Бабурова – немытая панкушка.
Видел на суде несколько раз журналистку Анастасию Бабурову, которую в итоге все-таки шлепнули. Я не мог понять сперва, кто она такая. Думал, может быть, девчонка правая приходит поддержать? Единственное, она была какая-то грязная, голова не мытая, штаны не простиранные, тяжелые ботинки - грязные. Видно, что она, скорее панкушка какая-то, или совсем опустившаяся скингёл. Сидит, пишет, но понять не могу. По виду, вроде, типичная деревенская неформалка... Один раз ее видел, второй. Потом просто сопоставил, что когда она появлялась на суде, в «Новой газете» выходили заметки ее. Наверное, она журналюга и есть. Думаю, журналист против нацизма пишет, но пишет более-менее объективно. Ладно, пусть ходят, все мне на руку. Друзья мои тоже не могли выяснить, кто из антифашистов присутствует на суде, ведет оттуда репортажи. Там много было прессы всякой.
И два товарища как-то сели по бокам от нее и, как бы не замечая ее, начали разговаривать друг с другом:
— А ты слышал, Федяя убили?
— Да, но Федяй гомосексуалист был.
— Ну, конечно, да. Такой активный гомосексуалист был, что нацисты решили его зарезать. Вел слишком активную гей-агитацию.
— Конечно, у нас страна традиционных верований, взглядов, а здесь такое!
— Да, невозможно!
— Он был тако-ой пидорас! Ой! Теперь, наверное, в раю для геев покоится!
— Да, конечно, сидит там с Иисусом, чай пьет!
Смеялись-смеялись. Она даже где-то написала, что фашисты ее вычислили и всячески зверски над ней издевались. На самом деле они просто шутили, не зная точно она - не она. Если правая, то поймет, что это шутка, если левая, то пусть испугается, - хуже никому не будет.
Девки в автозаках.
Очень интересно было слышать, как зэки общаются с девками-зэчками. Сажают, естественно, в разные боксы, в разные отсеки автозака. Начинается:
— Девчонки, вы как?
— Мы, нормально. А вы как?
— Да, мы тоже ничего. Есть кто с такого централа.
— Да, есть.
— А вот эту знаешь?
— Да, знаю, у меня в хате сидит.
— Привет ей передавай.
— От кого?
— От такого - такого. А тебя как зовут?
— Меня Юля. А тебя?
— Рома. А давай цифры, есть цифры?
— Есть.
— Давай я тебе позвоню, познакомимся. Я секса хочу.
— Я тоже секса хочу, но не пустят.
— Ну, может в боксах словимся.
И эти переклички, с одной стороны весело, с другой стороны понимаешь, что никто из них никогда ни с кем не словится. Но люди развлекаются. Менты на это смотрят так, сквозь пальцы. Зэчкам, бывает, шоколадки передают через ментов даже, конфетки, сигареты, - кто чего везет:
— Командир, передай туда. Не обломает, братуха, от души.
Менты передают сигареты, шоколадки. Грева на крытую.
Как-то от нечего делать тоже решил с ними пообщаться, но все мое общение уперлось в то, что у меня нет цифр, потому что зэчка пообещала, что созвонимся, ммs-ку, где она голая пришлет:
— Давай, цифры диктуй.
Я какие-то продиктовал, из головы. К сожалению, настоящих цифр у меня не было. Так что ей пришлось довольствоваться общением в автозаке. Звали ее, вроде, Ира, но это собственно не важно. Красивая была, наркоманка только.
Полузакрытое заседание.
Когда я увидел, что в зале много журналистов сидит из газет, я стал периодически писать статьи.
Писал и передавал своему адвокату, чтобы он передал непосредственно журналистам. Говорил: «Вон той девке отдай... Вон той тетке отдай...» Примерно прикинул, пусть опубликуют в газетке, если им интересно будет. Статьи о том, что судят меня исключительно за то, что я признал свою личную заинтересованность, то есть субъективную сторону преступления, умысел в разжигании вражды против таджикских наркоторговцев.
Журналисты-свидетели этого не признали, сказали, что им все по фигу, что они чисто выполняли свою работу. То есть в нашей стране безучастность и безответственность являются смягчающими обстоятельствами, даже обстоятельствами, которые освобождают от ответственности.
Но адвокат им ничего не передал в итоге. И вот почему.
Надо сказать, что на суде не было видеосъемки, и фотокорреспондентов тоже не было, потому что прокурор пообещал запросить условный срок моему подельнику, если тот согласиться с заявлением прокурора, что бы судебное заседание было закрытым. Подельник согласился:
— Макс, сейчас будет заявление. Давай сделаем закрытое заседание.
— Зачем закрытое заседание? Пусть народ смотрит, как узника совести судят за правду.
— Блин, правда правдой, но Артему общий режим дадут. На хрен надо? У него два ребенка.
— Ну-да, согласен.
Два ребенка — это весомый аргумент. Все.
— Прошу закрыть процесс, прошу удалить журналистов из зала суда, - выступает с ходатайством прокурор.
— Поддерживаю, — гласит подельник.
— Поддерживаю, — адвокат.
— Я не возражаю, мне все равно, — киваю я.
Но судья, молодец, говорит:
— Я считаю, что видеосъемку можно убрать, но газетные журналисты, пишущие пусть остаются. Все кто хочет здесь присутствовать, те будут. Потому что дело публичного обвинения, делать закрытый процесс - вообще перебор.
Поэтому видеосъемка не велась. И шума старались не допускать.