Пророческое служение и пророческий дар
Предисловие
...Свидетельство Иисусово есть дух пророчества. Откр. 19:10
Существует крепкая, неизменная и неразрывная связь между Господом Иисусом, Его неповторимой личностью и духом или сущностью того, что есть пророчество. Упускать значение пророчества — значит упускать Господа. Отрицать пророчество — значит отрицать Его. Пророком был и Сам Иисус, вот почему дух пророчества и есть то, что свидетельствует о Нем. Вот как много сплелось и как много отозвалось в одном этом слове: "пророчество".
Пророк в классическом виде выражает смысл Бога и являет Его таковым, каковым Он является на самом деле. И это есть то основание, на котором построена церковь ("...бывши утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем..." — Ефесянам 2:20). Апостолы и пророки несут в церковь не просто учение, само по себе, но в равной степени и сам смысл Бога, каковым Он является. А это есть Сам Иисус Христос. Неся слово, пророк тем самым высвобождает из себя нечто подлинное, передающее смысл Самого Бога. Именно это — основание церкви, без которого ее видение Бога будет настолько мелким, что скорей всего это вообще будет видение не Бога. Таким образом, пророки, кроме всего прочего, удерживают церковь от ошибочного или неадекватного восприятия Бога.
Весьма вероятно, что именно потому величайшая вражда мира против Бога переносится на пророков, ибо "гнать" пророка означает гнать Бога. Мир враждует с Богом, но пророк есть наглядное, совокупное проявление всего того, что является Божьей сущностью. Таким образом, у мира появляется возможность распознавать, ненавидеть и презирать все то, что стоит за Бога. Стоять за Бога — это и есть свидетельство пророческого призвания, и это проявляется не только когда пророк говорит, но и когда он молчит. Само его присутствие отвратительно и оскорбительно для мира, презирающего Бога.
Необходимо самым тщательным образом рассмотреть все то, что, претендуя быть пророческим, на деле таковым не является, ибо, выдвигая ложный образ Бога, это ложное пророчество ставит под сомнение ценность данного призвания для церкви.
Огромная ответственность лежит на людях, получающих от Бога дар пророчества и слово пророка.
Ложно толкующих, не слышащих, отрицающих — всех их в конечном итоге ожидает суд. Мы дорого заплатим, если отнесемся легкомысленно к пророчеству или отмахнемся от пророка. Не говоря уже о том, как дорого мы заплатим за гонения на того, кого Бог посылает к нам в пророческом помазании. Ибо дух пророчества свидетельствует о Самом Боге в Его собственном бытии. Израиль постоянно побивал камнями посылаемых ему пророков и тем самым накликал на свою голову, делал неизбежными следующие за тем суровые суды. Приход пророка по сути всегда знаменует собой "день решения". Принять или прогнать пророка — значит сказать Богу свое последнее слово. И это будет то судьбоносное решение, которое тем или иным образом определит будущее этого человека, этой церкви или этого сообщества.
Пусть эта скромная попытка определить основные черты пророческого призвания поможет читателю быть внимательнее к Божьей сущности и даст ему более глубокое понимание Самого Господа.
Введение
Пророческое и апостольское — вот два великих слова, которые церковь должна ревностно хранить в сердце своем. Если они упадут в цене или утратят то значение, что вложил в них Бог, мы лишимся своего основания. Имея сомнительных апостолов и сомнительных пророков, какое же здание мы возведем на таком фундаменте? Здание не может быть шире своего фундамента, вот почему фундамент требует первоочередного внимания. Мы должны крайне осмотрительно использовать эти великие слова, мы должны ревностно и страстно следить за тем, чтобы они не употреблялись легковесно и чтобы такое употребление слов не компрометировало сами эти великие понятия. К сожалению, это именно то, что происходит сегодня.
Именно сегодня во всем мире неожиданно возникло такое явление, как интерес к пророческому призванию. Любопытно отметить, что сегодня это призвание популярно как никогда, и множество людей сходится и съезжается на многочисленные собрания в надежде услыхать тех, кого именуют "пророками" и "оракулами". Сказано, что в Последние Дни явятся лжепророки, ложные апостолы, ложные помазанники. В Книге Откровения Бог хвалит Ефесскую церковь за то, что она распознала "тех, которые называют себя Апостолами, а они не таковы", за то, что она поняла, "что они лжецы" (Откр. 2:2). Стало быть, нам необходимы некоторые критерии для понимания или, по крайней мере, знание того, в чем состоят апостольское и пророческое призвания, а также важность их истинного значения.
Есть очевидная доля наивности и невежества в том, как Божий народ рассуждает о пророческом. Бесчисленное множество служений присваивает себе это звание или позволяет людям так говорить о себе, хотя на самом деле эти "пророческие" служения не являются пророческими, либо, что еще хуже, являются лжепророческими. Как-то так получается, что многие даже не понимают отличия между пророческим даром и пророческим служением. Между тем трудно даже вообразить себе недоразумение более серьезное и более опасное для всего основания церкви. Служение пророка — святыня. Оно подобно святому служению ветхозаветных пророков. А пророческий дар — это нечто иное, это то, что может испытать любой верующий по воле Духа. Однако от этого верующий еще не становится пророком — понимать и различать эти вещи нам крайне необходимо!
Самое опасное свойство обольщения Последних Дней состоит в том, что оно вовсе не примет вид настолько чудовищный, чтобы мы сразу же могли воскликнуть: "Вот оно, исчадие ада!" Обольщение Последних Дней скорей всего будет изложено языком привычным, ортодоксальным и библейским. Вот почему так трудно будет распознать это зло под личиной добра.
Зло очевидно, а добро обманчиво. Самые полезные и похвальные, самые "добрые" дела, исходящие не от Бога, а от некой самоотверженной и человеколюбивой личности, могут ввести нас в заблуждение относительно самой этой личности — и вот уже добро оказывается столь же разрушительно по отношению к Божьим намерениям и Божьим интересам, как и зло. То, что внешне выглядит как добро, будет удерживать нас от точного следования совершенной Божьей воле и окажется, таким образом, более страшным, более смертоносным оружием, нежели самое вопиющее зло, ибо останется злом, не узнанным под личиной добра.
Но как же все-таки нам его узнать? Для этого нам надо возненавидеть то, что кажется добром, лживое добро. То, что представляется добром и выглядит, как добро. То, что покажется нам милым, приятным, правильным. Мы должны решительно возненавидеть "добро" в этом смысле слова, возненавидеть сентиментальность, все то, что возбуждает "чувства добрые". Лжепророк — один из тех, кто скажет: "Мир, мир, мир всему, в чем еще нет мира". Он один из тех, кто нас похвалит, а кто же из нас не любит, когда его хвалят? И все в этом мире вопиет к нему: "Приди!" Так что лжепророку уготованы благодатная почва, огромная аудитория и большие ожидания — ожидания того, что мило, привлекательно и приятно на слух.
Лжепророки Ваала, с которыми сражался Илия, действительно верили в своего "бога" и ждали от него ответа, верили всем сердцем, что вот-вот он ответит им огнем небесным. Это не были люди, цинично прикрывающие религией свои собственные интересы. Они сами заблуждались, сами себя обманывали. Так и лжепророки Последних Дней могут оказаться людьми с самыми добрыми и искренними намерениями, полностью убежденными в своей правоте и неправоте своих оппонентов. Как же отличить их от истинных пророков? Трудно назвать более важный вопрос для современной церкви.
Итак, есть два параллельных пути. Есть вымышленная, поддельная и самонадеянная человеческая бессмыслица. И есть истинное пророчество, которое именно в наши дни Бог возвращает к жизни. Первая будет льстить вашей плоти и умолять ее о сочувствии. Второе неизбежно призовет вас на Крест. Вот по этому вы и узнаете точно, кто истинный, а кто лживый пророк. Вопрос о том, что есть истина и что ложь,— вопрос решающий. И если мы правильно его ставим, не удовлетворяясь лишь соответствием нашему символу веры, но испытывая как таковую нашу веру, то получаем вопрос о Кресте. Вообще посчитать нечто истинным на основании лишь соответствия символу веры — значит вступить на путь обмана и отступничества. Пассивное признание той или иной "истины" соответствующей символу веры — далеко не то же самое, что признание ее "истинности". Истинно ли то или иное утверждение в том же самом смысле, в каком истинно созданное Богом бытие? Если мы не будем со всякой "истиной" разбираться самым настойчивым образом, "препоясавши чресла наши" подлинной истиной, то не сможем ходить, слушать и говорить в этой подлинной истине бытия. А то, что мы видим в буйном расцвете новоявленных "пророков", есть не что иное, как испытание сомнительного христианства, не настойчивого и не препоясанного истиной, но удовлетворенного формальным соответствием своему религиозному опыту. Соответствием, может, и достаточным для того, чтобы мы смирились с тем или иным явлением, но недостаточным для славы Божьей. Все сводится к испытанию нас самих на подлинность нашей веры!
Закваской беды может стать и усыпляющее воздействие на нас человеческого согласия и человеческого принятия. Человек жаждет быть принятым себе подобными, добиться от людей признания и чести. Быть равнодушным к признанию и чести, говорить необходимые слова, как бы болезненно они ни воспринимались, может лишь тот, кто умер для себя. И ему — безразлично, принят он или отвержен, правильно понят или неправильно. В этом, опять-таки, Крест отделяет истинного пророка от лжепророка. Лесть — антихристов способ побеждать и убеждать людей. Лесть так притягательна, ибо кто же ее не любит, кто не любит, когда его признают и почитают.
Пророк в прошлом и сегодня
Какие мысли и чувства у вас возникают при слове "пророк"? Какой образ, какое понятие приходит на ум? Нужно помнить, что лжепророки обычно даже не трудились придать своей лжи более или менее утонченную форму, и единственным объяснением их успеха всегда служило лишь то, что людям, которых они обманывали, их собственное лживое воображение заранее подсовывало готовые схемы и стереотипы. Должен ли пророк обязательно быть диким длинноволосым человеком в рубище? Должен ли он так же дико и странно себя вести? Должны ли его очи пылать? Короче говоря, по каким признакам вы определите пророка? Чем он должен отличаться от апостола или учителя, или евангелиста? Существуют ли пророки до сих пор или это исключительно ветхозаветное явление? Существуют ли новозаветные пророки и в чем их существенные отличия от ветхозаветных?
Целый сонм самых различных взглядов и споров клубится вокруг этих вопросов. На самом деле церковь уже немало пострадала от резкого противопоставления Ветхого и Нового Заветов — в том смысле, что Новый полностью заменил собой или даже отменил Ветхий. Но это не Божий взгляд на вещи. Сами эти термины придуманы людьми, и сами же люди от этого пострадали; Сам Бог этих терминов нам не давал. Среди прочих от этого разделения пострадали и евреи, ибо оно как бы оставляет в покое их сугубо иудаистские взгляды: "У вас своя Книга, у нас своя Книга". Получается так: "У вас свой Бог, у нас свой Бог". Ничего подобного в замыслы Самого Бога никогда не входило. Мы спокойно позволяем нашим собратьям-евреям роскошествовать в их заблуждении, находить утешение в нем. Вместо этого мы должны выступать за одну веру, одну неразделимую и вечную веру, данную нам от начала мира и доведенную до кульминации, завершенную и подытоженную Тем Самым Богом, Который дал нам ее от начала.
Будучи в полном восторге от современных нам "пророков", мелочных и поверхностных, мы при этом совершенно потеряли интерес к великим древнееврейским пророкам, через которых на самом деле говорил Бог, обращаясь не только к современному им Израилю, но и к Израилю будущему. Так относясь к пророчеству, мы уже как бы стоим на грани библейской шизофрении. Нам следует постоянно напоминать, что пророки есть пророки Израиля. Они Божьи глашатаи к этой нации. Ничто более не открывает нам Бога как Бога, нежели Его деяния и суды, обращенные на Израиль. Таким образом, отделяя самих себя от Израиля и пророков Израиля, мы сознательно отказываемся слышать голоса Божьих пророков. И этот отказ в свою очередь влияет на наше понимание пророчества, обрекая нас на ту самую мелочность и поверхностность, жертвами которых мы уже стали.
Короче говоря, нам следует наконец понять те классические, вечные черты, что в каждом поколении определяют облик пророка — будь то Илия, Исаия, Иеремия или кто-то другой. Есть ли какие-то существенные отличия в том, что определяет и составляет их посланничество? Ответив на этот вопрос, мы познаем корень истины о том, в чем же состоит пророческое призвание. В том ли, чтоб тешить и убаюкивать, лаская слух ложью всем тем, кто этого хочет? О, наши души так нуждаются в утешении, особенно в годину ужаса и скорби! Однако истинный пророк часто взамен утешения сыплет соль на раны. Он углубляет противоречие, он ставит вопрос ребром, заявляя: "Вы не обретете мир, пока будете судимы за то-то и то-то". Он приносит неутешительное послание, от которого возмущается наша религиозность и зябко поеживается наша плоть, и чтобы свести на нет такое послание, этих людей обычно убивают или объявляют недееспособными.
И как бы ни разнились между собой личности и судьбы этих истинных пророков, разве нет в них некоего общего ядра, чего-то такого, что составляет самую сущность пророческого? Какова природа этого ядра? Что же составляет сущность, что есть сердце пророческого? Человеческие качества всех тех, кого Библия объединяет словом "пророк", редко проявлялись в том, что они говорили или писали. Но мы все же попытаемся проникнуть в сущность того, что обозначает это слово, ибо если мы за все время Нового Завета не научились отличать пророков, то как узнаем их в Последние Дни, Вступая в великую битву Последних Дней, битву Царства Света с царством тьмы, битву не на жизнь, а на смерть,— неужели возможно представить, чтобы все это закончилось без участия людей библейской пророческой закваски?
Если мы посмотрим, как были призываемы все пророки и как они поначалу отнеслись к своему призванию, то увидим, как часто эти люди искренне восклицали: "Но ведь я младенец, я не умею говорить!" И так, шаг за шагом прослеживая судьбы пророков, мы составим собирательный образ пророческого гения. Нам насущно необходимо составить себе этот образ именно потому, что в эти Последние Дни многократно усиливается жажда пророчества. И вот к нашей полной неожиданности оказывается, что до сих пор эта тема каким-то образом ускользала от внимания церкви и что нынешние события застают нас врасплох. Отовсюду мы только и слышим о "пророках". Они завоевывают беспрецедентную популярность, им воздают щедрые хвалы и прославляют уже не просто как пророков, но даже как "оракулов нашего времени". Вот явление, с которым мы должны серьезно разобраться на предмет его законности: от Бога ли оно или от чего-то совершенно противоположного. Всякий, кто Божий, должен вполне сознавать, что как прежде, так и ныне явлению истинных пророков может предшествовать появление ложных и противоположных. Наблюдая нынешний "пророческий феномен" духовными очами, мы должны быть предельно осторожны уже хотя бы в силу его внезапности и популярности: ведь ни того, ни другого мы не видим в жизни пророка. Напротив, в судьбах Божьих пророков мы видим прямо противоположное — медленный рост и большие гонения.
Функции пророка
Иеремии в отправной точке его служения дано определение функции пророка:
И простер Господь руку Свою, и коснулся уст моих, и сказал мне Господь: вот, Я вложил слова Мои в уста твои. Смотри, я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтоб искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать. — Иер. 1:9-10
Согласно этому определению, пророческое призвание прежде всего выражается в том, что пророку вменяется в обязанность судить. И если у нас для этого кишка тонка, нам не будет дано право "созидать и насаждать". Обратите внимание на порядок слов: то, что труднее, названо первым. Сначала мы обращаемся к людям с тем, что болезненно для плоти, с тем, за что люди будут нас не любить. Пророк призван губить и разрушать то, что людям дорого. Это и их религиозные традиции, и те ложные ценности, что бережно передавались из поколения в поколение, корни, которыми люди цепляются за землю: идентичность, достоинство, попросту говоря — кто кем привык себя считать. За это люди убивают. Люди скажут:"Руки прочь!" Но пророк все равно протянет свои руки — и разрушит. И гневно осудит то, что он считает ложью! Слово его, таким образом, прежде разрушительное, а затем уж созидательное. Мы не будем использованы для созидания, доколе не научимся говорить разрушительное слово. И лишь тем пророкам, что хранили верность Господу в суровом слове о грядущем суде и изгнании, Он предоставил честь произнести созидательное слово о восстановлении и возвращении.
Пророк безошибочно определяет ложь и безжалостно ее искореняет. Слово его подобно огню. Ему дано искоренять и разорять, губить и разрушать, прежде, нежели созидать и насаждать. Кто захочет слушать таких людей? Они ведь не просто сомневаются в очевидном, но и расправляются с вашими ценностями прямо у вас на глазах. Они не просто не оставляют от всего вашего мироздания камня на камне, но еще и смешивают обломки с грязью, в которой вам же потом ковыряться, чтобы поставить все на прежнее место. Они проникли до самого основания лжи — фундамента вашего мироздания. Их слово вас убило, уничтожило. Надо ли удивляться, что там, где люди отнюдь не собираются менять свой образ жизни, они отнюдь и не приветствуют истинных пророков.
Пророк критикует, бесстрашно и беспощадно обнажает ложь или "полуправду", т.е. ложные, бездумно принимаемые, мертвящие предпосылки нашего существования. Со свистом и улюлюканьем он выгоняет ложь из ее берлоги. Причем этой изгоняемой ложью вполне могут оказаться и "пророчества"; лжепророков. Весь мир, сам того не подозревая, покоится на лжи, но вот является истинный пророк и объявляет миру о ложности самого его основания. И если такое слово все же приходит в мир, оно приходит лишь от того, кто полностью лишен страха перед людьми. Все мы знаем, что в жизни Божьих служителей именно страх перед людьми играет самую страшную разрушительную роль. Между тем для того, чтобы действительно служить Богу, мы должны быть свободны от страха перед людьми и провозглашать истину, не думая о том, понравится ли она людям. Но мы рождаемся со страхом перед людьми изживем с оглядкой на людей, в ожидании признания и аплодисментов. Люди обожают признание людей, особенно людей авторитетных, но нам придется избавиться от этой вредной привычки искать человеческого признания. Избавление — это длительный процесс, оно не приходит в одночасье. И каждый раз, когда Бог приводит нас в место избавления, мы обязаны подчиниться. Мы должны дойти до такого состояния, когда нам уже будут безразличны не только аплодисменты, но и критика, и гонения. Пророк должен обладать аналитическими способностями и критической проницательностью, отточенными Святым Духом.
И то, как сам пророк живет, тоже, в свою очередь, должно быть изобличением лжи. Будучи сами привязаны к ложным ценностям, мы не сумеем их изобличить. Бедность — это нечто большее, чем просто следствие невезения или превратности судьбы. Она напрямую соотносится с истинностью союза с Богом. Одежда из верблюжьего волоса и трапеза из акридов являются символом подлинности пророческой жизни. Не даром Иоанн Креститель находился в пустыне, а не в Иерусалиме, хотя и был сыном священника. Не мог он обитать на паперти лжи, не мог называть ложь ложью и в то же самое время кормиться из ее руки. Мы не можем своею собственной жизнью освящать то, что обличаем в других. Итак, образ жизни и его соответствие или несоответствие провозглашаемому слову — вот что чрезвычайно важно для пророка, и ничто так не отличает истинного пророка от лжепророка, как это соответствие или несоответствие. Лжепророки питались со стола Иезавели, а Илия спал под можжевеловым кустом, и ангел Господень в безлюдной пустыне кормил его лепешками и поил водою (см. 3 Цар. 19:5-6). Дело не в том, чтобы искусственно напяливать на себя верблюжью шкуру, потому что это так романтично, и не в том, что пророк обязательно должен как-то так одеваться, чтобы внешне отличаться от всех остальных. Но дело в том, чтобы ложные ценности не имели в нас места. Пророк призван обличить ложь, призван самое ее основание сделать видимым в свете Божьих ценностей, Божьей правды о жизни и ее целях. А это значит, что и сам наш образ жизни должен изобличать эту ложь, даже если общество и плотская церковь ее санкционирует. Пророческое слово не просто выявляет ложь, но обличает и судит ее. Слово пророка, как и сама его жизнь, есть Божий разрушительный смерч.
"В сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по моему слову",— сказал Илия (3 Цар. 17:1), и при этом речь не шла лишь о некоторых изменениях в израильском климате. Его слова означали, что не будет всходов, не будет еды, будет голод, будет Божий суд, и этот суд явлен в слове Илии. Каким бы странным ни показалось то "фактическое сообщение" и то "личное мнение", что прозвучало в этом слове Илии, но на самом деле оно не было ни тем и ни другим: оно было деянием суда. И оно на самом деле оказало влияние на жизнь и судьбу всего народа. Вот какое слово должно быть пробуждено и восставлено сегодня.
Задача пророка — наглядно представить апостольскую и небесную альтернативу лжи, альтернативу столь могучую и весомую, чтобы до основанья сокрушить ложь. Он говорит о еще не существующем, в каждом пункте противоречащем тому, что мыслится "реальным", говорит о том, чего слушатель просто не может себе представить, ибо не имеет в своем опыте ни прецедентов, ни образцов — ничего подобного тому, о чем говорит ему пророк. Слово его приносит с собой тот взгляд на вещи, что полностью перечеркивает все, что этот мир считает правильным, все, что он одобряет, все те ценности, которые до сих пор имели власть над теми, к кому обращено слово пророка. Если бы он не явился, то они так и продолжали бы думать, что все то, чему они поклонялись, существует на самом деле. Но вот он явился, и он не только освистал все то, что ложно, он еще и принес с собой образ истины, вечной истины. Он принес с собой образ самой вечности и ввел слушателя в эту вечность. И как раз то, что его слушатели считали "ложным", оказалось истинным. Он позвал их за собой и привел на те высоты, с которых открылась истинная панорама, и стало видно наконец, где истина и где ложь. Слово его, став здесь уже созидательным, объявило во всеуслышанье то, чего раньше никто не понимал: последние и вечные истины. Это сверхъестественное слово, продираясь сквозь чащи лжи, закладывает новые нормы, закладывает истинное основание жизни.
И вдобавок тот, кто сможет охватить взглядом эти открываемые пророком новые головокружительные перспективы и отказаться от прежней лжи, сам обречет себя на участь пилигрима, бесприютного странника в этом мире. Приняв такое пророческое слово, люди почувствуют себя призванными к тому самому небесному видению, в котором ходил поземле Авраам, и оно самым реальным, если не коренным образом изменит их жизни. Таким образом, слово, исходящее из уст пророка, должно звучать с такой силой, властью и убедительностью, чтобы всякий принимающий его знал, что, принимая его в свою жизнь, он подписывает свой смертный приговор. Никто не подпишется легко и легковесно под такими словами, если не будет полностью убежден в истинности слова, требующего такого уровня посвящения. Такое слово может понести лишь пророк — человек, полагающий основание. Только он вправе потребовать от своего слушателя, чтобы тот посвятил себя до последнего предела — предела жизни и смерти. Вот почему лжепророкам всегда оказывается больше почета и внимания, чем пророкам истинным. Утверждая своих слушателей в их нынешнем образе жизни, лжепророки ведь при этом еще и уверяют их, что этот их образ жизни "приятен" очам Господа!
По сути, задача пророка сводится к одному: ревностно исполнить волю Отца. Он восстанавливает утраченные перспективы, он вдохновляет народ Божий, особенно в годину испытаний, когда так важно обнадежить отчаявшихся,— но не прежде, чем сам же до конца искоренит все ложные надежды. Он сурово обличает и лишь затем утешает. Словом, миссия пророка — нести "момент истины". Будучи всегда в Божьем совете, он способен, избегая ошибок, смело и непоколебимо отстаивать истину, не ища человеческой терпимости и не оказывая ее внешних проявлений.
Задача пророка — восстановить библейское мышление у тех, кто его утратил, дать библейский взгляд на вещи тем, кто никогда его не имел. Это тот Божий взгляд, который всегда остается неизменным, как вечен и неизменен Сам Господь. Пророк прямо высказывает мнение Бога, адресуя его в особенности и прежде всего тем, кто отказывается его слушать. Если же и слово пророка не в состоянии привести Божий народ в соответствие с Божьей волей, то это слово, по сути, становится ультиматумом. А в это же самое время, совсем рядом с гонимым пророком Божьим, ходит множество лжепророков, несущих лживое слово утешения и повторяющих "мир, мир" там, где нет и не может быть мира.
Воистину ревнуя о славе Божьей, пророк объявляет наивысшие цели Бога таким образом, что слушатель видит реальную достижимость этих целей — ценой реальных жертв со своей стороны. Для истинного пророка недостаточно просто объяснить, в чем состоит Божий замысел, но он должен объяснить это таким образом, чтобы возбудить в сердцах слушателей горячее желание стать участником этих наивысших, вечных целей — ценою жертвы! Пророческое слово доносит весть о вечном замысле Божьем таким образом, чтобы подвигнуть своих слушателей на жертву, необходимую для воплощения этого замысла. А значит мало просто объяснить; И пророк не просто объясняет — он сам представляет собой эту жертву, сам является этим олицетворенным страданием. Так что те, кто готовы принять представленную им Божью точку зрения, становятся открыты и для страдания. И пророк, таким образом, требуя жертвы и страдания от них, должен в каком-то смысле показывать пример, наглядно убеждая, что путь страданий - это и есть Божий путь и что Крест — это центр нашей веры. Видя пример его жизни, слушатели ясно отдают себе отчет в том, что такая вера неизбежно сопряжена с гонениями, если не мученичеством. И, ясно убеждая в этом слушателей, он все-таки завоевывает их желание идти таким путем. Как видим, подобное завоевание есть сверхъестественное действие, требующее Его власти и Его помазания от носителя Его слова. Он несет в этом слове призыв к наивысшему жертвенному призванию, и вот почему это слово всегда будет встречать сопротивление.
Пророк объявляет и предсказывает неотвратимый конец мира во гневе апокалиптического суда. Сам исполнившись гнева, он рождает в слушателях жажду по новому небу и новой земле, где воцарится праведность. Он не только ясно убеждает слушателей в том, что этот мир, который они славят и к которому прилеплены их сердца, подлежит суду и уничтожению. Но он рождает в них жажду по новому миру, который будет явлен свыше, придя на смену веку сему.
Пророк — человек Слова. Он не терпит легкомысленного отношения к языку, глубоко уважая и преданно храня его святость, оберегая слова от измельчания и превратного употребения. Так что вряд ли он станет поддерживать вашу приятную светскую беседу. Он слишком дорожит святостью слов, чтобы предаться тем обычным разговорам, в которых обесцениваются значения слов. История его жизни — это, по большей части, история ожидания и молчания.
Пророк отвергает чины и почести, уважаемые людьми, все, что несет в себе ауру престижа, значения, веса, но для пророка — ничто; пророк, храня верность одному лишь Богу, часто удаляется "в пустыню". Речь идет не о физической изоляции, а о сознательном и добровольном отказе от всего, что может привести к компромиссу с этим миром. Чтобы нести свое служение, пророку не требуется как-то по-особому "выглядеть". Все показное, крикливое, бьющее на сенсацию глубоко чуждо пророку. Он пришел, чтобы обратить людей к Богу, а вовсе не к себе самому.
Пророческое призвание дается свыше. Мы не можем по собственной воле и собственными силами "вызвать" или "развить" его в себе. Но уж если оно нам дано, мы обязаны знать, что Бог будет нас бить и колотить до тех пор, пока не убедится, что мы готовы провозглашать Его слово, а не нести отсебятину.
Пророческое воззвание
В искупительной истории веры Божьи пророки всегда играли роль оракулов. Их слово предопределяло их призвание. Пророческое слово настолько весомо, что его невозможно спутать ни с каким другим. Оно требует от нас оставить все, слушать только Бога и послушаться только Ему. И лишь страшным обесцениванием церкви (как института) и слова — говоримого и слышимого — можно объяснить то, что происходит сейчас, когда слово, не обращающее нас к Богу, объявляется пророческим.
Тем насущнее необходимость истинно пророческого воззвания. Пророк говорит с настоятельностью. И если вы еще способны в его речах услышать Божью речь и быть ей послушны, то будете спасены от того, против чего предостерегает пророк. Чтобы пояснить эту мысль, следует сказать, что, слушая пророка, вы запросто можете почувствовать себя обиженными, и тогда вам захочется любой ценой снять с себя обиду, т.е. дискредитировать пророка и его слово. Но то, что вам кажется "обидой", на самом деле и есть та настоятельность пророческого воззвания, что отличает слово пророка от слова учителя, евангелиста или пастыря. Иисус так сказал о Себе:
Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем.— Ин. 15:22
Иными словами: "После того, как Я пришел и говорил, у вас не может оставаться никаких отговорок. В лице Моем явилась истина, и теперь вся ответственность лежит на вас самих. До моего прихода вы еще могли оправдывать свою поверхностность, свое тупое следование религиозным ритуалам тем, что добросовестно заблуждались, полагая, что так угодно Мне. Но теперь, когда Я уже Сам пришел и Сам сказал, что Мне угодно, у вас не остается оправдания. Божья норма дана вам свыше. Истина Божья, откровение о замысле Его были явлены, и теперь вы отвечаете за все и не можете продолжать жить так, как жили раньше. А если вы отвергнете откровение, то и тогда ни в коем случае не сможете жить так, как жили раньше. У вас есть только два пути: или пасть гораздо ниже того, где вы были раньше, или подняться на такие высоты, где ваша жизнь полностью обновится".
Истинный пророк не только постигает, но и сам в себе воплощает и прошлое, и будущее. Духом своим он обитает в будущей вечной жизни и в то же время живет в мире, в очевидной преемственности со священной историей, с библейским прошлым. Все то, какой он и как он живет, ясно свидетельствует о том, какое Слово он в себе хранит. Он не от мира сего. Имеется в виду, конечно, не то, что он существо с крылышками, но его способность в сегодняшнем дне слышать отголосок глубокой древности. Для него это такой же реально воспринимаемый и переживаемый опыт, как и реальность сегодняшнего дня, и даже если он не говорит об этом опыте прямо, то невольно передает его ауру. Он приносит с собой чувство непрерывного опыта веры от ее начала. Он пребывает в Сыне, Вечном и Неизменном. Он приходит к людям, запертым в своем времени и культуре, к рабским копиям века сего — и дает им увидеть и почувствовать единую, вечную и неизменную истину Божию для всех прошедших и будущих веков. Более, чем кто-либо иной, пророк возвышается над условными понятиями времени. В вечности видит он начала и концы всех временных явлений и неуклонно свидетельствует об этом всем тем, кто его слышит здесь и сейчас.
Неотъемлемая черта пророческого призвания — способность почувствовать и выразить "разум Божий". Противостояние между мирским умом и разумом Божьим, нашими мыслями и Его мыслями, будет всегда, доколе будет существовать этот мир. Вот почему пророк всегда приходит в мир, где его ожидают поношения и гонения, ибо Божьи мысли не только совершенно чисты, не только прямо противоположны нашим мыслям, но и требуют от нас изменить наши мысли. Ежедневно открывая Библию, мы сами не можем не прийти к этому простому умозаключению. Ведь если мы, христиане, объединившись вокруг изучения Слова Божьего, не слышим Божьих требований к себе всякий раз, как открываем Библию, то это значит, что на самом деле мы не слышим Бога. Мы просто используем Его Слово "для общего образования", как могли бы пользоваться любым другим текстом.
Когда говорит Бог, что-то должно быть отдано. И если мы не хотим отдавать это что-то, то неминуемо будем сопротивляться слову и отвергать его. А если люди почему-либо считают для себя невозможным прямо отвергнуть Божьи требования, гоня от себя слово, они отвергнут их косвенно — гонениями на человека.
А Бог всегда оставляет нам выбор, предоставляя людям не ту, так иную возможность уклониться от указаний и требований, заключенных в Его же слове. Но в то же время это не может служить оправданием для человека, который предпочтет воспользоваться этой возможностью уклониться; он не может сказать: "Ну, так это же Сам Бог предоставил мне эту возможность". И пророк, который принес это Божье слово, обязан гневно осудить любой грех и любое уклонение от Божьих требований. Он должен в каждом случае искать способ исправить человека, быть в этом безупречным перед Богом и перед человеком. Но как бы честен ни был пророк, люди все равно усмотрят в нем и "лукавство" перед Богом, и "обиду" для самих себя. Если они усматривали все это в Иисусе, то наверняка усмотрят и в нас. Но "блажен, кто не соблазнится о Мне" (Лук. 7:23).
Голос пророка
Бог возлагает большие надежды на голос пророков. Ведь не только их слова, но и их голос призван выражать Божью настойчивость и неуклонность. А если вы попробуете это изменить и перейти на будничную скороговорку, то упустите и смысл сказанного. Божьим эхом, звучащим в голосе пророка, доносится до нас не только смысл Его послания, но и отношение Его сердца, то, что Он чувствует по поводу того, о чем говорится. Пророк не волен "выбрать" ту или иную интонацию. Наступает время, когда он только кусок глины в Божьих руках и сам ничего поделать с собой не может. Ему самому неловко говорить так, как приходится говорить, он и хотел бы по собственной воле придать своему слову иную расцветку и окраску. Но форма выражения связана Богом настолько же прочно, насколько и содержание его речей. Наступит иное время, и этот же самый человек будет вести себя как невменяемый, не сможет сдержать себя, в момент наивысшего напряжения он вообще может просто свалиться со сцены. Но в обоих случаях не он решает, как ему себя вести, но Бог.
Но если мы "не приклонили уха своего" к голосу пророков, которых Он посылал к нам "всякий день с раннего утра" (Иер. 7:26,25), то следующее и последнее для нас — суд. Вот, оказывается, почему так настойчив голос пророка, вот почему он стремится не столько просветить, сколько потрясти нас. Вот почему уже сам вид пророка часто суров и ужасен. "Неприятный человек" — вот самое расхожее мнение о пророке. Таким мы его слышим и таким мы его видим, но многие ли из нас способны понять, что суровое слово есть наивысшее проявление любви?
Для пророка самым "неприятным" проявлением нелюбви к н