Собаки-спасатели спасают не всегда

В беседах о бедствиях всегда присутствует оттенок страха и суеверия. Disaster, происходящее от латинских слов dis(отсутствие) и astrum(звезды), можно перевести как «под плохой звездой». После урагана Катрина в 2005 г. мэр Нового Орлеана Рэй Нагин явно был «зол на Америку» за вторжение в Ирак, а также на темнокожих людей за их нежелание «позаботиться о себе». Какими бы поспешными ни казались эти сюжетные линии, импульс Нагина, то есть попытку внести смысл в хаос, вполне можно было понять. Повествование — начало выздоровления.

Но в повествовании могут отсутствовать важные второстепен­ные сюжетные линии. В книгах и официальных отчетах вину за трагедию, вызванную ураганом Катрина, вполне закономерно возлагают на политиков, нищету и низкое качество инженерных сооружений. Но должен был возникнуть и другой разговор — не о вине, а о понимании. Что делали обычные люди до, во время и после шторма? Почему? Что они могли бы сделать лучше?

Сегодня мы склонны думать о катастрофах как о проявлении сшей силы и последствиях действий правительств. Обычные люди фигурируют в этом уравнении только в качестве жертв, и это очень плохо. Ведь именно обычные люди каждый раз оказываются главными действующими лицами любой катастрофы.

В 1992 г. по Гвадалахару, второму по величине городу Мексики, прокатилась серия вызванных утечкой газа взрывов в канализации. Буйство стихии пришло из-под земли, разрушая квартал за кварталом. Начиная с 10 часов утра не менее девяти отдельных взрывов вскрыли зазубренную траншею длиной больше мили. Погибло около 300 человек, 5 тысяч домов были снесены до основания. На ноги была поднята мексиканская армия. Из Калифорнии на помощь бросились спасатели. По приказу на место катастро­фы были доставлены поисковые собаки.

Но сначала, до того, как пришли все эти профессионалы, на месте бедствия друг друга спасали обычные люди. Эти обычные люди делали невероятные вещи. Они вытаскивали выживших из-под развалин при помощи автомобильных домкратов. Они ис­пользовали садовые шланги, чтобы закачивать воздух под завалы, где оказались запертыми их соседи. В действительности, как почти во всех других катастрофах, абсолютное большинство выжив­ших были спасены обычными людьми. Спустя первые два часа мало кого удается достать из-под развалин живым. Собаки-спасате­ли смогли прибыть на место бедствия только через 26 часов после взрывов.

Осознание собственной важности приходит к обычным граж­данам только во время бедствий. Например, знаете ли вы, что в большинстве серьезных инцидентов с самолетами можно выжить? Статистика высказывается по этому поводу совершенно ясно. Из всех пассажиров, вовлеченных в серьезные происшествия между 1983 и 2000 гг., выжили 56 %. («Серьезными», по определению На­ционального комитета по безопасности транспорта, считаются происшествия, влекущие пожар, тяжкие телесные повреждения и значительные повреждения авиационной техники.) Более того, возможность выжить нередко зависит от поведения самого пассажира. Эти факты уже давно и хорошо известны в авиационной индустрии. Но большинство обычных людей, не прошедших через авиакатастрофу, не имеет о них никакого представления.

С 11 сентября 2001 г. американское правительство во имя национальной безопасности переслало штатам и городам больше 23 млрд долларов. Почти ни цента из этих денег не было потраче­но на разумное привлечение обычных людей, таких, как вы или я, к борьбе за общее дело. Почему мы не рассказываем людям, что надо делать, когда в национальном масштабе объявлен «оранже­вый» код опасности террористических атак, вместо того чтобы просто приказывать им пребывать в страхе? Почему у каждого пожарного в городке Каспер, штат Вайоминг (население 50 632), есть защитный костюм НА2МАТ стоимостью в 1800 долларов, а у любого из нас нет статистически взвешенного рейтинга реальных опасностей, с которыми нам приходится сталкиваться, а также разумного, творческого плана борьбы с ними?

Мы по всей стране нарядили своих профессиональных спасате­лей в новые доспехи, возлагая на этих смелых мужчин и женщин очень большие ожидания. Но только когда все идет не так, мы начи­наем осознавать, что все зависит только от нас. И чем крупнее ката­строфа, тем дольше нам придется отвечать за себя самим. Никакой пожарный департамент не способен присутствовать одновременно везде, независимо от того, насколько хорошо он оснащен.

В террористических атаках на лондонские автобусы и поезда метро, которые произошли 7 июля 2005 г., погибли 52 человека. Обширную городскую сеть камер наблюдения превозносили до небес, потому что она оказалась весьма полезной во время после­дующего расследования. Гораздо меньше известно о том, на­сколько бесполезной оказалась данная технология для обычных пассажиров этих поездов. Официальный отчет о реакции на это происшествие вскрыл один «всеобъемлющий и фундаментальный урок»: планы экстренных действий были разработаны для удовле­творения потребностей чиновников, работающих с экстренными ситуациями, а не обычных людей. В тот день у пассажиров не бы­ло никакой возможности сообщить о взрывах машинистам. Кроме того, людям было трудно выбраться из поездов, так как конструк­ция дверей не позволяла им открыть их самостоятельно. Наконец, пассажиры не могли найти аптечки, чтобы помочь раненым. Выяс­нилось, что медицинские комплекты хранились в кабинетах на­чальников станций, а не в поездах.

Удача — дело ненадежное

Вот главная головоломка, о которой мы будем говорить на стра­ницах этой книги: сегодня мы беззастенчиво флиртуем с риском, строя высотные города в долинах, по которым гуляют ураганы, и возводя кварталы на линиях тектонических разломов. Во многом именно из-за того, где мы живем, катастрофы стали случаться го­раздо чаще, а также возрос наносимый ими материальный ущерб. Однако, создавая все более внушительные здания и самолеты, мы все меньше и меньше делаем для того, чтобы дать человеку более высокие шансы на выживание.

Как же мы дошли до такой жизни? Чем больше я узнавала, тем сильнее задумывалась о том, сколько элементов нашего поведе­ния, направленного на выживание (или ошибок в этом поведении), можно объяснить эволюцией. В конце концов, эволюция научила нас спасаться от хищников, а не выбираться из зданий, уходящих на четверть мили в небо. Может быть, технологии просто обогна­ли развитие нашего механизма выживания?

Существует два типа эволюции, генетическая и культурная. Обе они формируют наше поведение, и культурная стала двигаться го­раздо быстрее. Теперь у нас есть много способов создания «ин­стинктов »: мы можем учиться действовать лучше или хуже. Мы мо­жем передавать потомкам традиционные способы борьбы с совре­менными рисками так же, как передаем им языковые навыки.

Но тогда встает вопрос: почему же мы не старались более каче­ственно насаждать навыки выживания через свою культуру? Гло­бализация — одно из тех слов, которое повторяется так часто, что теряет свой смысл. Отчасти это происходит потому, что оно охва­тывает слишком много всего, включая противоположные друг другу идеи. За последние два столетия мы стали гораздо меньше привязаны к своим семьям и сообществам. В то же самое время повысилась наша зависимость друг от друга и от технологий. Зву­чит парадоксально, но мы оказались изолированными в своей взаимозависимости.

Более 80 % американцев сегодня живут в городах или пригоро­дах и полагаются на обширную сеть государственных и частных юридических лиц в деле снабжения пищей, водой, электричеством, транспортными и медицинскими услугами. Мы почти ничего не производим сами для себя. Поэтому вероятность того, что ка­тастрофа, постигшая одну группу людей, повлияет и на других, чрезвычайно велика. Но вместе с усилением взаимозависимости растет и наша оторванность от традиций местных сообществ. Это отрыв от нашей эволюционной истории. Наши эволюционные предки провели несколько миллионов лет, живя в маленьких группах своих родственников. Мы эволюционировали из поколе­ния в поколение, передавая потомкам свои гены и свою мудрость. Но сегодня мы пренебрегаем теми типами социальных связей, ко­торые обычно защищали нас от угроз. Мы подменили их новыми технологиями, работающими лишь время от времени.

В мае 1960 г. у побережья Чили произошло самое сильное земле­трясение за историю научных наблюдений, в результате которого погибли 1000 человек. К счастью, на Гавайях сработали системы ав­томатического оповещения, и предупреждающие о цунами сирены включились за десять часов до того, как на остров обрушились вол­ны. Технология сработала именно так, как планировалось. Но поз­же выяснилось, что большинство из услышавших сирены людей не стали эвакуироваться. Они просто не знали, что означает весь этот шум. Некоторые думали, что сигнал велит им дожидаться дополни­тельной информации. Технология была на месте, но традиции от­сутствовали. В тот день на Гавайях погиб 61 человек.

Очень трудно выявить общую причину, по которой мы ведем себя определенным образом в обстановке крайнего давления. По­следующие главы позволят протестировать несколько гипотез на примерах реальных катастроф. Я сопротивлялась соблазну пре­вратить книгу в одно большое, последовательное повествование. Чем больше выживших в бедствиях я встречала, тем чаще убежда­лась в том, что решения наших проблем не обязательно должны быть сложными. Они могут быть скорее социальными, чем техно­логическими, а некоторые из них — даже старомодными. Но, только изучив, как работает наш мозг во время катастрофы, мы сможем научиться спасать себя.

Прежде чем двигаться дальше, было бы разумно признать, что большинство западных людей не погибает в катастрофах. Они умирают от болезней, атакующих изнутри, а не от внешних насильственных факторов. Болезнь Альцгеймера убивает больше людей, чем пожары. Далее если ваш уход из жизни окажется осо­бенно драматичным, он, скорее всего, не будет связан с катастро­фой. У вас гораздо больше шансов умереть от пищевого отравле­ния, чем утонуть.

Однако весьма вероятно, что катастрофы затронут вас. В ав­густе 2006 г. журнал Тiте провел опрос тысячи американцев, и около половины респондентов сказали, что лично пережили ка­кую-то катастрофу или попадали в экстренные ситуации. В дейст­вительности, по оценкам, составленным в 2006 г. Институтом изу­чения опасных и потенциально опасных ситуаций Университета Южной Каролины, около 91 % американцев живут в местах, где степень риска землетрясений, вулканической деятельности, тор­надо, лесных пожаров, наводнений, ураганов или терроризма на­ходится на уровне от среднего до высокого.

По традиции слово бедствие (disaster) означает любую внезап­ную катастрофу, влекущую большие человеческие или материаль­ные потери. Вы заметите, что в данной книге я буду отвлекаться на обсуждение несчастий, технически не подходящих под это оп­ределение, например, автомобильных аварий и случаев примене­ния огнестрельного оружия. Но я хочу включить сюда обсужде­ние этих повседневных трагедий по двум причинам. Во-первых, потому, что модели человеческого поведения остаются теми же, независимо от того, находимся мы на круизном морском лайнере или в Хонде. Как ни странно это звучит, мы можем выяснить, ка­ким образом поведем себя во время землетрясения, изучив свое поведение во время ограбления, и наоборот. Автомобильные ава­рии и стрельба, устроенная маньяком, так же как и авиационные катастрофы, — это несчастья, выживать в которых мы не подго­товлены эволюцией.

Другая причина такого нечеткого определения бедствий за­ключается в том, что маленькие трагедии складываются в мегака-тастрофы. В целом в автомобильных катастрофах в Соединенных Штатах каждый год погибает 40 тыс. человек. Любой читатель этой книги знает кого-нибудь, кто умер в автомобильной аварии. Огнестрельное оружие ежегодно убивает еще 30 тыс. американ­цев. Друзья и родные жертвы воспринимают выстрелы как катаcтрофу, но не осознают ее в национальном масштабе. Поэтому я оп­ределяю слово «бедствие» достаточно широко, чтобы включить в него все типы происшествий, убивающих слишком большое коли­чество людей.

Последнее предостережение: можно предсказать бедствия, но не выживание в них. Никто не даст вам гарантированного плана спасения. Если бы жизнь и смерть были бы таким простым делом, эта книга уже давно была бы написана. Но это не означает, что нам следует жить в состоянии сознательного неведения. Как ска­зал Хантер С. Томпсон, «взывай к Богу, но греби подальше от камней».

Нам необходимо познать древнейшую часть нашей индивиду­альности, которая берет на себя управление в кризисные моменты и даже изредка проявляется в повседневной жизни. Она находит­ся в сердцевине нашего существа. «Если инженер хочет изучить то, что создает, он подвергает конструкцию испытанию огромным давлением, — говорит Питер Хэнкок, более 20 лет занимавшийся изучением человеческого поведения для армии Со­единенных Штатов. — То же самое касается и людей. Если вы хо­тите выяснить, каким образом те или иные вещи работают в нор­мальной обстановке, интересно узнать, как мы действуем под дав­лением». Мы можем без особого труда научить свой мозг работать в обстановке стресса быстрее и, возможно, даже эффек­тивнее. Мы можем в гораздо большей степени управлять своей судьбой, чем нам кажется. Но нам необходимо перестать недо­оценивать себя.

Знаний для этого хватает. В лабораториях и на стрельбищах есть люди, которым известно, что делается с нашим телом и соз­нанием под экстремальным давлением. Ученые, изучающие выра­батываемую мозгом реакцию страха, теперь могут видеть, какие его области начинают «светиться» в режиме стресса. Военные ис­следователи проводят сложнейшие эксперименты, пытаясь пред­сказать, кто «развалится» в кризисной ситуации, а кто, наоборот, встанет в полный рост. Полицейских, солдат, автогонщиков и пи­лотов вертолетов учат предугадывать странные модели поведе­ния, с которыми они столкнутся в момент кризиса.

Кроме того, есть еще и выжившие в катастрофах люди, свидетели, доносящие до нас голоса жертв. Они были там, сидели ря­дом с ними, видели то же самое, что и они. Позже они проводят часть своей жизни в раздумьях о том, почему им удалось выжить, когда многие люди не смогли этого сделать. Им, выжившим, про­сто повезло. Удача — штука ненадежная... Но почти все выжив­шие, с кем мне доводилось встречаться, говорили, что есть опре­деленные вещи, о которых им стоило бы знать заранее, и они хо­тели бы донести их до нас.

К сожалению, все эти замечательные люди редко разговаривают друг с другом. Эксперты по авиационной безопасности не ведут бе­сед со специалистами в области неврологии. Инструкторы армей­ских спецподразделений не проводят много времени в общении с жертвами ураганов. У них немного возможностей поделиться всем, что они знают, с обычными людьми, и поэтому их знания оказыва­ются запрятанными в «черном ящике» человеческого опыта.

Данная книга лишь заглядывает в этот «черный ящик». Она рассказывает не о том, как можно восстановиться после катаст­рофы, но о том, что происходит в самый разгар бедствия, еще до прибытия полиции и пожарных, до того, как нагрянут в своих до­ждевиках репортеры, еще до того, как будут подсчитаны потери. Эта книга — о дуге выживания, по которой всем нам надо пройти, чтобы перебраться из опасности в безопасность.

Дуга выживания

Во время бедствий любого типа мы начинаем приблизительно в одной и той же точке, а потом проходим через три фазы. Первую из них мы будем называть фазой отрицания. Если исключить ка­кие-то запредельно страшные случаи, можно сказать, что у нас есть склонность проявлять на удивление творческий и сознатель­ный тип отрицания. Это отрицание может принимать форму про­медления, которое для многих способно стать фатальным, как это произошло с некоторыми людьми во время событий 11 сентября. Но почему же мы так поступаем, если это настолько опасно? Ка­кие еще функции выполняет отрицание?

Длительность промедления в значительной мере зависит от то­го, как мы оцениваем риски. Проводимый нами анализ риска меньше зависит от фактов, чем от сумрачного чувства страха, как мы увидим в главе 2, где будет приведен подробный рассказ о че­ловеке, ожидавшем в Новом Орлеане прихода урагана Катрина.

Пройдя через первичный шок фазы отрицания, мы переходим в стадию осмысления, то есть во вторую фазу дуги выживания. Мы знаем, что что-то не так и происходит нечто ужасное, но не пони­маем, что можно с этим сделать. Каким образом принять реше­ние? Прежде всего нужно понять, что все вокруг далеко от нор­мального состояния. Мы думаем и воспринимаем внешний мир по-другому. Мы превращаемся в супергероев с нарушенной обу­чаемостью. В главе 3 мы проведем исследование анатомии страха на примере дипломата, захваченного в заложники на коктейле. «Бывают времена, когда страх полезен, — говорил Эсхил. — Он должен чутко стоять у руля сердца». Но за каждый дар, который наше тело дает нам во время катастрофы, оно отнимает у нас ка­кой-нибудь другой: иногда способность контролировать мочевой пузырь, в других случаях — зрение.

У всех людей одна и та же базовая реакция страха. Тогда поче­му же некоторым удается выбраться из горящего здания, а дру­гим — нет? В главе 4 мы исследуем жизнеспособность, этот элик­сир выживания. У кого она есть? Имеет ли значение пол человека? А склад личности или расовая принадлежность? Но почти никто не проходит через катастрофы в одиночку. В главе 5 мы погово­рим о «группомыслии», то есть о влиянии толпы на процесс ос­мысления. Качество функционирования нашей группы во многом зависит от того, кто в нее входит. Большое значение имеет то, с кем мы живем и с кем работаем.

И, наконец, мы достигаем третьей фазы дуги выживания: ре­шающего момента. Мы уже осознали, что находимся в опасности, и осмыслили вероятные варианты действий. Теперь необходимо действовать. Мы начинаем с процесса исключения. В главе 6 речь пойдет о панике, самом неверно понимаемом поведении в репер­туаре катастроф. В результате чего возникает паника? Какие ощу­щения переживает человек, охваченный паникой?

Многие люди (если не большинство) склонны полностью вы­ключаться во время бедствий, то есть проявлять поведение, пол­ностью противоположное панике. Но такой паралич может быть стратегическим преимуществом. В главе 7 мы увидим самый смертоносный в истории США расстрел в Технологическом универси­тете Вирджинии глазами студента-счастливчика, который не стал предпринимать ровным счетом ничего.

Далее мы рассмотрим противоположность бездействия. Глава 8 представляет собой исследование героизма. Какое эволюционное объяснение можно дать поведению человека, бросившегося в за­мерзшую реку, чтобы спасти совершенно незнакомых ему людей?

И, наконец, мы начнем думать более масштабно и обсудим, ка­ким образом можно повысить свои шансы на выживание. Мы встретимся с революционно мыслящими людьми, научившими обычных людей выживать, исходя из того, как в действительности работает наш мозг. Речь идет о тех, кто научил целые города спа­саться от цунами, а крупные корпорации — покидать небоскребы.

Три хронологических фазы — отрицание, осмысление и ре­шающий момент — определяют структуру данной книги. Конеч­но, реальная жизнь не движется по этой дуге линейно. Иногда до­рога к выживанию больше походит на петли американских горок, когда в поиске направления на север приходится поворачивать обратно и возвращаться на уже пройденные точки. Вы заметите, что внутри каждого раздела мы нередко будем обращать наш взгляд к предшествующим стадиям. К сожалению, в таких ситуа­циях не существует единого сценария действий. Но редко кому удается выжить в катастрофе, не пробившись (или если его не «протолкнут») через каждую из этих трех главных стадий, по крайней мере единожды.

В ходе нашей экскурсии по «черному ящику» я проведу вас вниз по лестнице Всемирного торгового центра, мы побываем на борту тонущего в Балтийском море судна, а также выберемся из горящего самолета, который навсегда изменил представления экспертов в области безопасности о поведении пассажиров. Це­лью всего этого будет получить ответ на два простейших вопроса. Что происходит в разгар катастрофы? Почему некоторым из нас удается действовать гораздо лучше, чем другим? Черты нашей личности, проявляющиеся во время бедствий, гораздо более сложны, чем мы можем подумать. Но именно они и являются наи­более податливыми для корректировки.

Часть первая

ОТРИЦАНИЕ

Промедление

Промедление в башне-1

26февраля 1993 г., когда террористы впервые атаковали Всемирный торговый центр (ВТЦ), Элия Зедено с куском пиццы из Sbarro в руках находилась в ка­бине экспресс-лифта. Она водила нового временного работника в ресторанный дворик, чтобы показать ему, где он находится, и теперь они возвращались на свои рабочие места. Когда взорва­лась бомба, они услышали громкий хлопок, лифт остановился, а потом начал спускаться. Затем он окончательно остановился, и Элия вместе с пятью другими людьми оказалась в ловушке. Сни­зу медленно начал просачиваться дым. Двое мужчин стали пы­таться открыть двери. Женщина упала на колени и начала мо­литься, заставив Зедено занервничать. Затем один из мужчин хладнокровно приказал всем сесть на пол и прикрыть лица. Все сделали, как было сказано.

Зедено сконцентрировалась на том, чтобы ее дыхание было не­глубоким и медленным. Но чем больше она старалась успокоить­ся, тем сильнее, казалось, колотилось ее сердце. Затем они услы­шали, как в соседнем лифте закричал мужчина. «Я горю!» — вы­крикивал он, колотя по окружающим его металлическим стенкам. Вскоре он затих. «Я помню, как подумала: мы будем следующи­ми», — говорит Зедено. Она представила, как позднее спасатели найдут в кабине лифта их мертвые тела. Именно тогда она реши­ла, что бросится на двери и начнет биться в них всем телом. Но прежде нее это начал делать временный работник. Он колотил в двери и истошно кричал, поэтому Зедено взялась утихомиривать его. «Роберт, успокойся. Так ты слишком надышишься дымом», — сказала она. Он закашлялся и вернулся на пол.

В этот момент Зедено охватила необъяснимая волна умиротво­рения. «Я знала, что, независимо от исхода событий, все будет хо­рошо, — вспоминает она. — Мне стало очень легко дышать. Мыс­ли перестали разбегаться. Внезапно я почувствовала, что уже на­хожусь не здесь. Я просто наблюдала. Я видела людей, лежащих на полу лифта. Звуки доносились издалека, и я просто висела в пространстве. У меня не было никаких эмоций».

Когда они провели в лифте около часа, пожарному удалось взломать двери и вытащить их из кабины. Оказалось, что лифт вернулся на первый этаж, и они находились там все это время. Дыма было так много, что Зедено даже не удалось увидеть лица пожарного, вытащившего ее из лифта. Она сделала, как он сказал, схватилась за веревку, пошла по ней через вестибюль и вышла че­рез двери. Ее шокировала темнота в холле и пустота снаружи. Она думала, что, как только ей удастся выбраться из своей собст­венной персональной катастрофы, все будет нормально, мир ока­жется полон суеты и света. Она и представить себе не могла, что все может выглядеть настолько иначе...

Это была самая крупная эвакуация целого здания в истории США, и абсолютно все пошло не так, как предполагалось. В под­вале под зданием в результате взрыва грузовика Кус1ег, заполнен­ного 1100 фунтами взрывчатки, образовался кратер глубиной в пять этажей. Погибли шесть человек. По лестничным пролетам начал распространяться дым. Отключилось электричество, в ре­зультате чего стала совершенно бесполезной система экстренной связи, а на лестницах воцарилась темнота. Люди двигались крайне медленно. Через десять часов после взрыва пожарные все еще на­ходили тех, кто не эвакуировался из своих офисов.

После взрыва в ВТЦ были установлены резервные электрогенераторы и стала применяться светящаяся в темноте лента. Оба ?ти нововведения через восемь лет помогли спасти много жизней. Тем не менее никто так и не смог дать исчерпывающий ответ на фундаментальный вопрос: почему люди передвигались так мед­ленно? Как же все это отразилось на наших представлениях о безопасности небоскребов, в частности ВТЦ? Взрыв 1993 г. пре­вратился в рассказ о терроризме, как это произойдет и в случае нападений на те же самые здания восемь лет спустя, и совершенно заслуженно. Но, кроме того, эти случаи представляли собой так­же и истории о промедлении и отрицании, то есть о первых фазах путешествия человека сквозь катастрофу.

Через несколько дней Зедено вышла на работу в соседнее зда­ние. Месяц спустя на 73-м этаже Башни-1 вновь открылся офис ее компании. Она начала ездить на прежнее рабочее место в том же самом лифте. Но на то, чтобы избавиться от привкуса сажи во рту, ей понадобилось несколько месяцев. Она подумывала сме­нить место работы и покинуть башни, но без особой убежденно­сти: «Помню, я говорила, что это может повториться. Но кто-то ответил мне: молния не бьет дважды в одно место ».

«Не волнуйся. Это все твое воображение!»

Зедено — невысокого роста, носит круглые очки и, улыбаясь (а улыбается она часто), становится похожей на Диззи Гиллеспи. В Америку она вместе с родителями приехала с Кубы. Ей было то­гда 11 лет. Почти все ее детские годы родители искали способ убе­жать от режима Фиделя Кастро. Наконец, получив в начале 70-х гг. разрешение на выезд из страны, они перебрались в западный Нью-Йорк, в Нью-Джерси, где их дочь могла видеть загорающие под солнцем новенькие башни Всемирного торгового центра практически из любой точки.

Впервые Зедено посетила ВТЦ, когда ей исполнилось 19 лет. Она пришла устраиваться на место секретаря в Администрации порта Нью-Йорка — Нью-Джерси. Она не имела ни малейшего представления о том, чем занимается Администрация, и даже не знала, что именно ей принадлежит ВТЦ, но подружка уговорила ее заполнить заявление. На второе собеседование с ней пришла мама. Начальник велел Зедено приступить к работе немедленно, и во время обеденного перерыва она выбежала на площадь расска­зать об этом маме. «Что ты будешь делать?» — спросила она у ма­тери, которая не знала, как возвращаться домой в Нью-Джерси. «Посижу прямо тут и подожду тебя», — заявила мама. Вечером того дня они вместе вернулись домой на поезде.

Со временем Зедено повысили и перевели в финансовый отдел. В ее офисе регулярно проводились пожарные учения, в ходе ко­торых работники собирались в фойе посплетничать. Во время ава­рии на энергосетях в 1990 г. она и ее товарищи по офису спуска­лись вниз по лестнице башни. Именно тогда они обнаружили, что бездомные использовали лестницы здания в качестве туалетов. «Мы смеялись и болтали, — вспоминает она. Когда Зедено разго­варивает, тональность ее голоса повышается в конце предложе­ний, как это делают дети, желающие удивить вас. — Все это было для нас просто шуткой...»

Где бы ни оказалась Зедено, она всегда остается прекрасным наблюдателем. Она помнит жизнь в самых мелких, но ярких дета­лях. Когда я спрашивала ее, что она переживала, когда маленькой девочкой уезжала с Кубы, она рассказала мне о том дне в апреле 1971 г. Мама причесывала ее, когда они услышали звук подъез­жающего мотоцикла. «В городе мотоцикл был только у одного человека, и звук у него был совсем другой», — говорит она. Вне­запно звук прекратился прямо напротив их дома. В дверь без сту­ка вошел солдат и приказал им уходить. Зедено знала, что это — хорошие новости, что они наконец-то получили разрешение от­правиться в Америку. Через 15 минут они навсегда покинули свой дом. Им было очень страшно на протяжении всего путешествия из страны, но они справились. Когда они прибыли в Майами, Зедено бегала по рядам супермаркета, выкрикивая описание всего, что попадалось ей на глаза.

К сентябрю 2001 г. Зедено проработала в башнях больше 21 го­да. Ей был 41 год, и она управляла работой пяти подчиненных на 73-м этаже Башни-1. Ее группа вела мониторинг деятельности технических консультантов Администрации порта. 11 сентября Зедено пришла на работу чуть позже 8 часов утра. Она уселась на свое рабочее место и прослушала пришедшие на голосовую почту сообщения. Через час она, как обычно, поднимется позавтракать в кафетерий.

Внутри ВТЦ был больше похож не на комплекс из семи зданий, а на целый город. Каждый день 50 тыс. человек занимали здесь свои рабочие места, а еще 200 тыс. проходили транзитом. Площадь под комплексом занимал самый большой торговый центр в нижнем Манхэттене. «Из башен ни за чем не надо было выходить», — гово­рит Зедено. В комплексе было 103 лифта, и ему был присвоен соб­ственный почтовый индекс региона (10048). Угрозы взорвать бомбу или пожарные тревоги не были там редкостью. Пожарных распо­ложенного на противоположной стороне улицы депо иногда вызы­вали в ВТЦ до восьми раз в день. Зедено привыкла видеть в лифтах пожарных. Спустя несколько дней до нее доходили сведения о за­дымлении в той или иной части здания, но эти события могли про­исходить на расстоянии пары футбольных полей от нее.

В 8 часов 45 минут утра восемью этажами выше ее офиса в зда­ние врезался летящий на скорости 490 миль в час «Боинг-767», принадлежавший компании American Airlinees. Когда самолет столкнулся со зданием, эффект был очень мощным. Сидя за своим рабочим столом, она услышала оглушительный взрыв и по­чувствовала, как здание накренилось в южную сторону, будто со­бираясь завалиться набок. Такого с башней раньше не случалось, даже в 1993 г. На этот раз она ухватилась за стол и держалась за него. «Я действительно ожидала, что на меня обвалится потолок и все здание рухнет», — вспоминает она. В тот момент она закрича­ла: «Что происходит?»

Рассказывая об этом сейчас в небольшом кафе, расположен­ном напротив гигантской ямы, где когда-то стояли башни, Зедено задумывается, почему сразу же не побежала к лестнице. В конце концов, однажды ей уже пришлось пройти через такое! Но в дей­ствительности ей отчаянно хотелось, чтобы в этот момент кто-ни­будь ответил ей: «Все хорошо! Не волнуйся. Это все твое вообра­жение». В момент столкновения Зедено вошла в состояние изме­ненного сознания, где перестали действовать правила нормальной жизни. Она прошла извилистый путь через последовательность фаз, составляющих дугу выживания. Поначалу она продиралась сквозь дебри неверия, затем последовали моменты судорожного обдумывания и принятия решения, а потом она наконец начала действовать. Здесь мы увидим все три фазы, но главная состав­ляющая истории Зедено — стадия отрицания.

Она столько раз вспоминала мгновения своего спасения из башни Всемирного торгового центра, что они стали привычными. Теперь она водит приезжающих со всего мира людей на экскур­сии по Граунд Зиро. Но у нее до сих пор осталось несколько голо­воломок, которые она не способна расшифровать, неких поведен­ческих сбоев, не имеющих никакого явного смысла. Больше всего ее озадачивает, насколько медленно приходило осознание всего происходившего в тот день.

После того как в здание врезался самолет, сказала мне Зедено, больше всего на свете она хотела оставаться на месте. Как и ее, меня очень озадачила такая реакция. Разве не должен был вклю­читься первобытный инстинкт выживания и погнать ее к двери? Может быть, Зедено не вполне обычный человек?

Чтобы получить дополнительную информацию, я отправилась в National Fire Academy. Инструкторы этого учебного заведения, расположенного на холмистой территории бывшего католическо­го колледжа в сельском районе Мэриленда, будучи ветеранами противопожарных служб, имели возможность наблюдать почти любой тип человеческого поведения во время пожара, который только можно себе представить. Я встретилась с Джеком Раули, проработавшим 33 года пожарным в Коламбусе, штат Огайо. Когда я рассказала ему про Зедено, он ответил мне, что ему приходилось сталкиваться с таким курьезным типом без­различия почти постоянно. В действительности он даже стал рас­ценивать один конкретный тип пожаров в качестве стандартного ритуала субботнего вечера. Его пожарное отделение получает вы­зов из бара, он входит в заведение и видит задымление. Но тут же он замечает и посетителей, сидящих со своими бутылками пива у стойки бара. «Мы говорим им, что тут вроде бы начался пожар, — рассказывает Раули, — и спрашиваем посетителей, не хотели бы они эвакуироваться из помещения. Но они отвечают, что с ними ничего страшного не произойдет».

Один из специалистов, занимавшихся глубоким анализом поведения людей в ВТЦ как в 1993 г., так и в 2001 г., — Гюллен Прюль из Канадского национального исследова­тельского совета. Ее мнение совпадает с воспоминаниями Зедено. «Реальное поведение человека во время пожара несколько отли­чается от «панического» сценария. Мы регулярно наблюдаем ле­таргическую реакцию, — написала на в статье, опубликованной в 2002 г. в журнале Fire Protection Engineering. — Зачастую во время пожаров люди ведут себя очень хладнокровно, игнорируя или задерживая свою реакцию».

В колонке в Wall Street Journal от 19 мая 2006 г. Майкл Камин-ски написал о своем недавнем перелете из Па­рижа в Нью-Йорк. Через три часа после вылета из Парижа, про­смотрев половину фильма «Морпехи», Камински услышал гром­кий хлопок и почувствовал, как самолет вздрогнул и накренился. «Капитан экипажа не сделал никакого объявления. Никто не за­дал стюардессам ни одного вопроса, — рассказывает бывалый пу­тешественник Камински. — Тем не менее внутренний голос под­сказал мне, что есть повод волноваться».

Приблизительно часом позже пилот объявил, что самолет совер­шит экстренную посадку в ньюфаундлендском Сент-Джоне. Судя по всему, отказал один из четырех двигателей лайнера. Когда самолет приблизился к взлетно-посадочной полосе, пассажиры увидели на поле аэропорта пожарные машины и кареты «Скорой помощи». Английский язык стюардессы-француженки быстро становился ху­же. Почти крича, она приказала пассажирам: «Держитесь, держи­тесь!» И что же сделала добрая половина пассажиров в момент пре­дельного напряжения? Ударились в панику или начали взывать к Господу? Нет. Они просто рассмеялись. В результате самолет удач­но приземлился, а Камински оставалось только удивляться столь хорошо развитому чувству юмора у своих попутчиков.

Смех (или полное молчание), равно как и промедление — клас­сическое проявление отрицания. Зедено была неодинока в своей реакции. В среднем, как свидетельствуют данные, полученные в 2005 г. в ходе проведенных Национальным институтом стандартов и технологии опросов, почти 900 выживших, спасшиеся из Всемирного торгового центра, ждали шесть минут, прежде чем начать спускаться вниз. (Этот средний показатель был бы значительно выше, если бы в оп­росах имели возможность поучаствовать погибшие.) Время, про­веденное некоторыми людьми в ожидании, растягивалось до 45 минут. Они занимали себя самыми разными интересными спосо­бами. Некоторые помогали своим коллегам-инвалидам или лю­дям, страдающим от ожирения. В Башне-2 множество людей по­следовало смертоносным инструкциям оставаться на своих мес­тах. Запрет покидать здание — часть стандартного пакета инструкций на случай пожаров в небоскребах. Но эта угроза должна была немедленно привлечь внимание. Со временем почти все увидели дым, почувствовали запах авиационного горючего или услышали, как кто-то отдает приказ об эвакуации. Даже то­гда многие стали звонить своим родственникам и друзьям. По све­дениям N157, почти 1000 человек потратили время на то, чтобы выключить свои компьютеры. «Здание начало раскачиваться, и все вокруг затряслось, — сказал исследователям из Ш5Т один из находившихся на уровне 60-х этажей в Башне-1, — я знал, что что-то не так». Обратите внимание, на дальнейшие его действия: «Я подбежал к своему столу и сделал несколько телефонных звонков. Я раз пять набирал номер, чтобы дозвониться до своей супруги. Кроме того, в поисках дополнительной информации я позвонил своим сестрам».

Почему же мы оттягиваем эвакуацию? Фаза отрицания являет­ся для нас унизительной. Нам нужно некоторое время, чтобы смириться со своей неудачливостью. Раули говорит об этом так: «В пожары всегда попадает кто-нибудь дру