Первобытное общество: понятие и особенности.
До возникновения государственной организации общества человечество прошло длительный период развития, именуемый первобытнообщинным строем. Первобытная формация выступала как исторически первая, целостная и содержащая в «свернутом» виде важнейшие черты последующего развития общества. Будучи самой продолжительной в истории человечества, она в отличие от остальных общественно-экономических формаций, становление которых предполагало отрицание прежних устаревших типов социальных отношений, не имела развитых социальных предпосылок для своего возникновения, если не считать тенденций самого процесса антропоеоциогенеза. Ее формирование совпадает с генезисом социальности вообще. По существу это один и тот же процесс, поскольку становление первобытной формации означает прежде всего возникновение и развитие новых социальных отношений[41].
В эпоху становления и развития родового строя основной формой общественной организации был материнский род. И если на предшествующем этапе — в дородовом обществе — стадные группы людей возникали и исчезали спорадически, отличаясь непрочностью межиндивидуальных связей, и потому многие из них бесследно погибли, то тот факт, что первобытный родовой строй складывается именно по материнской линии, имеет глубокие объективные основания.
На первом месте здесь следует поставить хозяйственное значение женщины в первобытном обществе, значение, обусловленное разделением труда между мужчиной и женщиной.
На втором месте следует поставить то обстоятельство, что вследствие беспорядочного характера половых связей в первобытных человеческих группах стадного типа отцы детей оставались неизвестными, но достоверной и бесспорной была родственная связь по материнской линии. Это приводило к матрилинейности родственных связей, т. е. к счету родства по материнской линии. Матрилинейность ставила женщину-мать в центре коллектива кровных родственников, создавала атмосферу уважения к родительнице и прародительнице. Данное обстоятельство запечатлелось в истории языка. Понятия «род», «родоначальник», «родина», «родство» являются производными от глагола «рожать», что значит производить на свет.
Кроме того, ввиду разделения труда женщина являлась основоположницей целого ряда достижений материальной культуры: известно, что игла, шило и нить, веретено и приспособления для ткания, обувь и одежда, глиняная посуда и корзины из ветвей и коры — все это было создано женщиной. Приручение диких животных и превращение их в домашних — также заслуга женщины.
Далее, женщина в силу естественной логики вещей выполняла ту важнейшую социальную функцию, которая неразрывно связана с прогрессом человечества: я имею в виду воспитательную функцию — на женщине лежали главные заботы и труды по выращиванию и воспитанию потомства.
Материнский родовой строй является всеобщим, универсальным этапом в истории человечества, хотя у некоторых народов он не получил полного развития. Матриархат охватывает исторический период продолжительностью около 40 тыс. лет; его начало восходит к древнему каменному веку (палеолиту), его конец в новом каменном веке (неолите).
Материнский род является основной экономической ячейкой общества в эпоху матриархата. Производственные отношения кровного родства строятся по линии матери. Они носят первобытно-коммунистический характер, основанный на коллективном производстве, равно обязательном для всех трудоспособных, и коллективном уравнительном распределении при полном равенстве полов в сфере производства и потребления и при доминировании женщины в сфере духовной и нравственной жизни.
Процесс перехода от материнско-родовых отношений к патриархату охватывал все стороны хозяйственной, общественной и идеологической жизни. Но в первую очередь он коснулся вновь возникавших экономических ячеек отдельных семей и всей области семейно-брачных отношений.
Ведение хозяйства силами отдельных семей потребовало их превращения в устойчивые, целостные коллективы, в связи с чем началось вытеснение неизменного парного (первобытно-эгалитарного) брака и соответствующей формы семьи прочным соединением супругов, которое принято называть единобрачием, или моногамией[42]. И если раньше, в эпоху родовой общины, мужчина, вступая в парный брак, переселялся на место жительства к жене и ограничивался незначительными подарками невесте и ее родичам, то теперь он забирал женщину к себе и поэтому должен был возместить ее ценность, выкупить ее трудовую силу. Так возник покупной брак, при котором семья жениха давала за невесту выкуп.
Появление отдельных семей, ведших свое хозяйство, сопровождалось возникновением отдельной, обособленной от родовой, семейной собственности. Эту собственность мужчина стремился передать своим детям. Но материнский счет родства и порядок наследования исключали такую возможность. Противоречие могло быть разрешено только коренной ломкой старых порядков. Начался переход от материнского счета родства и порядка наследования к отцовскому, от матрилинейности к патрилинейности. Старый порядок упорно сопротивлялся новому, но по мере укрепления отдельной семьи как экономической ячейки общества материнский счет родства и порядок наследования постепенно вытеснялись отцовским.
Изменение счета родства и порядка наследования было, по выражению Энгельса, одной из самых радикальных революций, пережитых человечеством. Естественно, что первобытному человеку, в поведении и сознании которого особенно сказывалась сила традиции, это превращение далось очень непросто. Чтобы оправдать отход от заветов предков, он должен был прибегать к всевозможным уловкам и хитростям, помогавшим ему ломать традицию в рамках традиции. Возможно, что именно отсюда ведут свое происхождение некоторые обычаи, которые при всей своей кажущейся нелепости могли облегчить торжество новых начал. Таков широко распространенный в историческом прошлом народов Старого и Нового света обычай «кувады» — комплекс действий, которыми мужчина достаточно выразительно показывает или доказывает свою причастность к родовым мукам его жены. Яркое описание кувады у индейцев Амазонки оставил путешественник первой половины XIX в. Д. Орбиньи: «Тотчас по окончании родов мать и дитя погружаются в воду, и на другой день индианка отправляется на работу. Если женщина оказывается здоровой после родов, муж притворяется больным. Обычай требует, чтобы он лежал в своем гамаке, стонал, соблюдал строгий пост, совсем как наши европейские родильницы. Суетясь около него, соседи приходят поздравить его с благополучным разрешением, изъявляя желание видеть его скорей на ногах. Он принимает это как должное и выслушивает все, как будто в самом деле вытерпел муку родов.
Пришедший на смену материнско-родовой организации патриархат[43] был сложной и противоречивой общественной формой. Внешне он во многом напоминал родовой строй, на деле же был формой его разложения. Это сказывалось, прежде всего, в том, что патриархальные родоподобные структуры с самого начала распадались на самостоятельные в экономическом отношении отдельные семьи, одним фактом своего существования подрывавшие основы родового общества. Правда, это была революция особого рода; она не была вооруженным восстанием угнетенных и обездоленных классов против классов господствующих, она проходила без баррикадных сражений и человеческих жертв. Но это была революция в точном значении этого слова, ибо в строе общественных отношений первобытного рода со стремительной быстротой произошел переворот: в своем общественном положении мужчина и женщина поменялись местами. Об этом Ф. Энгельс пишет: «Ниспровержение материнского права было всемирно-историческим поражением женского пола. Муж захватил бразды правления и в доме, а жена была лишена своего почетного положения, закабалена, превращена в рабу его желаний, в простое орудие деторождения»[44].
В патриархальном родовом обществе женщина, независимо от того, похищена ли она в жены, или приобретена в обмен, скажем, на корову, является собственностью мужчины на всю жизнь. А если муж умирает, то она переходит в собственность наследника мужа, хотя бы это был ее сын. Эпическая поэзия древних греков и ветхозаветные библейские сказания повествуют о нравах этого характера. Сын Одиссея Телемах претендует на господство в доме своей матери, основываясь на отцовском праве. У некоторых народов неограниченная власть отца в семье и право его собственности на жен приняло чудовищную кровавую Форму: у некоторых народов при погребении умершего главы семьи всех его жен убивали и хоронили в общей могиле с ним.
И если при матриархате коллективному производству в полной мере соответствовало коллективное потребление, то совсем по-иному складываются дела при патриархальном родовом строе. Между отдельными семьями вследствие возникновения частной собственности на домашних животных и землю все более углубляется имущественное неравенство. В одних семьях скапливаются все большие богатства, в других их нет. С одной стороны, формируется родовая знать: богатые патриархальные семьи. С другой стороны, умножается число бедняков. Вкусы и повадки богатых все более становятся нормами общественного бытия. В связи с этим возникают невиданные ранее нравственные нормы: презрение к беднякам, спесивость и заносчивость богача. Становятся модными тучность, дородность, чванливость главы семьи. У полинезийцев и кафров крайняя степень ожирения главы семейства считается признаком его почетности и добродетельности. У китайцев родовые старейшины отличались необыкновенной тучностью и длинными ногтями на руках, что указывало на их непричастность к физическому труду.
Этой революции предшествовала революция в области экономики и техники: иными словами, здесь в конечном счете действовали неотвратимые законы экономического развития общества.
Объективное содержание революции состояло в сравнительно быстром переходе от хозяйства исключительно присваивающего (присвоение продуктов природы посредством охоты, рыболовства и собирательства) к хозяйству производящему, т. е. к производству жизненных благ (предметов питания, одежды, обуви и т.д.) посредством земледелия и животноводства. Разумеется, при этом присвоение продуктов природы продолжало играть весьма существенную роль в экономике, ибо даже в нашу эпоху, несмотря на громадные успехи индустрии и сельскохозяйственного производства, присваивающие отрасли хозяйства не потеряли своего значения.
Экономическую основу первобытного общества составляла общественная коллективная собственность на орудия и средства производства. При чрезвычайно низком уровне развития производительных сил люди должны были трудиться сообща, так как один человек не в состоянии был справиться с силами природы, добыть себе пищу, одежду, иметь жилище и т.д. Общий коллективный труд обусловливал и общественную, коллективную собственность на добытые продукты. В этих условиях, естественно, была исключена возможность существования общественного неравенства и эксплуатации человека человеком. В качестве первичной и основной общественной ячейки первобытного строя выступает род, родовая община[45].
Можно выделить следующие особенности отношений, имевших место среди членов рода.
1. Род избирал своего старейшину для мирного времени (сахема) и военного предводителя (вождя). В выборах участвовали на равных правах все мужчины и женщины рода.
2. Род по своему усмотрению смещал сахема и вождя; в решении этого вопроса также принимали участие все мужчины и женщины рода на равных правах.
3. Никто из членов рода не имел права вступать в брак внутри рода.
4. Имущество умерших переходило к остальным членам рода, оно должно было оставаться внутри рода.
5. Члены рода обязаны были оказывать друг другу помощь и защиту, и особенно содействие при мщении за ущерб, нанесенный чужими. В деле защиты своей безопасности каждый член рода полагался на покровительство рода и мог рассчитывать на это; тот, кто причинял зло ему, причинял зло всему роду. Отсюда, из кровных уз родства, возникла обязанность кровной мести.
6. Род имел определенные имена или группы имен, пользоваться которыми во всем племени мог только он один, так что имя каждого отдельного человека точно указывало, к какому роду он принадлежит. С родовым именем неразрывно были связаны и родовые права.
7. Род мог усыновлять посторонних и таким путем принимать их в члены своего племени.
8. Каждый род соблюдал свои религиозные церемонии и празднества.
9. Каждый род имел свое место погребения.
10. Род имел Совет — демократическое собрание всех взрослых членов рода, мужчин и женщин, обладавших равным правом голоса.
Родовая община имеет свою опору в общем труде ее членов и общей собственности на средства производства. Это была родоплеменная собственность на район обитания, который являлся производственной территорией племени, и на все, что находилось на этой территории. Личная собственность членов общины на оружие, одежду, украшения и т.п. играла подчиненную роль. Производственные отношения в первобытном обществе можно поэтому определить как отношения коллективности. Такими были отношения между членами рода, в меньшей мере — между родами, составляющими племя. «...Новейшие исследования по истории права,— пишут К. Маркс и Ф. Энгельс, — установили, что как в Риме, так и у германских, кельтских и славянских народов развитие собственности имело исходным пунктом общинную или племенную собственность...»[46]
Коллективная собственность рода на землю и отсутствие прибавочного продукта являлись материальной основой равенства членов рода. Начала властных отношений были основаны на авторитете предводителя рода. Особенность этих отношений состояла в том, что «неравенство» положения субъекта и объекта властных отношений не несло еще признаков господства и подчинения и, что следует подчеркнуть, отсутствовали какие-либо материальные привилегии у субъекта власти, т.е. главы рода. Равноправие членов рода обусловливало и равенство их прав и обязанностей в отношении родовых норм, определяющих правила поведения родичей, а также в управлении делами общины.
Собрание (или точнее сходка) взрослых сородичей, избирающее на родовом совете своего предводителя, становится первым органом «властвования». Такой орган неполитического властвования этнографы и историки предложили называть потестарным (от лат. potestas — власть) для обозначения организации управления в доклассовой общности[47]. На этой стадии еще отсутствует особый разряд управляющих и род управляется на принципах «первобытной демократии». Каковы сущностные черты и формы этой «демократии»?
Прежде всего уточним, насколько применимо к раннеродовой общине, как и к первобытнообщинному строю вообще, понятие «демократия». Известно, что К. Маркс и Ф. Энгельс использовали этот термин применительно к доклассовым обществам, как бы экстраполируя его из более поздней эпохи классовых отношений для выявления аналогий форм организации в древних обществах публичной власти, основанной на выявлении воли большинства, на равенстве прав и обязанностей, на выборности лучших (или старших по возрасту) членов общины для осуществления без какого-либо вознаграждения «управленческих» функций.
Для родовой демократии[48] эпохи матриархата и ранних стадий патриархата характерна свобода (в смысле отсутствия рабов) и равенство: «Все равны и свободны, в том числе и женщины. Рабов еще не существует, нет, как правило, и порабощения чужих племен»[49]. Экономической основой этого равенства было уравнительное распределение добытых охотой, собирательством или рыболовством и остававшихся общей собственностью средств поддержания жизни. Свобода как свобода от эксплуатации была, тем не менее, стеснена жесткими рамками борьбы за выживание и подчинена правилам поведения членов рода, хотя это были свобода и равенство, не облеченные еще ни в какие нормативные, ни даже в словесные формы: «Первобытное право было в действительности совокупностью обычаев рода»[50].
Выполнение правил поведения и общежития обеспечивалось в основном психологическим принуждением, поскольку, как подчеркивал Ф. Энгельс, внутри общины не было иных средств принуждения, кроме общественного мнения, иное же принуждение (кровная месть, убийства, война за участки охоты и рыболовства) было скорее проявлением «дикости нравов» в отношениях между родами и племенами, чем внутриродовой нормой. Прибегая к метафоре, можно сказать, что вся жизнь первобытного рода подчинялась законам естества.
Ф. Энгельс писал по этому поводу: «Величие родового строя, но вместе с тем и его ограниченность проявляются в том, что здесь нет места для господства и порабощения. Внутри родового строя не существует еще никакого различия между правами и обязанностями; для индейца не существует вопроса, является ли участие в общественных делах, кровная месть или уплата выкупа за нее правом или обязанностью; такой вопрос показался бы ему столь же нелепым, как и вопрос, является ли еда, сон, охота — правом или обязанностью? Точно так же невозможно расслоение племени и рода на различные классы»[51].
Исследование институтов родовой демократии эпохи матриархата крайне затруднено тем, что ко времени начала изучения потестарных форм публичной власти в первобытных обществах этнографами и историками (конец XIX в.) практически не осталось пережитков матриархального строя. Исключение составляли глубинные районы Африки и острова Тихого океана, где миссионеры и колонизаторы застали некоторые пережитки матриархальной родовой организации. Гораздо полнее изучена организация публичной власти в позднеродовой общине земледельцев-скотоводов, утвердившейся в ходе «неолитической революции», обусловившей переход от присваивающего к производящему хозяйству, от матриархата к патриархату, т.е. на «средней ступени варварства».
Основной самоуправляющей социальной общностью на данном этапе было племя, хотя роль рода оставалась по-прежнему еще значительной. Организационная структура управления жизнью общности становилась более сложной, так как она включала в себя род, фратрию и племя. Демократические начала по-прежнему были основой организации управления общиной: свобода высказывания на родовом или племенном собрании; участие в нем всех взрослых сородичей или соплеменников мужчин и часто женщин; выборы предводителей из числа наиболее уважаемых членов общины, их сменяемость. Управленческая власть еще не носила наследственного характера, не приносила материальных и иных преимуществ, кроме почета и уважения, не являлась источником эксплуатации чужого труда. Первобытная община была на этой стадии своего существования самоуправляющейся социальной ячейкой.
Первобытная родовая демократия явилась первой исторической формой прямой демократии, охватывавшей практически всех членов общины. Если поначалу общественная власть наказывала нарушителей принятых норм поведения, решала вопросы совместной трудовой деятельности и распределения поровну ее результатов среди всех сородичей, то на более поздней стадии развития материнского рода и при переходе к патриархату появились такие ее функции, как перераспределение семейных и общинных земельных наделов, создание запасов, оборона от набегов соседних племен, строительство ирригационных или фортификационных сооружений. Первые потестарные органы управления были и органами первобытного правосудия, определявшими меру наказания за проступки общинников[52].
Совмещение повседневных управленческих и культовых функций в лице одного предводителя характерно для племен, находящихся на низших ступенях родового строя. Так, у племени уитото в бассейне р. Амазонки во главе рода стоял вождь. Все важные дела он решал совместно со всеми взрослыми мужчинами рода. В его функции входили предводительство сородичами на войне и на охоте, руководство полевыми работами, праздниками и обрядами. Он же председательствовал на совете рода, на котором решались вопросы организации охоты, ведение военных действий против соседей, разбирались проступки и преступления членов рода. И хотя к мнению вождя прислушивались, ему не оказывали никаких знаков почтения, он не имел права приказывать или единолично наказывать, он не мог распоряжаться личной собственностью членов рода — короче, его власть была ограничена и не приносила ему очевидных привилегий[53].
Управленческая функция, несмотря на ее возросшее значение в жизни ставшей более многолюдной родовой общины, поначалу являлась для осуществляющих ее старейшин и вождей таким же естественным занятием, как повседневные обязанности всех членов общины. По мере же развития земледелия и скотоводства, с появлением разделения труда и семейного рабства происходило постепенное нарастание противоречий в общинном строе.
В общине начали бороться две тенденции: присущий ей коллективизм и стремление к индивидуальному присвоению продуктов труда, земли, скота. Начался также процесс «отчуждения» социальной деятельности.
В свое время П.И. Кушнер, характеризуя родовой строй, отмечал: «Характерной особенностью родового (и племенного) строя является участие всех взрослых членов рода в общих делах. Участие это проявляется в собраниях рода и в народных собраниях целого племени»[54]. Хотя важнейшие вопросы общины решало общее собрание членов рода и племени, повседневное управление жизнью общины даже при малочисленном ее составе было затруднено, поэтому эту задачу выполняли старейшины, вожди, совет вождей. О трехступенчатости управления в первобытном обществе писал и Л. Морган[55]. Характерная деталь: в большинстве случаев на стадии развитого патриархата общие сходки дублировались более замкнутым кругом «управляющих». Так, у папуасов Новой Гвинеи степень участия соплеменников в решении общих дел зависела от пола и возраста. Все взрослые мужчины собирались в «мужском доме»: «Такой мужской дом был и святилищем, и музеем охотничьих и военных трофеев, и мужским клубом. Он был и парламентом: сюда собирались туземцы из нескольких деревень на племенной совет в случае войны, смерти вождя и других крупных событий. Племенной старейшина и старики играют на этих собраниях большую роль. Молодежь... лишена самостоятельности и влияния на общественные дела»[56]. Половозрастное деление как основное социальное деление внутри первобытной общины и выделение геронтократической верхушки у папуасов Северо-Западной Гвинеи отмечает и С.А. Токарев[57].
Иной круг участников управления общиной выявлен у народов Сибири в XVII — XIX вв. Общие дела у якутов вершил родовой сход, хотя военные и незначительные судебные дела, требующие неотложного решения, вел признанный народом предводитель — тоен. Должность эта была чаще всего уже наследственная, хотя принцип наследственности проводился в жизнь не очень строго[58].
Якутская сходка регламентировалась целым рядом обычаев и имела свою процедуру. Соплеменники располагались в три круга: в первом кругу восседали пожилые и наиболее знатные и зажиточные мужчины, во втором сидели или стояли на коленях менее состоятельные хозяева, в третьем стояли молодежь, женщины, дети. Ранее в сходке немалую роль играли сесены — мудрые старцы, своего рода арбитры, но впоследствии их роль перешла «князцам». Несмотря на уже очевидное ограничение прав рядовых сородичей (к примеру, выступали в основном люди первого круга), сохранялись некоторые традиции былых сходок. С.Л. Серошевский, долгое время наблюдавший быт якутов, писал: «У якутов высоко ценится ораторское искусство, и между ними встречаются замечательные талантливые ораторы. Каждая речь, как бы она ни была длинна и бездарна и кто бы ее ни говорил, выслушивается до конца в почтительном молчании. Во время речи или после ее окончания оратор кое-когда обращается ко второму кругу, как бы с вопросом: «Ну как, народ?» Перед окончательным решением руководители, согласно обычаю, обращаются к народу; благодаря всестороннему тщательному разбору, благодаря предварительному частному обсуждению и вносимым постоянно согласно настояниям присутствующих поправкам всегда почти получается в конце единодушное одобрение. Решения якутского схода всегда единогласные, баллотировка якутам незнакома, если она где и практикуется, то это нововведение»[59].
Сходные с якутами формы общественного строя и участия соплеменников в решении дел общины были обнаружены у многих народов Севера Сибири, хотя у каждого из них социальная организация имела свои специфические черты. Так, у обских угров и селькупов в мирное время общественной жизнью руководили старики, в периоды ведения войн усиливалась роль «богатырей»[60]. У живущих в бассейне Подкаменной Тунгуски кетов (остяков) сохранялся обычай раз в три года собираться на общие сходки (сугланы), а при решении судебных и административных вопросов старшины опирались на родовой совет, состоявший из глав патронимии и отдельных семей. У народов бассейна р. Амура и о. Сахалина единственный орган родовой власти — совет старейшин (он же суд) — допускал участие в совете стариков не только взрослых мужчин, но и пожилых женщин, особенно вдов, живших отдельными семьями со своими детьми[61].
Особый интерес представляет родовая демократия исландцев IX—X вв. (бондов). Переселившись из Норвегии, скандинавских поселений в Шотландии и Ирландии, они привезли с собой идеалы общественного строя, при котором некогда жили их предки и который уже исчез на их родине. Родовой строй был как бы воссоздан в специфических местных условиях. Существовала общая собственность мелких коллективов (хреппов) или больших общин (тинговых общин и «четвертей») на пастбища, леса, озера при частной собственности на возделываемые земли. В суровых условиях борьбы за выживание были характерны взаимопомощь, обязательный труд всех поселенцев. Хреппы, эти небольшие самоуправлявшиеся общины (20 и более дворов), были и обществами взаимопомощи, и объединением совместного труда и владением пастбищем, и, наконец, общественной организацией. «Хреппы управлялись пятью бондами, избираемыми членами хреппа из числа бондов-землевладельцев. Но основная власть все же принадлежала собранию хреппа, в котором принимали участие все его члены или их представители»,— констатировал исследователь прошлого исландского народа Э. Ольгейрссон[62]. Предводитель хреппа — годи — нес обязанности и административного и религиозного характера.
Тинг — народное собрание нескольких общин, устойчивый общественный институт исландцев. Народные собрания назывались весенним тингом и летним тингом. Высшим органом власти всей исландской нации являлся альтинг — народное собрание, высшая законодательная и судебная инстанция. В состав альтинга входили гражданский вождь — лагман («законоговоритель»), совет старейшин — лагретта, следивший за правильностью действий законоговорителя, и, наконец, все участники тинга, причем любой из них имел право говорить со Скалы Законов, требовать изменения закона, участвовать в суде.
В отличие от народных собраний прошлого исландский альтинг принимал законы, в том числе и законы, позволявшие свободным бондам избирать годи по своему усмотрению. Образование единой народности с родовой организацией, но без государства было, по мнению Э. Ольгейрссона, «высшей ступенью социального развития, достигнутой когда-либо родовым строем»[63]. Законная гордость патриота за славное прошлое своей страны не помешала ученому видеть и «теневые стороны» древней исландской демократии: полными политическими правами пользовались только владельцы земельной собственности (безземельные не могли быть избраны в руководство хреппами); существовало рабство (рабов привозили из Норвегии или захватывали в набегах), которое, правда, постепенно исчезало (в исландских сагах содержится немало сведений об освобожденных рабах), уступая место закабалению общинников.
С ХП в. активизировались попытки родовой верхущки (хавдингов) захватить земли бондов. При этом использовался закон альтинга 1000 г. о принятии христианства: церковные и светские землевладельцы, используя давние традиции взаимопомощи переселенцев, ввели церковную десятину, якобы для оказания помощи бедным и на содержание священников, которая способствовала концентрации богатства в руках кучки епископов и взимавших поборы светских предводителей. Взимание податей, закабаление бондов (к XV в. свободные бонды почти исчезли), перепись населения и имущества сделали необходимым создание особого аппарата управления, оторванного от общины и служащего интересам церковных и светских землевладельцев. Исчезла экономическая и социальная основа народовластия, возникли условия образования государства. Но и в этих условиях альтинг не теряет окончательно своего значения.
М.М. Ковалевский был убежден, что такой институт родовой демократии, как выборность вождя волеизъявлением рядовых общинников, носит временный и неповсеместный характер. «С установлением родового начала,— писал он,— в общественной жизни возникает как институт наследования, так и стремление удержать отправление должности вождя в руках старшего представителя его рода»[64]. Приведенные выше факты свидетельствуют о том, что выборность предводителя у многих племен и народностей сохранялась даже на стадии разложения родового строя. Вместе с тем на завершающих этапах родовой демократии наблюдалось постепенное расширение полномочий вождя в ущерб полномочиям народного собрания. Вокруг вождя со временем образовалась прослойка «лидеров», включавшая помимо родовой «знати» и ближайших родственников вождя, лиц, исполнявших жреческие функции или обладавших навыками обработки металла, — своего рода первобытных «идеологов» и «носителей передовой технологии». Именно при поддержке этой прослойки узурпировались властные полномочия в общине, а должность вождя стала наследственной. Но этот процесс был подготовлен начавшимся разделением труда, отчуждением доли прибавочного продукта и части общинной собственности родовой знатью.
С разделением труда происходит и эмансипация индивидуального сознания. Если в раннеродовой общине человек был связан с родом узами, помогавшими ему переносить голод, холод, нападение зверей, то в более позднюю эпоху, обретая самосознание в ходе трудовой производительной деятельности, он неизбежно входил в конфликт со сковывающей его родовой организацией. Ф. Энгельс писал: «Племя оставалось для человека границей как по отношению к иноплеменнику, так и по отношению к самому себе: племя, род и их учреждения были священны и неприкосновенны, были той данной от природы высшей властью, которой отдельная личность оставалась безусловно подчиненной в своих чувствах, мыслях и поступках. Как ни импозантно выглядят в наших глазах люди этой эпохи, они неотличимы друг от друга, они не оторвались еще, по выражению Маркса, от пуповины первобытной общности. Власть этой первобытной общности должка была быть сломлена, — и она была сломлена»[65].
Распад первобытнообщинного строя и кризис родовой демократии не везде вели к окончательной гибели соседской общины и полной ликвидации институтов родовой демократии. Там, где частная собственность не входила в острейший конфликт с коллективной собственностью (а это имело место, например, у многих восточных народов, которые не пришли к частной собственности на землю, даже к феодальной собственности), общинная организация оказалась весьма устойчивой. Историческая, этнографическая и антропологическая науки открыли множество «обществ, которые не могут быть отнесены ни к числу доклассовых, ни к числу формирующихся классовых» и которые этнографы предлагают назвать предклассовыми обществами или протокрестьянскими.
Соседская община длительное время сохранялась и в классовых обществах, основанных на натуральном хозяйстве, прежде всего в обществах Древнего Востока. Известный востоковед И.М. Дьяконов выделяет три основные характеристики сохранившейся сельской общины:
сотоварищество по осуществлению присвоения земли;
сотоварищество по присвоению и освоению воды, определяющееся коллективным характером труда в области ирригации;
гражданский коллектив, обеспечивающий права своих членов, прежде всего право на участие в управлении общиной, на взаимопомощь и на владение землей[66]. Если община как коллективный собственник земли разложилась довольно быстро, то как гражданская организация она продолжала существование еще при рабовладельческом строе. Однако как коллективный собственник воды в странах речной культуры община сохранялась довольно длительное время и после гибели данного строя[67].