Я не люблю поминок, похорон.

Мне неприятна смерть в любом обличье.

Из всех речей всего пристойней - птичьи,

Особенно, конечно же, ворон.

Я свадеб не люблю. Их суеты.

Их криков «горько». Свадебных кортежей.

Того гляди затопчут иль зарежут

Там гости пьяные. И жертвой станешь ты.

Я не люблю фанатов всех мастей

Футбольных, да и прочих всех, до кучи.

Мне наплевать решительно, кто круче

Из них, и кто не соберёт костей

Звонок последний. Школьная пора

Чудесная кончается когда-то

Кругом такие милые ребята! –

Убил бы всех. Не жалко ни хера.

От праздников дурею городских,

От демонстраций, митингов, парадов.

Прошу я: звать туда меня не надо,

Возможно, псих я. Да, пускай я псих.


Но видя их - встаю я на дыбы
я вижу массу и не вижу лиц я
мне как то стрёмно в эту массу влиться
в толпе любой из нас – лишь часть толпы




***


Как грустно осознать, что ты опять один.
Что в этом виноват, один лишь ты, кретин.
Как горько понимать, что внутренняя тьма
Заполнила твой мир, сведя, вконец, с ума.
От пустоты и тьмы – давно уже мутит
Никак и никуда от них мне не уйти
Да и куда бежать? Не знаешь – так молчи.
Грызи себя, грузи. Или молись в ночи.

***

Валом валит снег

Хоть готовь Ковчег

Что бы уплыть на нем

Нам с тобою, вдвоём

Да нет тебя. Вот беда.

Кругом же – вода, вода

Мировой океан.

Сам себе - капитан

Штурман я и матрос,

Кстати и - пассажир

Радист, подающий СОС
В абсолютно пустой эфир

тает и тает звук
и никого вокруг


Собаковолк

И возникло тут из мрака:

То ли волк, то ли собака.

По прошествии годов

К встрече этой я готов.

Девяносто третий год,

Молод я, спесив и горд.

У меня была жена,

И красива, и нежна,

Но, случилось как-то в осень,

Я жену не то что б бросил,

Просто бросился опять –

Ту Москву я покорять,

Жизни вывернув сустав,

В чём, возможно, был не прав.

Впрочем, что гадать теперь?

Нет находок без потерь.

Так в преддверии весны

Я остался без жены

И ушел в глухой запой,

И читал, что под рукой

Оказалось. Книги, книги…

Хармс, Олейников и Пригов,

Бродский. И совсем был нов

Некто Саша Соколов.

Книжка желтая, как осень,

И потёртая слегка,

Что купил я, тыщ за восемь,

На Калининском с лотка.

Кто-то сдал её, наверно,

В час тяжёлый, в трудный час,

Когда лопаются нервы

И похмелье душит нас.

В общем, бес его попутал

До того тому « кому-то»

Кто-то надпись сделал в ней:

«Живи – долго. Много – пей».

Водка – пиво - димедро…

Ночь. Пустой вагон метро.

Я один в вагоне том

Мчусь по жизни напролом

В темноту и пустоту

И читаю книгу ту.

И мелькают на страницах

Вереницей – тени, лица

Обитателей романа,

Пропадающих и пьяных.

Кто я им? Кто мне – они,

Эти призрачные братцы?

Мы сроднились в эти дни,

Чтобы после разбежаться…

Был у них поэт – Запойный.

Он, поди, давно покойник

Он покинул свой Валдай

И попал… конечно, в рай?

Или в ад? – не знаю я!

Мне, ей-Богу, неизвестно,

Как зовётся это место –

Место Инобытия!

Непосильная задача

Это место обозначить.

Всё – не наше, всё – другое.

Воли нет там. Нет покоя.

(Если там и есть покой.

То совсем - совсем другой).

Пейзаж - почти как наш,

Зазеркалье это будто.

Тонет в сумерках пейзаж.

То ли вечер, то ли утро…?

Нет, скорее, всё же вечер…

Зимний вечер. Но не суть…

Что гадать? - В запасе – вечность!

Разберёшься как-нибудь,

Коль попал сюда надолго…

И, встречая твой приход,

Тень собаки… или волка….

Чёрной вспышкой промелькнёт.

Запойный шлёт эпистолу в ЖЖ:

Я в Тартаре, на вечном ПМЖ

(Прости за каламбур, мой друг, но в общем,

Чем и не жизнь? Хотя бы и вне тел

Мы пребываем? На такой удел

Уже не ропщем;

А что роптать? – хоть нет вещей «вообще»,

В том смысле, как о вас…. Но всё же… всё же

Нас окружают образы вещей

И потому миры наши – похожи,

Да так, что грань стирается порой.

И о себе ты мнишь, что ты - живой).

Холодный зимний сумрак. Я устра –

Иваюсь около костра

Среди других, таких же бестелесных,

Тоскливый вой разносится над лесом:

Собаковолки воют на луну.

Ну-ну.

О прошлом я почти что память стёр,

Свои воспоминания – в костёр

Бросаю вместо дров. Трещат поленья.

Потом, когда всё прогорит дотла

И по ветру развеется зола,

Наступит окончательно забвенье.

Забытый вами, я забуду вас.

Быть может, что пишу в последний раз,

Любезный друг! И сам не знаю толком,

Зачем пишу и выхожу на связь.
Я, медленно, но верно, становясь
Собаковолком.


***


фотоснимок мечен датой
тыща девятьсот девятый

Обезьяны – на цепи!

Возле серой русской хаты…

Рядом с ними пёс лохматый –

Сторож, видимо. Не спит.

А в глазах у всех – тоска-с.

И про это мой рассказ.

Обезьяна – обезьяне:

«Куда нас с тобой занесло-то

Мой бедный единственный друг?

Тут север – страна идиотов,

А хочется очень на юг

Где буйволы, львы, носороги

Опасны бывают, подчас

Наши рекомендации