Выгодное энергосбережение и сокращение потерь на заводе в штате Луизиана
Кен Нельсон — инженер, который ранее возглавлял работы по энергосбережению в «Доу США» и уже давно помогает насчитывающему 2400 работников Луизианскому отделению химической компании «Доу кэмикл» экономить энергию и сокращать потери. «Доу» — одна из крупнейших в мире и самых передовых химических компаний, лидер отрасли, в которой царят острейшая конкуренция и режим жесточайшей экономии. Конкуренты вряд ли сказали бы, что «Доу» глупа или ленива. Однако «Доу» сделала ошеломляющее открытие: на территории ее завода повсюду разбросаны купюры достоинством в 10 тысяч и 100 тысяч долларов — и чем больше их подбираешь, тем больше находишь.
В течение 12 лет — с 1981 по 1993 г. — Кен Нельсон ежегодно проводил конкурс среди сотрудников Луизианского отделения, занимающих посты не выше контролера. По условиям конкурса предложения в области энергосбережения или сокращения потерь должны были окупаться в течение одного года при первоначальных затратах не более 200 тысяч долларов. Представленные проекты подвергались тщательному анализу, и наиболее перспективные и экономически выгодные из них реализовывались. Как показал последующий анализ, более тысячи проектов в среднем дали экономию, равную с точностью до 1% прогнозируемой сумме.
q За первый год доход на инвестированный капитал для осуществленных проектов достиг 97% в год. Остальные 11 лет дали доход, выражаемый трехзначным числом, а за все 12 лет доход от 575 проектов в среднем составил 204% в год (прогнозировалось 202%), при общей экономии 110 миллионов долларов в год (Нельсон, 1993).
q В дальнейшем энергосбережения возросли и стали еще прибыльнее. Далеко не истощив наиболее дешевые возможности, конкурсы Нельсона привели к еще более высоким результатам, благодаря обучению на производстве и технологическим усовершенствованиям. (Это похоже на то, как если бы подняв с пола банкноту в 100 тысяч долларов, мы обнаружили под ней еще две.)
q В первый год 27 проектов общей стоимостью в 1,7 миллиона долларов дали доход на инвестированный капитал в 173 %. Многие полагали, что других проектов, обеспечивающих столь высокий доход, не будет. Но они ошибались. На следующий год 32 проекта на общую сумму в 2,2 миллиона долларов в среднем дали 340% дохода на инвестированный капитал. Быстро набираясь опыта, Нельсон изменил правила и отменил предел в 200 тысяч долларов — зачем при таких выгодных возможностях цепляться за малые? — и включил проекты, которые повысили бы выпуск продукции. В 1989 г. 64 проекта стоимостью в 7,5 миллиона долларов сэкономили компании 37 миллионов долларов в первый и последующие годы при 470% прибыли на инвестированный капитал (пока это наилучший показатель). Даже на десятом году конкурса, когда 700 проектов уже были реализованы, доход на инвестированный капитал 109 победивших проектов в среднем составил 305%, а в 1993 г. 140 проектов дали в среднем 298% прибыли.
q Все эти чудеса сотворили обыкновенные работники. Они даже не получили никакого специального вознаграждения, если не считать признательности со стороны членов конкурсного жюри. Руководство компании не только не вмешивалось в процесс, но и ничего не знало о нем, а потому не могло помешать. Прибавки Нельсона к итоговой сумме доходов «Доу», хотя и были скрупулезно измерены и документально обоснованы, не базировались на каких-либо хитроумных теориях, они не являлись итогом расширения полномочий, руководства со стороны комитетов или иных управленческих процедур. Скорее, во главу угла здесь был поставлен производственный процесс, в ходе которого добровольная изобретательность претворялась в сэкономленные деньги. Вот так работают рынки, когда они работают по-настоящему — и все же как мало Кенов Нельсонов, чтобы заставить их работать! Сколько эко-номистов-рыночников требуется для того, чтобы ввернуть миниатюрную люминесцентную лампу? Ни одного — это сделает свободный рынок. Но без Кена Нельсона, равно как без здравого смысла и усердного труда работников, которых он организовал, лампа никогда не попала бы с полки в патрон.
q Нелегко назвать общую сумму экономии энергии и уменьшения потерь, достигнутую Кеном Нельсоном за 12 лет самоотверженной работы, или оценить выгоды, полученные благодаря аналогичным усилиям еще где-нибудь. Существуют десятки примеров увеличения производительности в 4 раза на протяжении ряда лет. Логично предположить, что многие постараются повторить этот коммерческий успех, однако, как ни странно, этого, кажется, не происходит. Даже Техасское отделение той же компании «Доу» не вняло призывам перенять опыт Луизианского отделения, поскольку в Техасе свои взгляды на то, как поступать. Таково классическое сопротивление инновациям, основанное на принципе «это не наша идея». Действительно, после того как Нельсон в 1993 г. ушел на пенсию, а его оргкомитет был распущен при реорганизации, отслеживание дальнейшего прогресса прекратилось, и оценить последующие результаты нововведений стало невозможно. Таков разрыв между продемонстрированным (не говоря о теоретическом) потенциалом и фактической реализацией. К этой важной особенности мы вернемся во второй части книги при рассмотрении сбоев и провалов в функционировании рыночных механизмов и путей их преодоления.
Глава 2.
Двадцать примеров революционного повышения продуктивности использования материалов
Введение
Понятие «продуктивность использования материальных ресурсов» ввел в оборот Фридрих Шмидт-Блеек, директор Отделения движения материалов и экономической перестройки Вуппертальского института. Шмидт-Блеек разработал концепцию материалоемкости услуги или материальных затрат на единицу работы — MIPS (Material Inputs Per Service Unit), позволяющую оценивать количество материалов, которое необходимо переместить для выполнения любой четко определенной работы или услуги. Например, для какой-то работы нужно доставить сырье с медного рудника в Чили, воду и другие материалы из Мехико, упаковку, производимую в Чикаго, и т. д. Более подробно это понятие рассматривается в главе 9.
Продуктивность использования материалов (или производительность материалов) является, следовательно, компонентом сокращения MIPS. Очевидно, что долговечность продукции способствует повышению производительности материалов, если качество оказываемых услуг не меняется во времени. Подумайте о старой мебели, которая с течением времени может фактически приобрести большую ценность. С другой стороны, долговечность находится в конфликте с современностью, модой и техническими характеристиками (в том числе и с эффективностью). Производительность материалов — это более широкое понятие, чем прочность и долговечность; она связана с жизненным циклом продукта «от колыбели до могилы» — или «от колыбели до колыбели».
Шмидт-Блеек (1994) полагает, что сокращение MIPS в четыре раза будет недостаточным. По его мнению, для стран ОЭСР необходим «фактор десять» (см. «Клуб фактора десять»). Надеемся, что наш друг простит нам наше малодушие, поскольку мы пока осмеливаемся приводить примеры, относящиеся лишь к «фактору четыре». Давайте договоримся называть их достойным началом.
Институт долговечности изделий в Женеве, руководимый Вальтером Штаэлем, разработал стратегии, направленные на оптимизацию эффективности ресурсов. Основу составляет «экономика услуг», в которой учитывается только услуга конечному потребителю (Джиарини и Штаэль, 1993). Для осуществления такой стратегии целесообразно следующее:
q сдача в аренду вместо продажи, если производитель заинтересован в долговечности;
q усиление ответственности за качество выпускаемой продукции, побуждающее производителей гарантировать низкий уровень загрязнения окружающей среды, отсутствие затруднений при повторном использовании продукции или при ликвидации ее остатков;
q совместное владение или использование (например, автомобилей или электроприборов), что потребовало бы меньшего количества изделий для того же объема услуг;
q обновление — сохранение устойчивой основы изделия после использования; замена только изношенных деталей;
q оптимизация конструкции изделия, с точки зрения долговечности, обновления и переработки.
Ясно, что перечисленные элементы подразумевают комплексную, многоцелевую стратегию. Движение материалов зависит от того, насколько большую часть задачи мы выполняем; как эффективно используем материалы; сколько руды нужно извлечь и переработать, чтобы получить необходимые материалы; как далеко приходится их отправлять; сколько перемещений совершено в предыдущие годы для создания инфраструктуры, заводов и средств доставки.
Сколько разнообразных вещей имеет каждый из нас в течение всей жизни, и, стало быть, сколько таких вещей необходимо делать каждый год? Ровно столько, чтобы компенсировать те из них, которые ломаются, изнашиваются или выбрасываются, плюс еще столько, сколько требуется, чтобы не отстать от прироста населения. Ключевой переменной, очевидно, является то, как долго служат эти вещи. Чтобы из чего-то пить, керамических кружек нужно намного меньше, чем бумажных или пластиковых стаканчиков, поскольку керамика — материал почти вечный (нужно только ее не ронять), тогда как «потребительские однодневки» используются раз или два и затем выбрасываются. А если мы сделаем небьющуюся керамическую кружку, она будет служить и нашим праправнукам. Если изготовить достаточно небьющихся кружек (чтобы у каждого была одна или сколько нужно), потом ежегодно не потребуется производить их в большом количестве.
Долговечная офисная мебель
Долговечность — одна из наиболее очевидных стратегий по сокращению потерь и повышению продуктивности использования материала. Некоторые детали изнашиваются или теряют свою эстетическую привлекательность из-за капризов моды. Если детали сделаны так, что они способны заменять друг друга, повысить долговечность можно весьма эффективно.
Один из основателей теории долговечности Вальтер Штаэль (мы обязаны ему большей частью материала, излагаемого в этом разделе) считает, что самый перспективный технический подход к борьбе с преждевременным «выбрасыванием на свалку» заключается в отделении «конструктивных элементов» от «видимых». В сочетании с рыночным подходом, согласно которому производитель забирает изделие назад и монтирует на нем усовершенствованные видимые элементы, это в скором времени может привести к созданию «вечного» кабинетного кресла. Действительно, второй крупнейший производитель офисной мебели в Америке Герман Миллер открыл завод, предназначенный специально для бесконечного обновления всевозможных когда-либо выпущенных им видов мебели. Программа, получившая название «Феникс», реализуется весьма успешно.
Видимые и заменяемые элементы могут быть «дематериализованы» (произведены с минимальным MIPS) и предназначены для легкого обновления или переработки. Когда наступает время замены изношенных элементов, они легко разъединяются. Элементы конструкции офисного кресла включают в себя его «подошву», «ножку» и механизм сиденья. Их можно оптимизировать с тем, чтобы достичь наилучших эргономических качеств, комфорта, прочности, долговечности и легкого ремонта. И все же остается большой простор для применения творческой фантазии в оформлении подушки. Если мебель переходит к новым владельцам, компания выбирает новый дизайн, желает изменить имидж или просто хочет дать своим работникам ощущение, что в офисе появилась совершенно иная мебель, замена подушки и ткани не составит труда ни с финансовой, ни с экологической точки зрения.
Знаменитая мебель многих мастеров сделана так, что в ней можно отделить элементы конструкции от видимых элементов. Музеи мебели гордятся, выставляя кресла Ле Корбюзье или Имса, которые сконструированы именно таким образом, хотя и были штучным товаром. Этот принцип стал определять рынки массовой продукции в Германии, когда правительство в законодательном порядке ввело обязательный возврат предметов длительного пользования. Известные производители мебели — Седус, Вилькхан, Граммер — начали распространять упомянутый принцип на свои новые коллекции.
Пока нет данных, ясно доказывающих достижение «фактора четыре» в сокращении MIPS этим методом. Однако поверхностная оценка позволяет заключить, что возможны факторы от 5 до 20, в зависимости, конечно, от используемых материалов и базовой модели.
Теоретически долговечная конторская мебель могла оказаться кошмаром для всей обрабатывающей промышленности, потому что насыщение рынка произошло бы очень быстро. Замена подушек и обивки кресел превратилась бы в доходный бизнес скорее для местных мастерских, а наиболее перспективным для производителей стал бы лизинг, который поощрял бы их к максимальному увеличению срока службы продукции. Такое малозаметное изменение могло бы существенно сказаться на структуре всей индустриальной экономики — оно явилось бы стартовым сигналом к экономике услуг, где в центре внимания стоит коэффициент использования.