Вода ожила: она бежит рядом с сооружениями. проверяет перемычки и обволоки

Так бывает и с человеком: отморозишь пальцы и на улице не больно, а войдешь в теплое помещение – пальцы пухнут и болят. Строительство с весны болело прорывами Нужен очень зоркий глаз, чтобы уловить зарождение прорыва. Редко прорыв возникает от какой-нибудь одной, легко различимой причины. Обычно он созревает медленно и незаметно. Он не бывает монолитен: он мозаичен. Даже происходя от какой-нибудь одной беды, он впитывает в себя все мелкие недоглядки, неполадки, неувязки, недооценки или переоценки. Накопления мельчайших бедствий дают катастрофу. Случаи предотвращения прорыва сравнительно редки. Раз начавшись, он приобретает недобрую инерцию, он идет вширь и вглубь. По дороге он наматывает на себя дополнительные неудачи. Он, как магнит, притягивает к себе самые незаметные промахи. Прорыв лечат обычно штурмом. Но не следует преувеличивать значение штурма. Это геройство. вызванное плохой организацией работы, неправильной расстановкой сил.

Весенний прорыв 1933 года на канале необычайно показателен в этом смысле. Его поступательное движение по трассе неуклонно. Намечаются даже как бы контуры закона: на каждом последующем сооружении прорыв увеличивается в такой же мере, в какой это сооружение менее доделано, нежели предыдущее. Первопричины прорывов различны: в такой же мере различны и типы прорывов. Одни из них возникают от преждевременной успокоенности. Так было в Надвоицах. В Надвоицах почти все было кончено, оставались только небольшие хвосты: неотесанный бок 10-го шлюза и недобранное дно. На 23-й плотине не были еще установлены щиты.

Это казалось настолько несерьезным, что Главный штаб строительства счел возможным забрать оттуда Успенского и перебросить его в Сосновец, где прорыв был ясен. Надвоицы считались вполне благополучными до того часа, когда весенняя вода начала напирать на недоделанные 10-й шлюз и 23-ю плотину. Этот «хвостовый» прорыв был ликвидирован авралом в марте месяце.

Но прорыв шел дальше по трассе. Его как бы катила перед собой весна. Он докатился до Тунгуды, и там он принял более серьезный характер. В Тунгуде сооружения были готовы, но существовал кубатурный прорыв на канале как следствие недоучета сил противника, в данном случае – весны. Здесь могла образоваться закупорка вены с водоизлиянием во все стороны.

Кроме недоучета весны здесь сохранялись следы кирсановской туфты, когда рабсила была преждевременно переброшена отсюда в Надвоицы. Следовательно, прорыв был отчасти «туфтовый».

Наиболее серьезный вид прорыва наблюдался в Шижне. Прорыв не только производственный, но и бытовой.

Шижня была самым отдаленным участком строительства. Здесь было севернее и холоднее. Здесь летом были еще белее ночи и зимой еще темнее дни. Здесь было дальше от дома, письма шли дольше, новости приходили позже. Железная дорога проходила стороной. Доставка снабжения была сильно затруднена.

Чувство оторванности порождало в людях отчаянность. Нигде не было такого злостного РУРа, как здесь. Наиболее упорные отказчики были именно в Шижне. Не желающие работать люди получали урезанный паек, но многие из них по-прежнему продолжали филонить. Их выработка была крайне низка. Это увеличивало прорыв на производстве.

Производственный прорыв ухудшал моральное состояние людей, и это разлагало лагерь. Плохо работая и переходя на уменьшенный паек, они вшивели и хворали. Лагерники давно заметили, что на отказчике вошь злее бывает. Эго происходило оттого, что человек всячески опускался.

Получалось так: бытовой прорыв вызывал прорыв производственный, который в свою очередь вызывал прорыв бытовой. И так, влияя друг на друга и отражаясь друг в друге, эти два прорыва слились в один большой, глубокий, северный шижненский прорыв. Это не был заколдованный круг – преодолевать прорыв следовало с производственного конца, с дисциплины труда.

Штурм в Тунгуде

Весна вкатилась в Тунгуду. Расселась по всем дорогам, по всем тропам. Широкую свою сияющую рожу она наклонила и к 6-му боевому участку.

А на 6-м боевом участке, на 182-м канале, громадный прорыв. В этот прорыв проваливается весь наш канал, все наши труды, все наши заботы.

Ударники 6-го боевого участка дважды брали на себя обязательство полностью уничтожить отставание бригады. Но они не только не исполняли своих торжественных обещаний и клятв, но и количество отстающих бригад увеличивалось.

– Мы нанимались разве?

Вожак подмигивает своей бражке, и та хохочет громко и вызывающе.

– Местность здесь здоровая, – говорит Соловьев-отказчик, не только сам не работающий, но и сколотивший вокруг себя компанию приверженцев. – Против этого мы не говорим, хорошая местность. А работать мы не станем.

Братва восхищенно слушает вожака и одобрительно хохочет. Эх, яд-парень!

Напрасно воспитатель усовещевает их: только смеются.

– Ну, прорыв – подумаешь, слезы.

А между тем мало в Тунгуде рабочей силы. Мало ударников. Много лодырей. «Перековка» выслала в Тунгуду свою специальную бригаду для выпуска особого штурмового «Бюллетеня».

Осталось десять дней. Чтобы выполнить мартовскую программу, придется удвоить нормы выработки. На 13-м шлюзе много недобранной скалы и грунта. Там же не загружены ряжи.

Завтра – первый день штурма и завтра же, еще до развода, во всех бараках должны быть экземпляры штурмового «Бюллетеня».

Утром люди в серых бушлатах уходят на 13-й шлюз, к устью реки Выг. Воспитатель каждому дает листовку – первый «Бюллетень» выездной редакции. У каждого – листовка. У каждого – план. Каждый каналоармеец знает теперь, сколько, какую норму он обязан сделать.

По гребню строящегося канала к 13-му шлюзу идут двое.

Остробородый человек с шарфом, замотанным вокруг шеи, смеется и шутит. Это Ливанов, строитель знаменитого Шаваньского шлюза. Когда Шавань была закончена, ему поручили достраивать тунгудский участок. Тяжелое кирсановское наследство досталось Ливанову.

И однако он шутит и улыбается так же, как и другой – инженер Верховский – инспектор Френкеля, присланный им в помощь Ливанову.

Работа начинает развертываться. Но не все ладится сразу. Вот человек бранится. Верховский идет к нему. Человек яростно бранится оттого, что тачка соскочила у него на повороте с катальных досок: колесо тачки скрылось под снегом. Почему катальные доски положены так скверно? Кто виноват? Ясно, бригадир. Ему бы до развода на производство притти, а он дрыхнет до десятого часа. Ему бы до начала работ как следует осмотреть все и как следует наладить, а он чешется да зевает.

В другом месте – стоят нагруженные вагонетки. Их нельзя гнать к эстакаде. Из-за этого задерживаются передние вагонетки. Почему задержка?

Впереди поставлена слабосильная бригада Иванова. Разве это дело? Слабосильная, так ставь ее в хвост, а не задерживай весь состав.

Вот десятник указывает на группу каналоармейцев на дне шлюза.

– Бригада Шаповалова. Народ был – хоть оторви да выбрось. Им на разводе рогожное знамя выдали. Над ними смеялись – рогожные, мол, орлы… Им проходу не было. Ну, теперь уже дней пять рвут и мечут. Интересуются сменить рогожное знамя на красное. Надо поддержать ребят.

Все это сотрудник каналоармейской газеты «Перековка» берет себе на заметку.

«Бюллетень» выходит два раза в день. Бостонка работает без устали. Помимо «Бюллетеня» она печатает лозунги, эпиграммы-четырехстишья. Каналоармейцы на каждом шагу слышат голос своей газеты – бодрый знакомый голос.

Человек должен хорошо работать.

Но когда человек лучше работает?

Когда он увлечен работой, здоров, сам вымыт и белье на нем чистое.

Не зря ударницы по триста штук за смену

В туманной прачечной старались отстирать

Белье, которое ударники наденут,

Из бани выйдя, кубометры брать.

Из репертуара агитбригады (И. Терентьев).

Разговор на чистоту

Обычно порядок стирки белья был таков:

Дезинфекция.

Стирка.

Сушилка.

Гнидобойня.

Гладилка.

На гнидобойню сажали преимущественно монашенок, известных рукодельниц. Орудием производства в их работе служила им металлическая палочка, которой они, сильно нажимая, проводили по шву, и стеклянный осколок для чистки. Монашенки сидели тихо, работой себя не утруждали, их мало кто тревожил. За работой они все поминали какую-то мать Евлампию, которая за отличный уход за телятами была премирована юнгштурмовкой.

Надев короткую юбку с гимнастеркой и взглянув в зеркало, мать Евлампия пришла от себя в такой восторг, что навсегда осталась в новом обличье. Этого монашенки не могли спокойно переварить.

В первых числах февраля 1933 года гражданка Протешнина, едущая на свидание к мужу в Медгору, в пути почувствовала себя плохо. Она все пристраивала голову повыше, чтобы не так болела, и глаза закрывала и пила воду глоточками. Но лучше ей не становилось.

– Ой, бабочка, не сыпняк ли, – приглядевшись к ней, сказал одновагонник.

– Ну и сыпняк, ну и что ж? – заговорили вокруг. – Муж – он свой человек. Он на вшу не посмотрит, все одно обрадуется.

– Муж – это что! А вот начальство как посмотрит – неизвестно.

– Начальство!.. Да там своих вшей, небось, сколько угодно.

Беломорские вши были одной из любимейших обывательских легенд. Однако по прибытии в Медгору Протешнина была помещена в изолятор и на свидание не допущена. Такая же участь постигла другого больного – гражданина Галицкого, прибывшего во 2-е отделение.

Следствием этих двух сыпнотифозных заболеваний было прекращение свиданий с лагерниками Белбалтлага на две недели.

Боялись развития эпидемии.

Тотчас же вокруг этого запрещения «свиданок» стала наворачиваться огромнейшая буза. Раскулаченные распустили слушок о том, что это никакая не вша, а просто новый нажим со стороны начальства на лагерников, что теперь всех будут морить на работе и родные даже не узнают, кто жив, кто помер.

Вода ожила: она бежит рядом с сооружениями. проверяет перемычки и обволоки - student2.ru

Наши рекомендации