Порою ты можешь меня проклинать; Ветер — отец мой, облако — мать, Дочка моя — прохлады струя, Радуга в небе — постель для меня. 4 страница

— Нет, конечно, — ответила Пенни. — Я хочу, чтобы всё это наконец закончилось.
Она вздохнула и откинула назад голову — как Северус недавно. Гермиона заметила, что на ресницах девушки блестели слёзы.
— Северус рассказал мне про Кормака.
Пенни слабо улыбнулась и произнесла:
— Я так мечтаю, чтобы он ко мне вернулся, — так тихо, что Гермиона едва расслышала. — Живым и здоровым.
— Я сделаю всё, что в моих силах, — пообещала Гермиона.
Пенни приподняла голову и проникновенно посмотрела на Гермиону ярко-синими глазами.
— Хорошо. Я знаю, что ты сможешь совершить то, что другим не под силу.
Гермиона покраснела.
— Спасибо.

— Ты не против, если я буду собираться, пока мы беседуем? Я немного освежилась бы перед тем, как идти к Люциусу. — Пенни какое-то время молча смотрела на Гермиону, а потом деликатно добавила: — Ты, наверное, тоже захочешь умыться перед выходом. У тебя чернила на подбородке.
— Да? — Гермиона потёрла подбородок и ещё больше размазала чернила. Сама она этого не видела, но по лицу Пенни всё и так было понятно. Она закрыла чернильницу, убрала перо и направилась в свою комнату. — Мы обе можем собираться во время разговора.

Пенни ушла к себе, и её ответ получился немного приглушённым:
— Хорошо.
Гермиона какое-то время рассматривала свой гардероб, а потом крикнула:
— Нам надо одеваться к ужину?
— Ну... я бы не советовала идти голышом. Они могут тебя неправильно понять.
— Я не это имела в виду, — рассмеялась Гермиона. — Нужно наряжаться? Я не брала ничего подходящего... хотя, наверное, можно что-нибудь трансфигурировать.
— Подойдёт обычная одежда. — Пенни показалась в проходе. Она переоделась в бледно-жёлтую летнюю мантию.

Гермиона застонала.
— Моя единственная мантия — парадная. Обычно на объекте я хожу в джинсах.
— Тогда трансфигурируй что-нибудь или просто смени топ. Так что ты хотела спросить?
— Сколько времени прошло между тем, когда Драко был проклят, и тем, как ты начала за ним ухаживать? — Гермиона разглядывала свою ночную сорочку. Пара витиеватых росчерков палочкой, и сорочка превратилась в длинную бледно-голубую шуршащую юбку. С блузкой с рукавами в три четверти она будет смотреться скромно и вполне уместно. Гермиона обернулась и увидела, что Пенни взглядом внимательно изучает юбку. — Что?
— Симпатичная. Теперь вот думаю, надо было тоже что-нибудь такое соорудить. Отвечая на твой вопрос, — за Драко я не ухаживала. Он уже был в исцеляющей коме к тому моменту, как Кормак послал за мной.

Пока Пенни говорила, Гермиона сменила джинсы на юбку и с удовольствием отметила, как приятно шелестит подол. Пенни оказалась права: и вправду симпатичная.

— Я так рассердилась, что он не обратился ко мне раньше, — ведьма распустила узел, и тёмные локоны рассыпались по плечам, — но Кормак надеялся, что они сумеют воссоздать противоядие и ему не придётся ничего рассказывать. Такой оптимист, — с нежностью закончила она.

Не очень-то вязалось с образом Кормака МакЛаггена, которого знала Гермиона, но лучше об этом промолчать. Любовь ослепляет.
— Значит, ты вообще не лечила Драко, а МакЛаггена увидела только через несколько недель? — уточнила она. — А Билла?
— Им я занялась без промедления. А почему ты спрашиваешь?

Гермиона махнула рукой в сторону письменного стола.
— Не могу найти никаких упоминаний о загадке.
— Загадке?
— По традиции сфинксы охраняют сокровища или святые места. Они никому не позволяют пройти без платы, а плата для них — ответ на загадки. Так Гарри добрался до Кубка Огня — ему пришлось встретиться со сфинксом.

— Жуть какая, — поёжилась Пенни. — Кормак ничего не говорил про загадку.
Гермиона нахмурилась.
— И я ничего не нашла о ней в записях. Ни у Драко, ни у Билла.

Пенни тоже нахмурилась.
— Теперь, когда ты спросила, я подумала, что никто ведь почти ничего не помнит о встрече со сфинксом. Я списала это на боль, которую они тогда испытывали. А сейчас жалею, что мы не усердствовали с расспросами. Из-за Кормака я чуть не лишилась рассудка... — Откуда-то послышался перезвон колокольчиков, и это сбило её с мысли. — Если не выйти прямо сейчас, мы опоздаем, — сказала Пенни, протягивая Гермионе руку. — Ты не против парной аппарации? Я задам направление.

— Подожди минутку, — поспешно произнесла Гермиона и крикнула: — Персефона! — подошла к столу с записями и догадками и торопливо нацарапала записку на клочке пергамента. В комнату влетела Персефона, большая полярная сова, села на стол и зажмурилась от удовольствия, когда Гермиона погладила ей пёрышки. — Доставь, пожалуйста, это письмо поскорее. — Персефона ухнула и полетела к выходу. — С этим всё, — пробормотала Гермиона и обернулась к Пенни. — Я готова. Может, остальные знают что-нибудь о загадке.

Пенни взяла её за руку и крутанулась на каблуках, затягивая двух ведьм в воронку силой своей настойчивости, нацеленности и неспешности.

Гермионе не терпелось обсудить мысль, которая никак не шла из головы. В красиво обставленной, роскошной квартире Малфоя она познакомилась с небольшой командой специалистов, занимавшихся изучением коллегиума в храме Мут. Одним из них был фотограф Эдуард Делакур, как выяснилось, к Флер отношения не имевший. Он потчевал собравшихся историями о своих недавних похождениях в каирский маггловский ночной клуб. Будучи полукровкой, Эдуард спокойно вращался в обоих мирах и, кроме того, оказался отличным рассказчиков. Гермиона, тем не менее, была слишком поглощена своими мыслями и особо не прислушивалась.

Этот ужин стал для неё хорошей возможностью познакомиться с местной кухней. Неторопливая трапеза проходила по-семейному, и гости непринуждённо передавали друг другу блюда, да и блюда сами сновали туда-сюда по столу.

— Я раньше не ела голубятину, — сообщила она Северусу, сидевшему по левую руку. — Очень вкусно.
— Я предпочитаю сквоба, — ответил Северус.
На зельевара, ловко орудующего столовыми приборами, Гермиона, пожалуй, могла бы смотреть часами. Голубя, например, он разделал с хирургической точностью и сноровкой. Положив себе через какое-то время щедрую порцию салата, миску с ним Северус поставил между тарелкой Гермионы и своей. Время от времени кусочки огурцов почему-то падали к ней в тарелку, но Гермиона делала вид, что не замечает. Хотя от большого блюда, незаметно подкравшегося к ней, Северус сердито отмахнулся, и оно обиженно отползло на противоположный конец стола.

Изображая радушного хозяина, Люциус любезно поинтересовался:
— Не желаете грибов, мисс Грейнджер?
— Уверена, они такие же вкусные, как всё остальное, — начала Гермиона, глядя на то, как Айман Мубарак, начальник раскопок, подкладывает к своей рыбе грибы, — но я их не жалую.
— В прошлом случалась аллергия? — уточнила Пенни, сидевшая напротив.
— Скорее злоупотребление, — ответила Гермиона и посмотрела на Северуса: он наблюдал за ней с неожиданной нежностью во взгляде.

Люциус прочистил горло, и она вновь обратила внимание на хозяина застолья.
— Признаюсь, я удивлён, мисс Грейнджер. Не думал, что вы склонны к злоупотреблению чем-либо.
— Так сложились обстоятельства, — пожала она плечами, не желая дальше обсуждать грибную тему. Не настолько хорошо ей были знакомы сидящие за столом люди, чтобы рассказывать им о тех временах, когда она, Гарри и Рон скрывались от Министерства и Пожирателей. Гермиона тогда исходила вдоль и поперёк большинство лесов Британии в поисках съедобных грибов, которые потом добавляла во все блюда их скудного меню. Так что грибы, как и палатки, естественно, попали в её чёрный список.

Эдуард же положил себе немного, нанизал на вилку и поднял в воздух — со шляпки закапал соус.
— Возможно, всё дело в фактуре. Никогда не любил грибы, — задумчиво протянул он. Гермиона еле подавила смешок, Северус скрыл смех за приступом кашля.
— Похоже на название для его нового фотоальбома, — ехидно шепнул он Гермионе. И она всё-таки рассмеялась.

Грибная тема переросла в забавную беседу, и все рассказывали о своих самых нелюбимых блюдах. Гермиона уже внесла лепту, упомянув своё отвращение к грибам, и теперь слушала о печальном опыте Люциуса со спаржей, о том, что Пенни даже видеть не могла телятину, и о том — хотя это Гермиона уже поняла, — что Северус не ел баклажаны и огурцы.

Когда подали сыр, оживлённая беседа ненадолго утихла, и Гермиона воспользовалась моментом, чтобы задать Люциусу вопрос:
— Вы не помните, Драко не упоминал загадку, которую...
— Говорить о делах за столом — дурной тон, мисс Грейнджер, — резко перебил он.
На языке уже вертелся превосходный едкий ответ, но Северус толкнул её локтем в бок.
— Не сейчас, — еле слышно произнёс он.

Гермиона, глядя на Люциуса, нахмурилась, затем бросила недовольный взгляд на Северуса и назло ему отвернулась к Эдуарду, сидевшему по правую руку, заняв того забавными историями про Эйфелеву башню. Эдуард обворожительно улыбнулся и с энтузиазмом ухватился за новую тему.

Наконец Люциус чинно промокнул губы салфеткой и объявил:
— В гостиной есть кофе для тех, кто пожелает остаться.
Гермиона первая встала со своего места.

Северус издал негромкий смешок.
— Говорят, терпение само себе награда, — вскользь заметил он, тоже поднимаясь на ноги, однако взгляд его был очень и очень многозначительным.
Гермиона никогда не умела долго сердиться на Северуса.
— Уж ты-то об этом знаешь, — сказала она и улыбнулась.
— Я не терпеливый человек. — Когда она открыла рот, чтобы возразить, он добавил: — За некоторыми исключениями.

Эдуард, Айман и его помощник пожелали остальным приятного вечера и откланялись. Помощником начальника раскопок был смуглый темноволосый мужчина с бледными, как у Малфоя, глазами. Впечатление от своей яркой внешности он этим вечером уравновесил тем, что был молчалив, точно могила, и Гермиона не смогла припомнить ни единого его слова, ни даже имени.

Она повернулась к Северусу:
— Ну, а теперь мы можем поговорить о загадке?
— Нет.
— Что?! — воскликнула она. — Ужин ведь закончился.

Её возгласы привлекли внимание окружающих. Люциус беседовал с Пенни, последней оставшейся гостьей, о писателе, который им обоим нравился, однако вежливо извинился, подошёл ближе и встал возле Северуса. Уже не в первый раз Гермиона заметила, как свободно Северус чувствовал себя в обществе Люциуса. А ведь он редко позволял людям слишком близко к себе подходить, и прошли годы, прежде чем она набралась храбрости и впервые похлопала своего нового друга по плечу.

Вдруг ей вспомнилось, как Сириус Блэк называл старину Снейпа ручной собачонкой Малфоя, и как Северус при этом до побеления сжимал губы. Раньше она не воспринимала эти слова всерьёз, считая их очередной подначкой Сириуса, а теперь вот задумалась.

Отбросив прочь посторонние мысли, Гермиона обратилась к Люциусу:
— Я хочу знать, какую загадку сфинкс задавала Драко, Кормаку и Биллу. В их записях об этом ничего не удалось найти.
Люциус озадаченно взглянул на Северуса.
— Насколько мне известно, загадки не было.
— А должна быть!
Он пожал плечами.
— Драко ничего такого не упоминал. МакЛагген тоже.
— И Билл, — поддержал его Северус.
— Должна была быть загадка. Иначе это не сфинкс.

— И это ваше экспертное заключение? — неприязненно усмехнулся Люциус. — Не выдумывает ни шарад, ни ребусов — значит, не сфинкс?
— Загадки — основное и неотъемлемое проявление природы сфинксов. Справится или нет с вопросом тот, кто пытается пройти мимо него, — этим в итоге и определяется решение стража.
Её ответ вызвал ещё более глумливую ухмылку на лице Люциуса, и Северус положил другу на плечо ладонь. Гермиона на мгновение застыла, глядя на эту картину, а затем посмотрела Северусу в лицо. Его взгляд был прикован к ней.

— Напомню, что мы имеем дело с некой аномалией, — сказал он. — Это призрачный сфинкс. Возможно, есть и другие странности. Быть может, это и не сфинкс вовсе.
Гермиона покачала головой.
— Пусть его призрачность — действительно аномалия, все записи указывают на то, что это настоящий сфинкс. Драко и Кормак провели достаточно исчерпывающие исследования, причём они также рассматривали и версию о фантоме. И всё же записи Билла согласуются с выводами Драко и Кормака: это сфинкс. И если они верны, а я думаю, так и есть, то должна быть загадка.

— Не было, — повторил Люциус.
— А можно мне сказать? — подала голос Пенни.
Северус повернулся к целительнице:
— Разумеется, говори.
— Мне не представилась возможность осмотреть Драко и Кормака сразу после того, как их прокляли, однако Биллом я занималась лично вскоре после нападения. Он ничего не говорил о загадке, но ему тогда было очень больно. Во время осмотра я заметила незначительный след от Заклинания памяти.
— Что? — глаза Люциуса расширились от удивления, а брови полезли на лоб.
— Оно не было напрямую связано с проклятьем, и след был очень слабым — заклинание могли применить за несколько недель или месяцев до этого.

Северус сузил глаза.
— Почему я узнаю об этом только сейчас? Нам необходима каждая...
— Об этом сказано в моём отчёте. — Уязвлённая обвинением, Пенни переменилась в лице.
— Где?
— В перечне симптомов, предшествовавших проклятью или носивших случайный характер.
— Это не относится к проклятью, — сказал Люциус. — На Нарциссу определённо никто не накладывал Заклинание памяти. Её тщательно осматривали.
— На Дамблдора тоже, — добавил Северус.

Перед мысленным взором Гермионы мельтешили обрывки сведений, неясные детали и образы — части одной головоломки.
— Я помню этот взгляд! — вдруг воскликнула Пенни и засмеялась, показывая на Гермиону. — Точно такой же у тебя был тогда в библиотеке.
— Да? — спросила Гермиона и чуть покраснела. — Я не знала про «взгляд». Зато я помню, как поняла, что мы имели дело с василиском. Мне не терпелось разыскать Гарри.

Каминные часы отбили восемь, и Гермиона внезапно осознала неловкость момента. Жертвы и их несостоявшийся палач за одним столом. Хотя после войны случались и более странные вещи. Пэнси Паркинсон и Дин Томас стали отличным примером того, как изменилась для многих жизнь после Хогвартса.

Пенни перевела взгляд на дверь.
— Боюсь, мне пора проверить своих пациентов. Увидимся позже, Гермиона. Я ещё раз пришлю тебе отчёт, Северус. Благодарю за чудесный ужин, Люциус.
Она выскользнула из комнаты прежде, чем Гермиона успела что-либо сказать.

Люциус повернулся к Гермионе и твёрдо посмотрел ей в глаза. Его лицо же оставалось непроницаемым.
— Война закончилась больше десяти лет назад, мисс Грейнджер.
— Я сказала про василиска не для того, чтобы вам досадить. — Гермиона подумала, что Люциус вполне заслужил вот такие вот неловкие моменты, но испытывать его хладнокровие она не собиралась. И всё же сам факт того, что она на это способна, показался ей любопытным. — Так я познакомилась с Пенни, — пояснила она. — Мы обе были жертвами.
— А Северус сварил лекарство, — продолжил Люциус.
— Используя корни заманихи из теплиц Малфоев, — закончил Северус. До сих пор остававшийся неизвестным факт он подложил взрывчаткой в самом подходящем месте — как раз, чтобы подорвать её картину мира. Правда, благодарить Гермиона не стала. Очевидно, не спешил с этим и сам хозяин упомянутых теплиц.
— Северус! — рассердился Люциус, испепеляя взглядом темноволосого волшебника.

Гермиона смотрела то на одного, то на другого, пытаясь вникнуть в их безмолвный диалог. Ингредиенты для зелья — разве это достаточная компенсация? Однако то, что Люциус попытался хоть как-то загладить вину, заставило её задуматься о других поступках, которые он, возможно, совершил, чтобы искупить свои ошибки. И о том, планировал ли Северус открывать эту тайну.
— Я не знала, — сказала она.
— Вам и не полагалось об этом знать. — Люциус сделал несколько стремительных шагов в сторону холла. — Я не собираюсь извиняться за свои действия, мисс Грейнджер, но у меня никогда не было намерения убивать детей. Приятного вечера.
Он бесшумно удалился, оставив Северуса и Гермиону наедине.

— Он не монстр.
— Несмотря на все его намерения и твоё высокое мнение, Северус, я отчётливо помню, каково оказаться по другую сторону его палочки и бегством спасать свою жизнь. Такие мгновения порой сказываются на отношении к человеку, — холодно проговорила она. — Спокойной ночи.
Она резко дёрнула на себя входную дверь и с грохотом захлопнула её за собой.

Она не слышала, как выругался Северус, и, уж конечно, не поняла, что приглушённый стук, раздавшийся из квартиры, возник ровно тогда, когда кулаки Северуса ударили по стене.

Я вечно воск, но постепенно таю
И пламени покорно уступаю.
Предназначение моё — тьму разогнать
И тут бесформенным комочком стать. (**)

Движение по ту сторону барьера вырвало её из омута неприятных воспоминаний. Пусть тело её было бесплотно, она тем не менее чувствовала беспокойную рябь Тьмы. Помеченный Тёмный ступил в её владения. Встал у магического барьера, вглядываясь во мрак коридора.

Ей не были известны его помыслы, но она улыбнулась и выпустила когти.
А вот и новая жертва.

Есть у меня ложе, но я в нём не сплю;
И не хожу я пешком, хоть быстро бегу;
Есть и уста, слов однако не лью,
А в рукавах своих рук не найду. (***)

— Гермиона.
Голос пробивался сквозь толстую, словно перина, пелену сна. Она дёрнула головой, и волнистые волосы рассыпались по пергаменту, служившему ей сегодня подушкой.
— Гермиона, проснись.
Она закрыла рот и нахмурилась. Где-то на задворках сознания стали просыпаться отдельные мысли. Она поёрзала на стуле и, как в тумане, подумала, что уснула за столом, уютно расположившись на записях Драко о Мут и её сыне Хонсу.
— Грейнджер, — глубокий голос громыхал сквозь смутные мысли, — ты нужна мне.

Она тут же распахнула глаза и уставилась на бледное лицо Северуса.
— Что такое? — голос со сна осип и звучал немного неразборчиво. Когда он ничего не ответил, по нервам Гермионы пробежал жгучий, ледяной сигнал тревоги, заставляя моментально проснуться. Только тогда она заметила его позу. — Северус?
— Я... — он замолчал и посмотрел куда-то сквозь неё.
Гермиона видела, с каким трудом он держится, будто каждое мгновение борется с мучительной болью, а отчаяние на его лице было таким, что она сама боялась его не вынести.
— Что случилось?
— Я... — Северус захлопнул рот, и Гермиона почти расслышала, как он стиснул зубы.

Тревога и страх заставили вырваться в кровь и разбежаться по её телу бешеную порцию адреналина. Гермиона вскочила из-за стола. Волосы упали на глаза, и она раздражённо, торопливыми, резкими движениями стала убирать их назад.
— Ты ранен? Где?

Гермиона тонула в горящем взгляде впивавшихся в её душу глаз и едва не отшатнулась, увидев, что скрывалось на дне. Она прикрыла рот рукой. Не было нужды спрашивать, что он сделал. Она и так знала.
— О Северус, — прошептала она. — Как... зачем? Зачем ты это сделал?
Он горько усмехнулся.
— А что ты планировала на утро?
Она вспыхнула.
— Верно, но это моя работа. Меня этому учили и ко всему готовили.
— И Билла тоже, и МакЛаггена, даже Драко сведущ в Тёмных Искусствах.

Гермиона ничего не ответила. Правду можно было и не доказывать. Она сморгнула подступающие слёзы.
— Ты... ты... вечно в одиночку.... самоуверенный... безрассудный олух! — Она бросилась к ванной комнате, на ходу снимая с себя футболку и не обращая никакого внимания на поражённого Северуса. — Мне нужно... нужно в душ — освежить мысли. Жди здесь. И никуда не уходи.
— Я ведь пришёл к тебе.

Сдержанный юмор в такой жуткой ситуации заставил её замереть на полушаге, и она повернулась лицом к Северусу, не отнимая одной руки от дверной ручки, а другой сжимая футболку. Волшебник стоял возле обеденного стола, за которым она потратила столько драгоценного времени на сон.

— Пришёл, — прошептала Гермиона. — Ты пришёл ко мне. — Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, словно запоминая каждую чёрточку его лица. Он тоже не сводил с неё взгляда. Гермиона не могла ничего понять по его выражению, но была уверена, что её лицо он читает, как открытую книгу. — Куда... — она прочистила горло, — куда попало проклятье?

Северус молча поднял левую руку и закатал рукав до локтя, обнажая Тёмную Метку. В последние годы она стала едва заметной, но сейчас изменилась — за ночь. Контуры черепа угрожающе чернели, а змея казалась пульсирующей Тьмой. Гермиона вскрикнула, словно от боли, из глаз хлынули слёзы. Бросив короткий, полный отчаяния взгляд на лицо Северуса, она сбежала в ванную, ругая себя за глупость. Как же наивно было полагать, что она способна контролировать свои чувства к нему.

В спешке Гермиона пропускала часть обычных утренних ритуалов. Глубокий вдох. Выдох. Намылить голову. Глубокий вдох. Полный выдох. Смыть шампунь. Не повторять. Она смахнула последние слёзы и вышла из душа, прихватив ближайшее полотенце. Призвав одежду, быстро высушила заклинанием волосы — всклокоченная, влажная копна, стремительно теряя влагу, издала звук, похожий на хруст, и неаккуратно рассыпалась по плечам. Когда из-под двери выскользнула одежда и прилетела ей в руки, Гермиона не разбирала, сочетаются ли цвета нижнего белья и достаточно ли скромна футболка для Египта.

Из гостиной доносились голоса, глубокий баритон Северуса и ещё чьи-то — она не узнавала. Гермиона даже не потрудилась посмотреть в зеркало и резко распахнула дверь.

За тот короткий промежуток времени, что она провела в ванной, в гостиной прибыло. Айман требовал ответов о переносе магической баррикады. Его ассистент переминался с ноги на ногу, согласно закивав, когда начальник раскопок вновь стал ругаться с Северусом. Он считал, что новое положение барьера более уязвимое и, скорее всего, является слабым местом, которым может воспользоваться сфинкс.
Ответ Северуса («К сожалению, этого не удалось избежать») не унял пылкого беспокойства Аймана.

Пенни тоже была там, в наскоро подпоясанном халате. Она стояла возле Северуса и так быстро действовала палочкой, что Гермионе не удалось разобрать ничего, кроме простейших диагностических заклинаний. Из кухонного шкафчика выскочила глиняная пиала и полетела к Пенни. Ведьма взмахнула палочкой, и пиала повисла в воздухе под левой рукой Северуса.

В сундуке с лекарствами позади Гермионы загремели бутыльки, и тёмно-синий флакон тоже устремился в гостиную, в руки целительницы. Уверенными движениями Пенни вылила его содержимое на руку Северуса, и жёлтая жидкость по каплям стала стекать в пиалу.

Только сейчас Гермиона заметила сбитые костяшки и синяки на его кистях. Она нахмурилась и уже хотела заговорить, но её отвлекло какое-то движение у входа в палатку. Явился Люциус Малфой. За поднятым полотнищем, служившим дверью, было видно, как переливалось солнце, отражаясь в водах Ишеру, — словно сверкающий изумруд, и маленькая стайка птиц, изогнувшись аркой, опустилась на берег в поисках завтрака. Красота открывшейся ненадолго картины могла бы захватить дух, если бы дух Гермионы полностью не захватили трагические события этого утра. И всё же внезапное оцепенение Люциуса привлекло её внимание. Его лицо казалось высеченным из камня, он был бледнее статуи.

Северус резко вскинул голову и посмотрел на всё ещё стоявшего у входа Люциуса. Гермиона не могла понять выражение его лица, но почему-то вдруг почувствовала себя такой же опустошённой и несчастной, как в ту минуту, когда Хагрид вынес безвольное и, по всей видимости, безжизненное тело Гарри из Запретного леса во время битвы за Хогвартс.

— Безмозглый болван, — произнёс Люциус, как всегда безупречно проговаривая каждое слово. Он окинул взглядом предплечье Северуса, с которого медленно капала настойка бадьяна, а потом посмотрел на Гермиону. В глазах его горело ледяное пламя, и он изогнул уголки губ.

Гермиона заставила себя сделать глубокий вдох и задала вопрос, на который уже знала ответ:
— Что показало обследование?
— Иссушающее проклятье, — печально констатировала Пенни. Люциус подошёл к ним и опустил ладонь на плечо Северуса. Жест настолько напомнил ей о прошлом вечере, что Гермиона посмотрела Люциусу в лицо: он буравил её тяжёлым взглядом. Гермиона моргнула и снова повернулась к Пенни. — Северусу одновременно и повезло, и не повезло. Удар проклятья пришёлся на предплечье, что должно было дать ему ещё несколько месяцев до того, как возникнет необходимость в исцеляющей коме...
— Должно было? — перебил её Люциус. — Что за оговорки?
— Тёмная Метка, — просто ответила Пенни. — Из-за неё проклятье меняется. Если мы не погрузим его в стазис в ближайшее время — что полностью приостановит распространение проклятья, — я не уверена в том, что даже противоядие ему поможет.

Гермиона пересекла комнату и встала рядом с Северусом. Сердце то пропускало удары, то пыталось выскочить из груди.
— Сколько у нас времени? Когда это нужно сделать?
Пенни посмотрела на Северуса и, когда тот кивнул, ответила:
— Чем раньше, тем лучше. Если возможно, то сегодня.

Люциус одёрнул руку от Северуса и прорычал:
— Какого лысого Мерлина ты думал?
Северус ощетинился и зашипел:
— Не воображай...
— Ругаться будете позже, — оборвала его Гермиона. — У нас нет времени на ссоры.

Северус одарил её тяжёлым взглядом, а Люциус оскалился.
— Не... — начал он.
— Позже, — перебила Гермиона и его.
— Если будет «позже», — мрачно отозвался Северус, вытащил кисть из пиалы и безразлично на неё уставился. Ссадины на костяшках почти зажили, но перед лицом смертельной угрозы это как-то не очень тревожило.
— Будет. — Она постаралась встретиться с ним глазами и взглядом показать свою искренность и решимость. Его губы, сжатые в жёсткую линию, тут же немного расслабились.

— Гриффиндорцы — такие идеалисты, — пробормотал себе под нос Люциус.
Гермиона сузила глаза.
— Прекратите. Не время цепляться друг к другу.

Он гордо вздёрнул голову и посмотрел на неё сверху вниз.
— Я полагаю, вы считаете, что сможете решить эту задачу, когда другие... — он махнул рукой, обозначая себя и Северуса, и не произнесённое «те, кто умнее, лучше и достойнее вас» зазвенело в воздухе, словно он сказал это вслух, — с ней не справились.
— Да, — ответила Гермиона и перестала обращать на него внимание. — Ты помнишь загадку? — повернулась она к Северусу. Без слов стало понятно: нет. — Пенни, ты не заметила следов изменения памяти?
— Заметила и, прежде чем ты спросишь, скажу: есть сходство со следами, что мы обнаружили у Билла Уизли. Я кстати вчера его осмотрела ещё раз, и никаких признаков вмешательства в память уже не было.
— Это обычное явление? — спросил Люциус, вновь из агрессора превращаясь в заинтересованного джентльмена.
— Нет, отнюдь не обычное, — нахмурилась Пенни. — Подобные следы должны были определяться ещё в течение нескольких недель.

Гермиона закусила губу, а Северус изогнул бровь. Их взгляды встретились. В этой комнате лишь он один был в курсе её послевоенного проекта: чары памяти и их обращение. После окончания войны, но до работы в Гринготтсе, Гермиона отправилась в Австралию, разыскать родителей. К счастью, Монику и Венделла Уилкинс найти оказалось несложно, живыми-здоровыми и с собственной практикой в Брисбене. Но к несчастью, выяснилось, что прошло слишком много времени, и обратить чары невозможно. Гермиона отказалась верить целителям из австралийской больницы Купера для магических расстройств, однако в итоге, посоветовавшись в Св. Мунго с целителем Кумбра, лечившим прежде Гилдероя Локхарта, была вынуждена принять страшный диагноз. Единственным утешением стало то, что родители счастливы и довольны новой жизнью.

На протяжении двух лет Гермиона не хотела мириться с заключением целителей. Каждое свободное мгновение она посвящала перелопачиванию магических библиотек, вела переписку с мастерами Чар, зарывалась в глубины маггловской психологии и неврологии. О заклинаниях памяти и о том, как их обратить, она узнала многое, но ничто так и не смогло вернуть ей родителей.

— Можно? — спросила она Северуса, взяв в руки палочку.
Он закрыл глаза.
— Можно.

Как только Гермиона подняла палочку, Люциус схватил её за запястье.
— «Можно» что? — прошипел он. — Что вы намереваетесь делать?
Гермиона сверлила блондина взглядом, и он чуть ослабил хватку — больно не было, но пошевелить рукой бы не получилось.
— Отпустите меня, — ровно сказала она.
— Люциус!
Малфой даже не взглянул на Северуса и напряжённо отчеканил:
— «Можно» что?
— Я хочу во всём разобраться.
Он презрительно усмехнулся, и Гермиона высвободила запястье, тут же бросив в блондина Жалящее проклятье.
— Грейнджер!
— Ах ты маленькая... — Люциус с ненавистью цедил слова сквозь зубы и тряс рукой.
— Гермиона!

Она проигнорировала взволнованные окрики и Северуса, и Пенни и заметила, хоть и не подала вида, как поспешно сбежали Айман с ассистентом. Нет, Гермиона не смотрела по сторонам — направив палочку на Люциуса, она пристально глядела ему в глаза. Лицо его приобрело багровый оттенок, он оскалился — о, да, она помнила это выражение лица. Если бы её палочка не была нацелена ему в сердце, Люциус бы уже выхватил свою. Гермиона мрачно улыбнулась:
— Прямо как в старые добрые времена, да?
— Помнится, прежде преимущество всегда было на моей стороне.

Вдруг палочка выскочила у неё из руки, а через долю секунды и Гермиона, и Люциус рухнули на пол лицами вниз, пав жертвами ловкого невербального Оглушающего заклятья. Как и следовало полагать, когда Гермиону перевернули на спину, ей пришлось выдержать недовольный, разгневанный взгляд, вот только принадлежал он не Северусу.