Основные характеристики античной культуры и античной философии.

Рассматривая античную культуру, первое, на что необходимо указать, – это на ее натуралистический характер.

В культурологии существует деление культур на натуралистические и антинатуралистические.

Натуралистические культуры рассматривают природу человека как естественный закон, с которым должны согласовываться все общественные установления и нормы. Антинатуралистические культуры воспринимают природу человека как зло, которое должно быть либо полностью подавлено, либо, по возможности, преодолено, либо, на худой конец, усовершенствовано.

Естественно, что это различие не абсолютно и нуждается в ряде оговорок. Ни одна культура не может быть полностью натуралистичной – это противоречит самому понятию «культура». Как известно, слово «культура» происходит от латинского слова «cultura», которое означает «возделывание», «земледелие», «воспитание», «почитание». Культура сама по себе предполагает преодоление, преобразование изначальной, биологической природы человека. Наличие культуры есть наличие норм, упорядочивающих человеческую активность. Именно поэтому, любая культура по своей природе имеет антинатуралистическую направленность. Но можно и разумно говорить о степени подавления человеческой природы. И вот в этом ключе различение культур на натуралистические и антинатуралистические приобретает глубокий смысл. Существуют культуры, которые пытаются максимально гармонизировать соотношение норм культуры и природы человека. Такие культуры имеют множество норм, которые позволяют потребностям человеческой природы получить разностороннюю конструктивную реализацию. Антинатуралистические же культуры склонны или сознательно стремятся к наложению строгих запретов, табу (запрет, принятый в обществе и накладываемый под страхом наказания на какие-либо действия для членов этого общества) на большую часть проявлений природы человека, поскольку эта природа воспринимается ими как проявление зла.

Античная культура является, безусловно, натуралистической культурой. В качестве примера культуры антинатуралистической можно и нужно указать христианскую культуру, поскольку ее идеи всем хорошо знакомы. Правда, христианская культура не является примером логически завершенного образца антинатурализма. В качестве более последовательной антинатуралистической идеологии можно указать ранний буддизм (или, например, секту скопцов). Как известно, идеалом раннего буддизма является полное преодоление и человеческой природы, и окружающего нас мира. Строго говоря, Будда уже не является человеком и пребывает по ту сторону нашего мира.

Далее я в нескольких пунктах рассмотрю различие между натуралистической и антинатуралистической культурами посредством сравнения античной и христианской цивилизаций.

Если суммировать, то античная культура воспринимает природу человека как продукт творения богов. Боги сотворили человека таким, какой он есть, следовательно, все основные характеристики человеческой природы есть закон, данный ими. Этот взгляд выражается в принятии большинства дел и склонностей человека. Добродетельный человек – это человек, который следует своей природе, ибо природа эта дана ему богами.

В этом месте я очень люблю на лекции задавать своим студентам весьма каверзный вопрос: «Согласны ли вы с «мудростью»: «Лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным»?». Большинство студентов, поразмышляв, говорят: «Согласны!». Меньшинство, думаю, согласно тоже, но, подозревая каверзу, молчит. И правильно делает. Многие мои студенты – христиане, другие же, чаще всего, весьма симпатизируют христианству. Каверзность состоит в том, что мой вопрос является, фактически, тестом на то, насколько хорошо человек понимает и принимает христианство. В тот момент, когда большинство выражает свое согласие, я с притворной грустью констатирую, что этот ответ указывает на то, как далеко современная культура и современный человек ушли от подлинного христианства. Я говорю о том, что современная культура по своему типу ближе к Античности, нежели к христианству и о том, что современное христианство является, фактически, христианством девальвированным – оно насквозь изъедено «ржавчиной» светской, мирской культуры.

Безусловно, античный человек, не задумываясь, согласился бы с тем, что лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным. Настоящий же христианин просто отказался бы следовать этой дилемме. С точки зрения настоящего христианина сама постановка вопроса некорректна, она в корне неверна. В этой дилемме отсутствует самая главная фигура – Бог. Лишь учтя эту фигуру, мы получаем возможность правильно ответить на этот вопрос. Следует принять то, что приближает нас к Богу. Если богатство и здоровье удаляют нас от Бога, то лучше быть бедным и больным. Но не исключена возможность, что богатство и здоровье нас могут приблизить к Богу. Все зависит от конкретных обстоятельств и благой человеческой воли.

Античность полагает, что, добродетельный человек – это человек, который следует своей природе, ибо природа эта дана ему богами. Человеку свойственно ценить богатство и здоровье, поэтому добродетельный человек стремится к ним, но в меру, поскольку нарушение меры может сделать его врагом сограждан, а разумный человек ценит дружбу близких и умеет ненавидеть врагов. Если на город напали враги, то добродетельный человек должен сразиться с ними. Победив же, этот добродетельный человек в полном праве перебить всех мужчин вражеского города и обратить в свою собственность их богатство, их жен и детей. Добродетельно также, смело и мужественно отправиться в завоевательный поход и сокрушить противника. Естественно, далее предполагается все тот же «добродетельный» грабеж и обращение в рабство побежденных.

Для сравнения достаточно вспомнить, что христианство проповедует любовь к врагам и всемерное подавление агрессии. Возлюби врагов своих; добром воздай за зло; ударили по одной щеке – подставь другую, и т. д. Для представителя натуралистической культуры все эти призывы звучат противоестественно, если не сказать безумно. Но христианство исходит из того, что человек по своей природе зол, и слепое следование этой природе лишь еще более укореняет человека во зле. Бесконечный поток насилия можно остановить, лишь противопоставив злу добро, насилию – ненасилие.

Здесь я рассматриваю теоретические основания христианства и не беру в расчет практику. (Более детально мы рассмотрим христианство в соответствующем месте.) На практике, как известно, христианские сообщества отстоят чрезвычайно далеко от проповедуемых ими принципов. Более того, потребности практики с течением времени привели к соответствующему дополнению и интерпретации (истолкованию) теоретических принципов. Собственно, ядро теории – Священное Писание - дополнить или изменить весьма затруднительно, но представители церкви имеют возможность (и они используют ее в максимальной степени) истолковывать соответствующие принципы. В итоге, выходит, что во имя любви, провозглашенной Христом, просто необходимо убивать иноверцев или пытать и жечь еретиков. Кстати, вот любопытный пример конвергенции[14] двух религий: христианство начинает с проповеди любви; пророк Мухаммед инициирует и благословляет священные войны против иноверцев. В итоге же, христианская цивилизация практикует крестовые походы, а ислам – джихад.

Другой показательный пример – отношение к сексуальности. Античная цивилизация в силу своей натуралистичности относится к сексуальности положительно. Выше я уже говорил, что любая культура в силу самой своей сущности имеет антинатуралистическую тенденцию. Различение натуралистических и антинатуралистических культур относительно. Античная культура, как любая культура, не могла не нормировать область сексуальности. Она, естественно, не предлагала своим представителям в качестве идеала сексуальную распущенность. Но все требования этой культуры по отношению к сексуальности не были жесткими и предполагали множество исключений. Секс воспринимался как законная и естественная радость человеческой жизни. О сексе много и часто говорили. Сексуальные сцены часто являлись сюжетами фресок и изображений на вазах. Успехи в сексе являлись дополнительной положительной характеристикой человека.[15]

Древний грек имел возможность без всяких укоров совести предаваться радостям любви с женой. Если жены ему было недостаточно, то он мог спокойно и без всякого осуждения со стороны отправиться к гетере.[16] В конце концов, мужчина мог пойти на невольничий рынок, прикупить себе красивых рабынь в достаточном количестве и сделать их своими наложницами. Если он не женат, конечно. В противном случае, жена своими воплями отравит все удовольствие.

Более того, Античность крайне снисходительно относилась к гомосексуализму. Так, например, в Спарте гомосексуализм был частью государственной идеологии. Практиковался так называемый «увод», когда подросток поступал под социальную и, в частности, сексуальную опеку взрослого мужчины. Предполагалось, что это наилучший способ воспитания подрастающего поколения. В древнегреческих Фивах существовал элитный отряд, воины которого были спаяны взаимной любовной связью. Считалось, что этот отряд не может бежать с поля боя, поскольку воин ни за что не бросит на поле боя своего возлюбленного. Сами олимпийские боги подавали смертным соблазнительный пример. Как известно, Зевс-громовержец столь прельстился красотой Ганимеда, что взял его на Олимп и сделал своим любовником. Современные книги о древнегреческой мифологии целомудренно умалчивают об этом обстоятельстве, говоря лишь о том, что Ганимед стал виночерпием на пиршествах богов. Можно было бы привести еще много подобных примеров, но опасаюсь, что меня обвинят в пропаганде гомосексуализма. По крайней мере, именно эти обвинения были выдвинуты в адрес фильма «Александр» (фильм об Александре Македонском), вышедшем в прокат в начале двухтысячных. То, что там показано, не отражает реальность и на одну десятую. Но этой «десятой» вполне хватило для культурного шока, случившегося у многих зрителей.

Собственно, подобные обвинения в мой адрес уже звучали не раз. Реальным основанием для них является то, что я, как философ, по сути своей профессии склонен закладывать мины и взрывать их в сознании современников с тем, чтобы сделать это сознание менее косным, менее архаичным, менее зауженным. Естественно, материал для «мин» я избираю наиболее подходящий – темы, в той или иной степени табуированные культурой. В этом отношении, обвинения в «неприличности лекционных речей» могут характеризовать как лектора, так и обвиняющего слушателя. Я могу говорить об античном гомосексуализме пять минут (а за временем я, как лектор, старательно слежу), но, при этом, добрая половина слушателей на вопрос, о чем была лекция, с убеждением ответит: «О гомосексуализме!». Табуированная тема вызывает наибольший интерес и лучше всего запоминается. Характер восприятия слушателя отлично свидетельствует о типе культуры, представителем которой слушатель является. Как человек, я являюсь приверженцем натуралистической культуры. А как философ, я утверждаю, что антинатуралистические культуры, табуируя и цензурируя реальность, создают реальность иллюзорную. Но, имея дело с иллюзорной реальностью, они лишают своих представителей возможности адекватно и успешно разрешать ситуации реальности подлинной. Отрицая те или иные феномены реальности, культура лишает себя возможности выработать алгоритмы осмысления этих феноменов. Если же феномен не осознается и не осваивается, то представитель этой культуры оказывается беспомощным при столкновении с ним – его культура не предоставляет ему соответствующих программ поведения и мышления.

Однажды на лекции после подобной моей ремарки одна студентка уличила меня: «Но признайтесь: секс Вас действительно интересует!». Я было собрался это отрицать – культурные нормы и схемы держат в рабстве не только посредственные умы, но и умы блестящие, - но вовремя спохватился и признал справедливость обвинения: «Вы правы. Секс действительно меня интересует. Но дайте время, каких-нибудь лет двадцать, и этот «недостаток» будет успешно мною преодолен».

В противоположность Античности христианство воспринимает сексуальность крайне подозрительно, если не сказать – негативно. Так, у апостола Павла мы читаем: «…Хорошо человеку не касаться женщины» (1 Кор. 7:1). То есть, сексуальность воспринимается как очень опасная область, вступив в которую, человек уходит от Бога. Неслучайно монашество, как попытка полностью реализовать христианские идеалы, с необходимостью предполагает отказ от сексуальности, ее всемерное подавление. Но, очевидно, что религия, требующая полного воздержания, не имеет шансов на массовое распространение. Именно поэтому раннее христианство почти сразу делает оговорку. У того же апостола Павла, чуть ниже мы читаем: «Но если не могут воздерживаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (1 Кор. 7:9). Но чуть ниже апостол напоминает: «Посему выдающий замуж свою девицу поступает хорошо; а не выдающий поступает лучше» (1 Кор. 7:38). Естественно, христианин должен стремиться скорее к лучшему, чем к хорошему.

Таким образом, христианство посредством «требования максимум» и «требования минимум» создает поле допустимого для христианина. В этом поле сексуальность движется от минимального к нулевому пределу. Но и в браке сексуальность крайне ограничена. Традиционными церквями брак допускается как форма проявления сексуальности лишь в той мере, в которой она предназначена для осуществления деторождения. Сексуальность допустима для христианина только в браке и только в целях зачатия ребенка. Вот почему традиционные церкви до недавнего времени выступали против каких-либо контрацептивных средств, и в частности, против презервативов. Если христианин прибегает к контрацепции, то это уже само по себе предполагает, что он занимается сексом ради удовольствия, а не ради деторождения, то есть предается греховному наслаждению.

Здесь я хотел бы максимально дистанцироваться от каких-либо оценок. Оценка – суждение, по определению, субъективное. Для меня же важно лишь продемонстрировать на фактах, как реализуются в теории и на практике установки натуралистических и антинатуралистических культур.

Другой показательный пример – отношение к богатству и к значимости индивидуального Я. Для Античности богатство – это безусловное благо, если, конечно, оно не делает человека врагом общества (что иной раз случалось в античных демократиях, в которых очень ревниво отслеживались любые достоинства, возвышающие одного гражданина над другими гражданами). В Новом же Завете мы обнаруживаем множество мест, направленных на осуждение богатства, и мест, благословляющих нищету.

Правда, характер исторической практики христианства достаточно далеко отстоит от идеалов Нового Завета. Религия, проповедующая бедность не могла бы стать господствующей религией в обществах, в которых существует иерархия власти и богатства. Почти сразу церковь смягчила свое отрицание богатства. Точку в этом вопросе окончательно поставил Фома Аквинский, который находил суждение Аристотеля о том, что богатство является необходимой предпосылкой такой добродетели как щедрость, чрезвычайно глубоким и верным. Церковь разрешила быть человеку богатым, но лишь при условии чрезвычайной щедрости этого человека по отношению к нищим и, особенно, по отношению к постоянно нуждающейся в деньгах церкви.

То же и в отношении значимости индивидуального Я, то есть личной гордости.

Для Античности вполне естественно, что человек, имеющий достижения и таланты, может и должен публично о них говорить и публично их «рекламировать». Если, конечно, речь не идет о юноше, который в силу своего низкого социального статуса должен быть скромным по отношению к старшим, но не к ровесникам и, тем более, не к тем, кто младше его. Для Античности совершенно естественно, если выдающийся полководец или царь создает монумент с памятной надписью о своих подвигах. Это также естественно, как то, что мастер или творец гордится своими произведениями. В противоположность Античности христианская культура крайне подозрительно воспринимает любое акцентирование индивидом собственной значимости. Скромность в христианстве становится чрезвычайно важной добродетелью, поскольку гордый человек забывает о том, что своими успехами и своими талантами он обязан Богу. Гордость склонна забывать о Боге и гордость есть первый шаг к гордыне. Последняя же лежит в основе первородного греха. Эта установка настолько въелась в сознание современного европейского человека, что и поныне скромность рассматривается как очень важная добродетель, а отступление от скромности - как очень некрасивая черта характера: я – последняя буква в алфавите.

Студенты иной раз прозрачно намекают мне, что неплохо бы быть более скромным. Философу быть скромным трудно, поскольку характер его деятельности прямо-таки подталкивает к гордости или даже к гордыне. Правда, когда я сравниваю свое самомнение с самомнением Ницше или Гегеля[17], то чувствую себя жалким пигмеем в деле служения мании величия. Но студентам я предлагаю сконцентрировать свое внимание не на достоинствах или недостатках преподавателя, а на тех образцах и нормах, согласно которым они выносят свои суждения об этих достоинствах и недостатках. То есть предлагаю им заняться тем, чем мы и должны заниматься на занятиях по философии – исследованием возникновения и эволюции тех или иных программ культуры, которые мои студенты чаще всего воспринимают изначально данными им Богом или Природой.

Думаю, что приведенные выше примеры хорошо продемонстрировали отличия культур натуралистического типа от культур антинатуралистических. И думаю, что мне вполне удалось доказать, что античная культура являлась культурой натуралистической. Эта ее особенность ярко проявилась в античной философии.

Говоря о характере античной культуры необходимо указать на ее чрезвычайную сложность и развитость. Характер социальной структуры античных обществ, характер их экономики стали источником «богатства» античной культуры. В этой культуре выделились развитое дифференцированное искусство, рациональное знание, право и т. д.

Весьма любопытна античная религия. Ее специфика в значительной степени повлияла на сущность античной философии.

Античная религия носила ярко выраженный натуралистический характер. Правда, это суждение справедливо лишь по отношению к религии богов-олимпийцев. Но культ этих богов не исчерпывал содержание античной религии. Эта религия, и, прежде всего, религия древнегреческая, имела двойственный характер. Официально господствовала религия богов Олимпа. Но, при этом, чрезвычайно широко были распространены различные тайные культы и мистерии, некоторые из которых имели ярко выраженный антинатуралистический характер. В этом отношении, жизнерадостный, оптимистичный, полный рационального скепсиса грек был не столь одномерен, как это может показаться на первый взгляд. Жизнерадостным и оптимистичным он мог быть днем, когда поклонялся полным жизни богам Олимпа. Ночью же тот же самый грек мог с наслаждением и ужасом погружаться в полные мрачных тайн мистические культы.

Наиболее распространенными являлись культы Диониса (Вакха) и Орфея. Культ Орфея тяготел к явному антинатурализму. Я не буду здесь углубляться в эту тему, лишь отмечу, что этот культ рассматривал человека как существо изначально греховное, как существо, изначально обреченное на страдание. Свою греховность человек мог преодолеть лишь в рамках этого культа, практикуя соответствующие ритуалы. Многие из этих ритуалов были построены на экстатическом выбросе эмоций, часто доходящем до исступления. Орфический культ оказал мощнейшее влияние на пифагорейцев и Платона. Именно этот культ подпитывал антинатуралистические школы античной философии, идеи которых в последующем были активно использованы христианством.

Другая важная особенность античной религии - отсутствие священных текстов. Безусловно, античная религия, испытала влияние теоретической культуры. Знание о богах и божественном было зафиксировано в форме текстов, но эти тексты не приобрели статус священного писания. Это связано с тем, что в рамках гражданского общества Античности жречество не могло получить большой власти и использовать эту власть для идеологического, религиозного диктата. Кроме того, античная религия является религией языческой, политеистической (политеизм – многобожие). Политеизм по своей сущности значительно более толерантен, более веротерпим, чем монотеизм.

Монотеизм признает лишь одного Бога, и этот Бог – Абсолют. Но, если существует лишь один Бог, один Абсолют, то тогда и Истина одна, и Добро одно – ведь они исходят от Абсолюта. Следовательно, все остальные боги – это миф или, хуже того, демоны, то есть, персонифицированные силы зла. Представитель такой религии имеет склонность фанатично утверждать единственно истинного Бога, единственную Истину и единственное Добро. Все, что отличается от этого, есть абсолютное зло. А со злом мириться невозможно. Безусловно, различаются градации зла и различаются группы людей, которые в различной степени попали во власть зла. Сообразно этой дифференциации, можно и нужно дифференцировать и средства борьбы. Но сама борьба должна вестись лишь до полной победы.

Политеизм не претендует на подобную абсолютность. Признание множественности богов ведет лишь к различению богов на «своих» и «чужих». Естественно, разумный человек поклоняется и просит помощи у своих богов, ибо какой смысл чужим богам помогать ему? Но, впрочем, их тоже можно задобрить, и они также могут оказать помощь. Именно поэтому язычник оказывается более открыт, чем монотеист, чужой религии, а, значит, и чужой культуре. Вероятность религиозных репрессий в политеизме резко снижается.

В этом отношении, показательны афиняне. Они следили за тем, чтобы сограждане воздавали почести богам-олимпийцам и, прежде всего, Афине Палладе. Если человек открыто сомневался в существовании богов, то он мог подвергнуться наказанию, но делалось это не с целью навязать «абсолютную истину», а лишь потому, что такое поведение могло оскорбить и разгневать афинских богов и навлечь несчастье на город. Виновный приговаривался к смертной казни, но имел право в качестве альтернативного наказания покинуть город и практиковать свою веру в другом месте. Более того, сами афиняне вполне могли на совершенно законном основании поклоняться богам чужих народов в тот момент, когда они оказывались на их территории. Такое поведение представляется язычнику разумным, поскольку в той местности правят те боги, и с ними разумно договориться, чтобы они не причиняли вреда. По той же причине варяги (скандинавы), прибывающие на Русь с военной или торговой целью, прятали своих богов под скамьи кораблей и поклонялись богам Руси.

Относительная веротерпимость язычества весьма способствовала возникновению древнегреческой философии, поскольку первые ростки рационального мышления не были подавленны тоталитарной религией.

Кроме того, чрезвычайно любопытный характер античной религии сам по себе способствовал возникновению философии. Дело в том, что боги-олимпийцы не являются создателями Вселенной. Эта веселая и разбойная ватага богов водворилась на царство в мире, который был создан другими. Боги-олимпийцы – это пятое-шестое поколение богов. В силу этого обстоятельства, законы Вселенной выше их воли, и они не властны над ними. Важнейший из этих законов – Судьба. Судьбу изменить не властны даже боги. Судьба – это некое абсолютное предначертание пути для вещей и людей. Это безликий закон. Некоторые исследователи полагают, что именно из этого древнегреческого понятия судьбы впоследствии развилось философское представление об объективных законах мироздания.

Часто в историко-философской литературе можно встретить тезис о том, что философия рождается из мифа. Этот тезис в целом, конечно, справедлив. Но здесь есть и достаточно важные нюансы. Разложение мифологической формы культуры в Древней Греции сначала привело к вычленению из мифа искусства и религии. Безусловно, возникающая философия «питалась» мифом. Но делала она это опосредованно, через древнегреческое искусство и религию. Гомер и Гесиод, произведения которых стали вехами в развитии и древнегреческого искусства, и древнегреческой религии, одновременно являлись и первыми шагами к философствованию.

Становление древнегреческой философии являлось одновременно и становлением древнегреческой науки. Термин «наука» здесь следует воспринимать с крайней осторожностью. Дело в том, что историки науки разделились на два лагеря. Первые полагают, что наука возникла в Древней Греции и в процессе своей эволюции в последующие пару тысячелетий прошла несколько стадий, каждый раз принимая особую специфическую форму. В этом отношении, современная наука – это лишь одна из форм науки вообще. Другие же полагают, что о науке в строгом смысле этого слова можно говорить лишь применительно к науке Нового времени. Именно тогда сформировались те принципы научной деятельности, без которых наука немыслима. С этой точки зрения в корне неверно называть древнегреческое и средневековое рациональное знание «наукой». Речь может идти лишь о «преднауке» или о «протонауке».

Я склонен согласиться скорее со второй точкой зрения, чем с первой, хотя и признаю, что первая позиция имеет серьезные основания. Но все же термин «наука» в отношении древнегреческого рационального знания я буду использовать условно.

Развитие научных знаний в Древней Греции осуществлялось в рамках философии. Научное знание и философское знание в то время были тождественны. Быть философом означало быть ученым. Философия формировалась как единая система знаний, включающая в себя все то, что в Новое и Новейшее время оформилось в виде частных научных дисциплин.[18] То, что мы сейчас называем физикой, биологией, математикой, психологией, космологией, социологией и т. д., во времена Античности и Средневековья являлось разделами философии. Этот философский конгломерат я несколько условно (лучшего названия пока не нашел) называю «классической системой знания» и противопоставляю его «современной науке», как такой системе знания, в которой каждая область существующего, обладая своей собственной качественной спецификой, находит свое оформление в виде отдельной, частной научной дисциплины.

В целом, древнегреческая «наука» не получила фундаментального развития. Это связано, прежде всего, с тем, что Античность не знала такого революционного научного метода, как эксперимент. Занятие философией в то время рассматривалось как деятельность благородного характера. Благородство же, по мнению древних, умаляется и гибнет при соприкосновении с низкой практикой. Экспериментатор, пребывая среди пробирок и механических приспособлений, своей деятельностью уподобляется рабам и простолюдинам – лишь они занимаются ручным трудом. Максимум, что могли себе позволить древнегреческие философы – это наблюдение. Но наблюдение, не проверенное экспериментом, дает весьма недостоверный результат. Более того, древнегреческие философы были чрезвычайно очарованы открытием того обстоятельства, что рациональное мышление способно открывать истины мироздания лишь посредством умозрения. Именно на рациональное мышление, на развитие разума направили они все свои силы. В итоге, античная философия имеет ярко выраженный умозрительный характер.[19]

В силу этого, действительно мощное развитие получила лишь математика. Математические знания греки позаимствовали с Востока. Восточные цивилизации за тысячелетия своего существования накопили богатейшие познания в области математики. Забавно, что греки, тем не менее, считали представителей этих цивилизаций варварами. Но, вместе с тем, греки не могли не чувствовать мощнейший комплекс неполноценности по отношению к ним, поскольку на фоне этих древних цивилизаций греческая цивилизация выглядела младенцем. И греки интенсивно учились у «варваров». Очень многие греческие философы имеют в своей биографии упоминание о том, что они образовывались на Востоке. Греческая цивилизация была юной, но талантливой. Слабое развитие теоретической культуры на Востоке вело скорее к накоплению знания, чем к его систематизации. Выше я уже упоминал о том, что математические знания Востока представляли собой большей частью хаотическое нагромождение математических навыков. Лишь греки придали математике характер системы, где из аксиом и посылок строго логически выводились следствия. Систематичность математики явилась для древнегреческих философов прекрасным образцом для систематизации знания философского.

Таким образом, с самого начала древнегреческая философия развивалась как философия глубоко рациональная, чуждая какой-либо мистике и склонная доверять лишь проверенной информации. В этом отношении, она чрезвычайно отличается от философии средневековой, в которой иррациональная религиозная вера является главным «сокровищем».

§. 3.Значение античной философии. Периодизация. Источники.

Значение античной философии для последующего культурного развития человечества огромно. Древние греки, а затем и «эллинистические» народы создали первый образец развитой рациональной философии. Этот образец не утерял своих притягательности и авторитета и поныне. Более того, он не был превзойден вплоть до XVII столетия.

Кроме того, античная философия разработала в простейшем виде почти все основные мыслительные ходы, имеющиеся в философии Нового времени. Несколько преувеличив, можно утверждать, что философия до XX века в том или ином виде лишь повторяла, углубляла, перекомбинировала направления мысли, выработанные античной философией.

Периодизация. Вариантов периодизации античной философии существует достаточно много. Но, в целом, они не сильно отличаются друг от друга.

Древнегреческая и греко-римская философия имеют более чем тысячелетнюю историю - начиная с VI в. до н.э. и до 529 г. н.э., когда император Юстиниан закрыл языческие школы, разогнав их последователей.

1. Древнегреческая философия.

2. Эллинско(греко)-римская философия.

Первая есть преимущественно порождение греческого духа. Вторая же впитывает в себя содержание культур Средиземного моря и является элементом универсальной эллинско-римской культуры.

Внутри первого периода выделяют следующие фазы:

1) Натурфилософы (VI - V вв. до н. э.), исследующие физис и космос: ионийцы, италийцы, плюралисты и физики-эклектики.

2) Период так называемого «Греческого Просвещения», герои которого - софисты и Сократ, обратившиеся к обществу и человеку.

3) Период большого синтеза, осуществленного Платоном и Аристотелем, характеризующийся открытием сверхчувственного и систематической формулировкой основных философских проблем.

Второй период:

4) Период эллинистических школ (от эпохи завоеваний Александра Македонского до падения Римской империи) - кинизм, эпикуреизм, стоицизм, скептицизм, неоплатонизм и т. д.

5) Христианская мысль в её зарождении и попытке рационально сформулировать догму новой религии в свете категорий греческой философии.

Источники.Из сочинений древних философов сохранилась лишь незначительная их часть. Почти полностью сохранились лишь труды Платона и Аристотеля. Сочинения же древнейших греческих мыслителей дошли до нас в отрывках и случайных цитатах в позднейшей литературы. Причём, и то, что дошло до нас, нельзя принимать просто на веру. Позднейшие поколения мыслителей, кроме непреднамеренных ошибок, ещё и в силу желания придать своим учениям ореол древней мудрости, неоднократно приписывали более ранним философам свои собственные произведения или снабжали их работы собственными вставками. Соответственно, историки философии вынуждены проделывать огромную работу, извлекая достоверную информацию из того небольшого количества текстов, дошедшего до наших дней.

Часто работа историка философии напоминает деятельность археолога, который по нескольким черепкам пытается воссоздать, реконструировать облик прекрасного античного сосуда. В отношении слишком многих систем древних философов мы можем сказать, что у нас есть лишь их реконструкция. Реконструкция же плоха тем, что недостаток фактов мы пытаемся компенсировать умозаключениями, аналогиями и смелыми догадками. Естественно, что при этом многократно возрастает роль субъективности реконструктора. Остается лишь уповать на то, что какие-то новые открытия древних текстов[20] восполнят существующие пробелы.

При изложении античных философов я буду часто и, возможно, даже несколько чрезмерно, пользоваться текстами Диогена Лаэртского. Сочинение Диогена из Лаэрты, что в Киликии (первая половина третьего века нашей эры, грамматик афинский), является единственной историей философии, написанной в Античности. Оно состоит из десяти книг, в которых излагаются учения древнегреческих мыслителей, начиная с семи мудрецов и кончая стоической и эпикурейской школами.

Диоген Лаэртский - очень любопытный автор. Как представителю Античности, ему неизвестны те, безусловно, полезные и благие, но весьма строгие требования, которые предъявляет современная академическая наука к текстам, посвященным истории философии. Именно поэтому его сочинения полны жизни и особого античного юмора. Кроме того, эти сочинения показывают, сколь различались представления об истории античной философии современной науки и самой Античности.

Я часто буду использовать книгу Диогена Лаэртского в своей работе, поскольку полагаю, что трудно найти другого автора, в текстах которого античная философия представала бы настолько живой и близкой нам. Пусть лучше говорит Диоген Лаэртский, поскольку моя задача - не столько представить себя посредством древней философии, сколько максимально способствовать тому, чтобы древняя философия смогла вступить в контакт с читателем, минуя каких-либо посредников. Возможно, подобный способ изложения покажется весьма уязвимым для критики. Все тот же Диоген Лаэртский в главе о Сократе сообщает об обвинениях, адресованных Еврипиду, и суть которых в том, что Еврипид находился под чрезмерным влиянием Сократа: «Думали, что он (Сократ – С.Ч.) помогает писать Еврипиду; поэтому Мнесилох говорит так:

«Фригийцы» - имя драме Еврипидовой,

Сократовыми фигами откормленной

И в другом месте:

Гвоздем Сократа Еврипид сколоченный» (11. С. 98)

Памятуя об этих словах, опасаюсь образованного критика (и, вместе с тем, мечтаю о нем), который перефразирует эти слова и заклеймит мою книгу как текст «Диогеновыми фигами откормленный», а меня – «гвоздем Диогена Чухлеб сколоченный». Признаю, все - правда, возразить нечего.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НАТУРФИЛОСОФЫ

Первый этап античной философии можно обозначить как натурфилософский, поскольку философы этого периода исследуют природу (лат. Natura – природа; др.гр. - физис). По этой причине сами древние греки часто называли их «физиками» или «фисиологами». «Античное понимание «природы» как предмета философского рассмотрения содержит спаянные воедино, в единую мировоззренческую установку два аспекта: происхождение вещей из единого «начала», требующее выхода за пределы непосредственного наблюдения, и сами существующие и наблюдаемые вещи. Исследование первых философов «о природе» есть, следовательно, изучение вещей, требующее выхода за их пределы, «в природу»; в то же время оно - исследование самих наблюдаемых вещей». (5, 39)

Таким образом, не следует понимать «физис», «природу» первых философов в современном смысле слова. «Физис» - это то, из чего происходят все вещи и во что они разрешаются. Это то, что остаётся постоянным при всех превращениях вещей. Это первая и сама фундаментальна