими, все-таки не умер в их душах. И в Иудушке он просыпается в дни Страстной недели как единственная надежда на прощение. Если Христос простил даже тех, кто напоил его оцтом, то тогда и он, Иудушка, тоже может быть прощен. Выход из состояния забвения, прояснение памяти в герое наступает тогда, когда Иудушка достигает высшей власти, единоличного правления в Головлеве. Но в управление он получает пустоту. Желание иметь все одному диктовало уничтожение человека рядом с собой. Но, оставшись в пустоте, Иудушка затосковал по убитому, затравленному Человеку не только вне себя, но и в себе. Вернуть Человека можно только через покаяние. Покаяние, задуманное Иудушкой, не осуществляется. Он умирает по дороге на кладбище на могилу своей матери.
Проснувшаяся в Иудушке совесть не спасла героя, не возродила его к новой жизни так же, как не изменило историю пробудившееся сознание глуповцев.
Салтыков-Щедрин пытается объяснить этот национальный феномен. Почему русский человек убивает себя безмыслием, бессовестностью? Почему пробудившаяся совесть ничего не изменяет в русской истории?
Все эти вопросы писатель будет задавать снова и снова и себе, и читателям. Но все равно они остаются без ответа, как в финале «Современной идиллии», герои которой пройдут путь глуповцев, головлевцев. Главное их отличие от предшествующих персонажей только в одном, они будут сознательно убивать в себе Человека, подчиняясь страху власти. Современная идиллия, современное счастье – в сознательном забвении истины жизни, в максимальном искажении сути человека.
В 1869 году Салтыков-Щедрин опубликует свою сказку «Пропала совесть». Совесть в виде заплеванной, загаженной тряпички будет переходить от человека к человеку, вернее, от одного социального типа к другому. Так перед читателем предстанет иерархическая вертикаль русского общества, и ни на одной из ее ступенек не найдется человека, который смог бы жить с совестью. Вернувшаяся совесть делает невыносимой как жизнь горького пьяницы, так и важного чиновника. Только в финале она находит приют в коляске младенца. Вот таким образом свои надежды на возвращение в общество совести писатель связывает с будущим молодым поколением. В современном ему обществе он не находит той социальной силы, способной восстановить истинную историю, основанную на совести, на разуме.
«Современная идиллия» – роман сатирический. Писатель высказывался о том, что классический роман XIX века в 70-е годы уже невозможен. Жизнь утратила свою целостность, положительный идеал покинул общество. В «Современной идиллии» Салтыков-Щедрин изображает историю не только двух главных героев, убивающих в себе Человека, но общую сатирическую картину русской жизни, во всех своих сферах пронизанную духовным распадом, духовным обнищанием массового героя и среднего человека.
«Современная идиллия» написана в другой исторический период, нежели «История одного города». Эпоха 1870-х гг. породила нового героя, интеллигента, вобравшего в себя черты дворянина и разночинца. Главное его отличие от героя массы в том, что он образован, а значит, склонен к рефлексии. Казалось бы, он должен выполнять историческую миссию пробуждения России, превращения ее призрачной истории в настоящую, действительную, из глупой в умную. Но именно этот герой, не смотря на всю свою образованность, демонстрирует новые черты подобострастия и лицемерия, больше всего стремится к благонамеренности, ищет благосклонности к себе у власти. Появление этого героя не изменило вечных отношений большинства и власти в России. Почему образование не спасает героя от предательства в себе Человека?
Салтыков-Щедрин максимально устраняется из повествования, появляясь только в его конце с обращением к читателю. Такой прием позволяет максимально раскрыться новому сатирическому герою, «среднему человеку». Сознание такого героя в литературе еще не исследовалось. Повествование ведется от лица Рассказчика. В данном случае это не литературная маска автора, а собирательный образ образованного русского сословия. История рассказчика запечатлевает динамику разрушения самосознания, направленного на не постижение в себе человека, а на уничтожение его
Два главных героя Рассказчик и Глумов – неплохие люди. Они понимают смысл предложения «погодить», поступившего от Алексея Степановича Молчалина. И понимая это, начинают подчиняться диктату власти, уничтожать в себе Человека. Сюжет произведения пронизан реминисценциями из древней и новой литературы. Наряду с Молчалиным, который быстро исчезает из повествования, в «Современной идиллии» появляется Балалайкин, по словам героев, воплощающий в себе социально-психологический тип героя, воссозданный Грибоедовым в Репитилове. В Кшепшицюльском прослеживаются черты, свойственные гоголевскому Хлестакову. Очищенный донашивает фрак, перешитый из вицмундира титулярного советника Поприщина. Его род берет начало от древнейшего рода Добромысла Гадюка, жившего во времена Рюрика. Глумов – герой комедии А.Н. Островского.
Такие широкие литературные параллели, конечно, не могут быть случайными и выполняют определенную художественную задачу. Хотя «Современная идиллия» и создавалась в конце 1870-х гг., Салтыкова-Щедрина интересует социально-психологический тип русского обывателя независимо от конкретной исторической ситуации, в которой он живет. Безусловно, исторические реалии влияют на характер современного героя. Но, как и в «Истории одного города», так и в «Современной идиллии» писатель стремится понять особенности национального мышления вне зависимости от конкретной исторической детерминации, хотя в «Современной идиллии» в большей степени, чем в «Истории одного города» обозначается историческое время. Перед нами пореформенная Россия с появившейся интеллигенцией, с умирающим дворянством, с усиливающимся полицейским аппаратом, с «Землей и волей» и разговорами о либерализме. Но Салтыкова-Щедрина интересует, как выстраивает русский обыватель свои отношения с властью. Механизм, открытый в «Истории одного города», не изменился, изменился герой.
В «Современной идиллии» герой персонифицирован. Рассказчик и Глумов сознательно идут на компромисс с властью только из-за страха перед ней. Как и в «Истории одного города», так и в «Современной идиллии» власть над представителем русского большинства имеет мистическую силу. Эта тема звучит с самых первых строк романа. Молчалин говорит героям: «Русские вы, а по-русски не понимаете!…Погодить – ну, приноровиться, что ли, уметь вовремя помолчать, позабыть кой об чем, думать не об том, об чем обыкновенно думается… Некогда, мой друг, объяснять…Да ведь и не объяснишь тому, кто понимать не хочет. Мы – русские; мы эти вещи сразу должны понимать…»
В дальнейшем уже в словах самих героев пародируются те национальные особенности, которые воспевались предшествующей литературой, например, наша безмерность, широта души русского человека. «Действительно, русский человек как-то туго поддается выдержке и почти совсем не может устроить, чтобы на всяком месте и во всякое время вести себя с одинаковым самообладанием. Есть у него в этом смысле два очень серьезных врага: воображение, способное мгновенно создавать разнообразные художественные образы, и чувствительное сердце, готовое раскрываться навстречу первому попавшемуся впечатлению. Обстоятельства почти всегда застигают его врасплох, а потому сию минуту он увядает, а в следующую – расцветает, сию минуту рассыпается в выражениях преданности и любви, а в следующую – клянет или загибает непечатные слова, которые у нас как-то и в счет не полагаются».
Чувствительное сердце и богатое воображение русского человека не согласованы с разумом. Чувствительное сердце не означает в человеке глубокой способности к чувству любви, сострадания, как это было в сентиментальной просветительской прозе. Чувствительное сердце – это слабое сердце, подверженное только одному чувству страха. Чувствительное сердце рассказчика (а все произведение – стилизация, пародирующая чувствительную прозу XVIII века, неслучайно, перед нами идиллия) подвержено тому страху, который вызывает в нем власть. Приоритет чувствительности над разумом заставляет и Рассказчика, и Глумова «годить», то есть сознательно убивать в себе личность, а значит, мысль. Самоуничтожение в себе Человека способствует «превращению» героев в «две идеально-благонамеренные скотины».
Следует отметить, что герои понимают степень своего превращения. Но это их не останавливает на пути к благонамеренности, то есть дружескому отношению с властью. Причем оба понимают, насколько эта дружба призрачна. «Братание» с Балалайкиным и Очищенным пахнет «скотопригоньевским двором». Понимание происходящего не помогает героям изменить свою жизнь. Более того, они постоянно находятся в состоянии озабоченности: как доказать власти свою лояльность. Образованность помогает им ловчить при обсуждении щекотливых тем о бессмертии души, системе образования, а также «Устава о благопристойном обывателей в своей жизни поведении». Смысл допустимых властью споров должен сводиться к утверждению только одной истины: «назначение обывателей в том состоит, чтобы беспрекословно и со всею готовностью выполнять начальственные предписания».
Образованность позволяет героям не только выполнять, но и предугадывать желание начальства. Так называемый побег героев не есть протест или желание скрыться от всевидящего ока Ивана Тимофеевича, а скорее всего преднамеренное участие в спектакле, разыгрываемом властью по «ликвидации интеллигенции в пользу здравого народного смысла». Смена стоящих у власти ничего не меняет в сознании дворян-интеллигентов.
Сознательное участие в игре, предлагаемой Молчалиным и идущими за ним, создает новый тип сатирического героя. В отличие от глуповцев этот герой может размышлять, анализировать, осознанно выстраивать тип отношений с властью, но при этом сознательно оставаться в роли «идеально-благонамеренной скотины».
Рассказчик и Глумов причисляют себя к «средним» русским людям. Главной их отличительной способностью является «комфорт», внешний и внутренний. Чувствительность «среднего» человека измеряется именно комфортностью. Нарушение комфорта порождает не бунт, а «разевание ртов», напоминающих «немую сцену» «Ревизора». «Средний человек до болезненности чувствителен к тем благам, совокупность которых составляет жизненный комфорт. Не к еде одной, не к одному прилично сшитому платью, а к комфорту вообще, в том числе к свободе мыслить и выражать свои мысли по-человечески. И вот, когда он замечает, что в его мысль залезает шалопай, когда он убеждается, что шалопай на каждом шагу ревизует его душу… – он начинает метаться и закипать. Некоторое время он, конечно, сдерживает себя и виляет – вот, как мы, например: шутка сказать, с Очищенным связались!» (Гл. XIX)Приведенный отрывок – образец самоанализа среднего человека Глумова, представительствующего за весь «средний класс». «Свобода мыслить» сводится не к процессу мысли, а к одной из составляющих комфорта. Это вроде приобретенной удобной вещи. Иными словами, мыслительная деятельность среднего человека не выходит за рамки комфортного времяпрепровождения. Она не опасна для власти и не несет ничего для изменения жизни.
Свобода мысли – «крайняя словоохотливость в атмосфере дома терпимости». Даже крамольные мысли никогда не превратятся в дело, всегда будут находиться в режиме благонамеренности. Преследование такого свободомыслия превращается в шутовскую трагедию. (Гл. XIV)
Сатирический герой, подобно интеллектуальному герою века, раздвоен. Но его раздвоенность иного рода. Чувствительное сердце, то есть слабое, превалирует над разумом. Он понимает степень своего «оскотинивания», но не считает это чем-то невозможным или безнравственным. Это норма жизненного поведения, которая призвана обеспечить необходимый «среднему» человеку комфорт. Вся мыслительная деятельность такого героя уходит на то, чтобы остаться благонамеренным, чтобы не ответить не на один из «сомнительных», «превратных» вопросов.
Сатирические герои Салтыкова-Щедрина периодически добиваются комфорта. Но для его полноты необходимы дальнейшие «превращения героев». Кажется, что нет предела низости души «среднего» человека. Антинорма, считающаяся нормой, – результат «превращения» героев. Об истинной норме жизни героям будет напоминать совесть-стыд, периодически возникающий то в сновидениях, то наяву. Образованность и мысль в той форме, в которой она существует у героев, не помогают человеку оставаться Человеком. Перед побегом из Петербурга герои занимаются той вымороченной деятельностью, которая внешне очень напоминает деяния градоначальников в «Истории одного города». Они собираются учредить вымороченный университет и ввести по всей России страхование жизни. Но все «просветительские» порывы героев имеют под собой личную выгоду: «шкуру спасти» и получить финансовую прибыль при малых затратах собственного труда.
Возрождение Человека происходит только при возвращении стыда – совести. И тогда совсем по-другому осуществляется мысль. Мысль-чувство, от которой герои пытались спрятаться, неминуемо начинает их преследовать. «Боль, которую она приносила за собой, была тем мучительнее, чем каждый ее укол воспринимался не только в той силе, которая ей присуща, н