Мудрость и сострадание
Но не является ли эта моя точка зрения ужасно элитарной? Видит Бог, я надеюсь, что да. Когда вы идете на баскетбольный матч, чью игру вы хотите смотреть — Майкла Джордана или мою? Когда вы слушаете поп-музыку, кого вы хотите услышать за свои деньги — меня или Брюса Спрингстина? Когда вы читаете великую литературу, предпочтете ли вы потратить вечер, читая меня или Толстого? Когда вы платите 64 миллиона долларов за картину, будет ли это моя картина или картина Ван-Гога?
Все совершенное элитарно. И это в равной мере относится к духовному совершенству. Но духовное совершенство — это элитарность, доступная всем. Мы сперва обращаемся к великим учителям — к Падмасамбхаве, к Св. Терезе Авильской, к Гаутаме Будде, к госпоже Цогьял, к Эмерсону, Экхарту, Маймониду, Шанкаре, Шри Рамана Махарши, Бодхидхарме, Гарабу Дордже. Но они всегда говорят одно и то же: позвольте быть в вас этому сознанию, которое есть во мне. Вы всегда начинаете с элитарности; вы всегда заканчиваете эгалитаризмом.
Но в промежутке есть гневная мудрость, кричащая из глубины души: мы все должны не упускать из виду цель радикальной и высшей трансформации. И потому любой вид интегральной или подлинной духовности также будет всегда включать в себя критический, настойчивый и временами полемический крик из трансформационного лагеря в адрес чисто трансляционного лагеря.
Если мы используем цифры для китайского чань в качестве простого общего примера, это означает, что если 0,0000001 населения действительно вовлечены в настоящую или подлинную духовность, то 0,9999999 вовлечены в не трансформирующие, неподлинные, чисто трансляционные или горизонтальные системы верований. И да, это означает, что огромное, подавляющее большинство «духовных искателей» в этой стране (как и в других местах) заняты далеко не подлинным делом. Так было всегда. Так это и сейчас. Эта страна не исключение.
Но в сегодняшней Америке это вызывает гораздо большее беспокойство, поскольку это подавляющее большинство приверженцев горизонтальной духовности нередко претендует на то, чтобы представлять передний край духовной трансформации, «новой парадигмы», которая изменит мир «великого преобразования», авангардом которого они являются. Но чаще всего они представляют вовсе не глубокую трансформацию, а чистую, но агрессивную трансляцию — они предлагают не эффективные средства окончательного демонтажа «я», а всего лишь другой образ мышления для «я». Не способы трансформации, а всего лишь новые способы трансляции. По существу, то, что предлагает большинство из них, — это не практика; не садхана или сатсанг или шикан-таза или йога. Все, что они предлагают, — это просто указание: читайте мою книгу о новой парадигме. Это крайне возмутительно и глубоко тревожит.
Таким образом, сторонники подлинной духовности сердцем и душой верны великим преобразующим традициям, однако они всегда будут одновременно делать две вещи: ценить и использовать малые и трансляционные практики (от которых, обычно, зависит их собственный успех), но также кричать из глубины души, что одной лишь трансляции недостаточно.
И потому я считаю, что все те, чью душу глубоко волнует подлинная трансформация, должны жить с абсолютным моральным обязательством взывать из глубины души, быть может, тихо и мягко, со слезами сопротивления; быть может, с неистовым огнем и гневной мудростью; быть может, с неспешным и тщательным анализом; быть может, посредством непоколебимого публичного примера — подлинность всегда и с необходимостью несет с собой потребность и обязанность: вы должны говорить в полную силу своих возможностей, и трясти духовное дерево, и светить своими фарами в глаза самодовольных. Вы должны позволить этому радикальному постижению стучать в ваших венах и волновать тех, кто вас окружает.
Увы, если вы этого не делаете, то предаете свою собственную подлинность. Вы скрываете свое истинное достояние. Вы не хотите расстраивать других, поскольку не хотите тревожить свое «я». Вы поступаете нечестно, в стиле дурной бесконечности, поскольку понимаете: тревожный факт состоит в том, что любое постижение глубины несет с собой ужасное бремя: те, кому позволено видеть, одновременно связаны обязательством недвусмысленно передавать это видение: таково условие. Вам было позволено увидеть истину с уговором, что вы должны сообщать ее другим (в этом основной смысл обета бодхисатвы). И поэтому, если вы увидели, вы просто должны говорить. Говорить с состраданием, или говорить с гневной мудростью, или говорить, используя умелые средства, но вы должны говорить.
И это поистине кошмарное бремя, ужасное бремя, поскольку оно в любом случае не оставляет места робости. Тот факт, что вы можете ошибаться, просто не служит оправданием: ваше сообщение может быть верным или неверным, но это не имеет значения. Как столь резко напомнил нам Кьеркегор, важно то, что только если вы передаете и сообщаете свое видение со страстью, истина тем или иным образом может преодолеть сопротивление мира. Если вы правы или если вы неправы, одна лишь ваша страсть заставит обнаружить то или другое. Ваша обязанность — содействовать этому открытию, что бы оно ни показало, и потому ваша обязанность — провозглашать вашу истину с той страстью и отвагой, на которые вы только способны. Вы должны взывать любым доступным вам способом.
Вульгарный мир уже кричит, и с таким пронзительным неистовством, что более истинные голоса вообще едва слышны. Материалистический мир уже полон рекламных объявлений и соблазнов, воплей обольщения и криков торговли, завываний приглашения и призывных возгласов. Я не хочу здесь быть суровым, и мы должны уважать все мелкие занятия. Тем не менее вы, должно быть, заметили, что «душа» сейчас — самая злободневная тема в списке покупаемых книг, но все, что в действительности означает «душа» в большинстве этих книг, это просто — эго в женском наряде. В этом нарастающем неистовстве погони за трансляциями слово «душа» стало означать не то, что в вас безвременно, а то, что с самым большим шумом мечется во времени, и, значит «забота о душе» непостижимым образом означает не более чем интенсивное сосредоточение на вашем страстно отдельном «я». Точно так же у всех на устах слово «духовное», но обычно оно, в действительности означает не более чем любое глубокое эгоическое чувство, подобно тому как «сердце» стало означать любое искреннее чувство самоограничения.
Все это, честно говоря, все та же самая старая трансляционная игра, переодевшаяся и пустившаяся во все тяжкие. И даже это было бы более чем приемлемо, если бы не тот тревожный факт, что весь этот трансляционный обман агрессивно именуется «трансформацией», когда все, что он собой представляет, это, разумеется, новый ряд резвых трансляций. Иными словами, в игре принятия любой новой трансляции и провозглашения ее великой трансформацией, судя по всему, увы, скрывается глубокое лицемерие. И мир в целом — Восток или Запад, Север или Юг — был и остается по большей части совершенно глухим к этой беде.
И потому, учитывая меру вашей собственной подлинной реализации, вы действительно собирались тихонько шептать в ухо этого почти глухого мира? Нет, друг мой, вы должны кричать. Кричать из глубины того, что вы увидели, кричать, как только можете.
Но не без разбора. Давайте действовать с этим преобразующим криком осторожно. Пусть небольшие очаги радикально преобразующей духовности, подлинной духовности, сосредоточивают свои усилия и преобразуют своих учеников. И пусть эти очаги начинают медленно, осторожно, ответственно, скромно распространять свое влияние, проявляя абсолютную терпимость ко всем воззрениям, но тем не менее пытаясь защищать истинную и подлинную и интегральную духовность примером, блеском, видимым облегчением, очевидным освобождением. Пусть эти очаги преобразования мягко убеждают мир и его сопротивляющиеся «я», ставя под сомнение их законность, бросая вызов их ограничивающим трансляциям и предлагая пробуждение перед лицом немоты, которая преследует мир в целом.
Давайте начнем прямо здесь, прямо сейчас — с вас и меня — и с нашего обязательства провозглашать бесконечность до тех пор, пока бесконечность не станет единственным утверждением, которое будет признавать мир. Пусть сияет на наших лицах, кричит из наших сердец и гневно звучит из наших умов радикальное постижение — этот простой факт, очевидный факт: что вы и я, в самой непосредственности вашего наличного осознания, в действительности представляем собой весь мир, во всем его холоде и жаре, в его славе и его милости, в его триумфах и его слезах. Вы не видите солнце — вы и есть солнце; вы не слышите дождь — вы и есть дождь; вы не ощущаете землю, вы — земля. И в этом простом, ясном, очевидном отношении трансляция прекратилась во всех сферах, и вы преобразились в само Сердце Космоса, и там, прямо там, очень просто, очень спокойно, все это аннулируется.
Тогда вам будут чужды и удивление, и жалость, и собственное «я», и другие, внешнее и внутреннее не будут иметь для вас никакого смысла. И в этом очевидном шоке узнавания — где мой Учитель — это моя Самость, и эта Самость представляет собой весь Космос, и Космос — это моя Душа — вы очень мягко войдете в туман этого мира и полностью преобразуете его, не делая вообще ничего.
И тогда, и тогда, и только тогда вы окончательно, ясно, тщательно и с состраданием напишете на могильном камне «я», которое никогда не существовало: есть только Ати.
Среда, 12 февраля
Я окончательно выбрал в качестве агента Ким Визерспун (протеже моего старого знакомого Джона Брокмана). Мы выбрали семь главных «общепризнанных» издательств, на которые мы рассчитываем: «Рэндом Хаус», «Саймон и Шустер», «Даблдэй», «Бэнтам», «Бродвей», «Риверхед/Патнэм и Харпер СанФран». Сегодня Ким послала книгу во все эти издательства. Так что мы ждем.
Пятница, 14 февраля
Что ж, весьма хорошие новости. Все семь издательств ответили Ким в течение двух суток. Она говорит, что книга «пойдет с пылу с жару», но в издательском мире крикливой рекламы и пускания пыли в глаза приходится раздумывать, что это значит на самом деле. «Происходит вот что. Энн Годофф, главный редактор Рэндом Хаус, — ее мы выбрали первой — хочет заключить контракт на преимущественное право публикации».
«Сколько она предлагает?»
«Я не знаю; думаю, около $500 000».
«Господи! Ладно, проблема в том, что я обещал другим издательствам, что они смогут присоединиться к переговорам. Мне как-то странно оставлять их за бортом».
«Они хотят участвовать, особенно, поскольку все четырнадцать ваших книг все еще в печати. Похоже, нас толкают к аукциону, и он может стать весьма бурным. Хорошо бы вам приехать в Нью-Йорк».
«Хм, ладно».
«Где-нибудь на следующей неделе».
«Хм, идет».