Основная задача, которую ставили перед собой члены Венского кружка, состояла в обновлении научного и философского знания.

При этом основной акцент ставился на проблемах языка науки. В частности, члены Венского кружка интересовались такими проблемами, как критерии научности высказываний, на которых базируются науч­ные теории, а также соотношение высказываний, которыми наука оперирует на эмпирическом и теоретическом уровнях.

Еще одна проблема, которую стремились разрешить члены Вен­ского кружка, - это отделение науки от метафизики.Под метафи­зикой они понимали любые теории, которые включают в свой состав утверждения об объективности мира и его явлений. Кроме того, метафизическими они считали любые высказывания, которые нельзя проверить на опыте, т.е. в рамках эмпирического исследования. Подобные высказывания они рассматривали как бессмысленные, а, следовательно, понимали осмысленность высказывания как наличие у него денотата - предмета действительности, с которым высказывание соотносится. Таким образом, возможность эмпирической проверки стала основным критерием научности. Это было достаточно радикальным шагом, поскольку, например, любые суждения о боге признавались не неправильными (ложными), а просто лишенными смысла.

Позитивисты полагали, что любую научную теорию можно представить как совокупность протокольных (атомарных) предложений, т.е. предложений, которые фиксируют непосредственный эмпирический опыт и отражают чувственные данные. Под протокольными предложениями позитивисты понимали высказывания типа «сейчас я вижу черное (красное, белое и т.д.)», «сейчас я чувствую теплое» и т.п. С точки зрения позитивистов, такие предложения обладают целым ря­дом важных признаков, которые делают их основанием для любого подлинно научного знания: 1) такие предложения в наибольшей степени достоверны, их нельзя поставить под сомнение; если их и можно поставить под сомнение, то никакое достоверное знание просто невозможно; 2) подобные предложения отражают «чистый» опыт субъекта познания; 3) процесс познания всегда начинается именно с таких предложений, лишь затем знание усложняется; любое более сложное утверждение может быть разложено на протокольные предложения или сведено к ним; 4) протокольные предложения нейтральны по отношению к любым системам знаний, к любым теориям: одно и то же протокольное предложение может входить в целый ряд альтернативных теорий; любое протокольное предложение не зависит от теорий.

С представлением о протокольных предложениях тесно свя­зан принцип верификации.Любое научное утверждение может быть разложено на ряд протокольных предложений, которые отражают непосредственный эмпирический опыт, а, следовательно, является своего рода «молекулярным» предложением. Для того чтобы прове­рить истинность или ложность научного суждения, необходимо разложить его на протокольные предложения, а затем проверить истин­ность каждого из них.

Поскольку было установлено, что в науке нет протокольных предложений, которые не имели бы явной или скрытой связи с той или иной теорией, было предложено различать прямую (не­посредственную) и косвенную верификацию.Под прямой вери­фикацией понимают непосредственную проверку теоретических ут­верждений и гипотез, под косвенной верификацией - проверку ло­гической обоснованности связей, устанавливаемых между теми или иными непосредственно верифицированными предложениями.

Аналитическая философия

Основная задача аналитической философии, сформулирован­ная ее представителями, заключается в своего рода терапии язы­ка.Она предполагает, что философские проблемы являются результа­том неправильного использования слов, т.е., фактически, основаны на ошибке в использовании языка. В качестве примера можно привести анализ понятия бытия (существования), проведенный современным американским философом Уиллардом Куайном(1908-2000).Куайн сформули­ровал знаменитый принцип онтологической относительности.В соответствии с этим принципом наши знания об объекте, который описы­вается на языке одной теории, можно описать лишь при помощи дру­гой теории; этот язык также нуждается в третьем языке - и так до бесконечности. Этот принцип можно сформулировать и несколько иначе: в действительности ученый никогда не говорит о действитель­ности, он говорит только то, что можно сказать о действительности. Кроме того, Куайн придерживался мысли, что любой язык представля­ет собой особую онтологию, в рамках которой и разворачивается по­знание. А, следовательно, язык определяет те объекты (а точнее, общие их классы), с которыми мы имеем дело.

Проблема бытия, согласно Куайну, возникла лишь как след­ствие того, что философы недостаточно внимания обращали на язык, которым они пользуются.При внимательном рассмотрении можно прийти к выводу, что бытие - это всё, поскольку всё суще­ствует (есть). Это касается не только того, что можно увидеть и по­щупать, но и того, чего в действительности не существует: хотя этого нет, оно всё же в определенном смысле есть, иначе мы просто не могли бы говорить об этом. Так Куайн вскрывает абсурдность про­блемы бытия, которая заключается в том, что бытие - это одновре­менно и то, что есть, и то, чего нет.

В аналитической философии активно исследуется проблема использо­вания языка.В частности, было обнаружено, что долгое время уче­ные и философы ошибочно полагали, что любому высказыванию мож­но приписать или значение истинности, или значение ложности. Лишь в XX в. английский философ, один из наиболее ярких представителей аналитической философии Джон Остин(1911-1960) обратил внима­ние на тот факт, что истинное значение присуще высказываниям дале­ко не всегда. В речи имеется множество высказываний иного рода. В частности, Остин описал тип высказываний, которые он назвал «перформативными». Их основная особенность состоит в том, что они не описывают какое-то положение вещей, а представляют собой совер­шение какого-либо действия. В качестве примера можно привести высказывание «Я обещаю, что...». За этим высказыванием стоит рече­вой акт обещания, и мы не можем говорить о том, что это высказывание истинно.

Исследование речевых актов как самостоятельная сфера ана­литической философии в качестве своей предпосылки имеет идеи позднего творчества Людвига Витгенштейна, в которых он разра­батывал понятие языковых игр.В основе любой языковой игры лежит совокупность правил, которая может быть как сложной, так и очень простой; нарушение хотя бы одного из правил влечет за собой выход за пределы конкретной игры. Языковые игры многообразны, и у них нет единого признака. Соотношение между языковыми игра­ми он описывал как «семейное сходство». Все члены одной семьи имеют что-то общее: для кого-то это цвет волос, для кого-то - осо­бенности телосложения, для кого-то - черты характера и т.д. Одна­ко нет такого признака, который был бы общим для всех.

Понятие языковой игры было введено Витгенштейном как раз для того, чтобы осуществлять «терапию заблуждений», которые, по его мнению, возникают в том случае, если происходит смеше­ние правил разных языковых игр.А «терапия заблуждений» рас­сматривалась Витгенштейном как основная задача философии. Фило­соф должен прояснять смысл языковых выражений и, в конечном счете, снимать, устранять философские вопросы, которые обычно воз­никают в результате неправильного использования языка.

Философы-аналитики вообще отказываются от исследования такого феномена, как сознание, вполне справедливо указывая, что сознание - это плохо определяемое понятие; наличие созна­ния как особого объекта доказать невозможно.А, следовательно, необходимо исследовать только то, что существует как эмпириче­ская данность. Язык вполне подходит под такое определение, поскольку высказывания людей могут быть зафиксированы.