Краткая биография П. Мантегаццы

Паоло Мантегацца

Физиология наслаждений

Наука о наслаждениях

«Когда мы говорим, что наслаждение есть цель, мы говорим не о наслаждениях распутников и не о вкусовых удовольствиях как полагают некоторые несведущие, инакомыслящие или дурно к нам расположенные. Наша цель – не страдать телом и не смущаться душой»

Эпикур

Известный итальянский антрополог, психолог, литератор и политик Паоло Мантегацца (1831–1910) был весьма популярным и плодовитым автором, его работы активно издавались и в дореволюционной России.

Сегодня у себя на родине, да и в других странах Европы он совершенно незаслуженно забыт. И лишь совсем недавно имя итальянского ученого, философа и изящного стилиста вновь стало возвращаться из безызвестности. Немалая заслуга в том принадлежит московскому издательству «Профит-Стайл», переиздавшему в 2011 году фундаментальную работу «Физиогномика и выражение чувств», сразу же ставшую популярной. Как и более ста лет назад с типично итальянской легкостью и жизнелюбием Мантегацца вновь стал приобретать популярность в среде российских читателей, несмотря на изобилие самой разнообразной литературы на полках книжных магазинов. Как и более века назад его успех был предопределен сочетанием таких качеств, как обширная эрудиция, изумительный легкий и, вместе с тем, изящный стиль, афористичность, а также тонкое понимание глубинной сути человеческой природы, даже самых тщательно скрываемых ее лабиринтов.

Предлагаемой книгой «Физиология наслаждений» мы хотели бы открыть еще одну грань несомненного дарования Паоло Мантегацца и уверены, что и эта его работа не останется незамеченной, ибо она поможет восполнить лакуну в современном мировоззрении наших сограждан. Дело заключается в том, что с падением коммунистической уравнительной идеологии, люди начали открывать для себя много новых красот бытия, которые были недоступны прежде. Тяга к наслаждениям стала официально поощряемой средствами массовой информации. Символы жизненного успеха начали прочно ассоциироваться с определенной стилистикой материального достатка и характерными правилами пользования им. Но вот никакой позитивной философии, направленной на умение пользоваться жизненными благами, пока не возникло. И вот здесь-то Мантегацца, нисколько не устаревший, может вновь стать арбитром наслаждений, чтобы помочь людям ориентироваться в этой сфере с пользой для себя и окружающих, а не исчезнуть, растратившись без остатка в водовороте неуправляемых инстинктов.

Легендарный Гай Цельсий Меценат, видный политик при дворе блистательного и великого римского императора Августа, исполнял именно роль арбитра изящества, формируя эстетический стиль и каноны жизнеустройства молодой и стремительно растущей Римской империи, чем и обессмертил свое имя, сделав его нарицательным. Управление красотами бытия – это важнейший вопрос государственной политики, и его нельзя доверять неграмотным шарлатанам, от природы наделенным дурновкусием. Эпоха «дикого капитализма» в современной России миновала, и если государство желает иметь презентабельный вид перед лицом своих сограждан и на международной арене, оно со всей неизбежностью должно научиться управлять этой сферой своей жизнедеятельности.

Пожалуй, нигде, как в России, не существует такой пропасти между академической философией и тем, что принято называть житейской мудростью. Обе относятся друг к другу почти с нескрываемым презрением. Народ наш на протяжении всей своей истории показывал подлинные чудеса умения жить красиво, предаваясь всем мыслимым и немыслимым видам удовольствий, от самых незатейливых до самых возвышенно поэтических, слагая при этом свою житейскую философию, неизменно оправдывающую такую стратегию поведения и ее мораль. Но никогда эта житейская мудрость народа не прорастала из глубин народного самосознания на уровень академической философии. Ни одна национальная школа философии так не скучна и выхолощена всякими «измами», как философия русская. Так называемый «русский космизм» с его всечеловечностью – апофеоз глумления и издевательства над природным жизнелюбием и смекалкой русского человека. Разительный контраст с данной тенденцией составляет русская классическая литература, которая признана так высоко во всем мире и столь популярна, именно потому, что она не оторвана от жизни, а отражает всю суть ее глубинных процессов с самых неожиданных сторон и в необычайно яркой форме.

Именно поэтому всякий маломальский успешный средний соотечественник инстинктивно сторонится философии, чувствуя в ней некую призрачную антитезу своему реальному существованию. В западной системе ценностей такого разрыва нет, и цитата из Эпикура, приведенная в качестве эпиграфа, ясно характеризует такое положение вещей. Теория и практика там были традиционно связаны более крепкими узами на протяжении столетий. Увы, но даже в Новое время ни экзистенциализм, ни персонализм не стали прочными достояниями нашей философской школы, ни тем более такое направление как «философия жизни».

Сама книга Паоло Мантегацца отражает закономерный процесс развития европейской философской мысли в целом, но представляет определенный этап, так как при всех видимых художественных достоинствах могла появиться на свет только благодаря новейшим на то время открытиям в области антропологии, психологии, психиатрии и неврологии. Мантегацца одним из первых начал объяснять, как правильно пользоваться своим телом, душой и умом для того, чтобы извлекать максимальный эффект из своего бытия без ущерба для себя. До него сочинения такого жанра носили занимательный характер, а Мантегацца попытался подвести строгую научную базу естественных наук под жизнеутверждающую философию. Именно в этом и состоит непреходящая ценность данного сочинения, в котором автор сформулировал принципы новой науки.

«Эдонтология – это наука наслаждений. Скрываясь, то под маской людской стыдливости и лицемерия, то в извилинах личной совести, то посреди учреждений народной цивилизации, искусство наслаждаться – оказывается разбросанным по земле мелкими кусками и клочьями, и фрагменты его можно встречать везде, где бы ни проходил одинокий человек или целая народность.

Если люди считают занятием вполне невинным – дело разыскания нравственных наслаждений и распространения их по земле, среди наиболее обширного круга личностей, то нельзя заподозрить, в грехе эпикурейских стремлений, желание мое положит начало существованию науки, которой я дал имя эдонтологии, имя составленное мной из слов греческого корня.

Ненасытная погоня за наслаждениями, в ущерб всему прочему, предпочтение, отдаваемое ему перед всеми остальными постоянное измышление новых для себя наслаждений и добывание себе всего приятного – бывает несомненным признаком более или менее утонченного эгоизма, сбитого повсеместно ума и крайней испорченности сердечной, – все это не имеет ничего общего с наукой эдонтологии. Это можно назвать только похотью к наслаждению. Но изучение источников этого ощущения, осведомление об их происхождении и о конечной цели самого наслаждения анатомические исследования, искусно производимые над его элементами – все это принадлежит к вопросам как философии, так и политической экономии.

Начала эдонтологии основаны на совершенстве хода нашего умственного механизма, на топографическом положении человека среди мироздания, состоя притом в интимной связи с длинной повестью человеческого сердца», – так определял суть созданной им новой науки Паоло Мантегацца, цель которой состоит в анализе и классификации всех известных видов наслаждений, которые он разделил на три группы.

Первая – чувственные наслаждения, источником которых являются ощущения органов зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса. Вторая – наслаждения сердечных чувств. Третья – умственные наслаждения. В этом анализе человек предстает как на ладони, во всех своих физиологических и тонких душевных проявлениях. Ученый рассматривает физиологию наслаждений плотской любви, любви к самому себе, дружбы, а также удовольствия от различных видов искусств и творческих видов деятельности, упражнений мысли, фантазии и памяти.

Мантегацца подчеркивает, что своей книгой хочет сформировать основы целой философии радости, а не примитивное оправдание удовлетворения низменных страстей. Любовь к родине, истине, справедливости – это не обезличенные формы долга перед гражданским обществом, а естественные и сугубо индивидуальные формы наслаждений. Любовь к борьбе и поиск правды тоже. Логическая гимнастика ума и фантазии дарует наслаждения сравнимые по интенсивности ощущений с упражнениями мускулов тела. Очень важно отметить, что итальянский философ учил как быть красивым, умению выбирать партнера в браке, искусству жить долго, оставаясь здоровым и счастливым, и все это на основе наследственных качеств человека, задолго до открытий в области генетики альтруизма. Изобретенная им наука уникальна еще и тем, что на основе анализа и структурирования наслаждений отдельного человека Мантегацца создал концепцию «этнографии наслаждений», ибо совершенно очевидно, что различные народы и расы всех частей земли стремятся к различным гаммам наслаждений и все стараются удовлетворять их на свой лад, что видно из всего многообразия национальной культуры. Как подлинный ученый, а не салонный романтик он исследовал и патологические формы наслаждений, анализируя искажения здоровой человеческой природы. И нужно отметить, что пороки, так же отнюдь не интернациональны, а «разбросаны по земле мелкими кусками и клочьями» и все народы ими одарены в разной степени.

В целом жизнеутверждающую натурфилософскую концепцию Паоло Мантегацца лучше всего можно будет охарактеризовать его собственным афоризмом: «Иметь всегда в своей библиотеке новую книгу, в погребе полную бутылку, в саду свежий нетронутый цветок».

Владимир Авдеев

Биография книги

Первая страница

Мысль о написании этой книги пришла ко мне в Павии 22 ноября 1852 года. Я написал в тот день общий план сочинения, которое было закончено 15 апреля 1854 года в Париже. Книга была написана за 185 часов, разделенных на 48 дней работы. Я не хотел читать ни одной книги, говорящей о наслаждениях, чтобы сохранить полную независимость от какого бы то ни было авторитета, и держаться одних наблюдений над самим собою и над обществом. Таким образом моя книга, хорошая или дурная, представляет простой и чуждый посторонних примесей образ мыслей одного человека. Я всегда думал, что даже самая плохая книга философского содержания не может быть совершенно бесполезной, если она написана без помощи иных книг. Она всегда может служить историческим документом для естественной истории заблуждений. Компиляции, если они не дают науке лучше усваиваемой умом формы, только загромождают библиотеки. Это – насмешка над тем прогрессом цивилизации, который измеряется некоторыми статистикой книгопечатания. Я написал эту книгу в самую бурную пору моей жизни, когда мечты о будущем, порывы страстей и иллюзии юности сшиблись в ужасном столкновении с грустной действительностью настоящего, с веющим ледяным холодом разума и с заботами жизни. Проницательные наблюдатели найдут в книге следы этой бури. Наконец я выдаю мою книгу лишь за ряд отрывков о предмете, который для того, чтобы быть рассмотренным как следует, требует более зрелого ума. Мне было раз сказано, что наслаждения уходят с юностью, возрастом радостей, и потому я захотел попытаться написать их историю в двадцать два года. Этот труд есть первый шаг по тропинке, на которую пал мой выбор как на жизненную колею; первый опыт того метода, которому я намереваюсь следовать в физиологическом изучении нравственного человека, чему я хочу посвятить мои слабые силы. Почтенные мыслители не пожалеют мне своих советов. Я не молю о снисхождении, не желаю и строгости; требую только, чтобы тот, кто будет моим судьей, прочел мою книгу от начала до конца. Если я попал не на тот путь, у меня есть еще время вернуться назад, и я буду счастлив найти друга в том, кто укажет мне, где я впал в заблуждение.

Если сознанье собственных недостатков может сделать критику менее строгой, я сознаюсь, что нахожу немного небрежным стиль моего труда. Мне служит извинением то, что я не мог просмотреть корректурных листов, будучи далеко от моей страны. Часть, говорящая об умственных наслаждениях, очень неполна; многие чувственные формы радости забыты; многие пробелы могут быть заполнены лишь историей страданий, которую я, может быть, напишу когда-нибудь после более долгого жизненного опыта. Наслаждения меланхолии пропущены, потому что они представляют небесную, туманную грань, разделяющую оба мира – мир радости и мир страдания.

Без страха и без пылкой самоуверенности я жду приговора и мысленно жму руку всем честно и мужественно ищущим истину.

Париж, 15 апреля 1854 года

Вторая страница

Эта бедная книга еще не умерла. Она была встречена с большим снисхождением и сопровождала автора в обоих полушариях среди народов трех частей света. Ей следовало бы переменить обветшалое одеяние на более новое.

Я с величайшим удовольствием воспользовался критикой честных поборников истины, и если я не мог уничтожить все недостатки моей книги, я все же надеюсь вручить ее образованной и изящной публике с меньшим числом недостатков.

Я старался изучить новые, малоизвестные виды наслаждений.

Я расширил горизонт далекими путешествиями.

Я обогатил мой труд новыми главами – о наслаждениях опьянения, об этнографии, науке и философии наслаждений.

В добрый час, моя книга: я вверяю тебя тем, кто любит истину. Не гневайся на честную критику, какой бы суровой она бы тебе ни показалась; утешь жизнь страдальца, напомни ему, что еще здесь, на земле, человеку дарована богатая жатва радостей; направь того, кто предается не совсем благородным наслаждениям, на путь лучших радостей. Ступай и вернись, согретая симпатиями моих соотечественников и уважением всех хороших людей.

Милан, 2 июля 1859 года

Третья страница

Я должен опять дать пропускную грамоту этому детищу моей юности, являющемуся в третий раз перед глазами читающей публики, и я испытываю в одно и то же время и дорогую сердцу радость, и большой страх.

Радость всем легко понять, но чтобы вы не стали искать в том греха гордости, я скажу вам с глазу на глаз, что если моя книга прожила тринадцать лет и не умерла, то обязана этим отчасти своему здравому смыслу, но главным образом своему крестному имени и той цели, которой она задалась от рождения. Всякому приятно увидеть свой образ в зеркале чужой совести; всякому приятно сопровождать в его труде человека, который с ножом в руке и с глазом, вооруженным увеличительным стеклом, вступает с целью наблюдения и изучения в те таинственные области, где нарождаются радость и страданье.

Перечитывая в тридцать пять лет то, что было написано в двадцать два года, я хотел бы умыть руки от кое-чего, что я тогда настрочил, хотел бы ножом зрелого человека очистить мою книгу от горячностей юности; но с другой стороны, тот, кто раз замарал пальцы чернилами и помирился с этим пороком на всю жизнь, должен бы был исправлять себя самого в новых книгах и лишь настолько трогать подпилком старые, насколько это нужно, чтобы ржавчина не ела рук читателя. Таким образом, все те, кто добивается местечка в литературном или ученом мире, принесли бы в произведениях разных пор жизни в высшей степени драгоценный материал для естественной истории человеческого ума и его развития. При виде того, как одна и та же книга, с переменами возраста автора и в зависимости от выпавших ему на долю превратностей, меняет форму, изламывается и преображается до неузнаваемости, я испытываю грусть и отвращение. Это – дача, превращающаяся во дворец, или сад – в площадь. Пусть это будет лучше, пусть хуже, но всегда в этом преобразовании что-нибудь да будет потеряно. Оставим юноше его расточительность, зрелому человеку – его равновесие, старику – его скупость: у всякого дерева свои плоды, у всякого возраста – свои произведения.

Вот почему в зрелом возрасте я даю вам труд моей юности, только слегка подпиленный и подструганный. Воспринимай юношу таким, каков он есть, в ожидании суда над зрелым человеком.

Павия, 12 ноября 1866 года

Четвертая страница

В течение менее чем года «Физиология наслаждений» вступает в третий цикл своего существования. Мой издатель сообщает, что ей предстоит возродиться в четвертый раз под его счастливым покровительством, и я хочу дать в спутники этому детищу моей ранней юности приветствие моей любви к нему, так как оно собралось жить долгую и небесполезную жизнь.

В ту пору жизни, когда мы уверены, что крепко стоим на самой вершине горы, только потому, что медленно спускаемся по параболе падения, я захотел прочитать еще раз эту книгу, как будто бы она была не моя; захотел произвести беспощадный экзамен совести, чтобы увидеть, является ли моя «Физиология наслаждений» нравственной книгой. Итак, если вы даете мне опасное право быть судьей самого себя, я думаю, что книга честна и что ее чтение может внушить честные мысли и подвигнуть на благородный труд. У меня нет угрызений совести: я – не льстец человеческим похотям и никогда не ласкал человеческие слабости.

Природа даровала нам широкие радости в мире чувств, но я показал, что большие радости, сообразные с природой интенсивного наслаждения, находятся на высоте чувства, в отважной борьбе страстей, в бодром труде ума.

В течение моей жизни мне довелось получить не одно красноречивое благодарственное письмо от возвышенной и благородной души, которую я сумел вырвать из изнеженных, противных природе наслаждений; от обескураженной и разбитой души, которую я смог направить к великодушным поступкам. Позвольте мне порадоваться от всей души этому сделанному моей книгой добру.

Я питаю такую веру в способность нравственной радости улучшить и возвысить человека, что мне хочется пообещать тем, кто читает с удовольствием мои книги, и всем тем, кто желает мне сколько-нибудь добра, два новых тома: «Эпикура», и первый – опыт картин человеческой природы, который повествует о «Радостях человека», написанных как картины природы и изученных как факт науки.

Лицемерие – одна из самых выдающихся характерных черт нашей современной цивилизации. И верующие, и рационалисты, – и свободные, и рабы, и великие, и малые, и целомудренные, и развращенные, – мы все до единого копошимся в густом тумане циничного скептицизма, которым мы измучены и обессилены. Итак, соберитесь, взявши друг друга за руку, и с высоко поднятым челом гляньте прямо в лицо тому, чей возглас: «Брат, учись умирать», донесся до нас через столько веков; и соберитесь, чтобы, в свой черед, воскликнуть еще громче: «Брат, учись жить».

Флоренция, 13 марта 1868 г.

Пятая страница

Эта жемчужина, издатель, присылает мне весть, что он намеревается превратить каждый лист моей книги в металлическую страницу, и, не желая новых хлопот с набором, хочет выпустить пятое последнее и стереотипное издание. От неожиданной новости меня обдает холодом страха, и я вижу со священным ужасом, как выливается в неумолимый, неизменный металл то, что я настрочил в моей ранней юности. Если это не то, тогда победив скромность и сделавшись гордым из-за этих пятисот лилипутских табличек, в которые должна превратиться моя «Физиология наслаждений», я тоже принимаю монументальный вид законодателя и пророка; и, с высоты моих скрижалей, я хочу начертать эти десять советов Эпикура, следуя которым всякий может сделаться счастливым, будь на то лишь его добрая воля.

I. Всегда работать.

II. Всегда любить.

III. Любить жену больше самого себя.

IV. Не считать никогда в активе жизненного баланса чужой благодарности.

V. Наставление вместо ненависти; улыбка вместо презрения.

VI. Из крапивы извлекать нитку, из полыни – лекарство.

VII. Нагибаться лишь за тем, чтобы поднять того, кто упал.

VIII. Иметь всегда больше ума, чем самолюбия.

IX. Спрашивать себя каждый вечер: «Что сделал я хорошего?».

X. Иметь всегда в своей библиотеке новую книгу, в погребе – полную бутылку, в саду – свежий нетронутый цветок.

Флоренция, 10 марта 1870 года

Введение

Наслаждение есть элементарный, неопределимый сам по себе феномен жизни. Цель этой книги – его видимые проявления и история; будь это не простой набросок, а многотомное сочинение, сущность наслаждения осталась бы все же без определения. Впрочем, определение предмета, известного всем, о специфической действительности которого нет сомнения, есть чистая роскошь логической гимнастики, от которой я отказываюсь без угрызения совести. Тому, кто, будучи другого мнения, настоятельно потребовал бы определения, я отвечу, что дал его вместе с этой книгой, представляющей хотя очень многословное на вид, но неполное и недостаточное по моему мнению, определение.

Наслаждение есть ощущение, почему и имеет общие черты с этим жизненным проявлением. Существенные, составляющие его элементы – суть, вследствие этого, результат какого-нибудь внутреннего или внешнего влияния на одну из чувствительных точек нашего тела; частное изменение, воспринятое чувствительным волокном, и сознание ощущения. Этот феномен принадлежит, таким образом, нервной системе и как ощущение может иметь первое начало в периферических нервах и цереброспинальном центре. Иногда наслаждение (исходит прямо из чувствующего нерва, изменяясь частным образом, и центры не получают ничего, кроме сознания о том, что происходит в нерве. В другой раз нервы передают головному мозгу впечатление, которое, разнообразно изменяясь, создает наслаждение; или же сами центры перерабатывают прежние, собранные чувствами материалы и производят приятные ощущения. В этих двух последних случаях наслаждение происходит в мозгу и может распространиться по периферическим нервам, чтобы облегчиться от чрезмерного напряжения и показать свою особенную физиономию.

Характерные черты, которыми ощущение наслаждения отличается от других ощущений, неведомо, и должно состоять, по всей вероятности, в некотором частном изменении чувствительной нервной мякоти, которое ускользает от чувств. Это специфическое изменение может составить единственный элемент ощущения или может соединиться со многими другими частными изменениями и создаст столько же наслаждений, отличающихся один от другого, но согласных в их общем характере.

Наслаждение почти всегда есть усиленное ощущение, проявление излишества местной или общей силы. Пользование им требует траты материи и представляет, как и все другие явления жизни, параболу. Наслаждение растет до самой высшей точки и потом убывает, пока не исчезнет совершенно. Чем короче линия, соединяющая эти две различные стадии, тем сильнее наслаждение, и наоборот. У некоторых наслаждений линии роста и убыли до того растянуты, что трата силы на пользование ими распределяется на бесконечное течение времени, и ощущение, дойдя до последней точки падения, может снова воспрянуть и образовать новую параболу. В этих случаях лишь начерченная ощущением, она может казаться почти прямой, как дуга очень большой окружности.

Во всяком случае, каждый класс наслаждения получает при зарождении некоторую сумму силы, которая может быть увеличена лишь потерей материалов, предназначенных для других радостей. Слабый бред чувств уничтожает высшей степени жадным огнем топливо, предназначенное для поддержки жизни спокойных радостей ума, и ум, жаждущий возвышенных наслаждений, находящихся лишь на известной высоте, должен стоять на пепелище ощущений и чувств. Здесь, как и в других случаях, сила зависит от растянутости.

Вообще наслаждение всегда имеет свою причину и сопровождает удовлетворение потребности. Если оно не имеет прямой цели, оно способствует украшению жизни и этим заставляет любить жизнь и защищать ее от враждебных сил. Когда наслаждение есть причина или результат зла, мы попадаем в патологические условия.

В первом случае человек, будучи свободным, злоупотребляет благом, которое до некоторой степени находится в его власти, и потому представляет собой явление нравственной патологии. Во втором случае органическое поражение чувствительных центров или периферических нервов извращает порядок вещей и служит порождению наслаждения из зла. Вот почему образуются два класса наслаждений: физиологические и патологические. Первые сообразны с естественными законами организации, и потому не только не вредят ей, но сохраняют и улучшают, между тем как вторые всегда составляют упорство или болезнь.

Наслаждения – это не предметы, существующие сами по себе, но нужные и таинственные факты, известные нам лишь через сознание. Они не существуют независимо, но образуют один из моментов или одно из простых явлений жизни! Вследствие этого, разделяя с людьми фатальный недостаток необходимости резать и раздроблять предметы для их изучения, я разделю наслаждения на разные классы, взяв за основание классификации источники их происхождения. Я разделю их на следующие три класса:

I. Наслаждения чувств. II. Наслаждения сердца.

III. Наслаждения ума.

Я не считаю должным обосновывать это разделение, которому я не придаю никакой важности, и которое я принял как средство, годное для сближения схожих между собой фактов! Я хочу сказать то же самое и о моей классификации умственных способностей. Моя книга – простой труд наблюдения и анатомического анализа, и я по возможности держусь как можно дальше от теорий и гипотез.

Анализ

Синтез

Афоризмы

I.

Наслаждение состоит в видоизменении ощущаемого, а не в самом ощущении.

II.

Как запахи цветка и вкусы не существуют и немыслимы сами по себе, так и наслаждение всегда бывает основано на моменте чувства.

III.

Наслаждение, следовательно, составляет продукт интеллектуального анализа. Так, наслаждение запахом розы составляет ощущение обоняния, помеченное той характеризующей его чертой, одобренной нашим сознанием, которой ум придает значение приятности. Так чернота чернил составляет опознанное умом свойство чернильного орешка.

IV.

Существенный характер, отличающий наслаждение от всякой другой формы ощущения, может быть признан только сознанием, этим судьей, решающим безапелляционно.

V.

Из тысячи элементов, могущих так или иначе модифицировать летучий момент наслаждения, самым влиятельным оказывается мозговой центр. Вот почему одно и то же ощущение может казаться и крайне сладостным, и весьма мучительным, соображаясь с нашим «Я» в минуту его проявления.

VI.

Следовательно не парадоксальностью, а весьма верной физиологической истиной является тот факт, что не существует вообще наслаждений, приятных по самой сути своей. Величайшее страдание способно, в известном случае, стать наслаждением, а самое пламенное наслаждение, в свой черед, – явиться поражающим человека несчастьем.

VII.

Наслаждение во множестве случаев бывает следствием степени ощущения. Одним градусом менее – и ощущение встретило бы полнейшее равнодушие; еще шагом выше – и оно обратилось бы в страдание.

VIII.

При восхождении от равнодушия к наслаждению ступень, на которой человек встречается с последним, весьма различна для тех или других людей. Эдонометрическая лестница наслаждений соразмерна специальной склонности человека к тому или другому порядку наслаждений.

IX.

Чем человек впечатлительнее и интеллигентнее, чем более знаком он с естественными законами эдонтологии, тем свободнее и быстрее встречает он наслаждение, нередко – на начальных еще ступенях лестницы.

X.

Для нежной и благородной женщины достаточно бывает глотка померанцевой воды, чтобы нервы ее поднялись для желаемого веселого настроения. А между тем матросу для выполнения той же цели приходится выпивать целый литр алкоголя, да еще с придачей отравляющей его щепотки перцу.

XI.

Каждой человеческой особи присуща своя лестница эдонтической впечатлительности; притом каждое наслаждение подлежит отдельной, ему одному свойственной, градации впечатлений.

XII.

Каждый из нас способен, при некоторой опытности, измерить силу интенсивности каждого для себя наслаждения и изыскать сильнейшее. Привожу здесь несколько таких лестниц, намеченных мной, по степени впечатлительности типов весьма различного интеллектуального развития.

Наслаждения внешних чувств

Наслаждения сердечного чувства

Наслаждения умственные

XIII.

Наслаждение по времени всегда обозначается параболой.

XIV.

Не существует наслаждений, совершенно идентичных.

XV.

Не может существовать в данном наслаждении моментов одинаково сильных.

XVI.

Чем интенсивнее наслаждение, тем быстрее переходит оно от высшей степени к низшей.

XVII.

Наслаждения более спокойного рода опускаются весьма медленно от высшего кульминационного пункта к низшему пункту параболы, т. е. к состоянию равнодушия.

XVIII.

Элементы, наиболее способствующие развитию наслаждения: утонченная впечатлительность, новизна впечатления, величина потребности и сила пожеланий, высокое интеллектуальное развитие и изощрение внимания.

XIX.

Вышеуказанные элементы влияют на все наслаждения вообще. Каждое имеет, однако, специфические, ему одному свойственные, стимулы и свою, приспособленную к нему, силу угнетения.

XX.

Элементами, уменьшающими вообще силу наслаждения, бывают: притупление ощущений, уменьшение или отсутствие пожеланий, тугость умственных способностей, недостаток внимания.

XXI.

Привычка бывает одним из наиболее сильных двигателей наслаждения. Она вообще более всего увеличивает силу мелких, обыденных удовольствий, притупляя, наоборот, силу более интенсивных наслаждений. Привычка сама по себе может придавать приятность самым впечатлениям, индифферентным.

XXII.

Существует особенная впечатлительность к наслаждениям, не имеющая ничего общего с присущей всем способностью ощущения. С ней не всегда бывает соединена способность глубоко чувствовать страдание. Назову это способностью избирания впечатлений.

XXIII.

Это свойство всего более способствует увеличению в людях силы наслаждений и доставлению блаженства человеку.

XXIV.

Свойством этим всего обильнее одарены французы.

XXV.

Наслаждения могут вытеснять друг друга, они могут укладываться в душе человека как бы слоями, взаимно обусловливая друг друга; они встречаются, сливаясь в сердце, или становятся друг другу поперек дороги.

XXVI.

Существует множество еще неизведанных наслаждений, и человечеству суждено открывать их по мере движения его вперед в деле нравственного образования.

XXVII.

Первыми источниками наслаждений оказываются, во-первых: сознание их твердой цели, так или иначе связанной с порядком мироздания; во-вторых – содействие в делах человека, или первобытных его способностей, или вытекающих из них второстепенных свойств.

XXVIII.

Наслаждение, происходящее из первого источника, обусловливается удовлетворением потребности, необходимо связанной с физической или гражданской жизнью человека: с питьем его или пищей, любовью его или ненавистью, стремлениями честолюбия и т. п.

XXIX.

Из второго источника вытекают наслаждения, вызванные щекотанием, чувством смешного, звуками музыки и т. п.

XXX.

Для объяснения различия, существующего между первым и вторым, упомянутым выше, источником наслаждения, приведу примеры тому и другому. Построив машину, механик наслаждается сознанием ее целесообразности. Любуясь, он начинает замечать, что пружины ее и колеса производят звук, не лишенный приятности, и механик начинает наслаждаться этим новым свойством машины, которая вовсе не была построена с музыкальной целью. Первое наслаждение механика было, таким образом, источником первого порядка, а второе – второстепенного ряда приятных проявлений.

XXXI.

Наслаждение почти всегда увеличивается, когда мы облекаем его в слово, или когда оно отражается, при его посредстве, в сознании многих личностей.

XXXII.

Каждое существо, способное чувствовать, способно и к наслаждению.

XXXIII.

Удовольствия, легко добываемые и доступные каждому, исчерпываясь частым употреблением их во зло, ослабляют силы и души, и тела.

XXXIV.

Животное наталкивается на наслаждение случаем; только человек разыскивает его.

XXXV.

С трудом добываемые труднодоступные наслаждения, обостряют способности людей, пользующихся ими.

XXXVI.

Нравственная сторона удовольствий заключается в искусстве правильно пользоваться наслаждением, направляя его к пользе общественной.

XXXVII.

Безнравственным бывает употребление этого искусства во зло, т. е. в пользу единицы и в ущерб обществу.

XXXVIII.

Религия освящает искусство наслаждений. Она учит людей терпеливо сносить жизненные невзгоды ради достижения вечных благ и вечных наслаждений; она велит платить в настоящем должную дань страданию, чтобы насладиться затем уверенностью в будущем блаженстве.

XXXIX.

Следовательно, как нравственность, так и религия освящают одобрением своим правильно понятое искусство наслаждений.

XL.

Чем благороднее те наслаждения, к которым стремится человек, тем способнее становится он пользоваться высшими наслаждениями.

XLI.

Наслаждение добродетелью и самопожертвованием – это векселя на будущее благо жизни.

XLII.

Низшие наслаждения убивают самую способность наслаждения.

XLIII.

Степень виновности порочных наслаждений всегда соразмерна следующему за ними раскаянию.

XLIV.

Вечная забота людей о доставлении себе наслаждений приводит к утонченному беспутству; отыскивание наслаждений своих в высших областях умственного мира составляет самый краткий и самый верный путь к достижению счастья.

XLV.

Изыскания эдонтологии и книги, рассуждающие о нравственности, должны бы со временем иметь одинаковое значение.

XLVI.

Наслаждения, безобидные для прочих людей, не всегда отвечают идеалам нравственности. Принадлежа к человеческой семье, мы не властны суживать или разрушать капиталы, составляющие общественную собственность, ради прибавления стоимости собственной особы нашей.

XLVII.

Различны виды образованности, разнообразны театральные наряды; но основание всякой образованности, в прошедшем, настоящем и будущем, сводится к известной формуле: «Наслаждайся и способствуй наслаждению других».

XLVIII.

Личности, рассчитывающие на тупость людскую, ставят по пути к счастью горы пустословия, надеясь заградить ими путь к блаженству.

XLIX.

Следуя примеру Христа и велениям совести, мы должны разрушать баррикады, настроенные по пути человечества, людским невежеством и лживостью, разметая грязь, накопившуюся на пути нашем к нравственному наслаждению, этой первой и конечной цели, для которой сотворен человек.

L.

Идеальный тип нравственного совершенства состоит в утолении на земли боли и страдания и во всевозможном распространении наслаждения, посреди всех людей, нарождающихся в подлунном мире. Все остальное – только бред бессильно шатающихся теней.

Паоло Мантегацца

Физиология наслаждений

Наука о наслаждениях

«Когда мы говорим, что наслаждение есть цель, мы говорим не о наслаждениях распутников и не о вкусовых удовольствиях как полагают некоторые несведущие, инакомыслящие или дурно к нам расположенные. Наша цель – не страдать телом и не смущаться душой»

Эпикур

Известный итальянский антрополог, психолог, литератор и политик Паоло Мантегацца (1831–1910) был весьма популярным и плодовитым автором, его работы активно издавались и в дореволюционной России.

Сегодня у себя на родине, <

Наши рекомендации