Социальная помощь в дореволюционной россии

Е.П. Агапов

Социальная помощь

В РОССИИ

Ростов-на-Дону 2001

ББКЧ 110 + Ю252 :Ч II

А-72

Печатается по решению кафедры социальных технологий факультета социологии и политологии РГУ

Агапов Е.П.

А^- 72 Социальная помощь в России. Ростов-на-Дону, 2001. — с. 35.

В брошюре рассматривается история социальной помощи в России, опреде­ляемая особенностями ее культурного развития. Основными периодами этой истории автор считает социальную помощь в дореволюционной России, совет­скую систему социальной защиты и социальную работу, которая в современной России находится в стадии становления. Брошюра предназначена для студентов отделения социономии, а также практических социальных работников.

ББКЧ110 + Ю252 :Ч 11

Агапов Евгений Петрович

Социальная помощь в России

Компьютерная верстка И.А. Павленко

Сдано в набор 21.06.2001. Подписано в печать 20.07.2001. Формат 60x90 '/l6. Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 8,25. Уч.-изд. л. 6,98. Тираж экз. Заказ №

© Агапов Е.П., 2001.

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. Социальная помощь в дореволюционной России............ 3

2. Советская система социальной защиты........................... 17

3. Становление социальной работы в России..................... 27

СОЦИАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ В РОССИИ

Е. П. Агапов

СОЦИАЛЬНАЯ ПОМОЩЬ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ

Развитие социальной помощи в дореволюционной России шло примерно тем же путём, что и в странах Запада. Этот путь предполагал наличие различных субъектов социальной помощи, деятельность которых координиро­валась государством, озабоченным сохранением стабильности в обществе. В странах Запада он привёл к возникновению профессиональной помощи нуж­дающимся, а в России был прерван Октябрьской революцией, установившей гегемонию государства в социальной сфере. Если конец дореволюционной Рос­сии ассоциируется у нас с 1917 г., то её начало – с временами древних славян, которым были известны простейшие формы социальной помощи.

Социальная помощь у древних славян. Согласно «Повести временных лет», составленной в 12 в. киевским монахом Нестором, славяне прежде жили на Дунае, а затем расселились по разным местам. Те из них, кто поселились на берегах Днепра и его притоков, стали называться восточными славянами. Од­ним из древнейших восточнославянских племён, обитавших на этих берегах с 6 в., были поляне, которые сыграли главную роль в образовании древнерусского государства. Известное под названием Киевской Руси, это государство возник­ло в 9 в. и просуществовало три столетия, пока не распалось на отдельные кня­жества. С его крещением идея милосердия, составлявшая основу христианской благотворительности, не только вошла в сознание русского народа, но и пус­тила в нём глубокие корни. Приверженность ей русского народа обусловлена как особенностями его формирования, начавшегося во времена Киевской Руси, так и обычая-

ми древних славян, которые всегда оказывали друг другу различ­ную помощь.

Одно из первых описаний жизни древних славян дал византийский исто­рик Прокопий Кесарийский, деятельность которого протекала в середине 6 в. Характеризуя в своём произведении «Война с готами» форму общественного устройства современных ему славянских племён, он отмечал, что они «не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве [демокра­тии], и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим»[1]. Что касается быта древних славян, то Прокопий Кесарийский отмечал его ис­ключительную простоту. «Живут они в жалких хижинах, - писал он, - на боль­шом расстоянии друг от друга, и все они часто меняют места жительства»[2]. Не­прихотливость древних славян отмечал также византийский император Маври­кий Стратег, но прежде всего он подчёркивал их свободолюбие. По его словам, сказанным в 6 в., славянские племена «никоим образом нельзя склонить к раб­ству или подчинению в своей стране»[3]. Ценя превыше всего свободу, древние славяне проявляли милосердие по отношению к тем, кто оказались у них в пле­ну. В отличие от представителей других племён, они не превращали своих пленников в вечных рабов, а по истечении определённого времени предлагали им вернуться домой или остаться у них на положении свободных соплеменни­ков.

В 6 в., когда славяне появились в Поднепровье, они жили родами, кото­рые объединялись в племена. Пока они не перешли к общинному образу жизни, род служил для них источником помощи в случае болезни, нужды и других бедствий. Он «был спаян взаимной обязанностью сородичей в материальной помощи, защите и отмщении обид, обязанностью, обусловленной коллектив­ным характером производства и созданием родственных связей между ними»[4]. Исторические сви-

детельства указывают на то, что у восточных славян получил распространение обычай кровной мести, который предусматривал адекватный ответ рода на ущерб, нанесённый кому-либо из его представителей. Этому обычаю следовала княгиня Ольга, когда она мстила древлянам за своего мужа Игоря, убитого ими в 945 г. Возможность кровной мести предусматривалась ещё «Правдой Роськой» (или «Древнейшей Правдой»), в первой статье которой говорилось о том, что «если убьёт свобод­ный человек свободного, то [за него имеют право] мстить брат за брата, или сын за отца, или отец за сына, или сыновья брата и сестры [племянники]»[5]. В «Русской Правде», составленной после победы в 1016 г. Ярослава Мудрого над его братом Святополком Окаянным, она уже не предусматривалась.

Ослабление родовых связей, происходившее на фоне имущественного расслоения и борьбы за власть, вызвало к жизни обычай потлача (или даре­ния), который был известен многим племенам, включая древних славян. Раз­витие производительных сил приводило к тому, что у некоторых людей обра­зовывались излишки продуктов, становившиеся их личным достоянием. В связи с неразвитостью торговли и господством коллективистской морали эти излишки использовались их владельцами не для получения личной прибыли, а для организации праздников, которые сопровождались пирами и раздачей подарков приглашённым. Такие праздники, устраивавшиеся по поводу раз­личных событий (например, рождения ребёнка), способствовали упрочению позиций их организаторов не только внутри своего рода, но и племени в це­лом.

С распадением родовых связей древние славяне стали объединяться в общины, представлявшие собой не кровные, а территориальные объединения людей, которые жили по соседству. Эти объединения, называвшиеся в одних славянских племенах задругами, а в других вервями, создавались ими для осу­ществления общих дел, к числу которых относилась помощь нуждающимся. Несмотря на то, что община несла от-

ветственность за помощь своим членам, она не всегда могла предохранить их от разорении, которыми оборачивались для них неурожаи и стихийные бедствия. Разорившиеся общинники были вы­нуждены обращаться за помощью к богатым землевладельцам, имевшим вот­чины: попадая к ним во временную зависимость, они становились их закупа­ми, а в постоянную – холопами, которые по существу не отличались от рабов. Если кто-нибудь из них предпочитал кабале охоту в лесу, то он «отрезал себе путь к возвращению к прежней жизни земледельца»[6]. «Правда Роськая» уже предусматривала возможность покупки холопа (или челядина), который по своему положению приравнивался к скоту.

Во времена древних славян, когда труд носил коллективистский харак­тер, уходит своими корнями обычай общественной помощи, которую русские стали называть помочью, украинцы – толокой, а белорусы – талакой. По харак­теристике В. Я.Проппа, она представляла собой «приглашение соседей на спешную работу, причём работающим не предлагали плату, а обильно угощали по окончании работы»[7]. Спешной могла быть работа в сельском хозяйстве (на­пример, уборка урожая или покос), а также строительство жилища. Если за по­мощью к соседям обращалась вдова, то она могла не беспокоиться об угоще­нии. Согласно М. Забылину, ссылавшемуся на знаменитого путешественника и натуралиста И. Лепёхина, «вдов и сирот мир снабжал всем, что нужно было для такого пиршества, и даже давал сено, дрова и лучины»[8]. Обычай общественной помощи дополнялся у древних славян различными обрядами, один из которых – дожинки – заслуживает специального упоминания. Этот обряд заключался в том, что «по окончании полевых работ, на которые приглашаются окрестные жители работать безвозмездно, они от­правляются в дом к хозяину и подносят ему и жене его венки, сплетённые из колосьев, и после угощения

поют и пляшут до глубокой ночи»[9]. Мы видим, что помощь нуждающимся составляла важную часть жизни древних славян. Тради­ции такой помощи получили развитие в древнерусском государстве, которое сделало своей религией христианство, призывавшее людей к любви и милосер­дию.

Эпоха нищелюбия. Первые сто лет существования древнерусского госу­дарства, возникшего в результате объединения восточнославянских племён, не внесли существенных изменений в сложившуюся систему помощи нуждаю­щимся. Древнерусская народность, от которой впоследствии произошли рус­ские, украинцы и белорусы, следовала традициям благотворительности, сфор­мировавшимся у восточных славян. Эти традиции существовали в виде обыча­ев и обрядов, связанных прежде всего с производственной деятельностью лю­дей. Поворотным пунктом в развитии благотворительности на Руси стало её крещение, в результате которого статус государственной религии приобрело христианство. Действительно, оно интенсифицировало развитие благотвори­тельности, получившей теоретическое обоснование в виде христианского уче­ния о любви и милосердии. Это учение, обращенное ко всем людям, открывало гораздо более широкие возможности для осуществления помощи нуждающим­ся, чем представления о моральных обязательствах человека по отношению к членам своего рода или территориальной общности. В то же время оно поро­дило явление нищелюбия, которое определяло развитие благотворительности в России до конца 17 в.

Хотя о христианстве было известно на Руси уже во времена княгини Оль­ги, которая ездила креститься в Константинополь, его распространение среди народа, привыкшего поклоняться языческим богам, началось только при её внуке. Этим внуком был Владимир Святославич, который вначале княжил в Новгороде, а с 980 г. – в Киеве, представлявшем собой политический центр древнерусского государства. Первая половина его жизни прошла в непрерывных воинах как с соседними княжествами, так и с иностранными государст­вами, а в борьбе за великокняжеский престол

он не остановился даже перед убийством собственного брата. Тем не менее в народных сказаниях Владимир именовался Красным Солнышком, а Русская православная церковь причислила его в 13 в. к лику святых. Очевидно, что его добрые дела, связанные с введе­нием христианства на Руси, оставили в истории более заметный след, чем то зло, которое он сотворил.

По свидетельству летописцев, крещение Руси началось в 988 г., когда ки­евская дружина вернулась из похода в Крым, завершившегося взятием Херсонеса. Возглавив этот поход, князь Владимир дал слово принять христианство в случае его успешного завершения. По возвращении в Киев он повелел строить церкви и ставить их в тех местах, где прежде стояли кумиры. Несмотря на со­противление народа, принимавшее форму не только двоеверия, но и восстаний, христианское учение постепенно входило в его сознание. Оно составило осно­ву практической деятельности Владимира, оказавшегося «истинным отцом бед­ных, которые всегда могли приходить на двор княжеский, утолять там свой го­лод и брать из казны деньги. Сего мало: больные, говорил Владимир, не в си­лах дойти до палат моих – и велел развозить по улицам хлебы, мясо, рыбу, овощи, мёд и квас в бочках. «Где нищие, недужные?» - спрашивали люди кня­жеские и наделяли их всем потребным»[10]. В своём милосердии, вытекавшем из христианского учения, Владимир дошёл до того, что отменил смертную казнь, которая существовала при Игоре и Святославе. Только под давлением своего окружения, обеспокоенного ростом преступности, он вновь стал казнить убийц, а не взимать с них денежный штраф.

Церковный устав, составленный князем Владимиром, возлагал заботу о нуждающихся на высшее духовенство, к которому относились митрополит и другие епископы. Отразив в своём содержании основные положения «Номоканона», включавшего в себя нормы христианской морали и указы византийских императоров, он положил начало церковной благотворительности в России. С конца 10 в. помощь нуждаю-

щимся стала рассматриваться также как обязан­ность русских князей, в исполнении которой особенно преуспели Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. Что касается простого народа, то в его жизнь всё прочнее входила милостыня, освящавшаяся именем Христа.

Наиболее известным из восьми сыновей Владимира оказался Ярослав, прозванный Мудрым. При нём была составлена «Русская Правда», в которой определялось положение различных социальных групп, а также обязательст­венное и наследственное право. Соединяя в себе христианское милосердие с любовью к знаниям, Ярослав Мудрый учредил в Новгороде сиротское учили­ще, в котором на его средства содержались и обучались 300 юношей из семей священнослужителей. Не менее милосердным был и его внук Владимир Моно­мах, время княжения которого в Киеве пришлось на начало 12 в. Летописцы отмечали его снисходительность к человеческим слабостям, щедрость и незлобивость. В полном соответствий с духом христианского учения Влади­мир Мономах делал добро своим врагам, отпуская их из плена с щедрыми по­дарками. В «Поучении», написанном им для своих сыновей, он призывал их за­ботиться о бедных, вдовах и сиротах. «Всего же более, - писал Владимир Мо­номах, - убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и пода­вайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить чело­века»[11].

Традиции благотворительности, заложенные киевскими князьями, унас­ледовали их московские преемники, с деятельностью которых было связано становление государственности в России. Поддержанные также простым наро­дом, они оставались неизменными до конца 17 в., когда государство впервые заняло чёткую позицию по отношению к нуждающимся. В течение семи столе­тий единственной помощью нуждающимся в России была благотворитель­ность, основу которой составляло христианское учение о любви и милосердии. Это учение рассматривало такую помощь как средство спасения души чело­века, погрязшего в грехах. Акценти-

рование внимания на его значении не для получающего помощь, а для оказывающего её привело к явлению нищелюбия, которое стало характерной чертой благотворительности в России. По словам В. 0. Ключевского, «благотворительность считалась нужной не столько для благотворимых, сколько для благотворящих – для их нравственного здоровья, для поднятия уровня их нравственного совершенствования и как средство для обеспечения хорошего будущего в загробной жизни»[12]. Возводя нищенство в культ, она имела своим результатом увеличение числа нуждающихся, для мно­гих из которых попрошайничество стало своего рода профессией, передавав­шейся от одного поколения к другому. К середине 16 в., когда на русском пре­столе находился Иван Грозный, для многих представителей как светской, так и духовной власти стало очевидным негативное влияние роста нищенства на об­щественную стабильность, сохранение которой связывалось ими с вмешатель­ством государства в дело помощи нуждающимся.

В 1551 г. в Москве с участием Ивана Грозного и членов Боярской думы состоялось собрание высшего духовенства Русской православной церкви, полу­чившее название Стоглавого собора. Указав на общественную опасность роста нищенства, оно высказалось за то, чтобы государство создавало богадельни, в которые помещались бы все нуждающиеся. Идея государственного призрения, сформулированная Стоглавым собором, не была, однако, реализована в полной мере ни Иваном Грозным, ни кем бы то ни было из его преемников до Екате­рины II, хотя многие из них внесли большой вклад в развитие частной благо­творительности. Сам Иван Грозный, вошедший в историю как один из самых жестоких правителей, посещал больницы и богадельни, а также жертвовал деньги на благотворительные цели.

Царь Фёдор, последний представитель династии Рюриковичей, по части благотворительности превзошёл своего отца Ивана Грозного. Человек исклю­чительной набожности, он, по свидетельству современников, был для всех ну­ждаю-

щихся «яко отец чадолюбив». Благотворительность Бориса Годунова, вступившего на престол после смерти царя Фёдора, была направлена на по­мощь людям во время бедствий, которые обрушились на страну в 1601 г. в свя­зи с неслыханным неурожаем. Борис Годунов не жалел средств на помощь ну­ждающимся: раздавал огромные деньги бедным (иногда до 30 тысяч рублей в день), продавал скупленный им хлеб по низкой цене или вообще отдавал его бесплатно, прежде всего вдовам и сиротам, а людей, умерших от голода или холеры, эпидемия которой вспыхнула в Москве, хоронил за свой счёт. Так про­должалось до 1604 г., когда в стране был собран большой урожай. Меры по борьбе с голодом предпринимались также Василием Шуйский, который не только сбивал цену на хлеб в интересах бедных, но и призывал богатых про­никнуться чувством любви к ближнему. Явная расположенность к милосердию Михаила Фёдоровича, первого русского царя из династии Романовых, прояв­лялась в помощи бедным и содержании большого числа нищих. Алексей Ми­хайлович, отец будущего императора Петра I, также был известен своей благо­творительностью. Он ходил по домам простых людей, желая лучше узнать их нужды, а перед Пасхой посещал тюрьмы, освобождая при этом тех, кто совер­шили незначительные преступления. Подобно своему отцу, Алексей Михайло­вич содержал в кремлёвских палатах нищих, число которых в 1670 г. достигло двадцати. Пётр I, напротив, запрещал частную благотворительность, которая, по его мнению, способствовала развитию нищенства.

Начало государственного призрения. Конец эпохи нищелюбия пришёлся на время царствования Петра I, хотя изменение отношения государства к нуж­дающимся произошло уже при его старшем брате Фёдоре Алексеевиче, всту­пившем на престол в 1676 г. Это изменение заключалось в том, что государство заявляло о необходимости дифференцированного подхода к нуждающимся, при котором помощь оказывалась бы только тем, кто действительно в ней нуж­дались, а не притворялись нищими. С именем Фёдора Алексеевича, царствов-

ав­шего всего шесть лет, связаны два события, которые определили последующее развитие призрения в России. Первым из них был Церковный собор, созванный в 1681 г. для обсуждения важных государственных вопросов, включая пробле­му нищенства. На предложения Фёдора Алексеевича, в которых содержалась идея дифференцированного подхода к нуждающимся, он ответил согласием. Детальной разработке этой идеи был посвящен указ, относящийся к 1682 г. Прежде всего в нём утверждалось, что к нищим нельзя относиться только как к людям, которые молятся за своих благотворителей, поскольку многие из них являются не более чем притворщиками. Поэтому указ 1682 г. предусматривал выделение из общей массы нищих с одной стороны дряблых, больных и во­обще нетрудоспособных, а с другой – тех, кто могут работать. При этом неиз­лечимых больных он повелевал помещать в богадельни, а излечимых – в госпи­тали. Забота о нищих, которые не помещались бы в госпиталях или богадель­нях, возлагалась в указе Фёдора Алексеевича на монастыри. Не были забыты в этом указе и малолетние нищие: для них предусматривалось создание специ­альных заведений, в которых они выучивались бы грамоте и ремёслам, а также практическим наукам, необходимым в государственном управлении. Что каса­ется здоровых нищих, то указ 1682 г. санкционировал применение к ним ре­прессивных мер, казавшихся прежде просто немыслимыми. Эти меры, выра­ботка которых означала завершение эпохи нищелюбия в России, предусматри­вала создание – по примеру Англии и других европейских стран – работных домов, предназначенных для тех, кто честному труду предпочитали попрошайни­чество.

Уже в годы совместного правления Петра и Ивана, которое продолжа­лось в течение четырнадцати лет, были изданы два указа, направленные против нищенства. Первый из них, относящийся к 1691 г., предписывал отправлять притворных нищих в те места, откуда они пришли, а при повторном появлении в Москве – бить кнутом и ссылать в Сибирь. Через три года появился указ, на­правленный против нищенствующих монахов, попов и дьяконов, которых по­велевалось направлять в Патриарший приказ. Первые годы своего единолично­го правления Пётр I посвятил поиску путей рефор-

мирования России, которая во многих отношениях уступала странам Европы. С 1700 г. все его мысли занимала Северная война, продолжавшаяся более двадцати лет: её успешное за­вершение давало России выход к Балтийскому морю, который позволял ей раз­вивать международные связи. Что касается государственной помощи нуждаю­щийся, то её система при Петре I ещё не сложилась, хотя и начала создаваться. Важный шаг на пути к созданию этой системы был сделан в 1712 г., когда Пётр I своим указом запретил не только просить милостыню, но и подавать её. Одно­временно повелевалось открывать во всех губерниях богадельни, в которые по­мещались бы больные и старики, не имевшие крыши над головой. Согласно указу Петра I, здоровые нищие мужского пола направлялись в смирительные дома, а женского – в прядильные, где они принуждались к труду. На монастыри этим указом возлагалась ответственность за содержание бывших солдат, а так­же сирот, которые после семи лет должны были отдаваться в обучение. В воз­можности использовать церковь для призрения сирот Пётр I убедился ещё в 1706 г., когда по инициативе митрополита Иова при новгородском монастыре был открыт детский приют. Через восемь лет он издал указ, положивший на­чало созданию системы тайного приноса, которая позволяла сдавать детей («за­зорных младенцев») в приюты абсолютно анонимно. Незадолго до своей смерти Пётр I задумал произвести перепись всех нуждающихся, но никаких сведе­ний о её результатах не сохранилось. Скоропостижная смерть, а также более важные государственные дела не позволили ему завершить реформирование социальной сферы. Что касается преемников Петра I, которые сменяли друг друга на российском престоле в течение тридцати семи лет после его смерти в 1725 г., то они акцентировали внимание не столько на помощи нуждающимся, сколько на борьбе с мнимыми нищими.

Система государственного призрения сложилась в России при Екатерине II, издавшей в 1763 г. указ об открытии Московского воспитательного дома, в который принимались дети-сироты в возрасте до трёх лет. Кроме Москвы, вос­питательные дома были открыты в Петербурге (1770) и ряде других российс­ких городов. Понимая неразрывную связь детских и

женских проблем, Екате­рина II издала в 1764 г. указ об основании Воспитательного общества благо­родных девиц, известного больше как Смольный институт. Через год при этом институте было открыто училище, в которое принимались девушки мещанско­го происхождения. Вступив на российский престол после смерти в 1796 г. Ека­терины II, её сын Павел I поставил во главе Воспитательного общества благо­родных девиц свою жену принцессу Вюртембергскую, известную как императ­рица Мария Фёдоровна. Через год Мария Фёдоровна встала также во главе им­ператорских воспитательных домов и коммерческого училища для мальчиков, основанного в Москве на средства А. Демидова. Этим было положено начало ведомству, названному впоследствии её именем.

Ещё в 1776 г. во всех губерниях России были созданы приказы общест­венного призрения, которые занимались вопросами помощи нуждающимся. Этими вопросами занималось также Ведомство учреждений императрицы Ма­рии, имевшее в своём ведении различные благотворительные заведения. В свя­зи с реформой местного самоуправления, начатой в России в 60-х годах 19 в., функции приказов общественного призрения перешли к земствам. Вообще к концу прошлого столетия в России был накоплен большой опыт в деле помощи нуждающимся, который, однако, оказался невостребованным вплоть до наших дней.

Развитие благотворительности. Негативное отношение Петра I к мило­стыни, получившее отражение в его указе 1712 г., привело к значительному со­кращению частной благотворительности. В загоне была эта благотворитель­ность и при преемниках Петра I, которые в решении проблемы нищенства по­лагались исключительно на репрессии. Только при Екатерине II, разделявшей со своим соратником И. И. Бецким приверженность просветительским идеям, она стала возрождаться. О христианских основаниях благотворительности го­ворила Мария Фёдоровна, которая до своей смерти в 1828 г. стояла во главе ве­домства, занимавшегося, прежде всего женскими проблемами. Прилагая боль­шие усилия к улучшению деятельности существующих благотворительных уч­реждений, она заботилась также об открытии новых. Так, в 1802 г. на средства Марии Фёдоровны был учреждён воспитательный

дом в Гатчине. Через год в Москве и Петербурге были открыты два вдовьих дома, представлявших собой богадельни, в которые принимались вдовы военных и гражданских чиновни­ков. Чувствуя приближение смерти, Мария Фёдоровна завещала нам объеди­нять усилия «к сохранению детей, к возбуждению, по мере возможности, чувств материнских, к поданию помощи вдове и сироте, облегчению стражду­щей нищеты; тогда только мы будем оказывать истинную любовь к ближнему, по великому примеру, данному нам Спасителем»[13].

К церковной и частной благотворительности, существовавшей в России с древнейших времён, в 19 в. добавилась общественная. Соответственно своему названию она представляла собой благотворительную деятельность обществен­ных организаций, многие из которых находились под покровительством членов царской фамилии. Начало такой деятельности было положено в 1802 г., когда при содействии императрицы Елизаветы Алексеевны, жены Александра I, в России возникло Императорское человеколюбивое общество, помогавшее вы­бираться из нищеты тем, кто могли прокормить себя сами. В ведении этого об­щества находились богадельни, дома с бесплатными или дешёвыми кварти­рами, ночлежные приюты, народные столовые, швейные мастерские, амбулато­рии и больницы. К концу 19 в. Императорское человеколюбивое общество имело благотворительные заведения в двадцати семи городах России, распро­страняя свою помощь на 360 тысяч нуждающихся. Елизавета Алексеевна, стоя­ла у истоков ещё одной благотворительной организации – Женского патриоти­ческого общества, созданного после войны 1812 г., когда многие люди, ли­шившись крова в результате пожара в Москве, находились в крайне бедст­венном положении. Финансовую основу этого общества, просуществовавшего более ста лет, составляли частные пожертвования, которые позволили за один лишь год израсходовать на помощь пострадавшим от войны около 300 тысяч рублей. При содействии двух других российских императриц – Марии Александорны, жены Александра II, и Марии Фёдоровны, жены Александра III,

- были созданы соответственно Попечительство о слепых и Попечительство о глухо­немых. В 1895 г. под покровительством императрицы Александры Фёдоровны, жены Николая II, было учреждено Попечительство о домах трудолюбия и ра­ботных домах, имевшее своей целью предоставление трудовой помощи, под которой подразумевалось содействие в поисках заработка. Имея к концу 19 в. в различных городах России 175 благотворительных заведений, оно издавало также журнал под названием «Трудовая помощь».

Выдающийся вклад в развитие частной благотворительности в России внесли представители купеческих родов, прежде всего Бахрушины, Морозовы, Солодовниковы и Боевы. Средства, выделявшиеся ими на благотворительные цели, шли на строительство богаделен, больниц и даровых столовых. Так, клиника, построенная Морозовыми в Москве на Девичьем поле, представляла со­бой целый город. Своеобразной была благотворительная деятельность Ю. И. Базановой, которая, будучи представительницей рода золотопромышленников, заботилась о студенческой бедноте. Одной из наиболее ярких фигур в сфере ча­стной благотворительности был П. Г. Ольденбургский, имевший титул принца. Сорок два года своей жизни отдал он благотворительной деятельности, истра­тив на неё из личных сбережений более миллиона рублей. В Петербурге П. Г. Ольденбургский основал училище правоведения, а также первый ночной при­ют для детей. В 1889 г. на Литейном проспекте ему поставили памятник с над­писью «Просвещённому благотворителю», которым, однако, был снесён после Октябрьской революции, приведшей к власти большевиков.