Модифицированный капитализм: информацию заставили служить экономике

Итак будучи капиталистической по своей сути информационная экономика так или иначе демонстрирует отличительные признаки капиталистической системы. Это 1) рыночный обмен продуктами труда (включая услуги) как доминирующая социальная реальность, 2) труд является товаром и «продается» на рынке; 2) частная собственность на средства производства; 3) экономическая эксплуатация классом собственников средств производства тех, кто может выставить на продажу лишь свой собственный труд.

Тем не менее бесспорно и то, что в современных условиях капитализм подвергается существенным изменениям. Не случайно в современных обществоведческих концепциях в наличии целый спектр разнообразных определений природы современной общественной системы - поздний капитализм, когнитивный капитализм, общество постмодерна, сетевое общество, постэкономическая формация и т.д. Уместно вслед за известным публицистом и теоретиком общества будущего Э.Тоффлером задаться вопросом – рынок уже построен, что дальше?

М Кастельс проводит различие между способом производства (капиталистическим) и способом развития (информационным). Этот же автор выделяет три этапа модернизации капитализма:

1-й (1750-1850) – промышленная революция, вызванная широким использованием пара как источника энергии. «Паровая машина обеспечила победу капитализма над феодализмом);

2-й (1850-1970) торжество индустриализма, новые источники энергии, фордизм, конвейерное пр-во;

3-й – максимизация прибыли с опорой на науку и неолиберализация. Поиск новых путей повышения производительности труда и капитала. Переход от фордизма к постфордизму.

Фордизм и постфордизм представляют собой две альтернативные системы производства и управления. Фордизм (название отсылает нас к легендарному создателю и главе крупнейшей автомобильной корпорации Генри Форду) – это модель массового производства стандартизированных товаров на сборочных конвейерах, с использованием неквалифицированных или полуквалифицированных работников, занятых простыми операциями и объединенных на крупных производственных объектах. Массовое унифицированное производство позволяет добиваться снижения себестоимости единицы продукции, что делает ее доступной массовому потребителю. Однако такое производство нуждается в крупных и стабильных рынках сбыта, обеспечению которого способствует государственная поддержка высокой покупательной способности населения и защита внутренних рынков. Поэтому естественным спутником фордизма было государство всеобщего благосостояния первых послевоенных десятилетий. Постфордизм появившийся в 1980-е гг., приходит на смену фордизму в новых исторических условиях становления постиндустриальной экономики. Он связан с гибким производством на небольших предприятиях специализированных (мелкосерийных) товаров и услуг для сегментированных рынков. Постфордистское предприятие выходит за рамки национальной экономики и национального рынка на глобальные рынки, включается в систему нового международного разделения труда.

Следует отметить, что в различных странах, в различных секторах экономики переход от фордизма к постфордизму осуществляется разными темпами. Так, если высокотехнологичные отрасли уже функционируют по принципам постфордизма, то некоторые другие сектора экономический и социокультурных институтов продолжает развиваться, основываясь на классических фордистских принципах. Американский исследователь Дж.Ритцер для иллюстрации принципов фордизма, постепенно уступающему место новому организационному укладу высокотехнологичной информационной экономики, предлагает модель макдонализации. Функционирование сети известных закусочных фастфуда, по мнению автора, в полной мере соответствуют «заповедям» фордизма. Эти модели без труда экстраполируются и на многие другие общественные институты, например образование, здравоохранение и т.п. Итак к признакам макдонализации Ритцер относит установку на прагматически трактуемую эффективность, предсказуемость, акцент на количестве, в большей степени чем качестве, осуществление контроля посредством унификации и стандартизации операций, невысокая роль человеческого фактора (например повар в закусочной Макдональдс не предложит вам собственного фирменного блюда). Еще одним примером фордистских технологий является выдача кредитных карточек в банках: роботоподобные служащие, действующие по инструкции, вступают с клиентами в строго регламентированные отношения. Нехитрый алгоритм подобных действий в недалеком будущем может быть отдан на откуп компьютеру. Таким образом, фордистский организационный сценарий основан на использовании поточных технологий и взаимозаменяемости кадров. К преимуществу массовых унифицированных технологий относится возможность освоения их в короткое время. К недостаткам – негибкость, значительная инерционность в тех случаях, если требуется быстрое «перепрограммирование». Кроме того значительная централизация ресурсов вокруг одного проекта чревата значительными рискам в случае егопровала.

Итак не смотря на непрекращающийся процесс смены моделей, формообразующие элементы капиталистической экономики (рынок, труд и капитал) остаются главными фигурантами постиндустриальной системы. Капитал, который пожалуй наиболее полно использует преимущества постиндустриальной экономики – глобальность, мобильность, виртуальность увеличивает его возможности к «самовозрастанию». «В эпоху сетей дешевле перемещать технологии и деньги, чем перемещать людей…Деньги утекают из страны, как только чересчур жалостливое правительство во имя собственного народа политически ограничивает какую-то деятельность…деньги утекают, но вам не последовать за ними… Деньги бегут от вас, от ваших решений, ущемляющих их интересы. Паспорта граждан национальных государств дотошно отмечают всяческими печатями, людей сканируют миноискателями, обнюхивают собаками и подвергают личному обыску с головы до ног. Но деньги путешествуют почти повсюду, в то время как информация движется еще более стремительно и неудержимо [Брюс Стерлинг . Будущее уже началось. М. 2003. – С.175-176].

Наемный труд, без которого невозможно создание новой стоимости, в том числе стоимости информационной, нематериальной также остается на своем месте. Однако увеличившаяся доля творческого, креативного, интеллектуального труда о котором обосновано заявляют адепты постиндустриализма не дает права делать вывода о преодолении такого системного порока капитализма как эксплуатация как, например, полагает автор теории постэкономической формации В.Л. Иноземцев. «Устранение эксплуатации возможно прежде всего в форме преодоления специфического феномена сознания. В обществе, где каждый человек рассматривает материальные интересы как основные, любое ущемление таковых естественным образом воспринимается им как эксплуатация; там же, где интересы не привязаны столь жестко к материальным целям, эксплуатация естественно перестает существовать как значимый элемент социальных отношений. Преодоление эксплуатации, этого характерного атрибута экономической эпохи, станет длительным процессом, сложность которого обусловлена прежде всего инертностью человеческого сознания» [Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. Постиндустриальные теории и постэкономические тенденции в современном мире. М., 1998. – С.7].

В контексте подобных рассуждений о перспективах расширения «нематериальной» мотивации к труду не следует оставлять без внимания миросистемные причины благосостояния современных постиндустриальных регионов, основанного на капиталистическом доминировании в глобальной экономике. Материальная основа как предпосылка трансформации сознания в «нематериальном» направлении свободного творчества и креативной самореализации также создается где-то и кем-то, кто уже не может быть вписан в постиндустриальную логику. Вместе с тем, именно ставшее реальностью (а не просто декларацией) «изобилие духовных благ и материальных ценностей» в странах с развитой, информационно ориентированной экономикой становится материальной предпосылкой изменения мотивации к труду.

Вместе с тем, каковы бы ни были индивидуально-психологические установки агентов постиндустриального производства, научная оценка ситуации требует учета их объективного социально-экономического статуса. По мнению М. Харда и А.Негри эксплуатация в ее современном «нематериальном» измерении, заключается в том, что то, что делается совместно, становится частным…Эксплуатация есть частное присвоение доли или всей стоимости, которая была произведена для общего применения». Поэтому доколе продукты креативного труда программистов, дизайнеров, менеджеров принадлежат их работодателям на правах частной собственности, как и сама корпорация, «бренд», раскрученный усилиями все тех же креативных работников, говорить о преодолении капитализма еще рано.

Особо внимания заслуживает проблема товарного статуса информации в информационной (постиндустриальной) экономике. Как и классический материальный товар информация или услуга производятся для продажи (обмена) на рынке с целью не просто возмещения затрат но и получения прибыли. Соответственно оплата за труд по производству/распространению информационного продукта также происходит с учетом необходимости удержания прибавочной стоимости, постольку, поскольку сам проект является коммерческим. Все эти действия не являются прихотью и не зависят от индивидуальных особенностей работников и работодателей. Логика их действий диктуется логикой самой капиталистической системы. Сюда же относятся требование эффективности, рентабельности, конкурентоспособности и главное – востребованности на рынке. Подобная прагматика распространяется и на информационной товар. Американский исследователь современного общества Ф. Джеймисон пишет: «легко можно показать, что ни один бизнес в сегодняшнем мире (каким бы сложным и специфичным он ни был) не способен преодолеть стремление к извлечению прибыли даже на местном уровне: в действительности, мы можем наблюдать его глобальные проявления при реорганизации областей, которые до сих пор оставались относительно независимыми от постмодернизации — областей, которые простираются от старомодного книгоиздания до сельского хозяйства, в котором все старое безжалостно искореняется, а обладающие огромными возможностями монополии проводят реорганизацию исключительно на формальной основе (иными словами, с точки зрения прибыли на инвестированный капитал) безо всякой связи с содержанием деятельности. Этот процесс…сопровождается проникновением капитала в прежде нетоваризованные зоны остального мира». [Джеймисон Ф. Реально существующий марксизм / Ф. Джеймисон // Логос. – 2005 – № 3. – С. 215]

Следует согласится с утверждением, Б. Стерлинга, что информация изменилась потому, что ее заставили служить экономике. По словам Ф. Джеймисона современную экономику характеризует «сохраняющееся стремление к максимизации прибыли — или, иными словами, к накоплению капитала как такового (то есть речь идет не о личных побуждениях, а о структурной особенности системы, ее потребности в расширении) — сопровождается другими столь же знакомыми чертами из недавнего прошлого человечества: сменой экономических циклов, колебаниями на рынке труда и разрушительным воздействием все более быстрых промышленных и технологических изменений, хотя в глобальном масштабе такие устойчивые особенности производят впечатление чего-то доселе невиданного» [там же].

По утверждению Э. Манделя, капитализму удается выходить из циклических кризисов именно благодаря внедрению радикально новых видов технологии, которое, приводя к смещению его центра тяжести, также определяет судорожное расширение системы в целом и распространение ее логики и гегемонии на все более широкие области.

Актуально в условиях глобальных информационно-финансовых потоков звучат и опасения, связанные с рыночной природой постиндустриального капитала. Не является ли переход части стран к постиндустриальному обществу фатальным препятствием для модернизации остальных? «Там, где капитал на какое-то время задерживается, наиболее высоки норма прибыли и приспособленность к высокотехнологичной промышленности или постиндустриальному постмодерну: законы капитала по определению исключают инвестиции в устаревшие формы производства, связанные с индустриальной эпохой модерна. Норма прибыли в них намного ниже, чем в высоких технологиях, а скорость новых международных трансферов существенно облегчает переход мобильного капитала от этих застойных заводей старых заводов к более передовым технологиям. Но именно в этих старых формах производства эпохи модерна и нуждаются развивающиеся страны…для того, чтобы «развиться» и «модернизироваться», чтобы создать базис, позволяющий обрести определенную индустриальную автономию» [там же, С.240]. Самодостаточная циркуляция финансовых поток провоцирует утверждения, что «постиндустриальное общество больше не связано с модернизацией или производством в сколько-нибудь значительном смысле» [там же].

Знание на службе экономики породило феномен «дематериализации стоимости», суть которого состоит в том, что уровень затрат на нематериальные, когнитивные составляющие в высокотехнологичной продукции (проектирование и разработка, маркетинг, дизайн и т.д.) все чаще значительно превышает материальные издержки по ее выпуску. Именно поэтому нематериальные, знаниевые компоненты продукта или услуги превращаются в основной источник прибыли. Обобщенно эта позиция сформулирована Б. Польре: «Когнитивный капитализм следует понимать как общество знания, управляемое и организованное по капиталистическим принципам. Кроме того, когнитивный капитализм следует понимать как такой вид капитализма, в котором знание является основным источником стоимости, откуда и вытекает его противопоставление капитализму промышленному» [Польре Б. Когнитивный капитализм на марше // Политический журнал. -2008.- №2 .- С.66].

Новые возможности для приумножения капитала связаны с самой природой столь значимой сейчас нематериально-знаниевой составляющей товара. «Когнитивный капитал не может рассчитываться на основе какого-либо материального эквивалента. Основным мерилом капитализации стала биржа. Те огромные объемы финансового капитала, которые ранее высвободились из сферы производства благодаря его оптимизации и повышению эффективности на основе внедрения информационно-коммуникационных технологий, теперь нашли новую сферу приложения. В результате стоимость материальных активов экономики США уже в 1999 г. равнялась всего лишь третьей части от биржевой котировки акций; для отдельных фирм этот разрыв начинал составлять десятки и даже сотни раз» [Ефременко Д.В. Концепция общества знания как теория социальных трансформаций: достижения и проблемы / Д. В. Ефременко // Вопросы философии. – 2010. - № 1. - С. 49-61].

Постиндустриальная капиталистическая экономика может гордиться не только превосходством своей производительности за счет расцвета информационно-когнитивных составляющих товара, но и тем, что благодаря симбиозу последних с финансовым капиталом «фикция превзошла реальность и казалась более настоящей, чем настоящее, вплоть до того непредвиденного, но неотвратимого дня, когда пузырь лопнул» [Горц А. Знание, стоимость и капитал. К критике экономики знаний // Логос. – 2007.– № 4. – С. 34].

Стюарт Бранд сформулировал еще один парадокс информационного капитализма следующим образом: информация хочет быть свободной, но информация хочет быть дорогой В самом деле логика товарно-рыночных отношения в которых вписано знание требуют обмена имеющегося экономически перспективного ресурса на другие (в том числе материальные) как можно по более дорогой цене. Т.е. производитель информации производит ее не для собственного потребления как продукты в натуральном хозяйстве, а для потребления других участников рынка. При этом интересы производителя и потребителя противоположны. Однако информация в отличие от всякого материального ресурса легко копируется и тиражируется, что, естественно сказывается на ее возможности быть проданной. Трудозатраты на производство информации сосредоточены на изготовление ее первого «сигнального» образца, затраты на ее дальнейшее ее тиражирование невелики. «Информация хочет быть свободной по двум существенным причинам: 1) технологии ее хранения и распространения освободились от большинства прежних физических ограничений; 2) трудно заставить людей за нее платить» [Стрелинг, Б. Будущее уже началось: что ждет каждого из нас в ХХI веке? / Б. Стрелинг. – Екатеринбург : У-Фактория, 2005. – C.203]

Таким образом, потребитель заинтересован иметь информацию в свободном доступе, производитель – получить за нее максимальную цену. Потребители широко используют возможности сети, производители пытаются противостоять «копилефту» защиту авторских прав и санкции. При этом чем больший вес в экономики региона имеет информационная составляющая, тем жестче разворачивается борьба с несанкционированным доступом к информации. Во что выльется это противостояние, как далеко может пойти «информационное огораживание» нам предстоит убедиться самим.