Изменение ориентации во времени

В некоторых сектах специально практикуются многосуточные медитации, которые полностью лишают человека представления о реальном времени. Известно, что в деструктивной секте «Аум Сенрике» новичков в течение двух месяцев не выпускали на улицу и держали в помещении с задраенными окнами, что создавало иллюзию пребывания в бункере. Круглосуточно воздействуя на психику людей с помощью яркого освещения, рева громкой музыки, гудения и мерцания экранов постоянно включенных в сеть компьютеров, а также прокручивания одной и той же видеокассеты с проповедью Асахары, сокращения продолжительности сна и бесконечных «ночных» подъемов для прослушивания лекций, удавалось эффективно изменить ориентацию людей во времени.

В динамике сект прослеживается любопытная тенденция изменять отношение людей к их прошлому, настоящему и будущему. Личная история члена секты стирается и переписывается заново. Его воспоминания о прежней жизни вне секты искажаются и видятся в темном свете. Даже приятные воспоминания рассматриваются сквозь призму негатива.

Манипуляции подвергается и восприятие членом секты нынешних событий. Ему хронически не хватает времени жить в свете важности и неотложности возложенных на него обязанностей. Его неотступно преследует тиканье часового механизма бомбы, которая в любой момент может взорваться, превратив мир в рай или ад в зависимости от качества его служения. Во многих сектах говорят о приближении апокалипсиса, но в одних сектах ставится задача его предотвратить, а в других — спастись после наступления конца света. Когда члены секты все время — целыми днями, неделями и месяцами — крайне заняты выполнением великой миссии и участием в великих проектах, их критические способности снижаются, а представление о мире становится расплывчатым и искаженным.

Для члена секты будущее представляется временем воздаяния: именно в будущем произойдут великие перемены, которые покроют его имя славой или позором. Во многих группах лидеры заявляют, что могут контролировать будущее, или, по крайней мере, обладают уникальным знанием о нем, и умело рисуют картины грядущего «рая» или «ада», манипулируя чувствами последователей. Иногда назначается точная дата конца света, который обычно должен наступить не ранее, чем через пять лет. Пять лет — это срок, который позволяет лидеру не беспокоиться о быстром разоблачении, но в то же время он достаточно короткий, чтобы поддерживать эмоциональный заряд у последователей, побудить их полностью «выложиться» и хорошо исполнить миссию. По мере приближения великой даты предсказания «забываются», «не оправдываются» или «откладываются».

Тогда лидер составляет новое расписание, которое отодвигает великое событие еще на несколько лет. Если он поступает так несколько раз, «ветераны» настраиваются скептически. Но к тому времени в секте появляется когорта новоиспеченных последователей, которые не знают о смене расписания. И потом, тот факт, что лидер сумел «отложить» конец света, трактуется как свидетельство его мессианства!

Безысходность

В отличие от обычных организаций, где у каждого человека есть выбор уйти или остаться, в деструктивной секте законных оснований для выхода нет. Членам секты внушают, что на уход из секты толкает только слабость духа, незрелость, глупость, невменяемость, искушение, промывание мозгов, гордыня, нетерпимость, греховность и так далее.

В процессе индоктринации им внушают фобии и заставляют поверить в то, что если они покинут секту, с ними, с их семьями и всем человечеством произойдет беда. Хотя члены сект часто говорят: «Покажи мне путь лучше моего, и я по нему пойду», — в действительности у них нет ни времени, ни способности логически рассуждать, чтобы доказать это утверждение самим себе. Они заперты в психологической тюрьме.

Глава 21

Нейрополитика страха и бесстрашия: неожиданная встреча с Чарльзом Мэнсоном
(Т. Лири, Ibid. 154)

Прокурор Бульози: Обращаю ваше внимание на стих 15, в котором сказано: «И освобождены были четыре Ангела, приготовленные на час и день, и месяц и год, для того, чтобы умертвить третью часть людей». Мэнсон объяснял, что это значит?

Помощник Мэнсона Уоткинс: Он говорил, что эта треть людей — люди белой расы.

В 1969 году секта Мэнсона совершила ритуальное убийство актрисы Шарон Тейт, беременной жены режиссера Романа Поланского, и ее гостей, измазав их кровью стены голливудского особняка.

«Голливудскую колонию» охватил дикий страх. Ворота «звездных» особняков оборудовались автоматическим запорами с дистанционным управлением. Прежде чем отпирались ворота, гости должны были представиться по интеркому. Хотя эти современные устройства немного приглушали страх у кинозвезд, они, безусловно, не могли бы сорвать планы жутких мэнсонистов, которые никогда не пользовались воротами, опасаясь сигнализации и высокого напряжения. Поэтому ни один из человеческих страхов, которые Мэнсон систематически эксплуатировал, нельзя было нейтрализовать с помощью внешней защиты. Страх — это нейрологическая реакция человека. О Мэнсоне говорили, что он вызывал у людей страх, чтобы приобрести над ними власть. Если мы хотим понять Мэнсона, давайте сначала разберемся в нейрологии человеческого страха.

В книге «Вверх тормашками: Правдивая история мэнсоновских убийств» Винсент Бульози пишет: «Один аспект мэнсоновской философии меня особенно ставил в тупик: он боготворил страх. Он не только проповедовал красоту страха, но и внушал «семье», что надо жить в постоянном страхе. Для него страх был синонимом осознания. Он считал, что, чем больше у тебя страха, тем больше осознания, а значит, больше любви. Когда тебе по-настоящему страшно, ты весь сосредоточен на моменте «сейчас». А когда ты понимаешь глубину момента «сейчас», твое осознание полностью включается».

Давайте называть вещи своими именами. Причиной того, что Мэнсон сумел манипулировать массами при помощи страха, была паранойя, тайно охватившая умы тех, кто вверг страну в состояние холодной войны, проводил пугающие кампании «борьбы» с наркотиками, постоянно показывал по телевидению зверские боевики и фильмы ужасов, бюрократизировал правоохранительные органы и исправительные учреждения.

Прежде чем мы сможем понять Мэнсона, мы должны осознать, что тюремная система — это микрокосм культуры. Американская тюремная система построена на страхе и насилии. Уильям Блейк говорил, что дурак и мудрец видят одно дерево по-разному. Перефразируя, можно сказать, что свободный человек видит совсем не то дерево, что заключенный.

Роботам, принадлежащим к среднему классу, неведомо переживание страха, власти и политики страха, за них эти проигрывают герои боевиков на телеэкранах. Лишь полицейский, тюремный заключенный и ветеран гетто знают, что такое ежеминутная готовность к экстремальной ситуации. Всегда быть начеку — ради выживания. Это политика реальности. Голая дипломатия адреналина.

Почти каждый бандит признается, что в момент ограбления испытывал возбуждение не от того, что завладевал деньгами, а от наблюдения за жертвой ограбления, охваченной животным страхом. «Эти козлы мочатся прямо в портки, когда ты приставляешь ствол к их рожам». Но любой преступник, вызывающий ужас у жертвы, втайне жаждет подчиняться кому-то другому, более всесильному. Самый авторитарный человек чувствует себя увереннее, ощущая поддержку более могущественных сил. Мэнсон в зените своей власти над семьей чувствовал себя заблудшей растерянной овцой, потому что никто ему не подсказывал, что делать. После суда Мэнсон дал интервью Бульози. Он сказал: «Тюрьма всегда была моим домом; в последний раз мне так не хотелось выходить из тюрьмы. Наконец-то вы снова возвращаете меня домой».

Тюрьма — это классический полигон, учебно-прикладная школа страха и бесстрашия. Представители среднего класса ужасаются тюремной реальности диких джунглей. Но если ты, находясь в тюрьме, проявляешь страх, то становишься жертвой постоянного физического насилия.

Поскольку Чарльз Мэнсон провел большую часть свой взрослой жизни в тюрьме, очевидно, он получил хорошую выучку по части использования следующих тактик: страха физических угроз («я опасный»), эмоционального доминирования («я сильный») и символьного манипулирования («я умнее тебя»).

В обществе страха нет места разуму. Самые опасные и самые сильные особи автоматически считаются более разумными. В тоталитарном обществе тонкость аргументации, проницательность, интуиция, чувствительность, сложность, толерантность при обмене информацией находятся под запретом. Пахан никогда не признается в невежестве и не согласится с очевидным фактом. Выстраивается информационная иерархия. Никто не думает. Все выполняют.

Когда в марте 1967 года Мэнсон вышел из тюрьмы, он принес в свободную, открытую, счастливую и доверчивую культуру «детей цветов» три умения. Это были умения вызывать страх, которым он обучился в школе преступлений: физическая угроза, эмоциональное доминирование и догматическое повторение символов. Однако к этим примитивным методам он добавил четвертый и самый эффективный способ манипуляции людьми, за которым скрывалась истинная природа его власти: моральное подавление. Он угрожающе размахивал книгой, которая, со ссылкой на волю высшего этического авторитета, оправдывает ритуальное убийство. Устаревший не на две, а на все три тысячи лет, этот текст напичкан предписаниями и манифестами, которые призваны нагонять страх на неверующих. Эта книга называется «Откровение Иоанна Богослова».

Когда Т. Лири бросили в тюрьму Фолсом, он узнал, что в соседней камере сидит Мэнсон.

Если Фолсом считался дном тюремной системы, то карцер 4А, расположенный в нижнем ярусе тюрьмы, был дном Фолсома. Кругами дантовского ада. Смертная казнь была отменена, и узкая темная камера без окон, с расколотым грязным унитазом без сиденья, ржавым металлическим тазом для умывания, вонючим матрасом в пятнах, становилась его местом жительства на долгие годы. В камере было темно, только через наружную дверь проникала полоска света.

Через десять минут темноты и тишины наружная дверь открывается и входит молодой светловолосый заключенный. Он опирается на решетку внутренней двери, дружелюбно улыбаясь.

«Жаль, что ты попал сюда, парень. Но все равно добро пожаловать. Я дежурный по первому этажу. Ты куришь?»

«Да. А здесь есть что-нибудь почитать?»

«Конечно. Что ты любишь? Я принесу тебе что-нибудь хорошее.»

Парнишка выскальзывает за наружную дверь, оставляя ее приоткрытой. Отраженный свет закатного солнца прогревает камеру. Через пару минут парень возвращается. Он приносит большой пакет табака, рулон туалетной бумаги и четыре книги в твердом переплете.

«Это передал Чарли. Он сидит в соседней камере.» А, значит, это тот самый человек, который сидит с улыбкой в позе лотоса. «Он попросил узнать, пьешь ли ты кофе с сахаром и со сливками. И любишь ли ты мед.»

Чарли передал «Учения Будды о сострадании», «В поисках чудесного» П. Успенского, «Учения дона Хуана» Кастанеды, «Мастера и Маргариту» М. Булгакова.

Парнишка снова возвращается. На этот раз он приносит пакеты с сахарными кубиками и сухими сливками, картонный стаканчик натурального меда и пачку крекеров.

«Это тебе от Чарли. Теперь мне пора. Забегу позже.»

Методичное изучение высших уровней сознания не только помогает понять, как создаются реальности, как они впоследствии навязываются другим людям и как можно регистрировать вторжения чужой реальности, но и неизбежно наводит на размышления о сатанинских ритуалах черной магии. Если черная магия — это использование нейрологических техник для обретения власти над людьми, то белая магия — это применение нейрологических техник с целью познания и управления собственной нервной системой.

Понимание этих процессов позволило Т. Лири выстоять в первой и единственной схватке с реальностью Чарльза Мэнсона. В этой реальности Чарли Мэнсон выступал библейским пророком.

В состоянии изоляции и беспомощности биовыживательный контур и эмоционально-гормональные системы действуют примитивно, в режиме аварийной ситуации. Опытный нейролог сканирует всю схему, отключает рефлекс капитулировать/спастись/умереть, настраивается на каналы успеха/блаженства/терпения и безмятежно ждет, когда прошлое сойдется с будущим.

Нейролог Лири сидит на полу, снова осматривает камеру.

И тут он слышит голос.

«Вот и ты здесь. Долгие годы я следил за твоим падением. Ты знаешь, где мы?»

Голос самоуверенный, даже покровительственный. Это тот персонаж в позе лотоса из соседней камеры, который передавал ему книги и кофейные «радости». Чарли.

«Ты действительно понимаешь, где мы?» — повторяет он вопрос.

«И где же мы ?»

«В вечности, брат. Это конец. Если ты попадаешь сюда, это навсегда. Отсюда никто не выбирается.»

Нейролог слушает с жалостью и раздражением. Он понимает, что Чарли говорит субъективную истину. Такова истина с точки зрения смирившегося человека. Истина Чарли. Нейролог не хочет, чтобы его втягивали в эту реальность. Он хочет отразить эту реальность. Но любой заключенный заслуживает сострадания. Кроме того, Нейролог понимает, как создавалась эта реальность. Страх — это сила, которая питает энергией и выстраивает наши социальные «замки», а Чарли — типичный человек из замка, кафкианский символ нашей технико-моральной системы с милитаристским сознанием.

«Это ты передал мне табак и сладости? Спасибо.»

«Пожалуйста. Я всех люблю и стараюсь поделиться всем, что у меня есть. Много лет я ждал разговора с тобой. За стенами тюрьмы наши жизни никогда не пересеклись бы. Но сейчас у нас масса времени. Знаешь, ведь все мы были твоими учениками.»

«В каком смысле?»

«Ты же знаешь, как это бывает. Я провел в тюрьме всю свою жизнь, и когда я освободился в середине шестидесятых, то оказался совсем в другом мире. Миллионы ребят отвергли старую ложь, освободились от прежних комплексов и начали ждать указаний, что делать дальше.» — В голосе появляется легкий оттенок укоризны. — «Но ты не сказал им, что делать. И я никак не могу понять, почему. Ты показывал всем и каждому, как создать новое сознание, но ты не дал им это новое сознание. Почему?»

«В этом вся суть, — отвечает Нейролог. — Я не хотел навязывать им мои реальности. Смысл как раз и состоит в том, что каждый человек берет на себя ответственность за собственную нервную систему, создает собственную реальность. Это конец монотеизма. Ты можешь стать кем угодно. Все остальное — промывание мозгов.»

«В этом была твоя ошибка», — слышится призрачный шепот. — «Никто не хочет брать на себя ответственность. Они хотят, чтобы им говорили, что делать, во что верить, что истинно и что реально».

«И ты знаешь, что им ответить?»

«Все ответы содержатся в Библии. Это одна из привилегий, которую ты получаешь в тюрьме. У тебя есть время читать Библию. Я проштудировал ее от начала и до конца. Знаешь, почему все пошло не так? Из-за женщин. Они боятся. Они навязывают мужчинам законы и мораль. Читай об этом в Библии. Что в Библии сказано о женщинах? Что они — исчадие зла. Верно? Разве ты не понимаешь? Читай, пока сидишь здесь. Истина жестока и беспощадна. Зло должно быть уничтожено. Спасутся лишь единицы. Я единственный человек, который воспринимает Библию всерьез, и именно поэтому я здесь.»

Нейролог тихо спрашивает: «Как ты, Чарли?»

Пауза. Затем голос возвращается, но теперь это уже не голос мессии, а голос заключенного.

«Плохо.»

Вслед за признанием прорывается плотина: «Со мной поступили жестоко и несправедливо. За последние две тысячи лет ни с кем не обходились столь сурово. Мне неразрешено писать письма. Мне запрещены посещения. Меня полностью отрезали от внешнего мира. Меня по-настоящему хотят уничтожить. Я нутром это чую. В глубине души они вынашивают планы убийства. Суд надо мной превратили в фарс. Какая глупость. Я разыгрывал их сценарий, действовал по их Библии, взял всю ответственность на себя — все их представления о зле и убийстве, все грехи человечества. Я взошел ради них на крест. Но никто не понял. Никто даже не заметил, на что я пошел ради них. Даже ты.»

Нейролог отвечает, тщательно подбирая слова: «Я понимаю, что мы живем в очень христианской стране, где каждый заключенный вынужден разыгрывать из себя Христа. Но сказать тебе по правде, я не имею к этому никакого отношения. Я ирландско-кельтский язычник.»

Нейролог испытывал к нему жалость и меньше всего хотел причинить ему зло.

Позже, во дворе Фолсома, он вступил в разговор с Бобом Хайдом, ветераном тюремной системы, атлетически сложенным, мудрым и суровым.

«Почему Мэнсона держат в изоляции?»

«Если он выйдет в тюремный двор, его будут бить. И не из-за того, что он сделал на воле. Здесь это никого не волнует. Заключенные друг друга не судят. Мы смотрим на человека здесь, когда он приходит сюда. Он пудрит мозги: пришел сюда со своими библейскими разговорами. Может, на воле это кого-то пугает, но здесь этот номер не проходит. Уж больно парнишка заигрался, даже сам поверил в свои библейские испытания.»

Вновь слышится голос Чарли.

«Эй, я снова хочу тебя кое-что спросить. Ты там? Ты меня слушаешь?»

«Да, слушаю.»

«Насчет «кислоты». Когда принимаешь кислоту. И весь мир, и все твое тело превращается в вибрации. И пространство становится временем и остается лишь чистая энергия, не за что уцепиться. Ты знаешь, о чем я говорю?»

«Да.»

«Это ведь момент истины, верно? Но что это такое? Как ты это называешь?»

Поставлен высший космологический вопрос. В карцерном блоке тюрьмы особо строгого режима воцарилась тишина, прерываемая лишь жужжанием генератора, гудением воды в трубах, шумом сливаемой воды в унитазах и отдаленным звяканьем ключей.

«Чарли?»

«Да?»

«А что тебе открывается в этот момент?»

«Ничего. Похоже на смерть. Верно? А разве у тебя по-другому?»

«Смерти нет. Тебя обманули, и ты купился. В этот момент приостанавливается действие биохимических импринтов. Ты можешь взлететь с того места и отправиться куда хочешь. Туда, где миром правит не страх, а любовь.»

Глава 22

Наши рекомендации