Право как классовый порядок

Заметную роль в процессе зарождения и становления совет­ской теории права сыграл П.И. Стучка.

Основными началами нового, революционно-марксистского правопонимания Стучка считал: 1) классовый характер всякого права; 2) революционно-диалектический метод (вместо формаль­ной юридической логики); 3) материальные общественные отноше­ния как базис для объяснения и понимания правовой надстройки. Особенность советского права, согласно Стучке, заключается в его классовом характере, в том, что это "советское право", "право пе­реходного периода" есть "пролетарское право"2.

Термин "пролетарское право" появляется впервые в 1918 г. (в официальных документах, в работах П.И. Стучки, MJO. Козловского, Н.В. Крыленко)3.Так, М.Ю. Козловский писал: "Переходный строй от капитализма к социализму, переживаемый впервые на земном шаре после Октябрьской революции в России, творит в процессе социалистической революции особое, невиданное нигде право, пра­во не в подлинном его смысле (системы угнетения большинства меньшинством), а право пролетарское, которое все же право, в смыс­ле средства подавления сопротивления меньшинства трудящимися классами"4.

Здесь, как видим, новое, "пролетарское право" понимается как "средство подавления". Логика доказательства наличия "пролетар­ского права" здесь такова: всякое право — классовое право, сред­ство классового угнетения и подавления (до пролетарской революции меньшинством большинства, после пролетарской революции — боль­шинством меньшинства), пролетариат после революции и установ-

1 Курский Д.Я. Избранные статьи и речи. М., 1948. С. 193—194.

2 Стучка П.И. Мой путь и мои ошибки // Советское государство и революция права, 1931, № 5—6. С. 70.

3 См.: Плотниекс A.A. Становление и развитие марксистско-ленинской общей тео­рии права в СССР. 1917—1936 гг. Рига. С. 98—99.

* Козловский М. Пролетарская революция и уголовное право // Пролетарская ре­волюция и право, 1918, № 1. С. 24.

ва 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 171

~^ния диктатуры пролетариата обладает средствами подавления ; л гих классов, следовательно, есть "пролетарское право". Таким бразом, право вообще (и в его допролетарских формах, и в его про­летарском выражении) отождествляется при подобном правопонима- ' нии с подавлением и насилием. Право просто сводится к насилию" (феодальному, буржуазному или, наконец, пролетарскому).

Выделяемая при этом отличительная особенность "пролетар->Е ского права" (в виде подавления большинством меньшинства) но­сит количественно-цифровой характер (кого больше, кого меньше) и на поверку оказалась чистой иллюзией: объектом насилия со сто­роны диктатуры пролетариата и "пролетарского права" практиче­ски оказалось как раз не меньшинство, а большинство и не только непролетарские классы и слои (дворянство, буржуазия, крестьян­ство, духовенство, интеллигенция и т. д.), но и сам пролетариат, включая его идеологов и политических представителей в лице при­шедшей к власти в ходе пролетарской революции и монопольно правящей коммунистической партии.

Концепция "пролетарского права" как "права не в подлинном его смысле" сконструирована по аналогии с марксистско-ленински­ми положениями о пролетарском государстве и диктатуре пролета­риата как государстве не в подлинном смысле слова, "полугосудар­стве", отмирающем государстве и т. д. Подобно тому как пролетар­ское государство — "машина" и орудие подавления (меньшинства большинством), так и "пролетарское право" — средство классового подавления. И "государство" и "право" здесь одинаково выступают как различные компоненты единого средства насилия: "государст­во" (в виде диктатуры пролетариата) как учреждения организо­ванного насилия, "право" как соответствующие "правила", "поря­док", "законы" этого насилия, осуществляемого "большинством". Тем самым радикально отрицается какая-либо специфика государства и права в их отличии от инструментов насилия.

Остается совершенно без ответа напрашивающийся вопрос: почему, собственно говоря, учреждения диктатуры пролетариата Для классового насилия надо вообще называть "государством" ("про­летарским государством"), а требования и правила такого насилия (соответствующие декреты, законы, указы, постановления, инст­рукции, а на первых порах — и непосредственное усмотрение пред­ставителей пролетарской власти, их "революционную совесть и Революционное правосознание") — "правом" ("пролетарским пра­вом")? Разве соответствующие прилагательные ("феодальное", "бур-*уазное", "пролетарское") могут превратить насилие в право — феодальное, буржуазное или пролетарское?!

Ведь ясно, что если "государство" и "право" — только разно­видности (разные средства выражения и осуществления) насилия, То они превращаются в лишние, пустые слова, используемые лишь

172 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

для прикрытия иных дел и мероприятий — для благозвучного наименования насилия, для эксплуатации авторитета, традицион­но связанного с этими явлениями и понятиями.

Если в т. н. "пролетарском праве" нет ничего, кроме пролетар­ского классового насилия, то это лишь насилие (как угодно классо­во маркированное), но не право. Если же в этом "пролетарском пра­ве", помимо классового насилия, есть что-то собственно правовое, общее для всякого права, то в чем же оно состоит?

Убедительного ответа на этот принципиальный вопрос у сто­ронников классовой трактовки права нет.

В период от Февраля к Октябрю Стучка, высмеивая призывы тогдашнего министра юстиции Керенского к "соблюдению строгой законности", утверждал, что "суть революции именно и заключа­ется в "захватном праве"1. Свою (большевистскую, пролетарскую, марксистскую) позицию в вопросе о "революции и праве" он в это время формулирует следующим образом: "Поэтому еще и еще раз мы вслед за Марксом заявляем, что мы должны стоять не на почве законности, а стать на почву революции"2. Здесь, как видим, рево­люция и право противостоят друг другу.

После Октября взгляды Стучки как одного из ведущих идео­логов и руководителей новых органов юстиции (с 15 ноября по 9 декабря 1917 г. и с 18 марта по 22 августа 1918 г. он был Наркомом юстиции, а в 1923—1932 гг. — Председателем Верховного Суда РСФСР) развивались в направлении к сочетанию революции и права, к признанию нового, революционного, пролетарского права.

В совместно подготовленном Стучкой и Козловским первом варианте проекта Декрета о суде № 1 говорилось о необходимости "коренной ломки старых юридических учреждений и институтов, старых сводов законов" и о "выработке новых законов, которые должны отразить в себе правосознание народных масс"3. По поводу использования в декрете понятия "правосознание" ("революцион­ное правосознание") Стучка несколько позже писал: "Школа ка­детского лидера Петражицкого могла бы обрадоваться тому, что мы стали на ее точку зрения об интуитивном праве, но мы глубоко расходимся с ней в обосновании этой точки зрения"4.

Действительно, в контексте декрета в понятие "правосозна­ние" вложен совершенно другой (пролетарский, классовый, боль­шевистский) смысл, нежели в психологической теории права Л. Пе­тражицкого. Но слово, как говорится, было подходящее для целей революционного декрета. "... И мы, — замечает Стучка, — убеди-

Г ава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 173

сь что в нашей революции помогла теория контрреволюционного кадета профессора Петражицкого, а не теория Маркса"1.

Для классового подхода к праву со стороны Стучки и Козлов­ского весьма характерно и то, что в подготовленном ими варианте проекта Декрета о суде № 1 в принципе отвергалось все прежнее право и подчеркивалось, что вновь учреждаемые рабочие и кресть­янские революционные суды должны руководствоваться "в своих решениях и приговорах не писаными законами свергнутых прави­тельств, а декретами Совнаркома, революционной совестью и рево­люционным правосознанием"2.

В том же духе отрицания не только "старой идеологии права", но и всех старых законов Стучка настойчиво пропагандировал со­вет Вольтера:"Если хотите иметь хорошие законы, жгите свои старые и творите новые"3.

В условиях пролетарской революции суд, согласно Стучке, "ста­новится творческой силой в создании нового правопорядка"4. Пра-вотворческая сила революционного суда при этом видится Стучке в классовом насилии. "Мы откровенно заявляем, — писал он, — что до тех пор, пока будет существовать деление человечества на клас­сы, т. е. до окончательной победы Пролетарской революции, и наш суд будет классовым судом, но только судом класса трудящихся, т. е. громадного большинства населения. Он также будет средством принуждения меньшинства подчиняться классовой справедливости громадного большинства"5.

Классовое насилие, пропущенное через фильтр "революцион­ной совести и революционного правосознания", выступает здесь непосредственно как классовое, революционное правотворчество. Акцент в таком правопонимании с права переносится на деятель­ность различных учреждений диктатуры пролетариата: то, что они установят и решат, это и есть новое (революционное, пролетарское) право, новый правопорядок. Данная логика и принцип "правопонима-ния" и "правотворчества" относятся не только к суду, но по сущест­ву, как показала реальная историческая практика, ко всем звеньям и институтам диктатуры пролетариата (от правящей партии до рев­трибуналов, ревкомов, органов ВЧК — ОГПУ, комбедов и т. д.).

При обосновании своих представлений о "пролетарском пра­ве" Стучка, отвергая обвинения в юридическом анархизме и ниги­лизме, в частности, писал: "Нет, мы не анархисты, а напротив, при­даем большое, может быть подчас чрезмерное значение законам, но только законам нового строя"6. Но остаются без надлежащего отве-

1 Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. С. 225.

2 Там же. С. 227.

3 См.: Материалы Народного комиссариата юстиции. Вып. 2. М., 1918. С. 103—104.

4 Стучка П.И. Избранные произведения. С. 233.

1 Там же. С. 287. 1 Там же. С. 286

3 Там же. С. 239.

4 Там же. С. 243.

Там же. С. 245.

" Там же. С. 260.

174 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

та вопросы: в чем собственно правовое свойство и правовой харак­тер этих законов, почему эти законы (законы классового насилия и принуждения) есть право ("пролетарское право")?

Стучка, конечно, сознает, что использует понятие "право" в совершенно другом смысле, чем это было принято до большевист­ских представлений о "пролетарском праве". "Понимая право в буржуазном смысле, — писал он, — мы о пролетарском праве и говорить не можем, ибо цель самой социалистической революции заключается в упразднении права, в замене его новым социалисти­ческим порядком"1. Это верно, но квалификация пролетарско-дик-таторского, социалистического "порядка" как "правопорядка", как "права" Стучкой и другими сторонниками нового, советского, про­летарского права остается по существу лишь необоснованным ут­верждением и простым заверением, если, конечно, не считать клас­совое насилие смыслом и спецификой права вообще.

Мы уже видели, что постановка Марксом проблемы права по­сле пролетарской революции имеет смысл лишь постольку, посколь­ку признается определенная, объективно присущая всякому праву специфика, отличительная особенность (равный масштаб, принцип формального равенства, равная мера). Классовый подход к праву сочетается (другой вопрос — верно или неверно, последовательно или нет) у Маркса в "Критике Готской программы" и у Ленина в "Государстве и революции" с признанием этой обязательной и не­пременной для всякого права специфики. Отсюда и признание ими для послебуржуазного времени (для переходного периода от проле­тарской революции до "полного коммунизма", для социализма как первой фазы коммунизма) действия буржуазного "равного права", хотя и в ограниченной сфере (в распределительных отношениях).

Если же отрицать данную специфику всякого права и особен­ность права вообще видеть в классовом насилии, то по существу исчезает сама проблема права (и допролетарского, и пролетарско­го) и остается лишь голая схема классовости (т. е. насильственно-сти) "права": каждый господствующий класс осуществляет свое классовое насилие и тем самым творит свое "право"; пролетарское насилие — это и есть "пролетарское право". В рамках такой схемы и для ее "доказательства" и все прежние допролетарские типы права (от древности до эпохи капитализма включительно) стали интер­претироваться лишь как организованное насилие различных клас­сов. Подобная схема "классовости права" под видом критики "ста­рого права" и требования "нового права" по существу отрицает вся­кое право, право как право и представляет собой наиболее последо­вательное выражение, обоснование и оправдание антиправовой идеологии, антиюридического (пролетарского, коммунистического) мировоззрения, практики и политики.

Там же. С. 256.

ава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций_____175

Положение Маркса, а затем и Ленина о буржуазном "равном ве" ПрИ социализме и его "отмирании" при приближении к "пол­ому коммунизму" по своему смыслу принципиально исключает саму возможность какого-либо послебуржуазного права — в виде т. н. "пролетарского права", "социалистического права" и т. п. Дело не в том что в трудах Маркса нет таких слов и терминов, а в том, что в них' отсутствует само теоретическое понятие для такого "права" уже в силу его социально-исторической, реально-практической не­возможности в контексте марксистской концепции пролетарского, коммунистического социализма.

Выдвижение марксистскими авторами (Курским, Стучкой, Козловским и др.) в условиях реальной пролетарской революции, диктатуры пролетариата и строительства социализма концепции "пролетарского права" по существу означало отход от прогностиче­ского положения Маркса, а затем и Ленина о буржуазном "равном праве" после пролетарской революции и отказ от тех представле­ний о праве (право как равный масштаб, как формальное равенство и т. д.), с позиций которых только и можно в рамках коммунистиче­ской доктрины отвергать право как таковое и прогнозировать его преодоление в глобальном масштабе.

В чем же причины такого отхода, почему реалии "отклони­лись" от прогноза? Рассматривая данные вопросы, следует в самом этом прогнозе выделить по крайней мере два момента (аспекта): 1) признание возможности существования и действия буржуазного "равного права" после пролетарской революции и 2) невозможность для условий после пролетарской революции, для социализма как первой фазы коммунизма какого-либо нового, пролетарского, со­циалистического, словом, небуржуазного, послебуржуазного права.

Исторические реалии пролетарской революции, диктатуры пролетариата и социализма в целом, весь практический и теорети­ческий опыт прошлого и современности (включая опыт классового "правопонимания") опровергли первый момент (аспект) рассматри­ваемого прогноза и полностью подтвердили его второй момент. Бур­жуазное "равное право" (с его формальным равенством всех инди­видов и т. д.) оказалось, вопреки прогнозу, в реальных условиях пролетарской революции, диктатуры пролетариата и строительст­ва социализма в принципе и фактически невозможным (в конечном счете, в силу антагонизма между социализмом и капитализмом, несогласуемости социализма с формальным равенством индивидов, частной собственностью и т. д.), а какое-то новое право, в полном соответствии с названным прогнозом Маркса, не возникло, да и не Могло возникнуть в силу глубинных свойств социализма как анти-Чравового, правоотрицающего строя.

Смысл и суть неправовой ситуации в стране и обществе, сло-

*ивщейся после пролетарской революции, в условиях диктатуры

ролетариата и т. д. не в отсутствии законов (их издавали много и

176 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

часто), а в отсутствии правовых законов, в непризнании и отрица­нии (из-за объективной несовместимости формального, правового равенства с требованиями социализма) принципа всякого права как принципа буржуазного, антисоциалистического, контрреволюцион­ного, старого права.

И в этом была внутренняя правда. В создавшихся социально-исторических условиях право (если бы оно было допущено, как это отчасти, временно, ограниченно, в усеченном виде и под жестким контролем диктатуры пролетариата имело место при нэпе) могло быть лишь буржуазным правом. Но в силу именно этой неизбежной буржуазности любого права в данной ситуации для права как раз здесь и не было места — не только субъективно (с точки зрения идеологов и практиков диктатуры пролетариата), но и объективно (с учетом объективных свойств, требований и целей самого процес­са социализации общественных отношений). Отсюда и ошибочность прогноза о буржуазном "равном праве" при социализме.

Стучка, да и другие марксисты после пролетарской револю­ции, имея фактически дело с такой неправовой ситуацией, пыта­лись в целом интерпретировать ее в свете общих представлений об "отмирании" государства и права. Причем за "отмирание" правапо существу выдавалось его отсутствие.В перспективе такого "от­мирания" права воспринимались и толковались все формы преодо­ления права, отрицания собственно правовых начал — и отмена старого ("настоящего", "буржуазного") права и старой ("буржуаз­ной") правовой идеологии, и пролетарско-классовое допущение и использование некоторых прежних законоположений, и, наконец, новое (советское, пролетарское) право, которое, согласно такой кон­цепции классовости права, ничего общего не имеет с прежними ти­пами права, не является правом в прежнем (собственном) смысле слова, возникает и действует как некое "полуправо" в режиме вза­имно согласованного "отмирания" вместе с другим политическим кентавром — "полугосударством" (диктатурой пролетариата).

Но между отсутствием права и т. н. "отмиранием" права (по­сле пролетарской революции, в условиях диктатуры пролетариата и социализма) — большая и принципиальная разница. "Отмира­ние" права, как минимум, предполагает его наличие. Когда право фактически отсутствует, идеологическая установка на "отмирание" права (как, впрочем, и государства, применительно к которому дей­ствует та же логика) ведет неизбежно к тому, что нечто неправовое (например, классовое насилие — непосредственное или официаль­но зафиксированное в соответствующих декретах, законах, инст­рукциях и т. д.) выдается за некое новое, отмирающее право.

Бесправие и произвол при этом воспринимаются и толкуются не как естественное и неизбежное выражение и следствие самого факта отсутствия права вообще, а как некий субъективный (т. е. вполне преодолимый) недостаток отдельных лиц, как нарушение

Глава

"Новое право": основные направления интерпретаций

кона и законности, неправовая природа которых оказывается Зоочно сокрытой под завесой классовости "нового права".

Но очевидно, что даже самое последовательное соблюдение неправового и антиправового закона (а таковым только и может быть закон классового насилия), если это вообще возможно, не может привести к праву, не может дать ничего, кроме системы бесправия и произвола. Дело, однако, в том, что неправовой закон по своей природе произволен и в принципе не может не нарушать­ся и прежде всего — со стороны его установителей, применителей, официальных властей, фактически стоящих вне и над таким зако­ном, не связанных им и использующих его лишь как средство для властвования и управления другими. Поэтому, кстати говоря, не­верно изображать многочисленные репрессии (массовые и немассо­вые) в нашей политической истории как следствие каких-то слу­чайных нарушений закона и законности. Напротив, это насилие — неизбежное проявление действия неправовых и антиправовых за­конов и законности, результат отсутствия права, плод неправовой ситуации, так сказать, античеловеческое измерение и выражение ранее нигде не виданного и ни с чем не сравнимого нового "классо­вого права", классовых законов и классовой законности.

Восприятие и трактовка ситуации отсутствия права после пролетарской революции в виде процесса "отмирания" права (все равно — "старого" или "нового" права, "отмирания" быстрого или медленного, через ослабление или усиление роли "права" и т. д.) являются фундаментальным недостаткомвсего марксистского пра-вопонимания советского времени. Этот недостаток является неиз­бежным следствием марксистского учения о социализме как пер­вой фазе коммунизма и соответствующих представлений об "отми­рании" государства и права по мере приближения к полному ком­мунизму. При этом классовый подход к праву и государству ориен­тировал на понимание их как организованных форм и средств клас­сового насилия вплоть до полного исчезновения классов при "пол­ном коммунизме". Внутри же самого классового подхода к праву и государству в принципе отсутствуют какие-либо внеклассовые и надклассовые, общечеловеческие (общезначимые для всех других классов и социальных слоев, для всех членов общества) критерии Для различения справедливости от произвола, свободы от несвобо­ды, права от неправа, правового закона от закона антиправового.

При классовом подходе речь идет о "праве" того или иного класса утверждать свое "классовое право". Единственным носите-лем^такого "классового права" оказывается лишь этот "господствую­щий класс" в целом в его абстрактной неопределенности. Другие классы и социальные слои оказываются бесправными объектами чужого "классового права", классового насилия и подавления.

С точки зрения такой концепции "классового права", реаль-Ые люди получают классовую маркировку и теряют свою индиви-

178 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

дуальность: они значимы здесь лишь как "представители" того или иного класса. Это означает отсутствие (отрицание и смерть) права в действительном смысле этого явления и понятия.

В ходе обоснования представлений о "пролетарском праве" Стучка писал: "Для буржуазного правоведа слово "право" нераз­рывно связано с понятием государства, как органа охраны, орудия принуждения господствующего класса. С падением, или, правиль­нее, отмиранием государства, естественно падает, отмирает и право в буржуазном смысле. О пролетарском же праве мы можем говорить лишь как о праве переходного времени, периода диктату­ры пролетариата или уже о праве социалистического общества в совершенно новом смысле этого слова, ибо с устранением государ­ства как органа угнетения в руках того или иного класса взаимоот­ношения людей, социальный порядок будут регулироваться не при­нуждением, а сознательной доброй волей трудящихся, т. е. всего ц нового общества'".

Из приведенных суждений хорошо видно, что введение тезиса о "пролетарском праве" в контекст Марксовой концепции отмира­ния буржуазного "равного права" при полном коммунизме приво­дит к полной путанице. Так, из слов Стучки не ясно, отмирает ли "право в буржуазном смысле" до возникновения "пролетарского права" или оно продолжает жить в самом этом "пролетарском пра­ве" и они отомрут вместе. Далее, у Стучки появляется два совер­шенно различных вида "пролетарского права": 1) пролетарское право переходного времени (т. е., по Стучке, периода диктатуры пролета­риата) и 2) пролетарское право как "право социалистического об­щества в совершенно новом смысле этого слова" ("право" без госу­дарства и принуждения).

Стучка, как видим, весьма вольно обращается не только с понятием "право", придавая ему каждый раз "совершенно новый смысл", но и с той марксистской терминологией, в рамках которой он пытается найти место для "пролетарского права". Так, у Стучки диктатура пролетариата (переходный период) длится до социализ­ма, а не до "полного коммунизма", как это утверждается у Маркса. Все это порождает полнейшую неразбериху относительно того, ка­кое же право, в каком смысле, когда и почему будет "жить" или "отмирать".

Представления о классовом характере права нашли свое отра­жение в общем определении права, данном в официальном акте НКЮ РСФСР (декабрь 1919 г.) "Руководящие начала по уголовно­му праву РСФСР"2. Позднее Стучка писал об этом: "Когда перед

ва 1 "Новое право": основные направления интерпретаций

ми в коллегии Наркомюста... предстала необходимость формули-вать свое, так сказать, "советское понимание права", мы остано-ились на следующей формуле: "Право — это система (или поря­док) общественных отношений, соответствующая интересам господ­ствующего класса и охраняемая организованной силой его (т. е. это­го класса)"1.

Защищая эту "формулу Наркомюста", Стучка подчеркивал, что содержащийся в ней взгляд на право "основывается на верной, а именно классовой точке зрения"2. В качестве направлений уточнения данного общего определения права он в 1924 г. писал: "В последнее время я вместо "система" и т. д. поставил слова "форма организации общественных отношений, т. е. отношений производства и обмена". Может быть, следовало бы более подчеркнуть и то, что интерес гос­подствующего класса является основным содержанием, основной ха­рактеристикой всякого права"3. Основное достоинство данного опре­деления права Стучка усматривал в том, что оно "отказывается от чисто формальной точки зрения на право, видит в нем не вечную категорию, но меняющееся в борьбе классов социальное явление'"1.

Однако в отстаиваемом Стучкой общем определении права нет ничего специфически правового. Если "основным содержанием" вся­кого права является нечто неправовое ("классовый интерес"), то тем самым право как право попросту отрицается. Точно так же и характеристика права в качестве "меняющегося в борьбе классов социального явления" не содержит в себе собственно правового момента. Здесь везде отсутствует какой-либо объективный, сво­бодный от произвольного "классового" усмотрения критерий или принцип отличия права от неправа.

Ничего собственно правового не добавляют и слова "система", "порядок" или "форма" общественных отношений, поскольку сис­тема, порядок, форма одних "общественных отношений" могут быть правовыми, а других — неправовыми. Все здесь зависит от типа общества, от конкретной природы соответствующих общественных отношений. Априорное же признание правового характера поряд-^ ка, системы, формы общественных отношений любого типа особен-i но неуместно и несостоятельно применительно к отношениям в об­ществе после пролетарской революции, к обществу в период дик­татуры пролетариата и социализма, поскольку острие всех этих революционно-пролетарских и социалистических преобразований направлено как раз против права, против формального правового равенства индивидов, на достижение т. н. фактического (потреби­тельского, неправового) равенства.

1 Там же. С. 256—257.

2 См.: СУ РСФСР, 1919, № 66, ст. 590. Первоначальный проект документа был подготовлен М.Ю. Козловским, доработка его шла при активном участии и под руководством П.И. Стучки. ••••.,

г £тУчка П.И. Избранные произведения. С. 58.

1ам же. ' Там же.

Там же. С. 59.

180 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

По логике "классового права", система (порядок, форма и т. д.) общественных отношений может означать (а фактически так и по­лучилось) лишь систему классового насилия. Так, во Введении к "Руководящим началам по уголовному праву РСФСР" 1919 г. "про­летарское право" характеризуется как упорядочение и системати­зация правил и методов классового подавления и насилия. "Без особых правил, без кодексов, — отмечается в этом Введении, — вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетате­лями. В процессе борьбы со своими классовыми врагами пролета­риат применяет те или другие меры насилия, но применяет их на первых порах без особой системы, от случая к случаю, неорганизо­ванно. Опыт борьбы, однако, приучает его к мерам общим, приво­дит к системе, рождает новое право. Почти два года этой борьбы дают уже возможность подвести итоги конкретному проявлению пролетарского права, сделать из него выводы и необходимые обоб­щения. В интересах экономии сил, согласования и централизации разрозненных действий, пролетариат должен выработать правила обуздания своих классовых врагов, создать метод борьбы со своими врагами и научиться им владеть"1.

Право вообще и советское, пролетарское право в особенности предстают здесь лишь как система и метод классовых репрессий. "Советское уголовное право, — подчеркивается в "Руководящих началах", — имеет своей задачей — посредством репрессий охра­нять систему общественных отношений, соответствующую интере­сам трудящихся масс, организовавшихся в господствующий класс в переходный от капитализма к коммунизму период диктатуры пролетариата"2.

Такое классовое "правопонимание" идеологически и теорети­чески обосновывает правомерность не только всех прежних репрес­сий (от революции до "военного коммунизма"), но по существу — и всех возможных будущих репрессий, лишь бы они носили классо­вый характер. Можно подумать, что именно эта "классовость" была в стране самым крупным дефицитом в эпоху пролетарской револю­ции и диктатуры пролетариата.

Согласно позиции Стучки и других авторов "Руководящих на­чал", буржуазное право вместе с буржуазным государством полно­стью уничтожается пролетарской революцией и сдается в "архив истории". "Пролетариат, завоевавший в Октябрьскую революцию власть, — отмечается в названном документе, — сломал буржуаз­ный государственный аппарат, служивший целям угнетения рабо­чих масс, со всеми его органами, армией, полицией, судом, церко­вью. Само собой разумеется, что та же участь постигла и все кодек­сы буржуазных законов, все буржуазное право, как систему норм

1 СУ РСФСР, 1919, № 66, ст. 590.

2 Там же.

Глава 1. "Новое право": основные направления интерпретаций 181

(правил, формул), организованной силой поддерживавших равно­весие интересов общественных классов в угоду господствующим классам (буржуазии и помещиков)"1.

Отрицание всякой преемственности и общности между бур­жуазным и пролетарским правом в данной концепции, в частности, означает, что в "пролетарском праве" отсутствует и тот собственно правовой момент (буржуазное "равное право"), о допущении и "от­мирании" которого шла речь у Маркса.

В развитии советского права Стучка (к десятилетию Октябрь­ской революции) выделял три этапа: "1) этап разрушения и так называемого военного коммунизма; 2) этап отступления и 3) этап нового наступления к социализму на базе нэпа, или, выражаясь юридически, на базе советского права"2.

Первый этап, по его оценке, "обогатил теорию понятием клас­сового и только классового права", второй этап "дал лишь широ­кую рецепцию буржуазного права", причем рецепированным нор­мам с помощью разного рода оговорок и толкований революционно­го характера придавалось иное, "социалистическое содержание"3.

Задача третьего этапа виделась Стучке в новом наступлении для окончательного утверждения идей классовой теории права. И здесь "пролетарское право" нужно для того, чтобы преодолеть вся­кое право, перейти — аналогично "неизбежности перехода от госу­дарства к негосударству (слова Ленина)" — "от права переходного периода социалистического строительства к неправу, к отсутствию, отмиранию всякого права, как ненужного"4.

В своей работе 1927 г. "Введение в теорию гражданского пра­ва" Стучка писал: "Что мы понимаем под правом вообще, под гра­жданским правом в частности? Я начинаю с того, что еще с 1919 г. и поныне я считаю основным правом, если не единственным, так называемое гражданское право..."5. Гражданское право как продукт товарного хозяйства является, по оценке Стучки, характерным при­знаком буржуазного общества. С товарным производством связаны товарообмен" по "трудовому эквиваленту" (равноценности, трудо­вой стоимости), представление о свободном гражданине, понятие формального равенства граждан, их правоспособности и т. д.6 Но под этой правовой формой (формальным равенством, свободным Договором и т. д.) в буржуазном обществе скрывается "классовая борьба". "Из этой, ныне бесспорной, истины, — продолжает Стуч-а, мы черпаем верное понимание существа гражданского пра-ва. его классового характера и его значения на разных ступенях

[ Там же.

3 Стучка П.И. Избранные произведения. С.413. , Там же. С. 414, 415, 416. 51,ам »«. С. 520-521. 6 Там же. С. 521. 1ам же. С. 421.

Г '. »Т*

182 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

общества, полностью или частично основанного на товаропроизвод-стве, — существование которого возможно только при частной соб­ственности на средства производства, почему нелепо было бы гово­рить о социалистическом товарообороте"1.

Верно, что для товарного производства (и связанных с ним формального равенства индивидов, их свободы, свободы договора и т. д., словом — для наличия правовой формы отношений и права вообще) необходима частная собственность на средства производ­ства. Верно и то, что социалистическое товарное производство, со­циалистический товарооборот — нелепость: Но отсюда следует, если быть последовательным, что такой же нелепостью является новое, пролетарское, советское, социалистическое право. Ведь пролетар­ская революция, социализм как отрицание частной собственности — это, как признает и Стучка, одновременно и отрицание частной соб­ственности на средства производства, товарооборота и т. д., т. е. необходимой основы права, формального правового равенства, фор­мальной свободы и т. д.

Выходит, дело не в абстрактной классовости строя и классо­вость классовости рознь: буржуазное классовое общество с необхо­димостью предполагает и порождает право (в силу частнособствен­нического товарного производства, обмена и т. д.), а пролетарское, социалистическое общество (в силу отрицания частной собственно­сти на средства производства, их обобществления, социализации и т. д.) — напротив, отрицает право (включая и гражданское право).

Наши рекомендации