Поездка в Свято-Троице-Сергиеву Лавру
ПУТИ ГОСПОДНИ НЕИСПОВЕДИМЫ
«...Ах, мама-маменька, я уж не маленький! Ах, мама-маменька, мне много лет!..»
Однажды, распевая эти слова из песни, Славик подошел ко мне и, глядя на меня своим пронизывающим взглядом, очень серьезно сказал: «А знаешь, мамочка, мне ведь и вправду очень много-много лет. Я очень древний!»
Он рассказал мне, что помнит себя до рождения. Что была полотняная дорога. Огромная скорость. Остановка у глубокой пропасти (бездна, из которой не выбраться). Увидел рядом с собой огромного человека в темной, похожей на монашескую, одежде. На самом кончике указательного пальца висела маленькая, горящая лампадка. Случайно отогнувшийся чуть-чуть край одежды открыл ослепительный свет, на который невозможно было смотреть.
Этот человек спокойно перешагнул через пропасть и, остановившись на той стороне, посмотрел на Славика и сказал: «Прыгай!»
Славик говорит: «Я, разбежавшись, прыгнул и еле-еле удержался на противоположном краю пропасти. Затем, уже очутившись один, прошел немного вперед, свернул в сторону на какую-то твердую, темную дорогу, как бы в тоннель, и ... оказался у тебя».
Помнит, как он собирался сюда, к нам. Как Пресвятая Троица и его друзья дали ему понемногу от Себя силы, и он отправился сюда к нам на грешную землю, чтобы помочь нашему (человеческому) спасению. «А когда я вернусь обратно к ним, — сказал Славик, — и буду показывать им свои раны, они спросят: "Как ты все это пережил?" — и будут меня за что-то очень благодарить». Когда Славик умирал, этот же самый человек являлся Славику в видении. Славик говорит, что этот человек сидел на табуретке в каком-то зале. Так же на кончике пальца висела, но уже гаснущая лампадка, на которую смотрел этот человек. Недалеко впереди стоял храм с полуразрушенной стеной колокольни. Звонят колокола. С колокольни спускается священник. Действия священника в чем-то неправильные. Человек спрашивает Славика: «Как бы ты поступил на месте этого священника?» Славик ответил: «Я бы душу отдал ради исправления нарушений». Это видение было за несколько дней до Славочкиной кончины.
Еще Славик говорил: «Когда вы узнаете, кто я есть на самом деле, то сначала испугаетесь, оттого что так запросто обращались со мною, а потом будете мною гордиться, и мне многие сильно позавидуют».
Главным предназначение Славика была борьба со злыми духами. Он иногда просил меня, чтобы его не беспокоили, поскольку ему необходимо отдохнуть и набраться силы для борьбы с духами злобы. Потом он по нескольку часов лежал неподвижно, как бы обмерший. Я осторожно наблюдала за ним, проверяя, дышит он или нет. После этого он вставал очень уставший, как после тяжелой, продолжительной работы и просил покушать. Очень много странного и непонятного для меня происходило с ним. Что-то он объяснял, а иногда говорил, что мне это знать нельзя или неполезно.
Родословная
Если кому-то будет интересно знать, какого мы с мужем роду, так мы и сами не знаем точно. Моя мама мне сказала, что наш род — поморские староверы, раскулаченные, гонимые, дошедшие до Красноярского края, где я и родилась в Боготольском районе. Фамилии они меняли, чтобы их меньше трогали.
Шло время. Кто-то умер, кто-то погиб на фронте, чей-то след потерялся в застенках советских концлагерей. Наш род очень сильно пострадал от советской власти.
Из предков моя мама помнит только свою бабушку Грушу — жену деда — настоятеля православного храма, которая помогала людям молитвой, святой водой и иконой, привезенной из Иерусалима, принимала роды. А дедушку вместе с диаконом отправили на каторгу в Нарым. Больше его не видели, а мама его не помнит.
Я помню свою бабушку Фотинию, дочь этой супружеской пары, тоже постоянно молящуюся и строго постящуюся. Во время Великого поста она могла ломоть черного хлеба и маленькую бутылочку воды проносить в кармане фартука весь пост, употребив от этого малую часть.
Муж бабушки Фотинии (мой дедушка) был старше ее на 30 лет. Он еще за Царя воевал, пришел контуженный, а бабушка помогла ему молитвами и травами. Жили они очень бедно, но свое офицерское достоинство дед и в бедности сохранил.
Моя мама по воспитанию уже больше советская женщина, но все равно ходит в храм и молится Богу.
Корни моего мужа Московские. Их род идет от Крашенинниковых. Мой муж помнит своего деда — Крашенинникова Михаила, лауреата Сталинской премии. Он по доносу был с семьей сослан в поселок Водный, Ухтинского р-на. Бабушка была артисткой.
Отец моего мужа — офицер, мать — бухгалтер. Может, кто еще в Москве и живет из Крашенинниковых, но я такой информацией не владею и их отношение к Православной вере мне не известно.
А нашу семью в Боге укрепил наш сын Славик. Помню, когда мы первый раз были в монастыре [в Свято-Троице-Сергиевой Лавре — ред.], отец Наум вышел к большому скоплению народа и, показав на нас, сказал: «Видите, люди, как времена изменились? Раньше родители везли детей в монастырь, а теперь дети везут родителей». Было очень стыдно.
Наша семья состоит из 4-х человек: мой муж, Крашенинников Сергей Вячеславович — военнослужащий; я, Крашенинникова Валентина Афанасьевна — домохозяйка; старший сын Константин (был еще ребенок, но он умер в роддоме) и наш младший сын — Славик, родившийся 22 марта 1982 года в гор. Юрга Кемеровской области, перевернувший не только нашу жизнь, но и жизнь многих людей.
Рождение
«Странности» начались перед Славиным рождением. Однажды под утро, за месяц до его рождения, мы с мужем проснулись от какой-то дивной, громкой музыки, лившейся как бы с потолка. Музыка была очень мелодичной, нежной, необыкновенной. Словом — неземной. На будильнике было 4 часа 50 минут. Появилось чувство страха... Что происходит? Ведь так же не бывает! (как у нас в советское время было принято думать).
Я еле дождалась утра и побежала к соседке — православной столетней старушке, жившей в нашем подъезде, — спросить: что бы это значило? Она ответила мне, что человек хороший должен родиться. Я на этом успокоилась. Следующее удивление было в роддоме.
Это случилось перед нашей выпиской. Всем мамам принесли детей для кормления, а мне нет. Я сильно испугалась за Славика, так как три года назад в этом же роддоме перед самой выпиской у нас умер ребенок. Но вдруг распахиваются двери (обе половинки), и с моим ребенком на руках входит в белоснежных одеждах не то врач, не то медсестра — как будто из хирургической операционной, лет 16-17, в тканевых сапогах, в халате до сапог, колпак до бровей, лицо покрыто марлевой повязкой. Видны только глаза, не поддающиеся никакому описанию.
Подавая мне ребенка, она тихонько сказала: «Ребенок родился весь в родинках», — и ушла. Голос был нежный девичий, очень тихий, но полный силы и власти.
Когда детей забрали, я еще пошутила над женщинами, сказав: «Видели, кто мне принес ребенка?», но с большим удивлением услышала в ответ, что никто ее не видел, видели только ребенка на моих руках. Да и сестрички такой во всем роддоме не оказалось.
Я бы, может, и забыла этот случай, но когда начинала мыть Славика, сразу вспоминала ее: «Почему она сказала про родинки? Ведь их вовсе нет!» В голове возникала мысль: «Она молодая и ничего не понимает». Но через три года появились родинки в виде веснушек по всему телу.
Начало жизни
Когда мы из роддома прибыли домой, к нам в гости пришла соседка. Разглядывая младенца, она сказала, что у нее возникает такое чувство, будто он видит ее насквозь и что она побаивается его «пронизывающего» взгляда. Да и у меня самой впоследствии возникло такое же чувство.
Когда Славику было три месяца, мы пошли к невропатологу на прием. Осмотр ребенка невропатологом тогда был обязательным. Женщина-врач, оказавшаяся в кабинете вместо нашего невропатолога, на короткое время отлучившегося из кабинета, осмотрела Славика и сказала: «Ребенок родился с тонкой нервной психикой и ему нельзя делать прививки». И сделала по этому поводу запись в медицинской карточке. Впоследствии, желая получить от нее консультацию, я не могла ее нигде найти. Оказалось, что такого невропатолога никто не знает. Она, как и та роддомовская «медсестра», бесследно исчезла. Врачи впоследствии недоумевали по поводу записи в медицинской карточке, но прививок не делали — лишь одна прививка, от оспы, была сделана ему еще в роддоме.
Славику не было еще и года, когда мы переехали служить в ГСВГ. В отпуск мы поехали в Одессу. Когда Славик увидел в Одессе недалеко от вокзала храм, он начал рваться туда и громко плакать. На уговоры не реагировал. Мужу пришлось стоять с багажом и ждать, пока мы ходили в храм. В храме было безлюдно. Застали только настоятеля и старушку-уборщицу.
Увидев стремление ребенка к Богу, батюшка посоветовал срочно его крестить. Я из рода верующих, потому знала и помнила, что над всеми нами есть Пресвятая Троица. После слов батюшки я запереживала, да и поняла, что с моим сыном что-то не так. Но «современность» Одесских храмов мне не внушала доверия. Я с детства знала другую — старинную церковь, с настоящими иконами, с настоящим батюшкой, и решила покрестить сына в такой церкви, руководствуясь внутренним чувством.
В очередном нашем отпуске в гор. Тайга Кемеровской области Славик принял крещение. Батюшка разрешил ему самому выбрать себе нательный крест. Славик выбрал самый большой крест — не детский. Первое, что сказал Славик после крещения, было: «А знаешь, мамочка, Бог есть!». Отошел в сторону, потом вернулся и опять повторил: «А Бог и правда есть!».
Прошло некоторое время, прежде чем я поняла, что Славик читает и знает мои мысли. Если я чем-то была озабочена, то Славик, как бы невзначай, давал мне ответ. Я долго считала, что это просто совпадения.
Во время заграничной командировки у нас были друзья: Андреску Манфред, его жена Здена и их дочь Яры. Будучи у них в гостях, Славик лазил по деревьям. Упав с небольшого дерева, он ударился о землю и его отвезли в госпиталь. Врачи сказали, что рентгеновский снимок ничего особенного не показал. Если что-то и есть, то только легкое сотрясение мозга. Но Славику становилось все хуже и хуже, и он в госпитале потерял сознание. Я всю ночь продежурила возле него. Врачи больше ничего не предпринимали.
Очнулся он только утром. Когда он очнулся, то вскочил и, не обращая на меня внимания, выбежал из палаты, побежал по коридору, начал открывать все двери и заглядывать, кого-то разыскивая. Я пустилась его ловить, думая, что так проявляются последствия падения, но он вырывался из моих рук и снова кого-то искал. А когда я его, наконец, поймала и прижала к себе, то он, как бы очнувшись, узнал меня и спросил: «А где все? А где они?» Я спросила: «А кто — они? Кого ты ищешь?» Но он сказал: «Ничего-ничего, мамочка» — и вошел в обычное состояние.
Славику было чуть больше пяти лет, когда мы переехали к новому месту службы на Урал. Жить было негде, и я с детьми поехала к своей матери в Кемеровскую область, а муж остался жить в палатке при сборах приписников, в лесу, т. к. в гостинице мест не было.
Я сильно переживала за мужа. Славик, видя мое состояние, подошел и открыто мне сказал, что нам дадут трехкомнатную квартиру — ему об этом было «сказано»...
Я была ошеломлена — не тем, что нам дадут квартиру, а тем, что ему это кто-то сказал. Я спросила: «Славочка, давно ли с тобой разговаривают?» Он ответил, что сколько себя помнит, всегда с ним разговаривает один и тот же голос.
Скоро нам действительно дали квартиру. Я сразу повела Славика по врачам. Врачи ничего особенного не обнаружили.
Хотела устроить Славика в детский сад, чтобы пойти на работу, но он постоянно говорил о Боге, и я оставила его дома, тем более что, когда Славику исполнилось пять с половиной лет, я от него узнала, что он любит Бога больше всех, что слышит женский голос, который ему все рассказывает, что этот голос живой, а наши голоса рядом с ним словно мертвые, что он видит прошлое, настоящее и будущее.
Школьные годы
Когда Славику исполнилось семь лет, он пошел в школу. Ему, кроме Бога, ничего не надо было и он сразу в школе начал детям рассказывать о Боге.
Первой учительницей у Славика была Ирина Абрамовна, которая жила в нашем подъезде. И вот Славик, сидя на уроке, тихонько ей говорит, что видит маленькую девочку у нее в животе. Та не поверила, но врачи подтвердили беременность.
По школе пошли слухи о нем. Любопытные начали расспрашивать его, а он им рассказывал все, о чем они его спрашивали. Разговоры пошли по городку, и я вынуждена была обратиться в церковь гор. Миасса к священнику о. Владимиру Землянову. Отец Владимир со Славиком о чем-то поговорили у иконы Божьей Матери; мне не позволено было слушать. Священник, как и та столетняя бабушка, сказал мне, что мой сын — хороший человек.
Вскоре зашевелились местные колдуны. Моего мужа в это время перевели на новое место службы в гор. Шадринске, а старшего сына забрали в армию. Славик сказал, что в Шадринск мы не переедем, папа вернется обратно в Чебаркуль.
А когда мы со Славой остались вдвоем, то он мне поведал, что видит все внутренние органы людей и знает, о чем люди думают, что он видит все заболевания в самом на чале и, оказывается, в школе он уже некоторым детям помог. Он сказал, что знает мысли нашего президента, американского президента, да и вообще мысли всех людей знает: где, какие ядерные ракеты стоят и сколько, что секретов для него на земле совершенно нет. Ему в это время было восемь лет. Молва о Славике разошлась очень быстро.
В один из вечеров к нам в квартиру пришла местная чернокнижница со своей родственницей — запугивать нас. Говорила разными голосами, кричала, была очень злая, вспотевшая. Кричала, что Славик плохой, а она святая, что ей это сказала ее книга. Кричала, что Славик не от Бога, потому что от Бога она сама и ей не хочется с ним бороться, так как он ребенок! Недоумевала: «Зачем ребенку дали такую силу?». Говорила, что ничего, мол, не поделаешь, и ей, «бедной», с ним придется бороться, потому что Славик оказался ее врагом.
С большим трудом и лишь с помощью пришедшей православной женщины нам удалось их выпроводить.
Приходили и из рериховского общества и культурно намекали, чтобы Славик больше не говорил о Боге, на что я им ответила, что уже почти в каждой деревне стоят храмы, и там тоже говорят о Боге. Они со мной согласились, но сказали, что вся соль в том, что вашему сыну верят реально, за реальные дела! И им, вроде, тоже не хотелось бы бороться с ребенком!
На Славика начались нападки со стороны местных колдунов-экстрасенсов. Славик говорил, что видит, как иногда злые духи, столпившись у окна и запугивая его, говорят: «Все равно мы тебя угробим! Все равно ты жить не будешь! Или прекращай делать добрые дела и иди к нам (будешь знаменитым экстрасенсом, будешь жить хорошо, и у тебя все будет), или мы тебя угробим!»
Славик говорил: «А как они, мамочка, сильно меня матерят! Мамочка, как они матерятся!»
Злые духи пугали его на улице. Например, однажды вечером мы шли с ним от знакомых. Я обратила внимание на то, что возле одного из домов - пятиэтажек на земле лежит небольшое пушистое и очень черное облако. С удивлением я начала его разглядывать, стараясь, по своей наивности, действовать так, чтобы Славик не заметил его. А когда я подумала, что так в нашей обычной жизни не бывает, это облако, превратившись как бы в дугу, прыгнуло на крышу пятиэтажного дома. Я обрадовалась, что Славик, его не увидел, но, когда мы отошли на значительное расстояние от этого места, Славочка меня спрашивает: «Мамочка, ты сильно испугалась?» Я ответила, что просто не поняла сразу, что это такое. Позднее догадалась, но не испугалась. Славик сказал: «Молодец, мамочка!».
Славик активно работал на Бога и очень многие люди нашего военного городка пошли в церковь, начали молиться Богу и повели крестить своих детей.
Когда Славик был жив, большого нашествия различного рода экстрасенсов не было, а теперь в городке процветает и нагло действует секта «радостея».
Славик спокойно реагировал на действия экстрасенсов-колдунов. А однажды я поинтересовалась у него: «Славик, у тебя есть враги?» На что он мне ответил: «Да, мамочка! Есть настоящие враги. Это масоны и последователи Месинга. Потом, через некоторое время привяжется один католик — в общем-то, неплохой священник, который решил, что он безгрешен. Но один грех у него есть».
Однажды мы со Славиком были в одной из церквей на Богослужении. После службы Славик подходит к священнику и спрашивает: «Батюшка, а о чем вы думали во время службы?» Священник на вопрос ничего конкретного не ответил. Тогда Славик еще раз спрашивает его: «О том, как и где корм своим свиньям раздобыть?»
Вот этот Божий дар Славику, видимо, был страшен не только колдунам-сектантам и рериховцам.
Были и другие случаи. Всего не расскажешь...
Работа Богу и людям
Муж уехал снова в Шадринск, а к Славику началось настоящее паломничество страждущих. Славик очень уставал, и мне его было очень жаль, но он умолял меня потерпеть, просил: «Мамочка, пусть они идут». И люди шли даже ночью. Я по глупости и своему невежеству роптала в мыслях, а иногда не выдержав, спрашивала Славика: «Когда же это все кончится?»
Мыла, убирала, следила, чтобы Славик мог отдохнуть. Начиная с семи с половиной лет, Слава уже служил Богу и людям, а я была им прислугой. Люди к нему обращались со своими проблемами и в школе, и на улице, но и враг рода человеческого не дремал.
Опасаясь за жизнь своего ребенка-школьника, я строго потребовала от него после школьных занятий немедленного возвращаться домой и запретила общаться с больными и оказывать, кому бы то ни было лечебную помощь вне дома.
Славик был очень послушным ребенком и строго выполнял все мои требования.
Я стала вести строгий контроль за всеми действиями Славика. Для того чтобы он был под моим присмотром, я его попросила принимать людей только у нас в квартире.
Когда все стало происходить у меня на глазах, страх мой за него усилился. Да и искушения пошли различные. Всего не расскажешь, хотя один случай, подтолкнувший нас исполнить Славочкину просьбу об очередной поездке к отцу Науму, хочется рассказать.
Однажды в разгар лета, как только прошел дождь, мальчишки вышли на улицу, и расселись возле подъезда на скамейках слушать Славика. На небе после дождя появилась радуга, а затем мальчики увидели яркое свечение от плеч и вокруг головы Славика, которое продолжалось в течение примерно 40 минут и через которое они бросали камешки, а потом у себя дома рассказывали своим родителям об этом. Родители потом рассказали об этом мне.
СЛУЧАИ ИЗ ЖИЗНИ
При жизни Славочки возле нашего дома росла двуствольная березка и всегда пел соловей. После Славочкина ухода ко Господу одна половина березки погибла (так до сих пор и стоит в таком виде) и сразу же улетел соловей; больше он ни разу не прилетал.
Славик любил все и всех. Он принимал и оказывал помощь и мусульманам, и католикам, да и вообще всем, кто приходил. Животным и птицам тоже помогал. Без причины не срывал ни цветочка, ни листочка. Старался не ходить по траве, чтобы ее не помять.
Однажды моя знакомая принесла пышный гладиолус. Славик подбежал, посмотрел и быстро убежал прочь от цветка. Я потом его спросила, почему он так поступил? Он ответил, что цветок ему пожаловался, что он бы еще пожил, если бы его не срезали.
Однажды был курьезный случай. Стояла прекрасная погода, и мы с ним вышли погулять. Было много народа на улице. В «кулинарии» мы купили со Славочкой булочек, а когда вышли, вдруг откуда-то прилетели голуби, сели, окружив его плотным кругом так, что он не мог ступить шагу. Люди от удивления останавливались и, улыбаясь, смотрели на этот «круг почета». Славик стоял сконфуженный. Пришлось мне попросить голубей, чтобы они оставили его в покое. Они расступились, но еще какое-то время сопровождали его, топая за ним. Хотя булочки были у меня, голуби на них не обращали внимания.
Вообще при жизни Славика постоянно мелкие пташки заглядывали к нему в окно. А когда несколько дней он лежал в больнице гор. Челябинска, то возле его окон была настоящая битва между воронами и мелкими пташками. Люди от удивления высовывались из окон своих палат, потому, что стоял сильный шум.
А вот когда его привозили первый раз в больницу гор. Чебаркуля, то следом за ним в больничный корпус залетела одна из синичек. Залетев на второй этаж, она не знала, куда ей деваться. Славик в это время зашел в кабинет врача. Пока он был у врача, санитары пытались открыть окно, чтобы выпустить синичку, но она так ударилась о стекло, что упала на подоконник. Все с сожалением подумали, что она умерла. Но тут вышел Славочка, подошел к подоконнику, взял ее в руки, немного подержал и выпустил на волю: Моего мужа это так поразило, что этот случай он никак не может забыть и всегда при воспоминании об этом сильно расстраивается.
Высшие командиры, наслышанные о Славике, просили моего мужа о встрече со Славиком. Иногда мой муж брал Славика с собой на полигон, где Славик беседовал с нашими военными. Он любил нашу армию и печалился о том, что вместо армии создадут бригады быстрого реагирования. Он так и назвал их: «бригады быстрого реагирования», которые перед приходом мирового правителя будут любое, даже малейшее проявление человеческого недовольства «гасить» своим быстрым появлением.
Очень много будет подслушивающих устройств. Даже на улице люди будут бояться разговаривать. Времена будут хуже, чем при Сталине.
Люди почти все будут заниматься спиритизмом, будут жить по подсказке и под руководством бесов, потому что будут явно слышать бесов и разговаривать с ними, считая их за высший разум. Обыкновенных, нормальных людей останется очень мало. Вначале люди, руководимые бесами, будут смеяться над обыкновенными людьми, считая их безграмотными, отсталыми и не нужными на земле, а со временем, когда поймут, что попались в сети лукавого, начнут так сильно злиться, что готовы будут своими руками разорвать тех, кто уцелел. Уцелевшие вынуждены будут прятаться.
Славик сказал, что ядерная война ничто по сравнению с надвигающейся катастрофой, что на Луне очень много бесов (так называемых инопланетян). Только они сейчас могут показывать фокусы на Луне, и на небе и, как бы на Солнце. «И поэтому, — сказал он, — любопытствовать тебе, мамочка, нельзя, что бы интересного там не происходило».
Воспоминания я пишу потому, что вижу, как экстрасенсы перебираются в Церковь, как все меньше простых людей посещают ее, а Славик сказал, что человек без исповедания грехов и без Причастия не выживет и не спасется. Без этого все начнут глупеть. Славик сказал, что в церковь нужно обязательно ходить даже тогда, когда изменят Символ Веры, ради исповеди и Причастия. А в храмы тогда почти никто ходить не будет.
Хочу сказать еще о том, что Славик до последнего вздоха проповедовал Пресвятую Троицу. Умолял людей ходить в храм, по возможности поститься и как можно больше молиться. Когда люди выполняли это, он очень радовался за них, поздравлял их с Причастием, хвалил их, молился за них. Последнее время молился целыми днями и за каждую мелочь всех благодарил и всем кланялся, особенно почему-то мне.
Вспоминается один случай. Однажды Славочка стоял на молитве возле иконы Господа нашего Иисуса Христа. Свеча горела ярким пламенем и вдруг погасла без всякой причины. Славик почему-то так сильно расстроился. Вместо того, чтобы просто зажечь свечу, он начал слезно просить Господа, чтобы свеча загорелась. После некоторого времени свеча воспламенилась сама, чему я сильно удивилась.
Славик сказал, что в доме нельзя держать собак, что собаки должны жить во дворе. Нельзя собирать маски, черепа, фантастические книги и т. д., потому что в них поселяются злые духи. И наоборот — ликов Святых злые духи не выдерживают. Не любят они и горящие свечи, запах ладана, а особенно Воскресную молитву, от которой они начинают метаться и исчезают.
Славик сказал, что храмы будут пустовать и в них неофициально разрешат открыть небольшие мастерские (в основном столярное ремесло). Когда будет голод, жестокий голод, женщины от голода повезут свои сокровища, в том числе и старинные иконы, в комиссионные магазины гор. Челябинска — там дороже будут оценивать. Создадут магазины, которые будут торговать только иконами, а голодные продавцы будут со страхом работать в этих иконных магазинах, потому, что Господь будет эти магазины сжигать огнем.
Славик говорил, что вода с поверхности земли начнет уходить, а деревья и вся растительность — гибнуть. Только по милости Божьей те, кто не запечатаются печатью антихриста, будут иметь возможность вырастить что-то из овощей на огороде.
Матери одного мальчика Славик посоветовал не напрягать своего сына учебой на пианино, объяснив, что ему это не пригодится, что людям будет не до музыки (мальчику этому сейчас уже за 20 лет). Не нужны будут ни музыканты, ни артисты, ни спортсмены. Нужны будут те забытые древние знания, по которым человек мог определить, где копать, чтобы найти воду, и как выжить.
Вода будет уходить, а оставшаяся будет портиться.
В космос летать нельзя, потому, что из космоса, когда ракета летит на землю, несет за собой невидимые кристаллы, которые задерживаются в одном из слоев атмосферы, причем они имеют способность делиться. При определенных условиях, созданных человеком, они в конечном итоге упадут на землю и все, что попадет под них — раздавят. Если попадет под этот кристаллопад человек, то получится на вид как бы куча льда, смешанная с кровью. Таять такой лед не будет.
Еще он сказал, что как береста горит и сворачивается, так сгорит один слой неба. Небо после этого приобретет другой вид.
Когда Славику было открыто истинное состояние нашего земного неба, он целый день плакал и сказал: «Мамочка, небо вовсе не синее, а такое, как у Саддама Хусейна, когда у него нефть горела.
* * *
Расскажу о некоторых чудесах, происходивших перед кончиной и после кончины Славика. Если ему, маленькому, согласно записи в медицинской карточке не делали прививок, то, когда мы с ним лежали в больнице гор. Челябинска, он сам не разрешил вливать ему чужую кровь. Но когда врач настояла на этом и ему попытались влить кровь, то не смогли этого сделать. Кровь сама не поступала и они вынуждены были убрать капельницу. Славик сказал, что с чужой кровью в человека входят чужие грехи, а кровь все равно не приживается, т. к. она мертвая.
Славик носил свой большой крестильный крест, а в детском отделении гематологии гор. Челябинска помощником зав. отделением была экстрасенс. Она ругалась: «Повесил крест на все пузо! Убери его!». Она пыталась взять пункцию костного мозга у Славика в области груди, и тоже не смогла этого сделать. Невидимая сила выбила из ее рук эту иглу. Пункцию взяли, но другие.
Диагноз Славику так и не определили. Когда я его спросила: «Славочка, у тебя рак?» Он ответил: «Хуже, мамочка. Есть рак — он, а есть рак — она. Так вот у меня — она». В хирургическом отделении после всех проверок предположили, что видимо, была лимфосаркома. Но его никто не лечил, и болезнь была в таком запущенном виде, что невозможно было определить, от чего он умер.
Однажды Славика пригласила к себе в кабинет врач (не помню уже, какой кафедрой она заведовала) и попросила продиагностировать ее. Славику это ничего не стоило. Он в считанные минуты удовлетворил ее просьбу. На ее вопрос: «Сможешь ли ты мне чем-нибудь помочь?» Славик при мне ей ответил: «Вот вы всю жизнь лечите людей. Вылечили ли вы кого-нибудь?» Она ответила, что не знает — наверное, вылечила все-таки кого-нибудь. Славик сказал: «Почему не можете себе вылечить ноги? У вас всю жизнь были самые хорошие лекарства. Самое лучшее вы оставляли себе, другое раздавали своим знакомым, так почему вы все не вылечились?» Опустив голову, она тихо ответила: «Вот, не вылечились».
Славик сказал, что он здесь для того, чтобы помочь умирающим детям и если у него хватит сил, то поможет и ей. Больше она не приходила к Славочке.
Когда нас с ним перевели в хирургическое отделение, он мне сказал: «Мамочка, я умирать буду, а они будут петь и плясать». Я ничего не ответила. Я даже вообразить не могла, что бы это значило.
Два дня, проведенные в палате, были спокойными. За стеной у нас была так называемая ординаторская, а почти, напротив, в коридоре, стоял большой телевизор, где больные ребятишки из отделения смотрели вечерами телепередачи.
Накануне, 8 марта, в этой ординаторской у нас за стеной началась гулянка. Славику в это время было очень плохо после лапароскопии. Гулянка постепенно усиливалась, а ребятишки постепенно увеличивали звук телевизора. Гулянка песнями и плясками уже все отделение сотрясает, телевизор орет на полную мощность, дети, подражая разгулявшимся медработникам, скачут и пляшут возле телевизора... Я выглянула в коридор, и у меня от ужаса на голове зашевелились волосы. Это не иносказательно. Волосы от ужаса действительно шевелятся. А Славик лежит тихонечко, чтобы меня не расстраивать: вроде как спит.
В то время, пока мы лежали в больнице, в Челябинск приехала Стефания, прилетела Джуна, прибыл и Лонга, и Кашпировский. После того, как многие из медперсонала побывали у этих колдунов, один из врачей сказал мне, что у больных тяжелыми заболеваниями бывает видение будущего, и что у Славика такие способности от болезни. Такой вот Славикову дару прозорливости диагноз поставили, но диагноза его болезни так и не было. Когда они отошли, подошла другая врач и сказала мне: «Не слушайтевы их! Я 30 лет работаю здесь, всяких раковых ребятишек повидала, но провидца из них ни одного не было. Я вообще впервые в жизни вижу такого человека! Слава Богу, что вообще увидела в своей жизни такое!»
Хочу заметить, что на Урале, особенно в гематологической больнице — просто работающий конвейер умирающих от лейкоза детей. И вот, будучи в таком же состоянии, как и все больные дети (только в отличии от других нелеченый), Славик старался своими советами помочь родителям болящих детей. Подсказывал, какие молитвы читать, какую траву заваривать, чтобы облегчить страдания умирающим детям.
Один 15-летний мальчик сказал, что если не умрет, то пойдет учиться в семинарию и будет священником, потому, что его поразило, что Славик все о нем знает и видит все его болезни и, что есть надежда на хороший исход (у этого мальчика, к счастью, заболевание оказалось не смертельным) .
Не случайно дьявол заставил активно действовать своих служителей: стефаний, джун, лонгов, кашпировских и других последователей Месинга.
Перед кончиной Славика его соборовал о. Владислав Катаев из Чебаркульского храма. Он с собой привез две бутылочки святой воды. После соборования он предложил Славику попить водички, что была в одной из бутылочек. Славик возразил на предложение отца Владислава, сказав, что такой воды, как в этой бутылочке, у нас много из под крана, и попросил воды из второй бутылочки, сказав, что та вода «святее». Удивленный о. Владислав задал вопрос: «А ты откуда знаешь?» — и сознался, что вода в первой бутылочке была разбавлена.
С 14 на 15 марта около полуночи мы с мужем, до этого все время дежурившие у Славиной постели, враз уснули беспробудным сном. Когда очнулись от сна, тоже враз и мгновенно, с ужасом посмотрели друг на друга: не проспали ли мы сына?! Муж заглянул к нему, а Славик, улыбаясь, поздравил его с днем рождения и сказал:
«Папочка, поспи. Ты, наверное, устал, проговорив со мною всю ночь». Изумленный муж ответил ему, что мы спали всю ночь. А удивленный Славик спросил: «А кто же всю ночь держал меня за руку и разговаривал со мной, успокаивал и говорил: "Ничего не бойся Славочка, все будет хорошо"?». Сказал, что у него ничего не болело всю ночь.
Еще один случай. После обеденного времени я стояла на кухне. Было около трех часов дня. За окном мороз -20°, а я четко слышу урчание грома, как во время грозы. Не пойму — откуда. Внезапно, как будто ниоткуда подлетает к окну голубь. Порхая на одном месте перед окном, смотрит мне прямо в глаза. Долго порхает. Мне его стало очень жаль. Я подумала: «Наверное, уже устал?» — и подошла вплотную к окну, чтобы он улетел. Из окна внизу я увидела на крыше двухэтажного детсада громадное кучевое облако, очень пушистое, с ярко-белыми краями и синеватым верхом, а внутри него звучат раскаты грома. Я подумала, что так не бывает и, видимо, это связано со Славиком. Так оно и было — утром следующего дня Господь забрал Славика.
Хоронили Славика всем военным городком. Хорошо организованные похороны были всеобщим последним подарком нашему сыну. Школа была закрыта, и все дети были участниками похорон.
Господь дал Своему отроку в день похорон теплую, солнечную погоду. Накануне был мороз до -20°, а в день похорон таял снег и стояли лужи. Люди были в расстегнутых пальто и без головных уборов. Как только гроб с телом предали земле, погода сразу изменилась в худшую сторону.
Славик сказал, что после его кончины ему лучше будет удаваться излечивать болезни глазные и нервные, а находиться он будет там, где Богу хвалу поют. А чтобы я за него не беспокоилась, он мне сказал, что будет приходить и помогать нам и после своей кончины.
Славик был очень мужественным человеком. Он до последнего ходил в школу. Умолял меня, чтобы я пускала к нему приходящих. Без посетителей перед кончиной он пробыл всего лишь одни сутки.
Когда я спросила его: «Славик, за что тебе такие муки?» — он, строго и проницательно посмотрев мне в глаза, ответил: «Какие муки — такая и награда».
Перед самой кончиной, когда Славику стало очень тяжело, он, обратившись к лику Христа, сказал с сомнением: «Вот я умираю... А может моя смерть напрасна? И муки мои напрасны? Может Тебя вовсе и нет? И все это напрасно?»
У меня волосы на голове зашевелились от ужаса. Через некоторое время ему стало получше. Он с большим изумлением широко распахнутыми синими глазами посмотрел в иконный уголок, где стояли старинные иконы, и сказал: «И все-таки Ты есть! Слава Богу!»
В 4 часа 50 минут его душа отошла ко Господу, и почему-то остановились часы в его комнате. Так на этом времени они до сих пор и стоят.
Перед сороковым днем после кончины Славика, мне напомнила о себе та «медсестра» из роддома, которая перед нашей выпиской принесла мне в палату сына.
Вижу в тонком сне, что стою на железнодорожной платформе нашего городка, жду электричку, чтобы ехать в церковь гор. Челябинска. Время будто бы около 5 часов утра. На платформе, кроме меня, никого нет. Вдруг совершенно бесшумно по рельсам как бы подлетает электричка. Вагоны широкие, светлые и очень чистые, как в германских поездах. Электричка остановилась, и открылись наружные автоматические двери. Я подумала, что билеты в этой электричке, наверное, дорогие, но денег у меня с собой достаточно. Стою и раздумываю: садиться мне в эту электричку, или нет. Электричка стоит. На платформе, кроме меня, никого нет. Может быть, ради меня электричка остановилась? Мне стало неловко за себя, и я решила войти в вагон. Только зашла в тамбур, как электричка бесшумно помчалась дальше.
В тамбуре идеальная чистота и удивительная, необычная тишина. Я без билета. Проходить в вагон боюсь. На больных отекших ногах стоять тяжело. Я все-таки решила зайти в вагон. Попыталась открыть дверь, но она не открывается. Я заглянула через дверное стекло во внутрь вагона и поняла, что это вроде и не электричка, потому что вагон высшего класса и там белоснежное белье. И вижу спящим нашего Славика. Я еще раз осторожно попыталась открыть дверь в вагон, но она не открывалась. Мне хотелось увидеть проводника. Начала волноваться за Славочку: «Как же он один? Что же это за поезд? Кем он управляется? Неужели никого нет? Где проводник?»
И вдруг с другой стороны вагона появляется проводник. Я мгнове