Возникновение разнообразия 4 страница

А южные китайцы — чиновники и помещики — так прижали своих подчиненных, что вынуждали их бежать в джунгли и составлять банды, жертвами коих становились сами. Доказательство последнего читатель найдет в популярном романе «Речные заводи» (XII в.). Скажу только, что для ликвидации этих банд потребовалась военная операция, которой руководил лучший из китайских полководцев, Йо Фэй, позднее казненный не за неудачи, а за победы, вызвавшие зависть придворных интриганов. Таков был мир перед началом Монголии.

ПРОГРАММЫ

Какова была позиция Тэмуджина, после того как его избрали ханом с громким титулом «Чингис», можно судить только по его предсмертным заявлениям, приведенным в официальной истории и опущенным в «Тайной». Чингис, по словам Рашид‑ад‑Дина, высказывался так: «У степных народов, которых я подчинил своей власти, воровство, грабеж и прелюбодеяние составляли заурядное явление. Сын не повиновался отцу, муж не доверял жене, жена не считалась с волей мужа, младший не признавал старшего, богатые не помогали бедным, низшие не оказывали почтения высшим, и всюду господствовали самый необузданный произвол и безграничное своеволие. Я положил всему этому конец и ввел законность и порядок» ««Г.Е. Грумм‑Гржимайло доверяет этому тексту, даже допуская, что он содержит преувеличение (см.: Западная Монголия... С. 437). А.Ю. Якубовский оспаривает его мнение, полагая, что во всех бедах виноваты нойоны‑эксплуататоры (см.: Указ. соч. С. 79‑80). Прежде чем принять ту или другую точку зрения, целесообразно проследить ход событий далее »».

Это очень важная характеристика того перелома, который по нашей системе отсчета означает начало нового витка этногенеза. Инерция хуннского толчка иссякла, новый можно назвать монголо‑маньчжурским или, как принято у французских ориенталистов, татарским, хотя тюркские этносы были втянуты в него благодаря переносу генофонда. Однако вспомним, что этноним «татар» относился к монголоязычному народу, обитавшему на берегах Керулена. Он стал сначала прозвищем всех кочевников, входивших в империю Чингисидов, и лишь в XV в. закрепился за группой поволжских, крымских и тюменских тюрок, сохранивших верность потомкам Чингиса. Поэтому расширенное применение термина «татар» для XIII‑XIV вв. правомерно ««Палладий. С.169‑172. Примеч. 47 »».

Сам факт широкого распространения древних «татар» от Хингана до Алтая показывает, что наиболее актуальную политическую проблему — защиту от агрессивных соседей — разные группы кочевников решали различно. У самых культурных и сильных — кераитов и найманов — были ханы и религиозные системы: у кераитов — несторианство, у найманов — буддизм, в меньшей степени несторианство. Ну и что? Ни те, ни другие не сумели возглавить кочевой мир для обороны против империи Кинь, Хорезмийского султаната и Тангутского царства, потому что внутри этих ханств шла борьба придворных клик, парализовавшая их силы.

Большая часть монголов: тайджиуты, сальджиуты, хатагины, дурбэны и икирасы (отрасль хонкиратов), а также их союзники — отуз‑татары, ойраты и меркиты — стремились к созданию племенной конфедерации, где власть хана была бы номинальной, а фактическая власть принадлежала бы главам племен. Назвать эту программу «аристократической» было бы неверно, потому что без поддержки «черного» народа вожди племен были бы бессильны, чего на самом деле не было. Недостатком этой политической программы была легализация права на самоуправство, безнаказанные грабежи соседей, угон скота и убийства.

Поэтому эта программа, проводившаяся последовательно, потерпела крах.

Но какая‑то часть монголов поступилась свободой ради безопасной жизни и гарантированных прав. Эти избрали ханом Тэмуджина и добровольно приняли обременительный закон — Ясу. Любопытно, что большая часть их были «люди длинной воли».

Интересно и очень важно, что Тэмуджин, избранный ханом, сам воспринимал себя столь же обязанным нести службу, как и все те, которые его избрали.

Хотя его обращение к Алтану и Хучару, старшим родственникам, датируется 1203 г., оно отражает программу, принятую в 1182 г.:

«Я высказал лишь свое мнение, что земли по Онону не должны оставаться без главы. Я убеждал каждого из вас стать этим, главой, но вы отказались. Я был этим несказанно огорчен… Разве я домогался власти? Я был избран ханом единогласно, дабы оградить от неприятельских покушений земли, занятые нашими предками в области трех рек. Избранный ханом, я подумал, что обязан обогатить тех, кто был мне предан. И все, что я приобретал: скот, юрты, женщин и детей, все это я отдавал вам. Облавой я сгонял вам животных степи. С гор гнал горных животных. А теперь вы служите Ван‑хану. Но разве вы не знаете, как он непостоянен?!» ««Цит. по: Грумм‑Гржимайло Г.Е. Западная Монголия...С.405.Ср.: Сокр. ск.¦179; Палладий. С. 94 »». Итак, здесь зафиксировано не безоговорочное подчинение власти, основанной на силе, а острая необходимость обрести силу для самообороны, жертвуя при этом привычной независимостью и личной свободой. Вряд ли все монголы были столь предусмотрительны, что в ожидании будущих благ были готовы проститься с привычным укладом. Поэтому можно думать, что и «аристократы», выбравшие Тэмуджина ханом, и «демократы», послушавшие своих беков, были одинаково ненадежны. Искренними могли быть только «люди длинной воли».

Но кто были эти последние? Класс? Нет! Ибо они не сменили способа производства и производственных отношений. Сословие? Сословием предстояло стать их потомкам в отдаленном будущем. Партия? Тоже нет! Ведь внутренней структуры, организации у них не было.

Это были люди особого поведенческого настроя, отличавшиеся от своих предков и большинства соплеменников большей энергичностью, предприимчивостью, способностью к самопожертвованию, короче говоря — пассионарным напряжением.

Все они заражали этим духом тех. кто случайно к ним примкнул. И те вели себя аналогичным способом, видя в послушании хану высшую цель своей жизни.

Не произволу хана подчинялись они, а закону, которому подчинялся сам хан.

Назывался этот закон Яса.

Разумеется, далеко не все монгольские пассионарии объединились вокруг Чингиса. Многие стали его заклятыми врагами. Они оставались в своих племенах, готовые отстаивать свободу, но… рядом с ними, в одних куренях, жили их субпассионарные и гармоничные родственники, связывавшие инициативу своих защитников.

Такова была расстановка сил в момент избрания Тэмуджина ханом. Она позволила небольшой консорции его сторонников уцелеть и за 20 лет вырасти в самостоятельный субэтнос. Но в эти решающие десятилетия в Монголии не было покоя. Начался тот период фазы пассионарного подъема, который в этнологии характеризуется как раскол этнического поля.

ДРУЗЬЯ И НЕДРУГИ

Когда Тогрул, хан кераитов, узнал, что монголы избрали ханом Тэмуджина, сына его анды и в этом смысле его племенника, он проявил полное удовольствие. Послам, уведомивших его об избрании Тэмуджина, он сказал:

«Дело, что посадили на ханство сына моего Тэмуджина! монголам быть без хана? Не разрушайте же этого своего согласия… не обрезайте собственного ворота» (Сокр. ск. ¦ 126).

Думается, что он был прав. Кераитское ханство было зажато между чжурчжэньской империей Кинь и найманским ханством, которое поддерживали воинственные меркиты. Внутри державы существовала мощная оппозиция хану. Монгольская подмога была необходима как воздух. А договариваться с каждый родовым старейшиной было трудно и бесперспективно: один согласится помогать, а другой откажет из‑за лени, тупости или вражды к первому. Легче иметь дело с ханом, сыном лучшего друга и спасителя.

Иначе воспринял весть об избрании Тэмуджина Джамуха. Он ответил не ему, своему анде, а Алтану и Хучару: «Зачем вы, Алтаи и Хучар, разлучили нас с андой, вмешиваясь в наши дела?.. И почему вы не возводили в ханы моего друга Тэмуджина в ту пору, когда мы были неразлучны? И с каким умыслом вы поставили его на ханство теперь?.. Блюдите же данное вами слово покрепче! Получше служите анде моему!» (Сокр. ск. ¦ 127).

Так вот где причина разлуки двух вождей монгольского народа! Просто интриги, которые на личном уровне дали последствия, на первый взгляд пустяковые. Но когда дело перешло на уровень субэтноса, эта размолвка выросла в нечто грандиозное, а при образовании этноса — в трагичное ««См.:Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. С.158‑159 »».

Мефистофель, уговаривая Фауста расписаться на договоре кровью, говорил:

«Кровь — сок совсем особенного свойства», Это подтвердилось в Монголии XII в.

Брат Джамухи, Тайчар, вздумал отогнать у чингисовцев табун. То ли это было легкомыслие, желание проявить удаль, те ли он хотел за что‑то насолить Чингису, но, так или иначе, он пустился на баранту, угнал коней, был настигнут и застрелен, Хотел ли табунщик его убить? Вряд ли! Но стрела пробила Тайчару хребет, и он умер. Это был повод к войне, хотя отнюдь не причина ее. Три тумэна (30 тыс.) монголов сели на коней ради мести за жизнь конокрада. Джамуха во главе их пошел на своего анду (Сокр. ск. ¦ 129).

У Чингисхана было тринадцать куреней ««По Рашид‑ад‑Дину — 13 тыс. воинов против 30 тыс. По «Тайной истории» силы противников были равны (см.: Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. С.162) »», которые он тоже вывел в поле.

Джамуха опрокинул строй чингисовцев, но те отошли в ущелье Цзерен при Ононе. Джамуха не штурмовал ущелье, но безжалостно расправился с пленными.

Семьдесят юношей из рода Чонос ««Племя с таким названием нигде не упомянуто. Есть предположение, что в рукописи описка: правильно читать «Чорос» — один из ойратских родов. Непонятно лишь, как ойраты попали на Онон »» он велел сварить в котлах, а своему бывшему соратнику — Чахан‑Ува — отрубил голову и привязал ее к хвосту коня.

После этих сомнительных подвигов он вернулся домой ««О странностях поведения Джамухи см.: Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. С. 261 и след. »».

Нарочитая непоследовательность Джамухи вызвала среди его соратников такое недовольство, что два наиболее храбрых и воинственных племени — уруты и мангуты — покинули Джамуху и перешли к Чингису. Они сочли Джамуху хитрым и лукавым, а надо сказать, что отношение к этим качествам в Западной Европе и в Сибири диаметрально противоположно. Немцы говорили: «Конунг думает за нас». Французский сенешаль давал проходимцу луидор, говоря: «Любезный, возьми это и говори всем, что наш герцог — добрый герцог». А в Сибири и в Великой степи обман доверившегося считался худшим из возможных поступков.

Монголы были готовы рисковать жизнью ради избранного ими предводителя только при условии, что он с ними искренен и откровенен. То, что считалось в Европе талантом политика, в Сибири вызывало отвращение.

Этнопсихологические структуры всегда различны.

Появление в орде урутов и мангутов усложнило систему, а тем самым изменило расстановку сил внутри ее. Если раньше под знаменем Чингиса сражались пассионарные «люди длинной воли» и субпассионарные потомки Хабул‑хана и Хутул‑хана, то теперь к ним добавились люди с гармоничной психологией, близкие к гомеостазу, но индуцированная пассионарность повысила их энергетический уровень. Благодаря этому они стали подлинной опорой Тэмуджина, а субпассионарии оказались в оппозиции, что повлекло цепь непредвиденных событий, в которых главную роль сыграли капризные женщины.

На пиру, устроенном по случаю избавления от Джамухи, кравчий ошибся в очереди наливания вина: молодой жене Сэчэ‑бики налил раньше, чем старшим.

За это разъяренные старухи его избили. В то же время Бельгутей поймал вора, хотевшего украсть оброт (узду и повод) с коновязи. Чжуркинец Бури‑Боко вступился за вора и нанес Бельгутею рану, правда неглубокую. Чингис рассердился… и началась драка, где чжуркинцев побили.

Кончилось дело миром, но, пожалуй, лучше бы была добрая ссора, чем худой мир, ибо «как раз в это время» (Сокр. ск. ¦ 132) пришла весть, что чжурчжэньский карательный отряд преследует татар на р. Улзе ««Улза (у С.А.Козина — Ульджа) — приток Онона. Событие произошло в среднем ее течении, южнее совр. Читы »», гоня их прямо в руки монголам. Тэмуджин вспомнил старую вражду с татарами, пригласил кераитского хана Тогрула принять участие в походе и приказал чжуркинцам присоединиться к нему. Кераиты пришли вовремя, а чжуркинцев прождали зря.

Тэмуджин и Тогрул разбили татар до прихода чжурчжэней, убили их предводителя, а командиру чжурчжэньского отряда послали извещение о победе.

Тот обрадовался и наградил неожиданных помощников титулами ««Тогрулу был дан титул «ван» (царь), а Тэмуджину — «чаутхури» (что‑то вроде военного комиссара). Кроме того, было обещано доложить «алтан‑хану», т.е. императору, об услуге с просьбой утвердить пожалование. Тот и утвердил, что имело большие последствия »». Это ему ничего не стоило, так как власти они не получили, но свою роль это пожалование в дальнейшем сыграло, и важную.

А чжуркинцы, воспользовавшись отсутствием монгольских воинов, напали на остававшихся дома стариков и детей, ограбили их донага и убили десять человек. С их точки зрения, в этом поступке не было ничего зазорного — просто они рассчитались за проигранную драку. Но Тэмуджин был человеком нового склада, с иным стереотипом поведения. Он повел свое дисциплинированное войско на чжуркинцев и разгромил их кочевье. Сэчэ‑бики и Тайчу пытались бежать, но были пойманы и казнены. При этом оба не понимали, что заслужили казнь: ведь до Чингиса межплеменные столкновения были в порядке вещей, а нового порядка, Ясы, они просто не могли вообразить.

Племя чжурки (юркины) перестало существовать, но не как масса людей, а как система. Пленные получили пощаду и даже милость! Например, некий Гуун‑Ува предоставил Тэмуджину двух своих сыновей для службы. Один из них стал впоследствии известным полководцем; прочие пленники были зачислены в монгольское войско, и многие дослужились до офицерских чинов (Сокр. ск. ¦137).

Любопытно, что детей из враждебных племен монголы не обижали. Но поскольку те становились сиротами, их отдавали на воспитание женщинам. Так, мать Тэмуджина Оэлун воспитывала четверых найденышей: Кучу, подобранного в кочевье меркитов; Кокочу из рода Бесуд, жившего у тайджиутов; татарского мальчика Шикикан‑Хутуху, впоследствии воеводу и первого татарина, выучившегося грамоте, и чжуркинца Бороула. Она стала для них матерью (Сокр. ск. ¦ 138). Надо полагать, что другие монгольские женщины подражали ханше.

А когда через 20 лет эти дети выросли, они умножили число сторонников Чингиса.

А в эти годы в Европе готовился третий крестовый поход, руководимый Фридрихом Барбароссой, Ричардом Львиное Сердце и Филиппом Августом. История его известна, но вот некоторые детали этнопсихологического значения. Прибыв в Палестину и овладев Аккой, Ричард оставил у себя 2 тыс. заложников‑мусульман, а потом велел их убить. У Салах‑ад‑Дина тоже было много пленных христиан, ждавших, что их разменяют, — теперь их ждала смерть. Но Салах‑ад‑Дин не казнил пленных, а повел своих воинов к месту, где лежали труппы заложников. После этого мусульмане стали драться как львы. Наступление английских рыцарей к 1192 г. захлебнулось.

Показали себя и немцы. Сын Барбароссы Генрих VI в 1194 г. захватил Сицилийское королевство, разграбив по дороге город Салерно, где всех жителей убивали или брали в рабство. Палермо открыл ему ворота, регентша‑королева Сибилла договорилась передать ему власть с тем, что ее сыну будут оставлены наследственные владения. Генрих на все согласился, а потом начал расправу над беззащитными подданными. Он ослеплял, сажал на кол, вешал, сжигал, зарывал живыми в землю. Сибиллу с тремя дочерьми отвезли в Эльзас и там держали в темнице. Король‑ребенок был ослеплен, оскоплен и умер в подземелье замка Гоэнемс, а тела его сторонников были вырыты и преданы поруганию.

Французский король Филипп Август просватал датскую принцессу Ингеборг, а когда она приехала в Париж, забрал ее приданое, а ее прогнал «под предлогом неодолимого отвращения». Это возмутило папу и парижан, но король, даже отлученный от церкви, был непреклонен.

В Константинополе Андроник Комнин осуществлял немыслимые по своей жестокости казни. Осужденный Исаак Ангел сумел вырваться из рук палача и возмутил народ. Пойманный Андроник был повешен за ноги и медленно замучен.

Вот какова была в XII в. рыцарская цивилизация!

Но не ко всем чжуркинцам была проявлена такая милость. Богатырь Бури‑Боко, силач и боец, во время пьяной ссоры на пиру ранивший Бельгутея, тоже оказался в числе пленных, но пользовался свободой наряду с прочими. Чингис на празднике велел ему бороться с Бельгутеем, так как состязания в борьбе были постоянным развлечением монголов. Бури‑Боко решил поддаться Бельгутею, чтобы не гневить хана. Он сделал вид, что побежден, и лег на землю, а Бельгутей оседлал его и по знаку хана сломал ему хребет.

Неблаговидный поступок был совершен на глазах у всех. Автор «Тайной истории» не сообщает реакции общественного мнения, но… дальше идет хронологический пропуск в 15 лет.

Где оказался Чингис, сообщает только один китайский источник «Мэн‑да Бэй‑лу». Он провел 11 лет в чжурчжэньском плену. А как он туда попал?

Остается только догадываться.

Оказаться в неволе Тэмуджин мог, только будучи преданным. Видимо, у Сэчэ‑бики и Тайчу были верные друзья, отомстившие за их казнь. Конечно, когда Чингис пользовался полным уважением и симпатией в орде, схватить его было трудно. Но предательское убийство улусного борца уронило авторитет хана. Тогда заговорщики осуществили свой замысел, полагая, что Тэмуджина, как и его предков, прибьют гвоздями к деревянному ослу. Но Тэмуджин имел важный чин за помощь против татар, и, может быть, поэтому его задержали, но не казнили. Это домысел, но версия не противоречит известным фактам.

Остается неясным только, в каком году это произошло и насколько сближены описанные здесь события.

ХРОНОЛОГИЯ

При описании хода перечисленных событий наибольшую трудность представляет отсутствие хронологии. Автор «Тайной истории» отмечает только последовательность событий, а о промежутках между ними, видимо, сам имеет крайне приблизительное представление. Пишет он невнятно: «Вскоре после того» (Сокр. ск. ¦ 128), «затем» (Сокр. ск. ¦. 129), «как раз в это время» (Сокр. ск. ¦ 132), а далее идет пропуск до 1201 г. Что‑то тут не так. Но ведь сочинение писалось в 1240 г. Автор мог многое забыть или просто не знать.

Попробуем применить «живую хронологию» по возрасту детей Тэмуджина.

Первенец, Джучи, родился сразу после освобождения Бортэ из меркитского плена, т.е. в 1182 г. Третий сын, Угэдей, умер в 1241 г. 56 лет. Значит, он родился в 1185 г., его старший брат, Джагатай, — между 1183‑1184 гг., а последний сын, Тулуй, — в 1193 г., о чем есть точное указание китайского источника ««См.: Мункуев Н. Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах. М., 1965. С.103 »».

Зато другое указание китайского автора Чжао Хуна говорит, что Тэмуджин пробыл в чжурчжэньском плену «десять с лишним лет», пока не убежал ««Мэн‑да Бэй‑лу. С.49 »».

Когда он попал в плен, неизвестно, но в 1198 г. Тэмуджин опять стоит во главе своей орды и выручает несчастного Тогрула, в 1197 г. выгнанного из кераитских земель найманами ««См.: Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства.С.151 (разбор датировок Р.Груссе и К.Витфогеря) »». Значит, он был захвачен в 1186 г., а Тулуй — единственный брюнет среди Борджигинов — появился на свет в отсутствие отца, который, однако, признал его сыном. Предлагаемая версия непротиворечива и объясняет лакуну в изложении событий источниками. Писать о десятилетнем рабстве миродержца, видимо, было неудобно.

За время отсутствия Чингиса его орда пережила тяжелый период. Хасар был прекрасный стрелок, атлет и храбрец, но талантов правителя у него не было.

Больше того, он оказался противником Тэмуджина и сторонником Тогрула, которому он подчинил орду. В этом его поддерживали Алтан и Хучар. Народ, видя бездарность правителя, видимо, стал разбегаться, потому что, когда Тэмуджин вернулся из плена, у него вместо 13 тыс. воинов оказалось всего 2600 человек. Все надо было начинать заново.

Однако этнический рост шел. Это сказалось и на хронологии. Сезонный счет времени — по зазеленению травы ‑с 1201 г. сменился на 12‑летний звериный цикл, т.е. каждый год носил название зверя. Этот отсчет был заимствован у китайцев ««Мэн‑да Бэй‑лу. С.117‑118 »», которые усовершенствовали его, введя пять названий стихий: огонь (красный), земля (желтый), вода (черный), металл (белый) и трава (сине‑зеленый), а прибавив к ним мужской и женский род, получили 120‑летний цикл, вполне достаточный для бытовых потребностей и для записей в летописи: ведь ошибка на 120 лет практически невозможна.

Монголам, поскольку их история была короткой, оказалось достаточно 12‑летнего цикла, а позднее они усовершенствовали его удвоением: желтый и желтоватый, синий и синеватый и т.д. ««См.:Катанов Н.Ф. Восточная хронология//Известия Северо‑Восточного археологического и этнографического института. Вып. 1. Казань, 1920 »». Но эта система отсчета в наших источниках не применяется.

Циклический календарь удобен для пользования в быту. Мы ведь не отказались от семидневного цикла по планетам, заимствованного у шумеров, — недели ««См.: Гумилев Л.Н. Этнос и категория времени. С. 143‑157 »».

Тема календаря имеет для нас еще одно значение — она относится к той грани культурогенеза, которая тесно смыкается с этногенезом. Тюрки и уйгуры, былые хозяева Великой степи, не являются предками монголов. Между этими двумя витками этногенеза лежит разрыв, пропасть, не заполненная живой этнической памятью. Религии у тюрок и монголов были разные. Сходство приемов хозяйствования объясняется одинаковой адаптацией к одним и тем же природным условиям. Направление социального развития не совпадает именно в тех деталях, которые важны и заметны для народных масс. Энергия этнического развития у потомков хуннов и табгачей иссякла к Х в., а монгольская — вспыхнула в XII в. Короче говоря, хунно‑тюркюты и монголы — два разных суперэтноса, как римляне и германо‑романская Европа или эллино‑римляне начала новой эры и византийцы, которые называли себя ромеи. Известно, что природные явления неизбежно изменчивы, а плоды человеческих рук и умов, т.е. культура, лишены саморазвития ««См.: Калесник С.В. Проблема географической среды //Вестн. ЛГУ. 1968. № 12; Гумилев Л.Н. О соотношении природы и общества согласно данным исторической географии и этнологии // Вестн. ЛГУ. 1970. №24. С. 39 »». Они могут либо заимствоваться, либо разрушаться. Материальная культура из нестойких материалов существовала недолго, хотя и оставляла реликты: осколки посуды, надписи на камнях, погребения, а такие изобретения, как календарь, заимствовались, когда в этом возникала потребность. У монголов она возникла тогда, когда хан и народ стали вместе «создавать государство». Это произошло в 1201 г., и, видимо, работа в этом направлении шла два‑три десятилетия в конце XII в.

Одновременно шел пересмотр норм и морали, религии и системы воспитания.

ЗАКОН ПРОТИВ ОБЫЧАЯ

Казалось бы, введение нового закона, Ясы, вместо некодифицированного обычного права — явление, не имеющее никакого касательства к этногенезу, но вдумаемся: установление новых законов, отменяющих привычные нормы взаимоотношений, совершается тогда, когда изменяется стереотип поведения, т.е. при перерождении этноса, или, в меньшей степени, при смене фаз этногенеза. Второй вариант может быть связан с изменением способа производства, но скот пасся на тех же пастбищах, охота шла привычным порядком, предметы быта изготавливались местными мастерами из местных материалов. Значит, появление закона, позднее записанного, было результатом изменения не окружающей среды, а самих людей, и не всех, а той этнической подсистемы, пассионарное напряжение которой резко повысилось. Такой системой стала мозаичная орда хана Чингиса.

Новое законодательство формировалось десятилетия, с одной стороны, долго, а с другой — моментально. Для всех монгольских племен Чингисова улуса Яса была опубликована на Великом курултае в 1206 г., одновременно с провозглашением Тэмуджина Чингисханом всей Великой степи. Но и после этого Яса дополнялась и расширялась. Это произошло в 1218 г., перед войной с Хорезмийским султанатом, и в 1225 г., перед завоеванием Тангутского царства ««См.: Вернадский Г.В. О составе Великой Ясы...С.6‑7 »». Но элементы нового стереотипа поведения начали слагаться, надо полагать, до 1206 г., что вызвало резкое сопротивление всех ревнителей старины.

В самом деле, зачем создавать новые законы, вместо того чтобы кодифицировать старые, привычные? Только для того, чтобы обеспечить существование новому стереотипу поведения, непривычному, но целесообразному. Это значит, что каждый закон запрещает то, что раньше считалось допустимым или извинительным. Яса была новым законом ««Там же. С. 32‑33 »».

Законы Чингисхана карали смертью за убийство, блуд мужчины и неверность жены, кражу, грабеж, скупку краденого, сокрытие беглого раба, чародейство, направленное ко вреду ближнего, троекратное банкротство, т.е. невозвращение долга, и невозвращение оружия, случайно утерянного владельцем в походе или в бою ««См.: Грумм‑Гржимайло Г.Е. Западная Монголия...С.438‑439 »». Так же наказывался тот, кто отказал путнику в воде или пище ««Если кто‑нибудь, нападая или отступая, обронит свой вьюк, оружие или часть багажа, то находящийся сзади его должен сойти с коня и возвратить владельцу упавшее; в противном случае он предается смерти" (Макризи; см. Березин И.Н. Очерк внутреннего устройства улуса Джучиева //Труды Восточного отделения Имп. Археологического общества. Ч. 8. СПб., 1864. С. 440 »».

Неоказание помощи боевому товарищу приравнивалось к самым тяжелым преступлениям.

Более того, Яса воспрещала кому бы то ни было есть в присутствии другого, не разделяя с ним пищу. В общей трапезе ни один не должен был есть более другого ««См.: Вернадский Г.В. Указ.соч. С.18 »».

Наказанием за тяжелые преступления была смертная казнь; за малые преступления полагались телесные наказания или ссылка в отдаленные места (Сибирь). Иногда за конокрадство и убийство на монгола накладывалась пеня: за мусульманина больше, чем за китайца.

Можно подумать, что новое законодательство не содержит ничего нового: мол, а как же иначе? Однако вспомним, что сам Тэмуджин за убийство Бектера казнен не был, что ему же пришлось признать Джучи своим сыном, дабы оградить обожаемую им Бортэ от обвинения в неверности, что конокрад Тайчар был застрелен согласно новому закону, что вызвало поход ревнителей старого и битву, весьма кровавую.

Но самым значительным нововведением надо считать закон о взаимопомощи, точнее — взаимовыручке. Обыватель, городской, деревенский или степной, охотно признает запреты, ограничивающие его свободу, но не может даже представить, что он кому‑то чем‑либо обязан, особенно если он не видит в этом выгоды. В этом принцип конвиксий.

Зато члены консорций — группы космонавтов, экипажа корабля, экспедиции в безлюдные места, банды разбойников, батальона солдат и т.п. — имеют диаметрально противоположный стереотип поведения. Без взаимовыручки они обречены на гибель и должны быть уверены, что боевой товарищ их не бросит.

Чингис сделал из своих подчиненных организацию фазы этнического подъема с общественным императивом: «Будь тем, кем должен быть». Называть эту фазу этногенеза «крепостным правом» ««Там же. С.17‑18 »» неточно, ибо «закрепощены» были все, включая хана. Здесь отчетливо представлена начальная фаза любого этногенеза, выраженная столь же четко в походах викингов, джихаде ранних мусульман, жертвенности первых христиан, послушании зулусов вождю — Чаке.

Смысл Ясы как источника — в том, что появление ее знаменует не инкубационный, а очевидный пассионарный подъем нового этноса — монголов.

САМОЕ ГЛАВНОЕ

Как бы значительно ни было изменение норм поведения внутри новорожденного этноса, но решающим было не это, а отношение с соседями, т.е. этническим окружением. Большая часть монголов категорически предпочитала старые, привычные формы быта. Военно‑демократический строй их не манил; напротив, он вызывал у них отвращение. Меркиты, стрелометное племя, были врагами Чингиса, воинственные татары — тоже. Чжурчжэни противились любому упорядочению степняков. Найманы сами претендовали на первенство в Степи, причем их поддерживали ойраты — лесной этнос в Западной Монголии.

Единственным союзником монгольской орды был кераитский Тогрул, получивший от императора Золотой империи (Кинь) титул «ван». Монголы называли его Ван‑хан. Однако Тогрул не пользовался в своем царстве популярностью. Многие подданные настолько ненавидели своего хана, что предпочитали поддаться найманам. Тогрул держался только благодаря помощи монголов — сначала Есугея, потом Тэмуджина. Естественно, противники Тогрула стали врагами Тэмуджина. Поэтому поддержка кераитов была ненадежна.

Наши рекомендации