Лабораторные эксперименты по константности нейтрального цвета

Стандартный лабораторный эксперимент по константности нейт­рального цвета разработан несколько десятилетий назад Кацем и изоб­ражен на рис. 8². Два образца серого цвета закрепляются на белом фоне. Белый фон разделяется перегородкой так, чтобы свет от лампы, помещенной с одного боку от перегородки, освещал фон по обе стороны от перегородки неоднородно. Одна сторона фона оказывается в тени перего­родки. Образец на одной стороне фона (правая сторона на рис. 8) при­нимается за стандартный. Наблюдатель должен на другой стороне фона, ближней к лампе, подобрать образец серого цвета, воспринимаемый та­ким же, как и стандартный. (Для этого эксперимента необходимы стан­дартные образцы всех оттенков серого. Для каждого образца определя­ется коэффициент отражения.)

Другой способ проведения эксперимента основан на использовании цветового круга. Белый и черный картонные диски вдеваются друг в друга так, как показано на рис. 9. Когда такая пара дисков приводится с помощью электродвигателя во вращение, наблюдатель видит серый цвет, его интенсивность зависит от количественного

отношениябелого и черного. Один из таких дисков с заданным серым цветом выбирается в качестве стандартного, а другой, в котором соотношение белого и черного

Рис. 9

секторов может меняться, используется в качестве сравниваемого. Цветовые круги позволяют устранить восприятие неровностей или тек­стуры поверхности, так называемую микроструктуру.

Если расположение на рис. 8 оказалось бы таким, что оба образца отражали одинаковый по абсолютной интенсивности свет, то с левой сто­роны, чтобы компенсировать большее количество света, падающего от лампы, подбирался бы образец с небольшим коэффициентом отражения. С другой стороны, если бы имелась полная константность цвета, наблю­датель выбирал бы серый, коэффициент отражения которого равен стан­дартному. Обычно наблюдатели выбирают образец, серый цвет которого несколько темнее стандартного, но не намного. Таким образом, как пра­вило, в экспериментах данного типа проявляется сильная тенденция к константности. Подобный результат — хорошая иллюстрация того, что обычно происходит в реальной жизни.

Рис. 10

Отличие обычного подравнивания от подравнивания, которое было бы основано на равенстве ретинальных изображений двух образцов, ста­новится вполне очевидным, когда образцы рассматриваются через не­большие отверстия так, что видны только они, а не окружающий фон. Такое устройство, известное как редуцирующий экран, изображено на рис. 10. Образец, обычно подбираемый как равный

стандартному, при таких условиях наблюдения разительно отличается по цвету от стан­дартного и в данном примере близок к черному. Если вслед за тем, как подравнивание произведено, поднять вдруг экран, то наблюдатель поражается тому, что он мог оценивать эти два образца как равные. Здесь мы, по-видимому, имеем пример восприятия, определяемого физическим равенством ретинальных изображений образцов. Результаты, получен­ные при редуцирующем экране, могут рассматриваться как подравнива­ния интенсивностей отраженного света и могут служить полезным ме­тодом измерения яркости при отсутствии необходимого прибора. Такое предположение можно подкрепить следующими доводами. Допустим, наблюдатель производит подравнивание на основе физической интенсив­ности двух ретинальных изображений. Тогда он должен компенсировать разницу в освещении разницей в коэффициентах отражения. Если, на­пример, он выбирает величину коэффициента отражения близкого к лампе участка такую, что он оказывается в три раза темнее, чем нахо­дящийся в тени стандартный образец, то это могло бы означать, что стандартный образец получает в три раза меньше света.

Тенденцию к константности для наблюдателя или группы наблюда­телей можно выразить и количественно (см. рис. 11). Если наблюдатель подравнивает образцы на основе абсолютной интенсивности, выбирая ко­эффициент отражения сравниваемого объекта, так, чтобы компенсировать разницу в освещении, то никакой тенденции к константности он не прояв­ляет; если же он подравнивает образцы, выбирая коэффициент отражения равным стандарту, он проявляет полную константность. И если при под­равнивании он выбирает, как обычно и бывает, промежуточный междуэтими крайними случаями коэффициент отражения, то степень констант­ности может выражаться значением коэффициента отражения по отноше­нию к 0 и 100% константности.

Например, предположим, что стандарт (правая часть рис. 8) имеет ко­эффициент отражения 30 и на него попадает только треть от освещения, которое падает на сравниваемый образец. Тогда точка, соответствующая 0% константности, на рис. 11 означала бы подравнивание на ¹/₃ — от 30 или 10 единиц (компенсируется различие в освещенности). Точка, соот­ветствующая полной константности, означала бы подравнивание к 30 единицам. Следовательно, интервал между нулевой константностью и полной константностью будет равен 30 минус 10 или 20. Если испытуе­мый выбирает при подравнивании к стандарту коэффициент отражения, равный 25, то интервал между этим подравниванием и отсутствием константности будет 25 минус 10 или 15. Отношение этого интервала к полному интервалу будет отношением 15 к 20, или 75%. Этот метод опи­сания степени константности был введен Эгоном Брунсвиком. Его мож­но применить и к другим перцептивным константностям, трактуя одну точку как подравнивание к проксимальному стимулу, вторую точку — как подравнивание при полной константности, а третью точку — как по­лученное подравнивание.

Исследования перцептивной адаптации к инвертированному зрению. Феномены псевдоскопического восприятия: их описание и объяснения.

Р. Грегори

СМЕЩЕННЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ

Грегори Р. Глаз и мозг. М.: Прогресс, 1970. С. 222-239.

С целью подробнее рассмотреть проблему перцептивного обучения мы должны обратиться к совершенно иным доказательствам, более опос­редствованным, а именно: к вопросу о том, насколько хорошо может взрослый человек адаптироваться к причудливым изменениям своего зрительного мира.

До Кеплера было принято думать, что сетчаточные изображения перевернуты, так как лучи света преломляются в хрусталике. Леонардо считал, что свет должен пересекаться внутри глаза в двух местах (в зрачке и стекловидном теле), чтобы получилось правильное переверну­тое изображение. Вероятно, Леонардо предполагал, что из-за переверну­того вверх ногами изображения и мир должен казаться нам переверну­тым. Но так ли это?

Эта проблема подробно рассматривалась Гельмгольцем, который доказывал, что несущественно, какого рода изображения дают система­тическую информацию о внешнем мире объектов, так как они известны нам благодаря осязанию и другим органам чувств.

Он был убежден в том, что мы должны учиться видеть мир, свя­зывая зрительные ощущения с тактильными, и что у нас нет специаль­ного механизма, который бы осуществлял инверсию изображений. Ссы­лаясь на случаи, когда взрослые люди, родившиеся слепыми, станови­лись после операции зрячими, Гельмгольц утверждал, что раннее обучение важно для восприятия. Гельмгольц не видел в этих фактах не­посредственного подтверждения необходимости обучения перцептивной системы «перевертывать» сетчаточные изображения, но он думал, что те трудности, которые испытывают многие такие больные при назывании предметов и оценке расстояний, служат доводом в пользу эмпирической теории, утверждающей, что восприятие зависит от обучения. Мы уже рассмотрели часть тех трудностей, которые возникают при интерпрета­ции подобных случаев.

Мы можем согласиться с утверждением Гельмгольца о том, что для того, чтобы правильно видеть вещи, необходимо обучение; к этому вы­воду мы приходим, в частности, анализируя эксперименты, в которых сетчаточные изображения были намеренно перевернуты вместо их обыч­ного положения вверх дном.

Перевернутые изображения

Эти эксперименты делятся на две группы: эксперименты, в кото­рых изменялись положения или ориентация изображений на сетчатке, и эксперименты, в которых намеренно искажались изображения. Мы начнем с классической работы английского психолога Дж.М.Стрэттона. Он носил линзы, пере-ворачивающие изображение, и был первым чело­веком в мире, который имел правильные, а не перевернутые сетчаточ­ные изображения.

Стрэттон изобрел множество оптических приспособлений для сме­щения и перевертывания сетчаточного изображения. Он использовал си­стемы линз и зеркал, в том числе специальные телескопы, вмонтирован­ные в оправу очков, так что их можно было носить постоянно. Эти сис­темы линз переворачивали изображение как в вертикальном, так и в горизонтальном направлении. Стрэттон обнаружил, что если носить пару таких оптических приспособлений, чтобы обеспечить бинокулярное зре­ние, то напряжение, которое испытывает человек, слишком велико, так как при этом нарушается механизм нормальной конвергенции. Поэтому он носил приспособление, переворачивающее сетчаточное изображение, только на одном глазу, другой же глаз был закрыт. Когда же он снимал переворачивающие линзы, то закрывал оба глаза. Прежде всего он об­наружил, что, хотя перевернутые изображения были отчетливыми, пред­меты казались иллюзорными и нереальными. Стрэттон писал:

«... запечатленные в памяти зрительные впечатления, возникшие при нор­мальном зрительном восприятии, продолжали оставаться стандартом и крите­рием для оценки реальности. Таким образом, предметы осмысливались совер­шенно иначе, чем воспринимались. Это относилось также к восприятию мое­го тела. Я ощущал, где находятся части моего тела, и мне казалось, что я увижу их там, где я их ощущаю; когда же линзы удалялись, я видел их в ином положении. Но и прежняя тактильная и зрительная локализация час­тей тела продолжала восприниматься как реальная».

Позже, однако, предметы иногда начинали выглядеть почти обыч­ными.

Первый эксперимент Стрэттона продолжался три дня. В течение этого времени он носил оптическое приспособление приблизительно двад­цать один час. Он делает следующее заключение:

«Я могу почти с уверенностью сказать, что центральная проблема - воп­рос о значении перевертывания обычного сетчаточного изображения для зри­тельного восприятия вертикального направления — полностью решена этим экспериментом. Если бы перевертывание сетчаточного изображения было аб­солютно необходимо для восприятия вертикали... трудно было бы понять, ка­ким образом сцена в целом могла, хотя бы временно, восприниматься как пра­вильно расположенная вертикально, в то время как сетчаточный образ - бла­годаря линзам - оставался неперевернутым.

Однако предметы лишь иногда выглядели нормальными, и Стрэт-тон провел второй эксперимент, и на этот раз уже восемь дней носил монокулярное переворачивающее изображения устройство. На третий день он писал:

«При ходьбе в узком промежутке между мебелью мне требовалось значи­тельно меньше внимания, чем до сих пор. Когда я писал, я мог без труда на­блюдать за своими руками, не испытывая неприятных ощущений».

На четвертый день он обнаружил, что ему стало легче правильно определять ту руку, которая испытывает особенно большие затруднения при выполнении какой-либо операции.

«Когда я смотрел на свои ноги и руки, даже если я пытался сосредоточить­ся на их новом виде, я видел их скорее правильно ориентированными по вер­тикали, чем перевернутыми».

На пятый день Стрэттон легко мог гулять вокруг дома. Когда он бросал быстрый взгляд на предметы, они казались ему почти нормаль­ными, но когда он начинал рассматривать их внимательно, они воспри­нимались им как перевернутые. Части его собственного тела, казалось, находились не там, где нужно, особенно его плечи, которых он, конеч­но, не мог видеть. Однако к вечеру седьмого дня он впервые на прогулке получил удовольствие от красоты местности.

На восьмой день он снял переворачивающие изображение очки и обнаружил, что

«... картина была странно знакомой. Зрительные впечатления непосред­ственно узнавались как старые, относящиеся к доэкснериментальяьш дням; однако изменение того расположения предметов, к которому я привык в те­чение последней недели, давало картину, неожиданно сбивающую с толку, и это продолжалось в течение нескольких часов. Почти невозможно было по­нять, что происходит, хотя предметы были просто перевернуты».

Рис. 1. Эксперимент Стрэттона, в котором он видел самого себя (в зеркало), подвешенным в пространстве перед глазами. Стрэттон совершал загородные прогулки с этим приспособлением

Когда читаешь отчеты Стрэттона и тех исследователей, которые проделывали аналогичные опыты, возникает впечатление, что в их зри­тельном мире всегда есть нечто странное, хотя они испытывали большие затруднения в описании того, что же именно было неправильно в этом зрительном мире. По-видимому, они переставали замечать эту стран­ность раньше, чем их перевернутые зрительные изображения начинали восприниматься как нормальные, но когда их внимание привлекалось к некоторым специальным деталям, последние казались им совершенно неправильными. Мы читали о таких ситуациях, где написанные слова виделись на правильном месте в зрительном поле и на первый взгляд воспринимались как нормальное письмо, но когда испытуемые пытались прочесть эти слова, они казались им перевернутыми.

Стрэттон продолжил свои исследования, провел эксперименты, кото­рые — хотя они и менее известны — представляют большой интерес. Он сконструировал систему зеркал, вмонтированных в специальное устройство, которое укреплялось на человеке (рис. 1). Это приспособление вызывало смещение зрительного изображения своего собственного тела таким обра­зом, что тело казалось человеку расположенным горизонтально впереди него, на уровне его собственных глаз. Стрэттон носил это приспособление в течение трех дней (в целом около двадцати четырех часов). Он сообщает:

«У меня было такое чувство, будто я мысленно нахожусь вне своего собст­венного тела. Это было, конечно, преходящее впечатление, но оно возникало несколько раз и, пока длилось, было очень ярким... Однако наступил особен­но интересный момент, когда исчезла реальность состояния, и мои действия, за которыми я наблюдал, сопровождались своего рода призраками этих дей­ствий, называвшихся старыми зрительными терминами».

Стрэттон суммирует результаты своей работы следующим образом:

«Различные чувственные восприятия, на какие бы явления они в конечном итоге ни распространялись, организуются в единую гармоничную простран­ственную систему. Эта гармония заключается в совпадении наших ощущений с тем, что мы ожидали... Существенными условиями гармонии являются те, которые необходимы, чтобы создать надежную связь между двумя органами чувств. Эта точка зрения, которая сначала возникла на основе данных, полу­ченных в опытах с перевернутыми изображениями, теперь получила более широкое обоснование: ее, видимо, подтверждают факты, полученные в более поздних экспериментах, которые показывают, что тактильные ощущения ло­кализации частей тела могут коррелировать со зрительными впечатлениями о местоположении тех же частей тела, причем не только в любом направлении, но также и в любом месте зрительного поля.

Вслед за Стрэттоном аналогичные опыты были проведены другими исследователями. Для того чтобы повернуть поле зрения обоих глаз на 75", Дж.С.Браун использовал особые призмы и обнаружил, что эта про­цедура ухудшает восприятие глубины, причем по мере тренировки вос­приятие улучшалось очень незначительно или не улучшалось вовсе, хотя оказалось, что автор и его испытуемые могут ориентироваться в своем наклонном мире. Более поздние исследования такого рода были прове­дены Эвертом_а который повторил эксперимент Стрэттона, но использо­вал не одну, а две переворачивающие изображение линзы, хотя его ис­пытуемые и чувствовали напряжение в глазах, которое было отмечено еще Стрэттоном. Заслуга работы Эверта состоит в том, что он произвел систематическое и объективное измерение способности испытуемых локализовать предметы. Он сделал вывод, что Стрэттон несколько преувеличивает размеры адаптации, которая наблюдается в подобных условиях, и что это привело к противоречиям, не разрешенным еще до сих пор.

Изучение этой проблемы было продолжено Дж. и Дж.К.Патерсонами, применявшими бинокулярную систему, сходную с системой Эверта. После четырнадцати дней ношения этого приспособления полной адап­тации к ситуации так и не произошло. Проведя восемь месяцев спустя повторный эксперимент с этим же испытуемым, авторы нашли, что в то время, когда испытуемый носил линзы, он проявлял те же изменения в поведении, которые были свойственны ему и при первом ношении пере­ворачивающих изображение очков. Таким образом, по-видимому, обучение в подобных условиях представляет собой скорее ряд специфических адаптации, надстраивающихся над исходными формами восприятия, чем коренную перестройку перцептивной системы.

Наиболее широкое исследование этой проблемы на людях, пред­принятое в последнее время, было проведено в Инсбруке Эрисманом и Колером. Колер и его испытуемые носили очки, искажающие изображе­ние, длительное время. Результаты эксперимента Колера, так же, как и Стрэттона, протоколировались в виде словесных отчетов. Соответствен­но традициям немецкой гештальтпсихологии и более поздним работам Мишотта по восприятию причинных отношений, Колер делает акцент на «внутренней структуре» восприятия. Этот подход чужд традициям аме­риканского бихевиоризма; однако жаль, что во время эксперимента не было достаточно точной регистрации движений испытуемого. На основа­нии словесных отчетов трудно представить себе этот «адаптированный мир» испытуемых, так как их ощущения, по-видимому, были причуд­ливо спутаны и даже противоречили друг другу. Так, например, пеше­ходов, очевидно, они видели на правильной стороне улицы, хотя их изображения были перевернуты справа налево, но части их одежды ка­зались им перепутанными. Написанные слова были для испытуемых одним из наиболее сложных объектов. Когда они бросали на письмо бег­лый взгляд, оно казалось им нормальным, но если они пытались его внимательно рассматривать, оно воспринималось как зеркальное.

Осязание оказывало существенное влияние на зрение: на первых стадиях адаптации предметы неожиданно начинали восприниматься как нормальные, когда испытуемый прикасался к ним: они выглядели нор­мальными и тогда, когда их перевернутое изображение было физически невозможным. Так, например, свеча казалась перевернутой нижней ча­стью вверх, пока ее не зажигали, после чего она вдруг воспринималась как нормальная, а пламя — идущим вверх.

Эти эксперименты положили начало ряду исследований, в которых на животных надевались разного рода очки. Когда очки, перевертываю­щие изображение, надевались на обезьяну, то это приводило к ее пол­ной неподвижности в течение нескольких дней; она просто отказывалась двигаться. Когда наконец она начинала двигаться, она пятилась назад. Этот факт интересен, так как эти очки как раз нарушают восприятие глубины. Аналогичные опыты были проведены также с цыплятами и курами. Пфистер надевал на глаза кур призмы, переворачивающие изоб­ражение справа налево, и изучал их способность клевать зерна. У кур этот навык резко нарушался, и даже после трехмесячного ношения оч­ков никакого реального улучшения не наблюдалось. То же отсутствие адаптации было обнаружено Сперри и у земноводных. Когда изобра­жение, попадающее на сетчатку их глаз, поворачивалось на 180°, оказа­лось, что язык двигается в поисках пищи в неправильном направлении, и, предоставленные самим себе, эти животные умерли бы от голода. Сходные результаты были получены Хессом на цыплятах, глаза которых закрывались призмами, не переворачивающими изображения, а смещаю­щими их на 7° вправо или влево. Хесс обнаружил, что такие цыплята всегда клюют в стороне от зерна и никогда не адаптируются к смеще­нию изображений, вызываемому клиновидными призмами (рис. 2). На основании своих экспериментов Хесс сделал следующие выводы:

«По-видимому, врожденные зрительные реакции у цыплят, касающиеся рас­положения предметов в их зрительном мире, не могут изменяться под влия­нием обучения, если от цыпленка требуется, чтобы он усвоил реакцию, анта­гонистичную инстинктивной».

Все эти различные эксперименты довольно ясно показывают, что животные проявляют значительно меньшую адаптацию к смещению или переворачиванию сетчаточных изображений, чем люди, и только у обе­зьян имеется некоторая способность к такого рода адаптации. <...>

Рис. 2. Курица Пфистера с призмами, отклоняющими свет, попадающий в ее глаза

Искаженные изображения

Исследования влияния на зрительное восприятие перевернутых и смещенных сетчаточных изображений показывают, что животные, сто­ящие на эволюционной лестнице ниже человека и обезьяны, не обнару­живают никакой адаптации. У обезьяны процессы адаптации весьма ог­раничены; что же касается человека, то не совсем ясно, насколько он может адаптироваться к таким условиям. Словесные отчеты в известной мере противоречивы, в отношении моторной адаптации еще мало дан­ных, однако несомненно, что после нескольких дней ношения очков, пе­реворачивающих сетчаточные изображения, люди довольно успешно справляются с этими нарушениями восприятия. Мы еще не знаем окон­чательно, происходит ли при этом перестройка восприятия, или новые реакции просто надстраиваются над старыми. Неизвестно даже, насколь­ко фундаментальна реорганизация процессов восприятия, которая требу­ется в этих условиях, потому что в нашей обычной жизни мы тоже име­ем дело со смещениями сетчаточных изображений, например, при на­клонах головы и рассматривании чего-либо (главным образом, самих себя) в зеркале.

До сих пор мы анализировали опыты с переворачиванием или сме­щением сетчаточных изображений, однако экспериментально можно по­лучить и другие нарушения зрительного восприятия. Эти нарушения важны, поскольку они вызывают скорее внутреннюю реорганизацию са­мой перцептивной системы, чем простое изменение соотношения между осязательными и зрительными впечатлениями. Эти зрительные наруше­ния можно получить, если носить специальные линзы, искажающие, а не просто смещающие изображение на сетчатке.

Дж.Дж.Гибсон, изучая влияние ношения призм, отклоняющих все поле зрения в сторону (на 15° вправо), на зрительное восприятие, обна­ружил, что эти призмы, кроме отклонений, неизбежно вызывают иска­жения сетчаточных изображений, которые по мере ношения призм по­степенно уменьшаются. Он произвел точные измерения адаптации к ис­кривлениям изображений, которые создаются этими призмами, и установил, что эффект адаптации уменьшается, даже если глаза испыту­емого двигаются свободно. Практически адаптация проявлялась несколь­ко более отчетливо при свободном прослеживании глазами деталей ри­сунка, чем в тех случаях, когда испытуемый фиксировал взгляд настоль­ко, насколько это возможно.

Существует другой тип адаптации, на первый взгляд сходный с об­наруженным Гибсоном в его опытах с искажающими изображение призма­ми, а позже — линзами, но, по существу, совершенно отличный от него как по своему происхождению, так и по тому значению, которое он имеет для теории восприятия. Это явление известно под названием структурное последействие (figural after-effect). Ha протяжении последних нескольких лет оно привлекало пристальное внимание исследователей.

Структурное последействие возникает в тех случаях, когда испытуе­мый фиксирует взор на рисунке в течение некоторого времени (скажем, полминуты). Если подобным образом взор фиксирует изогнутую линию, то сразу же после этого в течение нескольких секунд прямая линия кажется изогнутой в противоположном направлении. Этот эффект близок к эффек­ту Гибсона, однако для структурного последействия существенно то, что глаза должны быть неподвижны, в то время как в опытах Гибсона с иска­жающими очками глаза могут двигаться свободно.

Эти явления свидетельствуют о том, что в перцептивной системе человека может иметь место особый вид адаптации, которая представля­ет собой не только простую перегруппировку тактильных и зрительных ощущений, а изменение механизмов зрительного восприятия простран­ства. Неизвестно, имеются ли подобные коррекции у более низко орга­низованных, чем человек, представителей животного мира.

Иво Колер недавно сделал значительное открытие. Он носил очки, не искажающие сетчаточные изображения, а окрашивающие их наполо­вину в красный, наполовину в зеленый цвет, так что все выглядело крас­ным, если смотреть налево, и зеленым — если смотреть направо. Колер открыл новый эффект адаптации, о существовании которого раньше и не подозревали. Влияние красного и зеленого цвета на восприятие постепен­но уменьшалось, и, когда очки снимались, вещи казались красными при взгляде направо и зелеными — при взгляде налево. Это явление совершен­но не похоже на обычные последовательные образы, возникающие вслед­ствие адаптации сетчатки к окрашенному свету. Эффект Колера связан не с положением изображения на сетчатке, а с положением глаз по отно­шению к голове, и таким образом он является результатом процессов компенсации, протекающих не в глазах, а в мозге.

Существует всего несколько типов инверсии изображений, которые могут быть получены с помощью простых оптических приспособлений, однако в настоящее время К.У.Смит предложил для этих целей новые технические приемы. Смит использует телевизионную камеру и монитор, смонтированные так, что испытуемый наблюдает за своей собственной рукой на экране монитора, который может быть соединен с камерой та­ким образом, что можно получить любые желаемые изменения изобра­жений.

Таким путем можно получить изображения, перевернутые слева направо или сверху вниз, в то время как движения глаз и рук испытуе­мого остаются свободными. В этом эксперименте рука испытуемого по­мещается за занавеской так, чтобы он не мог ее видеть (поскольку эта аппаратура далеко не портативна, исследование чаще ограничивается короткими экспериментальными сеансами, а не продолжается в течение нескольких дней). Камера может быть установлена в любом положении

Рис. 3. Эксперимент Смита, в котором использовались телевизионная камера и монитор, для того чтобы менять видимое положение или величину собственных рук испытуемого. Испытуемый мог рисовать или писать при больших изменениях зрительного образа своей руки

и давать помимо переворачивания изображений смещение изображения в пространстве. С помощью различных линз и расстояний от камеры до испытуемого можно менять величину изображений и вызывать искаже­ния (рис. 3).

Опыты Смита показали, что в целом переворачивание изображения сверху вниз, как правило, дает большие нарушения, чем слева направо, причем комбинированная инверсия изображений (одновременно и сверху вниз, и справа налево) иногда вызывает меньше затруднений, чем каж­дая инверсия в отдельности. Изменения величины изображения практи­чески не влияют ни на способность испытуемого рисовать объекты, ни на его почерк.