Он натянул на себя спортивный костюм и прошёл в их общий с отцом кабинет. Плотно прикрыл дверь, включил настольную лампу и компьютер.

Он решил смоделировать на компьютере мир, который мог бы подарить любимой девушке.

А любимая девушка Васи тряслась в это время в «Газели», направляясь в Останкино. Напротив неё сидела уроженка деревни «Грязь», не пожелавшая расстаться с вилами. Они лежали под сидением, и дама то и дело проверяла ногой – на месте ли они.

- Ты, Дашка, поражаешь меня, - хихикал сидевший рядом с ней её знакомый, - на хрена тебе вилы? Скотину не держишь, сена ей не запасаешь. Подари мне. Я найду им применение.

- Можно подумать, ты скотину держишь, - огрызнулась та, - тебе-то они на что?

- Тёщу пугать.

- Ты разведенный.

- А тёща-то всё равно существует. Через два дома в третьем обретается. На моё кровное имущество посягает. А я перед ней как есть беззащитный. С вилами-то оно, знаешь, как-то спокойнее будет.

Полина слушала их перепалку сквозь охватившую её дрёму. Надо же было ей так влипнуть в такую фантасмагорию! Отдохнула, называется, на курорте! Как там у Грибоедова? «Шёл в комнату – попал в другую».

Так и она. В Сочи поехала, а судьба её тащит обратно в центральную Россию, к родным пенатам – до Волжанска тут рукой подать. Бабушка там волнуется, а Полина ей даже не позвонила до сих пор. Она достала мобильный, но потом положила обратно – в пятом часу утра люди нормальные ещё спят. Вот интересно – спит ли этот парень? Ну тот, который в Сочи ей привиделся, а потом здесь, в замке Муслима Калкина.

Полина откинулась на сидении и прикрыла глаза, стараясь вспомнить облик парня. Чуть выше её ростом, глаза серые, волосы, кажется, немного вьются. Они даже похожи немного, но у Полины волосы прямые и очень светлые. «Блондинка» - усмехнулась она и открыла глаза. И в тот же миг увидела его! Он стоял прямо перед ней и в упор на неё смотрел! А его губы шевелились, как будто он хотел сказать ей «здравствуй».

- Ну ни хрена себе! – раздался возглас, и видение тотчас исчезло.

Дама с вилами привстала на сидении и удивлённо озиралась.

- Это же надо, - бормотала она, - испарился. Растаял на глазах! Вот это номер! Пятьдесят лет на свете прожила и сроду в привидения не верила. А тут на тебе! Ну вот куда он делся, а? Откуда взялся и куда делся, спрашиваю я вас?

- Дашка, ты чё – «ку-ку», - спросил её сосед, - тебе чего приснилось?

- Это тебе ничего не приснилось, хотя ты и спал, - раздражённо ответила «Дашка», - а я сидела, вылупив глаза, вот на неё смотрела, - тут она ткнула пальцем в Полину, - больно одета непривычно – в сарафан на меху. Смотрю-смотрю, а он вдруг – раз! Откуда ни возьмись, нарисовался. Прямо из воздуха возник, а потом и растаял.

- Вы тоже видели его? – вскричала Полина.

- А то! Конечно, видела.

- Опишите! – потребовала девушка.

- Чего его описывать? Обычный парень. В тренировочном костюме. Сама, что ли, не видела?

- Видела, - прошептала Полина, не веря в это чудо.

А Дарья продолжала:

- Ну, вот надо же! Ведь они не поверят! – она кивнула на обитателей деревни «Грязь», - как на грех, все заснули. Хорошо, что хоть ты не спала.

- А что случилось-то? – интересовались остальные пассажиры «Газели».

- Вот в моё время, - говорила Дарья, - шёл такой фильм немецкий. «Привидение в замке Шпессард» назывался. До чего же смешной!

- Да не про фильм ты говори! – прервал её сидевший рядом оппонент, - а про то, что случилось.

- Не торопи меня, Мишаня, - толкнула его локтем Дарья, - я всё по порядку. Фильм был про привидения. И сейчас мы вот с девахой этой тоже обе привидение узрели, пока вы дрыхли все.

- Не сочиняй! – крикнула женщина с переднего сидения.

- Вот те крест, Катька, - заверила Дарья, - и девушка не даст соврать. Мы обе видели.

Пассажиры заволновались, заговорили все разом, одни спорили с Дарьей, другие ахали и просили снова и снова повторять детали происшествия.

И только Полина сидела молча со слезами на глазах. Она вдруг поняла, что влюбилась без памяти, и что предмет своей любви никогда в этой жизни не встретит!

О том же самом думал и Василий, которому невероятно повезло – он смог отсюда, из своей квартиры, послать импульс любви той, к которой стремился так неудержимо, и которую вряд ли когда-нибудь увидит в этой жизни. Вот только почему на душе так тревожно? Как будто ей грозит опасность. Жаль, что профессор спит – он бы всё объяснил.

Но профессор не спал, и Васе вскоре предстояло убедиться в этом.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.

Короткий оверштаг.

- Не нравится мне это, - прошептал Денис.

- А я рыдаю от счастья, - так же шёпотом отвечал Максим.

Их везли в чёрном внедорожнике с бронированными стёклами, точно особо охраняемых персон. Да и в «Шереметьево» у трапа самолёта встретили не девчонки-редакторши, а два «качка» в кожанках. Но у них были документы охранников «Останкино» - придраться было не к чему, пришлось покориться и сесть в этот броневик.

- На хрена нас сорвали со съёмок? – продолжал допытываться Денис.

- Ну ты же видел бумагу! – с досадой отвечал Максим, - пришёл факс из Москвы, подпись, печать – всё путём. Срочно нужны в «Останкино», важная запись важной телепередачи.

- Серёга! - воскликнул Денис.

- Не зови меня «Серёга».

- А как?!

- Максим. У меня своё имя есть. Я не киношный персонаж. Я живой человек. У меня есть имя, фамилия, мама, папа, прописка в Москве. У меня медицинский страховой полис имеется! – заорал вдруг во весь голос Максим.

«Качки» встревожено оглянулись.

- Всё нормалёк, ребята, мы в порядке, - заверил их Максим, - голос пробуем.

И он завыл:

- А-а.… О-о…. У-у…. Ы-ы….. Мама, му-му, мама….. ди-ди, дэ-дэ, ду-у….

«Качки» смотрели на него во все глаза, точно на сумасшедшего.

- Это у нас такие упражнения на голосовые связки, - пояснил им Денис, - вы не волнуйтесь.

А Максиму на ухо он прошептал:

- Пасут! Точно тебе говорю! Пасут! Они не из «Останкино». Нутром чую! И вот что я тебе скажу, - продолжал он, - ты тоже чуешь, потому и психуешь. И потому ты просишь не называть тебя Серёгой. В Америке, наоборот, просил Серёгой называть, чтобы из образа не выходить на всё время съёмок. А раз ты отыграл обратно и теперь тебя надо Максимом звать, значит, на продолжение съёмок уже не надеешься.