Краткий исторический обзор православия
Православие начинается не с учения Апостолов. Апостольский век заканчивается со смертью последнего из них, Иоанна Богослова. Самое великое открытие, которое сделал Иоанн это то, что «Слово было Бог» (Иоан. 1, 1). Поэтому он и назван Богословом. «Слово стало плотью» (Иоан. 1, 14) — это сказано о воплощении Иисуса Христа (1 Тим. 3, 16).
«Словом Господа сотворены небеса и духом уст Его - все воинство их»,— читаем мы в 6-м стихе 32-го псалма. Иисус Христос — Творец. «Ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое» (Кол. 1,16; Откр. 3,14). Все учение Иисуса Христа, изложенное Евангелистами и Апостолами в двадцати семи книгах Нового Завета — это незыблемая и единственная основа христианской догматики.
Первый период христианства — это век Апостолов и их учеников. Учениками Апостолов считаются Климент, Поликарп, Игнатий, Варнава. Со II и до начала IV века, когда при императоре Константине гонимые христианские церкви были официально признаны, простирается второй период церкви. Этим двум периодам соответствуют два послания из Откровения Иоанна (Ефесской и Смирнской церквам). Смирнской церкви нет нареканий. Ефесской церкви сделано серьезное нарекание, что оставлена первая любовь. В чем это выражалось?
Историки христианства полагают, что главной причиной этого замечания было отступление от первоапостольской простоты и равенства христиан (Д. Ап. 4, 34—35). В церкви появляются богатые, а также начинается возвышение роли епископа. Особенно это видно из писем Игнатия, епископа Антиохийского, который неоднократно называл себя «богоносцем». (Позднее родилась легенда, что он был тем самым ребенком, которого Иисус призвал и поставил в пример среди учеников). В 107 году Игнатий был приговорен к смертной казни.
Три столетия в десяти гонениях, санкционированных римскими императорами, Церковь страдала, но оставалась верной Иисусу Христу. В этот период было много мучеников за истину. Остались свидетельства некоторых очевидцев (или выдававших себя за таковых) смерти Апостолов и их учеников. Сохранились труды писателей: Цельса, Юстина, Аристида, Маркиона, Тертуллиана, Иринея Лионского, Климента Александрийского, Оригена, Киприана. Для нашего исследования очень важно знать, что все эти авторы были разных убеждений. Цельс был противником христианства; Маркион — еретиком, пытавшимся отвергнуть Ветхий Завет; Тертуллиан — апологетом церкви.
Очень ценны поучения Иринея Лионского. Одно их них хочется привести: «Ошибка никогда не предстает в обманном виде, дабы не быть раскрытой. Наоборот, она облачается в элегантные одежды, чтобы опрометчивый человек верил, что она заслуживает большего доверия, чем сама истина».
Много полезного у Климента Александрийского и у его последователя Оригена. Ориген внес огромный литературный вклад в христианское богословие. Большую ценность представляет его апология «Против Цельса», но он пытался связать христианскую веру с философией (неоплатонизм). Во многих вопросах Ориген был скорее последователем Платона, чем христианином. Отвергая теорию Маркиона и гностиков, он все же расходится с Иринеем и делает неправильный вывод, что физический мир и история возникли и существуют в результате греха.
Более подробно мы познакомимся с жизнью и деятельностью Тертуллиана, написавшего несколько трудов в защиту христианской веры против язычников и против ересей; наиболее ценными являются «О душе» и «Опровержение еретиков».
Тертуллиан не только стремится показать, что еретики заблуждаются, но отрицает за ними право вступать в спор с церковью.
Он заявляет, что Писание принадлежит церкви. Церковь пользовалась Библией на протяжении нескольких поколений, и еретики не оспаривали ее права владеть Писанием. Если изначально Церкви принадлежало не все Писание, теперь оно принадлежит ей полностью. Следовательно, у еретиков нет права на Библию. «Правом истолкования Писания обладает только церковь, которой оно принадлежит по закону». (Хусто Л. Гонсалес. История христианства, т. 1, с. 76).
Этот вывод Тертуллиана католики применяли против протестантов в XVI веке. Его пытался использовать и С. Кобзарь, но это бесполезно. Церковь — вечное создание Иисуса. Она существовала не только в первые века, она будет существовать до пришествия Иисуса Христа. Из высказываний Тертуллиана можно сделать ценный вывод: Священное Писание принадлежало Церкви всегда, и в первые века она устояла лишь потому, что не отступила от него.
Упомянув о писателях разных направлений первых трех веков, хочется убедить читателя, что без Библии ориентация на церковное предание абсолютно невозможна. Труды ни одного из писателей, даже самые положительные, нельзя принимать целиком, как мы поступаем с Библией. Еще раз повторяем наше неизменное правило: из преданий можно принимать лишь то, что не противоречит Священному Писанию. Кто-то возразит, что труды Тертуллиана можно бы принять целиком. Но даже здесь кроется опасность. А почему? Да потому, что даже такой его вывод — «у еретиков нет права на Библию, правом истолкования Писания обладает только церковь» опровергнут им самим и всей христианской историей. Дело в том, что еретиками часто называли истинных последователей Иисуса Христа. А кто называл? Большие отступившие от истины деноминации. А что случилось с самим Тертуллианом?
Сделаем еще выписку из «Истории христианства» Хусто Л. Гонсалес:
вот примерно в 207 году этот стойкий противник ереси вступил в ряды монтанистов. (Бывший языческий жрец Монтан требовал неоправданной Священным Писанием строгости жизни. Монтанисты увлекались пророчествами, которые выражались в сильном возбуждении. Всех, не впадавших в такое состояние считали плотскими. Из членов церкви Монтан был исключен, умирал душевнобольным.) Причина этого шага Тертуллиана остается одной из многих загадок истории церкви, ибо в его собственных сочинениях и в других документах этой эпохи очень мало прямых указаний на мотивы этого шага. На вопрос, почему Тертуллиан стал монтанистом, нет однозначного ответа» (т. I, с. 77).
Время царствования императора Константина православные историки считают расцветом христианства, но, на самом деле, это было отступлением от Христовой истины. Церковь смешалась с миром, стала государственной. Отступление следовало одно за другим: молитвы за умерших, почитание Ангелов и святых, крещение младенцев, литургия-месса, обожествление Марии, священнические одежды, миропомазание вместо возложения рук, освящение воды, чистилище, всемирный патриарх, храм всех святых вместо римского «Пантеона» (храма всех богов), поклонение кресту, обожествление мощей, целование ног папе, поклонение иконам, крестное знамение, индульгенции, разделение церкви на католическую и православную в 1054 году.
Теперь православные хотели бы отказаться от многих отступлений и приписать их католикам во главе с римским папой, но факты истории опровергнуть невозможно. Даже индульгенции были выдуманы папой Иоанном XVIII в 1016 году, до разделения церкви. Остаться невиновными православным просто невозможно, так как это было время Семи Вселенских соборов, которые православные безоговорочно принимают.
В 326 году Константин повелел на месте древнегреческой колонии Византии заложить город Константинополь, куда в 330 году перенес из Рима свою столицу. Между архиереями началась борьба за первенство, длившаяся вплоть до раскола церкви. В Восточной церкви в IV веке особо почитаемыми были: Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Нисский, Григорий Богослов (Назианзин), Иоанн Златоуст; на Западе больше чтили Амвросия Медиоланского и Августина Блаженного, умершего в V веке (430 год).
Августин разработал учение о Троице и о предопределении. Учение о предопределении Августин унаследовал еще от манихеев, где он находился до двадцати восьми лет.
В нашем исследовании нас больше будет интересовать Восточная церковь, которую православные считают своим оплотом. Византийские императоры имели большую власть над церковью. Политические интриги порождали богословские споры.
В раннем средневековье богословские распри стали одной из отличительных черт восточного христианства. Труды великих каппадокийцев (Василий Великий, Григорий Нисский и Григорий Богослов [Назианзин]) и Иоанна Златоуста не смогли предотвратить богословских споров о Троице, а потом об истинной и человеческой природе Иисуса.
Вселенский собор в Ефесе в 431 году объявил Нестория, учившего, что в Иисусе соединились «две природы и две личности», еретиком. Сторонник Нестория Иоанн Антиохийский созвал собственный собор и объявил еретиком Кирилла, епископа Александрийского, осудившего Нестория.
Споры не умолкали до IV Вселенского собора (Халкидон, 451 год), который выносит новое решение, приняв выдвинутую еще Тертуллианом формулировку о существовании во Христе «двух природ в одной личности». Были осуждены по этому вопросу епископ Александрийский Диоскор и монах Евтихий. Но споры не прекратились, пока не произошло деления на «монофизитов» и «монофелитов», которые между собой так и не примирились. Споры продолжились до VI Вселенского собора в Константинополе (680—681 гг.) Монофелитство было осуждено. Римский папа Гонорий был объявлен еретиком.
Возникает закономерный вопрос: как же, по православной догматике, без дискуссий воспринимать решения соборов, когда они были диаметрально противоположными?
Еще более острым был спор между иконоборцами и иконопочитателями. Их вопрос решался на нескольких местных и на VII Вселенском соборе (Никея, 787 год). В 842 году было восстановлено иконопочитание. Около ста тысяч иконоборцев были преданы смерти. 842 год до сих пор отмечается как «праздник православия». Да помыслит непредвзятый искатель истины, на какой жертве утвержден этот «праздник»!
В дальнейшем несторианские взгляды приняла церковь в Персии; армяне и эфиопские христиане до сих пор остаются монофизитами. Завоевания арабов-магометан пошатнули основы Византийской империи. Многие христианские центры — Иерусалим, Антиохия, Дамаск, Александрия и Карфаген — оказались в руках мусульман. В Карфагене и вокруг него христианство вообще было искоренено.
Вот таким было христианство в Византии: внешне — единое, внутри — противоречия и разделения. Все же для языческой Руси принятие и такого христианства в 988 году было действием весьма положительным. После раскола церкви на католическую и ортодоксальную (православную) в 1054 году связи России с Византией стали еще более прочными. Но в 1240 году Россию захватили монголы и управляли в ней более двух веков. В 1453 году Константинополь был захвачен турками. Почему же Бог допустил, что Византия, оплот православия, пала? В XVI веке Русь объявила Москву «Третьим Римом». Ее правители стали называться царями, а митрополит Московский — патриархом. «Святая Русь» берет на себя мировую роль спасительницы православия. Но что осталось от «Святой Руси» при Петре I, каково было ее духовное состояние, как с отменой патриаршества был учрежден Синод — об этом уже было сказано.
В заключительной части обзора православия необходимо еще поразмыслить о православной России. Некоторые выдержки мы будем приводить из уже известной нам книги игумена Иоанна Экономцева «Православие. Византия. Россия» (М., 1992).
Какой же была «Святая Русь» объявившая себя «Третьим Римом»? В XVI веке на Руси есть и патриарх, и «вселенский защитник православия» — царь Иван Грозный. Всем известно, что он в гневе убил даже своего сына, но мало кто знает, что он семь раз венчался в православном храме (конечно же, не с одной женой). Где же она — святость и справедливость? Если по православному закону возможно только одно венчание, то царя, конечно, можно и семь раз повенчать: во-первых, он — царь, а во-вторых, царь за православие подвизающийся. Народная мудрость гласит: рыба гниет с головы. Но какой общий духовный уровень православной России тех времен?
Иоанн Экономцев пишет:
«Любопытным документом, раскрывающим отношение протестантов к православной России, являются записи Матвея Шаума, немца лютеранского вероисповедания, служившего до 1613 года в шведском войске. „Русские,— пишет он,— всех на свете грешнее по своему закоснелому неверию и безбожию, несмотря на то, что только себя называют святым народом, а всех прочих скверными басурманами... (они) под именем христиан остаются прямыми варварскими язычниками. Я не думаю, чтобы они удержали свою веру".
Сообщая о захвате Новгорода и других городов, Шаум продолжает: „Таким образом, Господь Бог и здесь, в сем варварском идолопоклонническом народе, показал доброе начало к зачатию евангельского учения и к распространению христианской церкви... С мольбою да совершит Он Благое начатое дело... то есть с помощью сих народов отныне посрамит врагов любезного Своего христианства, особливо же папу, который в сем месте думает ворваться в стадо Господа... Отныне мы не как прежде, уж не против москвитян, но за москвитян должны молить Бога (так как их могущество, которым нас устрашали, уже миновало), да спасет их от глубочайшего и всепотопляющего суеверия и идолопоклонства и наставит на путь совершенного познания Существа Своего и воли и да присоединит сии души овец Своих до конца света к Своей пастве"* (с. 68).
Все же нам отрадно отметить, что при таком низком духовном уровне в православном богословии делались и добрые выводы из Священного Писания. Сейчас, когда многие западные протестанты, принявшие учение Кальвина о предопределении (некоторые частично), пытаются насадить его в бывшем СССР, что нас очень беспокоит, мы отвечаем, что кальвинизм для нас неприемлем, ни по Слову Божьему, ни по традиции. У нас не было почвы для кальвинизма.
По этому поводу И. Экономцев пишет:
«В церковно-историческом и богословском отношении особый интерес представляет написанное Лихудами (греческие просветители России, братья по плоти, основавшие в 1684 году в Москве Славяно-греко-латинскую Академию) в 1701 году полемическое произведение „Слово о предопределении". В нем впервые на Руси был поставлен вопрос о предопределении и условиях оправдания человека. Сочинение написано в форме проповеди. Цель труда — доказать, что предопределение не безусловно и не независимо от добрых дел. Говоря, что Бог от века предназначил одних к блаженству, а других к погибели, Лихуды заявляют, что это предопределение основывается на предвидении Им, кто воспользуется спасительной благодатью и кто отвергнет ее Предопределение в их интерпретации, по существу, и есть Божественное предвидение.
Безусловно, детерминизм, по мысли Лихудов, несовместим с абсолютной благодатью Бога, даровавшего человеку свободу воли и право выбора между добром и злом. Подчиняя жизнь людей господству необходимости, детерминизм лишает человека не только свободы воли, но и самой индивидуальности, уничтожает человеческую личность. В конечном счете он приводит к пантеизму, к пониманию образования мира не как акта свободной Всемогущей воли, а как следствие неизбежного развития Божества и Его эманации» (с. 103).
История православия требует глубокого анализа и сравнения его догматики со Словом Божьим. Приведенный выше вывод Лихудов мы можем только приветствовать. Добрые совпадения в догматике с Библией будут уже не православными, а общехристианскими, а к выводам, несоответствующим Слову Божьему, отношение должно быть однозначным — не принимать!
Хотя С. Кобзарь пытался представить православие как досконально разработанную доктрину, согласованную со Священным Писанием и преданием, но серьезный историк Иоанн Экономцев делает противоположный вывод. Он пишет:
«Как это ни кажется теперь странным и парадоксальным, но церковно-исторической науки у нас до XIX века не существовало. Целое столетие действовала в Москве высшая Богословская школа, но лекции по церковной истории там не читались. Из стен Академии выходили богословы, философы, поэты и переводчики, церковные и государственные деятели, доктора медицины, но только не церковные историки» (с. 126).
И далее:
«Сама логика развития церковно-исторической науки вела ее от изучения фактов и их систематизации к осмыслению исторического процесса. Все более настоятельной ощущалась необходимость создания особой науки — православной философии истории. Эту задачу наше богословие до сих пор не решило, несмотря на работу в данной области А. С. Хомякова, А. В. Горского, Вл. Соловьева, И. Бердяева, О. Сергия Бугакова и других русских мыслителей. В начале века (XX) в московской Академии, пожалуй, больше всех других проявил интерес к философскому осмысливанию церковно-исторических событий профессор нравственного богословия М. М. Тареев (1866—1934).
Исходная посылка философского взгляда М. М. Тареева на историю безупречна. Он говорит, что „осветить всемирную историю с христианской точки зрения — значит поставить в ее центр Лицо Христа, идею евангельской истории, указать место христианской идеи во всемирной эволюции" * (с. 139).
Поставить в центр Христа!!! Как хорошо сказано, и как необходимо всю историю человечества увидеть в лучезарном свете Евангелия!
Почему всем русским властителям нужно было (нужно и сейчас) православие? Ответ мы, наверное, найдем, обратившись к эпохе Петра I.
И. Экономцев пишет:
«Разве не удивительно то, что Петр, насаждавший в России западные обычаи и окружавший себя иностранцами, вводит смертную казнь за совращение православных в иную веру? В постановлении Синода, принятом в 1723 году, говорилось: „Во всех государствах твердое узаконение и обычай своим природным жителям от своей природной государственной, хотя и худшей. веры отступления не допускать и отступивших смертью казнить». Этот законодательный акт был издан не в интересах церкви, занимавшей в данном вопросе более терпимую позицию, а в интересах государственного режима, боровшегося против инакомыслия и рассматривавшего последнее как вызов государственной власти. Само государство следило за регулярным посещением гражданами храмов, за соблюдением исповеди и так далее, и нарушения в этой области влекли за собой наказание штрафами. Более серьезные нарушения наказывались с беспощадной жестокостью: за богохульства, например, по воинскому регламенту надлежало „язык прожечь и голову отсечь". Молох тоталитаризма требует жертв» (с. 163).
Вот на чем держалось православие! Мы уже говорили о введении Петром I указа, обязывающего священников докладывать о Содержании тайной исповеди особому Преображенскому приказу, об учреждении в 1718 году «Тайной Розыскных дел Канцелярии». В этом свете по-особому хочется взглянуть на раскольников-старообрядцев. Конечно, они более искренне верили в Бога, будучи готовы за свои убеждения и на смерть пойти, чем официальное духовенство, трусливо соглашавшееся со всеми действиями главы государственной церкви, царя Петра I. А ему православие нужно было только для осуществления своих замыслов (мы говорили о «Третьем Риме»), на исполнение которых благословляли воинов красиво звучащим призывом: «За Русь святую, за веру православную!». Православие и сейчас нужно тем, кому дорог панславизм. Оно пробуждает патриотические чувства, но при этом совершенно забывается евангельский Христос, кротко научающий: «Вы слышали, что сказано: „Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего". А Я говорю вам: „Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного"» (Матф. 5, 43—45).
Очевидно, современному исповеднику православия не избежать дилеммы: или быть православным патриотом, или стать евангельским христианином в полном смысле этого слова.
На этом можно было бы и закончить краткий обзор православия, но перед моими глазами - во весь газетный лист фотография одного из Московских патриархов XX века в своем величественном облачении. Не буду называть имя патриарха, потому что под портретом написано: патриарх - агент Лубянки. На другой стороне листа — подробное описание, как он был еще в молодости завербован. Эта фотография и статья — результат нового раскола в русском православии, раскольников назвали «филаретовцы». Они желают быть независимыми от Московской патриархии.
Я не хочу говорить что-то в пользу филаретовцев, но по всему видно, что у диакона С. Кобзаря не получилось идеального портрета православия. Да и не получится. Пусть сейчас, после петровских времен, опять появились патриархи, но многие православные согласны, что лучше бы не вспоминать историю с патриархом Тихоном и течением ИПХ (истинно православных христиан). И это даже не история, а наша современная реальность.
И тем не менее, нам нужно любить наш простой, добрый, но бесконечное число раз обманутый несчастный народ. Ему нужны не обряды, хоть и названные «таинствами», а живой, спасающий Христос. Спасающий от греха и ужаса бесцельности жизни, лишенной Идеала, которым может быть только Иисус. Многое в православии, как мы видели, еще не изучено. Пусть бы осталось все славящее единого Бога, пусть бы проникновенно звучали хоры, но если бы упразднили все, что оскорбляет величие Творца! Были же и есть те, кто желает обновления православия. Но любое обновление, а лучше сказать, освящение, надо совершать только по Слову Божьему.
Заключение
В заключение хочется сказать, что все хорошее останется хорошим; золото останется золотом, если даже его забросали грязью; и истинно прекрасно лишь то, что прекрасно в очах Божьих, а не с человеческой точки зрения. Бог Свой критерий истины давно открыл людям в Своем Слове.
. Много рассуждений и дебатов у ученых и представителей творческой элиты в искусстве и литературе, а также у богословов вызвало сейчас «открытие исихазма». Исихазм — это желание личной уединенной встречи с Творцом, стремление уподобиться Ему, познавая вдохновенные тайны творчества. Еще в XIV веке Григорий Палама в Византии на диспуте монахом Варлаамом отстоял правоту этого учения вопреки агностикам (учение о невозможности познания вещи самой в себе).
Да, Бог познаваем, познаваем сердцем, но не греховным, а чистым (Матф. 5, 8). А ведь это учение было совсем забыто в православии.
И. Экономцев пишет:
«Русская церковно-историческая наука „открыла" исихазм во второй половине XIX века. Это, конечно, звучит парадоксально. Ведь исихазм. проник на Русь задолго до споров архиепископа Солунского Григория Паламы и калабрийского монаха Варлаама, и вместе с тем... в официальном издании „православнейшего государства Российского" /удивительно, но — факт/ сторонники св. Григория Паламы именовались не иначе, как „сектой исихастов" или „сектой паламитов"» (с. 168).
А ведь сторонниками Григория Паламы были почитаемые теперь Сергий Радонежский (XIV в.). Нил Сорский (XV в.), Паисий Величковский (XVIII в.), Тихон Задонский (XVIII в.), Серафим Саровский (XIX в.). Когда-то их называли сектантами, а теперь почитают. Свои действия Бог совершает не через официальных архиереев государственной церкви, через которых якобы осуществляется преемственность священства, а через сосуды, избираемые Им на определенное время. Все в свое время будет переосмыслено и переоценено. Истинно прекрасное и ценное должно принадлежать всему человечеству. Правильно пишет И. Экономцев:
Исихазм — это феномен не только русской и общеправославной духовности и культуры. Это достояние всего христианского мира, всего человечества, и пора подойти к нему без конфессиональной и идеологической предвзятости, не столько, может быть, оглядываясь назад, сколько устремляя взор в будущее» (с. 192).
Точно так же надо относиться и к трудам великих каппадокийцев, Иоанна Златоуста и западных церковных мыслителей, с благоговением памятуя о том, что ценой многих страданий верные сподвижники Христовы донесли до нас Евангелие, добрую весть - спасение дается по вере.
«Да не смущается сердце ваше,— сказал Иисус,— веруйте в Бога и в Меня веруйте» (Иоан. 14, 1).
Всех, кого, быть может, смутили кажущиеся правильными доводы С. Кобзаря, хочется ободрить надеждой на Господа. «Не смущайся,— говорит Господь,— ибо не будешь в поругании» (Ис. 54, 4). И ты не смущайся, Сергей, что впал в искушение. У тебя еще есть время поправить свой светильник и запастись маслом, есть время вспомнить о первой любви к Господу и покаяться, чтобы твой светильник не был сдвинут с места его (Откр. 2, 4-5).
Да благословит Господь уповающих на Него и да поможет ищущим Его встретиться с Ним!
Хочется закончить этот труд словами Иоанна Златоуста: «Слава Богу за все! Аминь».
[1] Апологет – защитник веры.